— Но мы могли бы спать подольше.
— Может быть.
— Я могу спуститься и приглядеть за ним, — сказал Шелдон. — Если хочешь, полежи еще.
И Мейбл поспала еще часок, пока он наблюдал, как Саул поглощал в огромном количестве маффины с клюквой, черничные блинчики, какао, яйца, бекон, кленовый сироп и масло.
Была середина октября, и в «Бостон глоб» писали про Карибский кризис. Советский Союз пытался разместить на Кубе ракеты, на что Кеннеди ответил блокадой. Противостояние чуть не закончилось ядерной войной. Что бесповоротно испортило бы Хеллоуин.
— Если будут бомбить, ты ведь знаешь, что полагается делать? — обратился он к Саулу.
— Бать и ляпаться.
— Не разговаривай с набитым ртом.
Саул прожевал и повторил:
— Бежать и прятаться.
— Правильно.
Выполнив свой родительский долг, Шелдон подлил себе кофе и решил, что сегодня самый подходящий день для сбора яблок в соседнем саду. После чего он может поиграть в гольф. Мейбл пусть пособирает листья с ребенком, а он устроит себе перерыв. Вдохнет полной грудью воздух родного штата и проветрит легкие, изгоняя из них автомобильные выхлопы Нью-Йорка.
Сбор яблок прошел отлично. Они заплатили десять центов за большую корзину и двинулись к рядам деревьев.
Мейбл была в красной юбке и белой блузке. Вспоминая об этом сейчас, он восхищался ее осиной талией и пышными бедрами. Она неловко ковыляла по неровной земле, а он шел позади и с улыбкой смотрел на ее каблуки, пронзавшие опавшие листья. Это напоминало чеки, которые он натыкал на штырь у себя в мастерской.
Жаль, что день тот был все-таки испорчен.
После обеда у Мейбл разболелась голова, и Шелдон решил взять с собой Саула на гольф, заодно научить его правильно держать клюшку. Ну какой десятилетний парень не мечтает потаскать для отца клюшки на поле для гольфа?
Находившийся по соседству старый гольф-клуб размещался в длинном приземистом белом здании колониального стиля, за которым простиралось изумрудное поле. На залитой солнцем террасе играл струнный квартет. Место было великолепное.
Шелдон и Саул вошли в лобби и улыбнулись мужчине, судя по всему, метрдотелю. Тот улыбнулся им в ответ.
— Здравствуйте. Мы с сыном хотим сыграть партию в гольф. Недлинную. Мальчик понесет клюшки. Мы никого не задержим.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Я Шелдон Горовиц, а это мой сын Саул.
— Мистер Горовиц.
— Совершенно верно. Так кому я должен заплатить и где взять клюшки?
— Извините, сэр, но это закрытый клуб.
Шелдон нахмурился.
— Но в вашем городе нет других полей для гольфа! Я справлялся в гостинице. Мне сказали, что все играют здесь.
— Нет-нет-нет. Они ошиблись. Здесь только для членов клуба.
— Как же тот человек мог ошибиться? Он местный житель, у него туристический бизнес.
Метрдотель использовал испытанный прием: поднял брови и оставил вопрос без ответа, в надежде, что собеседник сам сообразит, в чем дело, и уйдет, не желая развивать эту тему. Но с Шелдоном такие вещи не проходили.
— Вы как будто меня не слышите. Позвольте, я повторю. Как тот человек мог ошибиться? Он тут живет и управляет туристической гостиницей.
— Понятия не имею.
— Отлично. Я бываю здесь довольно часто. Сколько стоит членство в клубе?
— Очень дорого. Кроме того, вас должен порекомендовать член клуба.
Шелдон оглянулся в поисках свидетелей творимой по отношению к нему несправедливости. Его жесты и поза были достойны героя древнегреческой трагедии.
— Что это вы такое говорите? Вы что, не заинтересованы в привлечении новых членов, а наоборот, отваживаете желающих вступить в ваш клуб?
Метрдотель вновь прибегнул к своему любимому приему, многозначительно подняв брови, и опять оставил вопрос без ответа. Шелдон решил, что тот немного не в себе, и поэтому заговорил медленно. Так, как говорят с иностранцами или неразумными животными.
— Так вы примете нас в клуб, чтобы мы могли играть на ваших сияющих зеленых лужайках маленькими белыми мячиками, а потом пить коктейли в вашем баре?
— Мистер Горовиц, — с нажимом произнес мужчина. — Вы, конечно же, все понимаете. И нет нужды кричать. Мы не хотим скандала.
Шелдон, искренне пытавшийся понять причину отказа, зажмурился. Затем, то ли для моральной поддержки, то ли чтобы увидеть лицо нормального человека, он посмотрел на своего десятилетнего сына. И тут его взгляд упал на приколотый значок с звездой Давида, который подарила мальчику его тетка, сестра Мейбл, на прошлую Хануку.
После этого Шелдон повернулся к мужчине.
— Вы хотите сказать, что отказываете мне, потому что я еврей?
Тот оглянулся по сторонам и прошептал:
— Пожалуйста, сэр, на надо здесь браниться.
— Браниться? — прогремел Шелдон. — Да я американский морской пехотинец, ты, ничтожество. Я хочу сыграть партию в гольф со своим сыном. И ты сейчас это устроишь.
Но этого не произошло. Ни тогда, ни позже. На горизонте возник смуглый охранник, он был намного крупнее, чем Шелдон.
В ту секунду Шелдон еще не решил, что будет делать, и посмотрел на Саула. Ему следовало отступить. Мир меняется медленно. Он не собирался делать ничего такого, что испугало и травмировало бы мальчика. Он не хотел, чтобы его арестовали, — Мейбл расстроится.
Но на этот раз здравый смысл не возобладал. По лицу сына Шелдон увидел, что мальчику стыдно, и, отбросив философию, принял решение, сообразное с собственными представлениями о том, как надо отвечать обидчикам такому человеку, каким был он сам и каким, по его мнению, должен был стать Саул. С того дня и до самой гибели сына во Вьетнаме Шелдон придерживался одной и той же линии поведения, отклонения не допускались.
Как только охранник приблизился, Шелдон шагнул вперед и врезал ему локтем прямо в нижнюю челюсть. Охранник тут же упал. Затем, для убедительности, нанес резкий удар в нос метрдотелю. Тот исчез за стойкой, словно клоун в бассейне с водой.
Только после этого Шелдон взял Саула за руку и повел прочь из клуба, уверенный в том, что преследовать его не будут и полицию никто не вызовет. Для антисемита хуже, чем встреча с евреем, может оказаться только то, что еврей его побил. И чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше.