Делаю глубокий вдох, считаю до трех и пытаюсь пошевелить ногами, но, к сожалению, они тоже привязаны к шаткому деревянному стулу, на котором я сижу.
Не знаю, как долго была без сознания, и вообще одна ли я здесь. Все, в чем я точно уверена, это в том, что нужно дотянуться до ножа в ботинке. Это будет трудно, но я должна попробовать. Шевелю пальцами, но веревка так плотно обмотана вокруг рук, что я удивлена сохранению там чувствительности.
И вот теперь я начинаю паниковать.
Мой слух и обоняние — это единственные две вещи, которые сейчас могут пригодиться. И я хочу использовать все это на полную катушку.
Делаю глубокий вдох, чувствую запах сосновых иголок и фаст-фуда, такое совсем не помогает. Но у меня очень острый слух, мне нужно просто подождать, пока бешено скачущееся сердце успокоится, и тогда я смогу различить звуки, чтобы понять, где нахожусь.
Фоновый шум практически отсутствует. Ни работающей сигнализации, ни визжание тормозов, ни криков людей, ни лающих собак, абсолютно ничего. Это говорит о том, что я где-то очень далеко-далеко от чего или кого-либо.
Мое тяжелое дыхание громким эхом отдается в груди. Из-за этого долбанного кляпа во рту мне кажется, я сейчас задохнусь. Но мне нужно успокоить дыхание, чтобы очистить разум и придумать, что же делать дальше.
Мне заткнули рот, я связана в милях от цивилизации, но при этом мне известно, что в помещении со мной есть кто-то еще. Похоже мое обоняние не подвело. Свежеприготовленная еда из фаст-фуда свидетельствует о наличии еще одного человека, а запах хвои горит о том, что я в лесу. Бинго!
Я, вероятно, в какой-то хижине или лачуге, кишащей насекомыми, твою мать, просто идеально.
При мыслях об огромных ползущих тварях, которые дышат со мной одним и тем же воздухом, мое самообладание «улетает в форточку», и тогда я начинаю бессмысленно кричать в кляп, качаясь на стуле, в надежде его опрокинуть и отползти подальше отсюда. Но замираю, когда слышу цоканье языком. Я была права, я здесь не одна.
Я не кричу о помощи, так как знаю, это и есть мой похититель. Вместо этого череда ненормативной лексики вырывается из моих обездвиженных губ. Он только зловеще смеется. По всему телу, вплоть до крошечного волоска, пробегают мурашки, потому что я узнаю этот смех.
— Джастин? — кричу я сквозь кляп.
Смех прекращается. И я знаю, что это он.
Время замирает, и, как бы я ни пыталась понять, почему, черт возьми, Джастин делает это со мной, у меня ничего не выходит. Поэтому я решаю спросить самого ублюдка.
— Почему?
Почему он делает это?
— Почему? — сердито спрашивает он.
Я киваю, потому что это единственное доступное для меня движение.
— Потому что ты испортила мою жизнь, маленькая сучка, — выплевывает он совсем близко от меня, я чувствую запах его пота.
Я? Что?
Я молчу, не зная, что сказать.
— О, теперь ты хочешь прикинуться дурочкой, да? — рычит он.
Его тяжелые шаги гулко стучат по скрипучему полу, и неожиданно с глаз слетает повязка, при этом одновременно с силой вырываются пара прядей волос. Я с трудом открываю глаза, взгляд медленно фокусируется в тусклом свете, исходящем от единственной лампочки, висящей у меня над головой.
Прищурив глаза, осматриваю темное помещение и, к сожалению, я была права. Похоже, мы находимся в потрепанной лачуге, где абсолютно ничего нет, кроме ржавой раковины без кранов, деревянного стола и стула, грязного матраса и двух окон, закрытых черными простынями в тон общей, гнетущей обстановке.
Мне кажется люди приходят сюда дать пососать члены шлюхам за пять долларов.
Или… для пыток.
Джастин предстает передо мной, как тигр, мечущийся в клетке, он ходит из одного угла в другой. И, внезапно, у меня кружится голова, но только по другой причине. Из-за поясов джинсов он достает пистолет Беретта.
— Джастин, — произношу я сквозь кляп, свой взгляд я останавливаю на пушке.
— Заткнись! — кричит он. — Теперь моя очередь говорить.
Я делаю, как он говорит, потому что мне нужно выиграть время, прежде чем он… убьет меня.
Наконец он останавливается на одном месте, поднимает стул, садится на него, и теперь мы оказываемся лицом к лицу.
Джастин выглядит, как сумасшедший. Его короткие волосы собраны в один жирный пучок, он так сильно все перетянул, что ни одна волосинка не может пошевелиться. Карие глаза-бусинки с прищуром смотрят на меня, его губы кривятся от отвращения, когда я стону под его жестоким взглядом. От него ужасно несет. Джастин одет в грязную замаранную травой белую футболку, а возле воротника и подмышек видны желтые пятна.
В общем, он выглядит больше не так, как я его помню.
— Это забавно. Я даже не представлял, что будут такие ощущения, когда увижу тебя связанной с заткнутым ртом, — усмехается Джастин, а его идиотский взгляд глаз карего цвета просто лучится ненавистью.
Я надеялась, что он уйдет, но, когда он встает, подходит ко мне и направляет пистолет в мой правый висок, понимаю, что ошиблась. Кровь сочится из раны, заливая мне ухо, а потом я снова вижу звезды.
— Так то лучше, — улыбается он, садясь на свое место.
Моя голова откидывается в сторону, и мне бы хотелось прикрыть уши, потому что этот зудящий шум убивает мой и без того израненный мозг.
— Не теряй сознание, — говорит он, удерживая, как в тисках мою шаткую голову, схватив за подбородок. — Я хочу, чтобы ты услышала все, что тебе скажу.
Я сбрасываю его руки, поскольку его прикосновение противны моей коже, но киваю, показывая, что слушаю.
— Хорошая девочка, — шепчет он. Я фокусирую свой взгляд на монстре напротив меня.
— То, что я сказал тебе, правда. Я действительно был влюблен в тебя. Пока мы учились в старшей школе, ты явно была не из моей лиги (имеется в виду принадлежала к группе «крутых ребят» в школьной социальной иерархии). Но тогда, когда я увидел тебя плачущей за спортзалом, решил утешить тебя, и ты подпустила меня к себе. Я подумал, что ты тоже что-то чувствуешь ко мне. Когда мы поцеловались, я был таким неопытным, но наш поцелуй получился идеальным. Несмотря на то, что прежде я целовался с несколькими девушками, но они не побуждали во мне такие чувства, как ты.
Я все еще не понимаю, как именно это все связано с тем, что меня связали, заткнули рот и к тому же избили.
— В любом случае я подумал, что ты тоже почувствовала что-то, но ошибался. На следующий день ты вела себя так, словно меня не существовало, и это было чертовски больно. Я был так одинок, и знал, что тебе тоже одиноко. Думал, что мы сможем заполнить пустоту друг друга, но тебе было все равно. Ты продолжала вести себя так, словно меня не существовало. И я ушел в тень, наблюдая за тобой издалека.
Звучит как-то жутковато. Я даже не знаю, чего еще ожидать.
— Два года назад на той вечеринке, когда я сидел один на диване, потому что никто не хотел разговаривать со странным бедным парнем, ты снова сделала это со мной. Ты помнишь ту ночь? — спрашивает он, его глаза полные ненависти не отпускают меня.
Я киваю, и мое дыхание учащается, когда начинаю видеть картинку в целом.
— Той ночью ты вырвала мое чертово сердце. Ведь на тот момент я уже забыл тебя, даже встречался с несколькими девчонками, но потом ты подошла и села рядом со мной, наконец, признав мое существование после долгого игнорирования. Все мои чувства к тебе вернулись.
Я вспоминаю, почему тогда подсела к нему.
Это случилось, потому что ждала Микки, местного квотербека. Я согласилась прийти только потому, что он обещал заплатить хорошие деньги за грамм кокса. Просто прохаживалась в вычурном особняке его родителей, когда он написал, чтобы я подождала внизу, потому что он ушел за пивом и будет через двадцать минут.