Примерно через час горячая вода начинает остывать, и я выбираюсь из ванны, замотав волосы в полотенце, которое аккуратно сложили на крышке унитаза. Хотелось бы, чтобы у меня была чистая одежда, хотя бы трусы - все осталось в наволочке в машине Виктора, которую мы бросили. Я надеваю свои грязные спортивные шорты на трусы, затем натягиваю голубой топик на грудь. Хавьер всегда запрещал мне носить лифчик.
Когда я выхожу из ванной комнаты, Виктор все еще сидит на том же самом месте. Но возле ножки кровати чемодана уже нет.
Как только я подхожу к кровати, где раньше лежал чемодан и собираюсь присесть, Виктор поднимает голову и ловит мой взгляд. Он не говорит ни слова, но я чувствую, что в нем что-то поменялось. На мгновение мне становится не по себе от его необычного поведения. Думаю, он даже не подозревает, что я вижу сейчас этот спокойный взгляд, который, пробуждает во мне интерес. Он почти... печальный.
— Расскажи мне о своей матери, — просит он.
Виктор поворачивается в кресле, обратив все свое внимание на меня, кладет руки на ручки кресла, свесив пальцы вниз. Рукава его белой рубашки закатаны почти до локтей.
Потрясенная вопросом, я тупо смотрю через комнату.
— Зачем?— просто спрашиваю я, не зная, как он распорядится этой информацией. Я продолжаю путь и сажусь на кровать, обеими руками высушивая волосы полотенцем. Но делаю я это только для вида; каждой клеточкой я сосредоточена на Викторе и его движениях.
Он не поясняет. И на случай если он решит передумать и снова принять безразличный вид, я заговариваю, пока еще не поздно.
— Что ты хочешь знать?
Я высушиваю полотенцем прядь волос и бросаю его на пол.
Виктор наклоняет голову в сторону, затем соединяет руки перед собой, его локти все еще находятся на ручках кресла.
— Как она познакомилась с Хавьером?
Я задумываюсь на мгновение.
— Не знаю, — отвечаю я. — Я знаю, это было связано с наркотиками и сексом. Так же как она знакомилась с каждым мужчиной, которого она приводила в наш дом. Я мало разговаривала с матерью.
Виктор задумчиво склоняет голову в другую сторону. Чего он ждет? Я рассматриваю его мгновенье, пытаясь понять, что заставило его заинтересоваться моей матерью и, наконец, решаюсь рассказать обо всем. Может быть потому, что мне уже давно нужен был кто-то, кто мог бы выслушать меня. Лидия и другие девочки были слишком травмированы собственным похищением и опытом, полученным в лагере, чтобы я могла довериться им. В их жизнях было намного больше хаоса, чем в моей, намного больше... несправедливости. Я никогда не могла заставить себя разговаривать с другими девочками о своих незначительных проблемах, в то время как их били, насиловали, психологически и эмоционально унижали.
По сравнению с ними я жила в раю.
Я отогнала воспоминания и снова взглянула на Виктора.
— В первый раз, когда я увидела Хавьера, я поняла, что он отличается от других мужчин, которых мать приводила домой. Более властный. Воздух вокруг него был пропитан надменностью. Бесстрашный. Уверенный. Другие мужчины - а их было немало - были мразями. Они не могли дождаться, чтобы пройтись по нашей крошечной комнате мимо меня и начать приставать к матери. Это были отвратительные, ничтожные существа.
— А Хавьер не был? — спрашивает он.
Я качаю головой, теперь уставившись на стену.
— Он был отвратительным из-за того, чем он занимался и как он использовал мою мать, да, но он был слишком профессионалом, чтобы быть ничтожеством.
— Профессионалом? — С любопытством он смотрит на меня.
— Да, — киваю я.— Как я сказала, он был властным. Хотя в то время я не знала, кем он был, но я знала, что он не похож на других. В двенадцать лет я перестала бояться за мать и опасаться, что она может влипнуть в историю. Привыкла к этому. Она всегда могла добраться до дома. Несмотря на то, что она была обдолбана и иногда избита, она никогда не вызывала полицию и не казалась напуганной, поэтому я, также как и она, начала верить в ее безопасность. — Я опять посмотрела на стену, сжимая руками край кровати по обе стороны от себя и втянув голову в плечи. — Но когда я увидела Хавьера, я снова испугалась за нее. Испугалась за себя.
Я встречаюсь глазами с Виктором и продолжаю:
— В тот момент, когда я увидела его, поняла, что моя жизнь кончена. Не знаю, почему и как, но я просто знала. То, как он смотрел на меня. Я знала...
Мой взгляд перемещается на пол, покрытый ковром.
— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — я снова поворачиваюсь к нему. — Откуда внезапно такой интерес?
Я ловлю его взгляд на цифровом планшете, лежащем на столе рядом с ним. Смотрю на планшет доли секунды, задаваясь вопросом, как много тайн он содержит. Виктор встает из-за стола, и мои глаза следуют за ним, пока он идет ко мне.
— Повернись, — говорит он, стоя надо мной.
Я поднимаю голову и смотрю ему в лицо. Он стоит слишком близко, заполняя мое личное пространство, и это пугает.
— Что?— спрашиваю перепуганная я, предчувствуя худшее.
Он наклоняется, достает спортивную сумку, лежащую между кроватями, и отыскивает там веревку, такую же, какой я привязывала Изель к стулу.
— Повернись, — снова говорит он.
Я яростно трясу головой.
— Нет, — говорю я и отползаю назад по кровати.
Он хватает меня за талию и переворачивает на живот.
— Мне нужно поспать, — говорит он, прижимая колено, хоть и бережно, к моей спине.— Придется потерпеть. Мне жаль.
— Не связывай меня! Пожалуйста! — Я пытаюсь высвободиться, но он хватает мою руку и прижимает к спине. Я борюсь, пинаюсь, извиваюсь, но он слишком сильный. Чувствую себя ланью в лапах льва.
— Тебе жаль!? Тогда не делай этого! Пожалуйста, Виктор!
Он хватает мои запястья, которые удерживает у меня за спиной, сжимает сильнее, и я не могу не думать, что это происходит из-за того, что я назвала его по имени, а не из-за моего сопротивления. Вжимаясь лицом в матрас, я чувствую, как Виктор обматывает мои запястья веревкой и завязывает несколько крепких узлов. Он удовлетворен тем, что я не могу освободиться, встает с кровати и хватает меня за лодыжки. Я подтягиваю ногу и ухитряюсь лягнуть его прямо в живот, но он не обращает на это внимание. Просто смотрит на меня, ловит мою ногу в воздухе во второй попытке лягнуть его и сжимает мои лодыжки рукой.
Слезы текут из моих глаз, и я прекращаю бороться.
Виктор осторожно переворачивает меня на бок лицом к стене, спиной к кровати, на которой он будет спать. Мысль о том, что он будет находиться за мной всю ночь и что я не смогу видеть его, ужасно нервирует меня.
Лампа между кроватями гаснет, частично погружая комнату в темноту. На улице еще не темно, только что село солнце, но я достаточно вымотана и мне кажется, что сейчас два часа утра.
Какое-то время я тихо плачу в подушку, раздумывая о маме и всех тех вещах, о которых Виктор заставил меня вспомнить. Думаю о Лидии и миссис Грегори, которая жила через два трейлера от меня; они были моей единственной семьей. И когда неудобное положение рук начинает причинять мне боль, я переворачиваюсь на другой бок. Вглядываюсь в темноту и вижу на другой кровати Виктора, лежащего на боку спиной ко мне. Он полностью одет. Я замечаю, что на нем хотя бы нет обуви, вместо нее только тонкие черные носки. Интересно, спит ли он.
— Виктор?
— Спи, — он даже не шевелится.
— Когда ты вернешь меня Хавьеру, ты хотя бы дашь мне пистолет?
Между нами повисает тишина.
— Дашь? — снова спрашиваю я, потревожив тишину. — Тогда я смогу постоять за себя. Либо я убью Хавьера, либо умру, зная, что хотя бы попыталась.