— Я хочу рассказать тебе, потому что ты мой отец и ты можешь меня понять.
— Твоя страна тебе благодарна, вот все, что имеет значение.
— Нет, страна мне не благодарна, и это вообще не важно. Я хочу понять, как мне тут усидеть.
— Тебе надо отвлечься.
— Например, чинить часы?
— Что в этом такого ужасного?
— Время починить невозможно, пап.
— Тебе надо поесть. Ты похудел. Ты выглядишь больным.
— Я болен.
Шелдон промолчал.
— Где мама?
— Она спит.
Саул оторвался от диванных подушек и поднялся по лестнице, перешагивая через ступеньку. Шелдон остался сидеть неподвижно и просидел так десять минут в ожидании Саула. Он предположил, что Саул пошел к матери. Годы спустя он узнает, что сын просто отправился к себе. Чтобы, как в детстве, смотреть сквозь перила, кто позвонил в дверь или в каком настроении пришел с работы отец.
Спустившись вниз, Саул сел напротив отца в кресло, где его мать частенько читала книжку или смотрела телевизор.
— Как ты сам? — спросил он отца.
— Я-то? Много работал. Занимался своим делом. Старался не попадать в неприятности.
— Да, но сам-то ты как?
— Я тебе уже сказал.
— О чем ты думал, когда вернулся из Кореи?
— А что?
— Потому что я тоже вернулся с войны, и я хочу знать, о чем ты думал. Я хочу понять, думал ли ты о том же самом.
— Когда я вернулся из Кореи, я думал о Корее. Потом я думал о том, что я думаю о Корее, и пришел к выводу, что трачу время впустую. И перестал.
— Сколько это продолжалось?
— Не будь слабаком, Саул!
— Ты взял фотоаппарат и отправился в Европу.
— Да.
— Что ты там увидел?
— После войны прошло девять лет. Ты знаешь, что я там увидел.
— Ты ведь не за забавными картинками туда ездил?
— Именно за ними. И у меня это неплохо получилось.
— Ты ведь ненавидел их? Антисемитов? Всех до единого? Ты поехал, чтобы заглянуть в их души и убедиться в этом. Задокументировать. Потому что ты не мог взять их на мушку и расстрелять.
— С чего ты это взял?
— На лодке у меня было время.
— Хочешь знать, что я обнаружил в Европе? Тишину. Ужасную тоскливую тишину. Не осталось ни единого еврейского голоса. Ни наших детей. Только кучка слабых контуженных, которые не уехали и не были убиты. А Европа просто прикрыла рану. И заполнила тишину «веспами», «фольксвагенами» и круассанами, как будто ничего не произошло. Хочешь покопаться в психологии? Пожалуйста. Может, я бесил их, чтобы напомнить о себе. Чтобы добиться их реакции.
— Какое это имело отношение к Корее?
— Прямое! Я гордился этим. Я гордился тем, что я — американец. Гордился тем, что я сражался за свою страну. И это напоминало мне о том, что европейские племена так навсегда и останутся племенами. Хотите называть их нациями? Вперед! Но они лишь сброд жалких племен. А Америка — не племя. Это — великая идея! Я — часть этой идеи. Так же, как и ты. Как я себя чувствовал? Да я гордился, что ты сражаешься за свою страну. Ты защищал великую мечту. Мой сын защищает великую мечту. Мой сын — американец. Мой сын с винтовкой в руках повергает врага. Вот что я чувствовал.
Саул ответил не сразу. Шелдон не попытался заполнить паузу.
— Где фотографии? — спросил Саул.
— Какие?
— Все те, которые ты сделал.
— Они в книге.
— Там только те, которые ты отобрал. Где остальные?
Обычно у отца ответ был всегда наготове, он отвечал моментально. На этот раз Саул застал его врасплох.
Да, есть еще снимки. Важные снимки. И я всегда держу их под рукой.
— Я — фотограф. И я решаю, что можно считать снимком, а что нет.
— А если это не снимок, то что это?
— Ты на этой лодке вообще что-нибудь делал?
— Я хочу увидеть другие снимки.
— Нет.