Затем они поехали по точкам. Сначала в синагогу, но Шелдона там не оказалось. Потом в круглосуточный топлесс-бар — Шелдона там тоже не было. Еще по книжным магазинам — и опять напрасно.
Ларс предложил переночевать в городе. В каком-нибудь красивом месте. Дорогом. Может быть, в «Гранд-отеле»?
Но в «Гранд-отеле» не оказалось свободных номеров, так что они отправились в соседний «Континенталь».
Ларс спал крепко. Он совершенно вымотался.
Рея лежала без сна, уставившись в потолок, прокручивая в голове свою жизнь.
Завтрак в отеле «Континенталь» действительно хорош, но Рея есть не хочет. Она окунает палец в горячий чай и начинает водить им кругами по краю фужера для воды, пока не раздается низкий звук, напоминающий прощальный крик потерявшегося детеныша кита.
— Если бы я это сделал, мне бы не поздоровилось, — замечает Ларс.
— Прости.
— Как ты спала? — спрашивает он.
— Я бы предпочла оказаться дома.
— Это вряд ли.
— Как же мы теперь вернемся в квартиру, зная, что там убили женщину? И как долго мы сможем оставаться в гостинице?
— Знаешь, есть люди, у которых проблемы намного сложнее наших.
— Это так. И было бы невежливо обсуждать наши, если бы эти люди сейчас тут сидели, но их нет, так что давай поговорим о нас.
Ларс улыбается, впервые с тех пор как они остановились в гостинице. Рея тоже улыбается.
— Иногда ты рассуждаешь, как твой дед. В основном, когда его нет.
— Он меня вырастил.
— Ты переживаешь за него?
— Я слишком потрясена, чтобы переживать.
— Нам необязательно оставаться в гостинице. Давай поедем в летний домик. Я могу взять несколько выходных.
— У меня с собой ничего нет, кроме зубной щетки.
— Но у нас там кое-что есть. Мы можем забрать все необходимое перед отъездом.
— А нам можно уехать?
— Я позвоню Сигрид Одегард и предупрежу ее о нашем отъезде. Если только они не пожелают оплачивать нам гостиницу.
Ларс пьет черный кофе и ест тост с яйцом. На нем белая, с короткими рукавами рубашка навыпуск, дизайнерские джинсы и кожаные ботинки.
— Как ты можешь есть? — спрашивает она.
— Это всего лишь завтрак.
— Все это тебя не трогает? Мир вокруг не рушится? Ты не чувствуешь себя опустошенным?
Ларс ставит кофейную чашку и несколько раз постукивает по столу:
— Я стараюсь об этом не думать. Я просто пытаюсь понять, что делать дальше.
— Как в компьютерной игре.
— Это несправедливо и нехорошо.
— В твоих устах это звучит как обыкновенный выбор. Неужели это тебя не пробирает? Тебе не страшно? Я в ужасе. Все эти враги в голове у деда, весь этот его едва сдерживаемый гнев. Я помню, когда была маленькой, он смотрел на меня с такой любовью и нежностью, а потом — бах — в мгновение ока он уже сердился. Не на меня. На меня он ни разу не рассердился. Раздражался. Он все время был раздражен. Он разводил руками и спрашивал меня, что я обо всем этом думаю.
«Ну почему ты считаешь, что это хорошая идея?» — говорил он. Выступал против всего мира. Когда я подросла, говорил, что, глядя в мое лицо, он видит бесконечную глубину человечности и все, что мы теряем, когда кто-то уходит из жизни. Это напоминает о людях, которые убивали детей, глядя при этом им прямо в глаза. И что нам всем с этим делать?
И он начинал говорить о Холокосте. О нацистах, которые стреляли в головы детям на глазах у их родителей, чтобы доказать себе, что они выше ничтожной человеческой жалости, потому что они — сверхлюди, как сказал им Гитлер. Они связывали семьи струнами от рояля и, застрелив одного, бросали в Дунай, чтобы утонули все. Убивали людей в газовых камерах. Бросали их в ямы и засыпали известью еще живых…
— Остановись, — шепчет Ларс.
— Ты хочешь, чтобы я остановилась? — спрашивает она, хлопая по столу.
Шелдон просыпается. Он не бреется и не умывается. Открыв дверь, видит на полу экземпляр газеты «Афтенпостен». Не зная языка, он не может ее прочитать, но ищет нечто конкретное — и находит.
Убийство по-норвежски будет mord. Он замечает фотографию их дома и полицейскую ленту, огораживающую его. Вокруг — небольшая толпа людей. Значит, женщина действительно умерла. Теперь пережитое, признанное внешним миром, стало вдвойне реальным. А может, это одно из проявлений деменции, как утверждала Мейбл?
Тебе нужно доказательство.
Отлично. Доказательство. Я найду его. Можно, я уже пойду?
— Я даже не вызвал скорую, — произносит он, ни к кому не обращаясь. — Что я за скотина? Как я мог забыть это сделать? Был ли у нее шанс, если бы я вмешался? Если бы я хотя бы заорал?
Тут он вспоминает про мальчика, который в данный момент писает в ванной, стараясь попасть в унитаз и не залить все вокруг. Потом спускает воду и поворачивается, чтобы вымыть руки. Он моет их под струей воды, как учила мама, выключает кран, стараясь завернуть его покрепче, и вытирается свежим полотенцем. Потом выходит из ванной, на ходу застегивая ремень.
Шелдон узнает, что убитую женщину звали Сенка, не Вера. В статье, насколько он понимает, нет упоминаний о мальчике. Если это так, кто-то был весьма осторожен, когда писал эту статью.
Шелдон принимает душ, бреется и одевает их обоих в новую одежду, которую принес портье. Заглядывает под кровать, в ванную, по ящикам и в складки постели и кресел, убеждаясь, что ничто в номере его не выдаст. Последний раз он уходил, не расплатившись, в 1955 году, а это требует наличия определенных навыков. Он не хочет напортачить в тот момент, когда ставки так необычайно высоки.
Закончив приготовления к отступлению, он садится на край кровати и думает. Медленно и сосредоточенно.
Если полиции известно об убитой женщине, ей известно и о мальчике. А Рея, наверное, сходит сума, оттого что Шелдон не вернулся домой вчера вечером.
Ему приходит в голову, что Рея могла натолкнуться на тело. Что Рея могла подумать, что его тоже убили. И все это на следующий день после выкидыша.
Эта жизнь? Ты хочешь знать, что я думаю об этой жизни?