— Никто.
— Доставайте винтовки.
Бурим и Гждон нерешительно переглядываются.
— Понятно, — говорит Энвер. — Их вы тоже не привезли. Ни еды. Ни оружия. Ни бойцов. А чего вы вообще приперлись?
— Энвер, мы не в Косове. Здесь Калашниковы не валяются под каждым стогом сена. В 1997 году мы награбили миллионы, миллиарды патронов. Здесь же даже для охоты на уток ты должен пройти курсы и получить лицензию.
— Винтовки есть за прилавком в «Интерспорте» на главной улице.
— Но чтобы до них дотронуться, нужно иметь разрешение. А если ты купишь винтовку, тебя найдут, потому что оружие надо регистрировать.
— В общем, вместо того чтобы выполнить задание, вы решили оградить себя от возможной бумажной работы в будущем. А где люди?
— Ты перешел черту, Энвер, — произносит Гждон. — Ты убил мать своего ребенка. Некоторые считают, что ты проклят.
— Но тем не менее вы приехали, — говорит Энвер Буриму.
Да, Бурим приехал, но не по своей воле. Накануне он рассказал Адриане о пропавшем мальчике и старике. Она его выслушала. Не перебивала и не читала новых нотаций. Она просто слушала, а когда он закончил, сказала:
— Я ничего не знаю об этом. Если бы кто-то из моих знакомых был замешан или что-нибудь видел, я бы знала.
— Но ты узнаешь у своих? — попросил Бурим.
— «У своих»? Не могу поверить, что ты это сказал. Что происходит?
— Нам грозит опасность.
— Посмотрю, что можно сделать, — пообещала Адриана.
Когда Кадри позвонил Буриму, тот знал, что выбора у него нет и придется пойти и притвориться, что все так и должно быть. Показать, что он не догадывается, в чем его подозревают.
Бурим решил, что есть только один способ покончить со всем этим — помочь Энверу свалить из страны. Кадри — подонок, торгует наркотиками, но, кажется, убийцей он не был. Хотя кто знает. Истории с родины долетают, как листья по ветру. Отличить правду от вымысла невозможно.
Существует, конечно, и другой способ — посадить Энвера. Оказавшись в камере, где ему самое место, он оставит всех в покое. Но к нему, Буриму, все равно будут обращаться с разными просьбами. Напоминать о том, что его семья и он сам в долгу перед соотечественниками. Что он солдат и должен служить родине.
Самый радикальный выход из сложившейся ситуации — внезапная смерть Энвера.
Но о таком даже думать страшно. Он никогда ничего подобного не делал. Проблемы нарастали, как снежный ком. Как-то незаметно одна маленькая просьба переросла в задание посерьезнее, потом еще и еще. Поручения все усложнялись до тех пор, пока однажды в прошлом году у него в руках не оказалась коробка с полукилограммом героина. Лежащий в ней коричневый комок привезен из Афганистана — страны, где местные племена выращивают мак на полях. Днем по ним палят очередями с вертолетов, а по ночам за своей долей «урожая» являются талибы. И вот это добро лежит перед ним на столе рядом с солонкой и перечницей, завернутое в симпатичную розовоголубую прихватку из какого-то модного магазинчика в центре Осло.
Несколько дней спустя позвонил Кадри и попросил вернуть коробку. Бурим положил ее в оранжевый рюкзачок и отнес в кофейню. Вручил рюкзачок Кадри и испытал огромное облегчение — словно иссек злокачественную опухоль. Брикет «коричневой чумы» канул в небытие. Адриана через пару дней хватилась рюкзачка и все никак не могла понять, куда же он подевался.
Взамен он получил от Кадри пятнадцать тысяч крон. Отправился в «Палеет» и накупил для Адрианы книг, подписался со скидкой на два года на eMusic.com. Еще он приобрел себе новую зимнюю куртку, а остатки положил в банк на их с Адрианой счет.
Выходя в тот день из банка около Майорстуена, нагруженный покупками, Бурим пытался понять, что это было. Он смутно чувствовал, что люди, с которыми он связался, не выполняют обещаний. И эта мысль привела его в ужас.
Гждон встает на одно колено и открывает небольшую зеленую сумку. Достает оттуда три длинных охотничьих ножа с деревянными ручками и металлическими эфесами.
Энвер говорит по телефону с кем-то неизвестным. Закончив разговор, смотрит на человека, которого когда-то считал своим другом.
Гждон вручает ножи Буриму и Энверу. Оба в замешательстве смотрят на оружие, но у каждого из них свои причины удивляться.
Энвер задает вопрос, который крутится на языке у Бурима:
— И что прикажешь с этим делать?
Гждон встает, открывает багажник «мерседеса» и ставит туда зеленую сумку — рядом с запаской и корзинкой с моющими средствами.
И вдруг дает совсем неожиданный ответ:
— А делай что хочешь, твою мать, Энвер. Кашу заварил ты! Я хочу с этим покончить. А потом я хочу, чтобы ты и твой ублюдок свалили и никогда больше здесь не появлялись.
Бурим отступает назад, держа нож наготове.
Энвер не двигается, затем кивает. Просто кивает. И просит у Гждона сигарету. Тот слегка сутулится, сует руку в карман и достает почти пустую пачку красного «Мальборо». Постучав пачкой по левой ладони, вытряхивает сигарету.
Американские солдаты имеют привычку постукивать фильтром сигареты по столу, камню или шлему сидящего рядом товарища. При этом крошки табака высыпаются, и на конце сигареты образуется воронка из белой сигаретной бумаги, которая начинает гореть сразу, еще до того как закуривающий успевает сделать первую затяжку.
Русские, наоборот, мнут сигарету большим и указательным пальцами. Табак при этом похрустывает и крошится. Какая бы ни была погода, русские складывают ладони лодочкой, прикрывая спичку, заслоняя драгоценный огонь.
Он протягивает сигарету Энверу, тот зажимает ее губами.
— Дай прикурить.
В правой руке Энвера охотничий нож.
Гждон сует свой нож за пояс и достает из кармана джинсов спички.
Он чиркает спичкой по боковой стороне коробка и тут же прикрывает огонь на русский манер. В его ладонях пламя бьется, словно птичка, которую вот-вот выпустят на свободу.
— Подними-ка огонек поближе ко мне, — говорит Энвер.
Гждон делает шаг вперед и подносит руки к лицу Энвера. Настолько близко, что даже при меркнущем свете дня видно, как языки пламени отражаются в усталых глазах Энвера.
Когда Энвер наклоняется, чтобы опустить кончик сигареты в сложенные ладони Гждона, Бурим видит, что в живот Гждона упирается острие ножа.
Даже после того как сигарета прикурена, он видит, как эти двое продолжают сверлить друг друга глазами.
Столько всего было сказано о том, что они все считают своим домом. Запах земли. Вкус пищи. Мужские ценности и женские воспоминания. Они говорили о тех, кого потеряли, и о долге перед умершими. О том, что сделали с ними сербы. И если не каждая рассказанная история случилась на самом деле, то эмоции, вызванные тяжелыми воспоминаниями, всегда были подлинными.
Бурим хотел научиться отделять правду от вымысла. Вслед за Адрианой он записался в библиотеку и часами сидел в Интернете, разыскивая услышанные им названия деревень. Бела Крква. Межа. Велика Круша. Дьяковица. Во всех этих деревнях сербы проводили чистки. Но Бурим никогда не бывал в этих местах. Никогда не видел погромов. Его долг перед Косовом, его независимостью и достоинством — и, в частности, перед Энвером — был абстрактным и опосредованным.
Стоя теперь в этой тенистой аллее, за две тысячи километров от дома, Бурим смотрит на уставившихся друг на друга мужчин и впервые в жизни чувствует, что смерть совсем рядом. Вот чем от него пахнет, когда по ночам он возвращается домой. Вот что так пугает Адриану. Вот что он приносит на себе в ее постель. Их преследует История.
Энвер прикуривает сигарету и поднимает голову. Гждон размыкает ладони и отбрасывает спичку. Она падает на землю и горит еще несколько секунд, пока он ее не придавливает.