Он поцеловал в жену, сел в «шестерку» и помчался по проспекту. Свернув после пяти минут езды, в переулок, он покатился по пустынным дворам. Затем дорога стала совсем плохой — асфальта уже не было. Он сделал последний поворот и припарковался у склада. Нажал на звонок у двери и начал ждать, пока охранник спустится вниз.
— Кто там? — раздался голос с той стороны.
— Я, Костик, я.
— Кто «я»?
— Рапирин Владлен.
— Покажись в глазок.
Только после этой процедуры Костик впустил, наконец, сменщика.
— Ну как тут дела? — спросил Рапирин, вешая куртку.
— Спокойно.
— Хорошо. Ты можешь идти.
Костик радостно отложил ружье, натянул куртку и, попрощавшись, выбежал на улицу.
Они работали сторожами на складе. Костик дежурил днем, Рапирин ночью. Для Владлена Ивановича эта работа являлась основной уже тридцать лет: раньше он охранял школы, магазины, банки и, даже, людей. Сейчас, когда пенсия недалека, он решил взяться за более спокойное дело. Этот склад никого не интересовал, даже пьяницы обходили его стороной. Казалось, что он невидим для всех, кроме хозяев и сторожей.
Рапирин удобно устроился на стуле и взял в руки и взял в руки «Вечерний Сахаров». Не успел он прочитать и двух статей, как услышал настойчивый стук. Владлен подошел к главному входу и спросил:
— Костик, это ты что ли?
— Да, Владлен Иванович, — послышался сдавленный голос. — Я шапку забыл.
Рапирин щелкнул замком и только после этого отчетливо вспомнил что никакой шапки у Костика не было.
Дверь открылась резко; в помещение ворвались трое и, волоча впереди Костю, открыли огонь по мужчине. Рапирин не успел даже крикнуть, как уже оказался на небесах. Главный из троих, лысоголовый мужчина, выделился вперед и сделал контрольный выстрел, хотя Владлен в нем и не требовался.
Затем, второй опрокинул ногой стол и повалил на бок стулья. Лысый взял с пола прут арматуры и заехал по замку двери. Замок отлетел, освободив им путь дальше. Они сметали все, что было на их пути, опрокидывали мебель ломали замки, вскрывали ящики и опорожняли содержимое на пол.
Никто не заметил шума, никто не подошел узнать в чем дело, никому не было дела до склада-невидимки, укрывающем в себе два мертвых тела, и три мертвых души.
Я взял миску в руки и сказал:
— Сядь. Сядь, Сержант, — и затем, следуя рекомендациям из книги, прижал его спину к земле. Щенку это не понравилось, и он недовольно заскулил.
— Ладно, ешь, — сдался я и поставил миску.
Уже полмесяца, как Сержант у меня, а я все еще не могу приучить его к команде «сядь».
За эти полмесяца я смог раскрыть только убийство Леркина, еще одно дело об ограблении и всё. Сентябрь кончался, до конца стажировки оставалось совсем чуть-чуть, и я всерьез боялся, что я не пройду аттестацию.
Зазвонил телефон и я недовольно поморщился. Звонить в выходной могла только мать, а болтать с ней мне ужасно не хотелось.
Я взял трубку и сказал:
— Аллё. Говорите, я слушаю. Говорите же.
Я замолчал и услышал в трубке чьё-то усердное дыхание. Я с гневом положил трубку и вернулся на кухню. Телефон зазвонил снова ровно через минуту.
— Аллё. Не молчите. Хватит издеваться. Вот черт!
На этот раз уходить от аппарата я не собирался, и когда он снова зазвонил начал:
— Слушай, ты, маленький поганец, это уже не смешно. У меня на телефоне определитель номера стоит. Так вот, если я захочу, то найду тебя и засуну головой в унитаз, где ты и закончишь свою поганую жизнь!
Долгое молчание; затем знакомый спокойный голос:
— И тебе, привет.
— Сергей Иванович?
— Я понимаю, что звонить с работы в выходной день это свинство, но чтобы так реагировать! У тебя же даже семьи нет.
— Я… это не вам.
— Я понял, Володя. Извини, но нам действительно нужна твоя помощь.
— В смысле?
— Сегодня в отделении никого нет, хоть шаром покати, а на Норвежской улице — разбой. Это же рядом с твоим домом, да?
— Да, — обреченно сказал я.
— Подходи туда, будь другом.
— Хорошо.
В который раз, оставив щенка одного, я вышел на улицу.
Митько не сказал ни номера дома, ни квартиры. Может, понадеялся на мои дедуктивные способности, может, просто забыл. Во всяком случае, перезванивать в отделение мне не пришлось, потому что найти место преступления было проще простого: где зеваки, там и убийство.
Сейчас толпа людей собралась не у двух домов небоскребов, и не у мелкого магазина, а у скромного склада, которого я раньше, честно говоря, и не замечал.
Подойдя к двери, я невольно отвернулся: там опять лежали трупы. Сейчас их вид уже не вызывал сильной рвоты, но все-таки привыкнуть к ним я не мог.
Митько я нашел сразу: он писал протокол, сидя на перевернутом столе.
— Привет, Володя, — сказал он, не отрываясь от дела. — Свидетелей поищи.
Я кивнул и снова, как тогда на вокзале, вышел к людям. Правда, теперь я не стал читать лекцию о важности свидетельских показаний, а просто пропел, как казачью песню:
— Свидетели есть?
Толпа замолчала, однако голоса никто не подал.
— Не хотите, как хотите, — сказал я и вернулся в помещение.
— Научился, — пробормотал Митько.
— Есть у кого учиться, — заметил Крылов, накрывая труп старика простыней.
— Что это делается! Не толкайтесь, — послышались голоса сзади. Я обернулся и увидел, как сквозь толпу в окружении мордоворотов к нам приближается невысокий, состоятельный мужчина.
Он остановился, осмотрел нас всех и подошел к Митько. Тот оторвался от бумаги и с пренебрежением сказал:
— Здравствуйте, Семен Михайлыч. Давно не виделись.
— Да, давно, — согласился мужчина. — Ты все еще лейтенант? — с этими словами он засмеялся и проговорил громко, чтобы услышал не только Митько, но и все остальные. — Я же тебе говорил, сделать все по-моему. А ты, дурак, не согласился.
— Ты, дурак, все еще думаешь, что доживешь до конца своих дней на свободе?
После этих слов Митько, лицо Семена Михайловича перестало сиять, мордовороты двинулись в сторону Сергея Ивановича, а я нащупал в кармане свой пистолет.
— Спокойно, — остановил своих телохранителей знакомый Митько. — Ты бы молчал в тряпочку, лейтенант, а то ведь одно мое слово и ты вылетишь из ментовки, как пробка из бутылки шампанского.
— Пугаешь, как дитя малое, — сказал Митько и продолжил: — Твой сарай?
— Мой.
— Поздравляю.
— Спасибо. Что, будем сотрудничать?
— Нет. Мы, уж как-нибудь без твоей помощи справимся.
— Ты то может, справишься, а остальные как, — он повернулся ко мне: — А?
— «Б», — машинально сказал я.
Теперь мордовороты двинулись в мою сторону.
— Ты себе помощников по интеллекту выбираешь, а? — засмеялся Семен Михайлович.
В это время из внутренней части склада появился такой же молодой, как я опер и возбужденно протараторил:
— Сергей Иванович, Сергей Иванович.
— Что, Денис?
— Смотрите, что я нашел, — он показал на мешок с порошком, который держал.
— Что это?
— Не знаю, но там этих мешков куча. Они прямо из дыры в стене вываливаются.
Наркотики! Лицо нового русского стало мрачнее тучи.
— Интересно, — улыбнулся Митько, посмотрел на Семена Михайловича и издевательски продолжил: — Отчего, ты, браток, известку в стене держишь?
Хозяин склада зло нахмурился. Победа Митько была бы полной, если бы Денис не сказал:
— Сергей Иванович, а может это не известка, а наркотик?
Смеяться никто не стал — все ждали, что ответит Семен Михайлович.
— Лучше забудь об этом. Не то, быть тебе участковым до конца жизни.
— Я то, может, забуду. А остальные? — он с улыбкой посмотрел на меня. — А?
Я улыбнулся; хозяин склада пробормотал что-то неприличное и вместе с телохранителями скрылся в двери.
— Не уйдет, а, Серега? — спросил Крылов, вытирая перчатки о тряпку.
— Куда он денется?
Митько встал и потянулся.
— Надо позвонить в наркоотдел, пусть дальше сами разбираются. Пошли, Белов.
Я несколько удивился, что Митько позвал меня, но спросить об этом решился только на улице.
— Хочу прочитать тебе небольшую лекцию, — ответил Сергей Иванович.
— Об этикете при разговоре со старшими?
— Нет. Хочу познакомить тебя с нашим криминальным миром. Человека, которого ты видел, зовут Царев Семен Михайлович, он правая рука авторитета Барона, который правит этим городом.
Стыдно сказать, но до этого дня я думал, что городом правит только мэр и его подчиненные.
— Вы с ним знакомы.
— Да мы виделись часто… раньше.
И тут до меня дошло, почему Царев так смеялся: именно его или его сына, Митько так долго не хотел отпускать и поплатился за это.
— Он… — начал я, но осекся.
Митько помолчал, потом быстро, но отчетливо проговорил:
— Да, да! Это из-за него я до конца своих дней буду лейтенантом, и через пару лет буду обращаться к тебе на «вы».
Я раньше думал, что его это не заботит, но сейчас понял, что ему больно видеть, как его догоняют и обгоняют менее опытные опера. Я замолчал и до дома не сказал ни слова.
Отдохнуть мне сегодня, так и не удалось. Когда я начал обучать Сержанта команде «апорт», зазвучал дверной звонок. Это снова был Митько.
— Извини, Володя, мне опять твоя помощь. У нас убийство на проспекте Октября, а ехать некому.
Я нарочито громко вздохнул и пошел одеваться. Странно все это. Неужто он один бы не справился? Я, конечно, незаменимый работник, но не на столько же…
Митько был на машине: красном жигуленке пятой модели. Устроившись на переднем кресле, я скрестил руки, и спросил:
— Сергей Иванович, вы что-нибудь узнали тогда, в Кулинске?
Митько промолчал, как будто я и не задавал никакого вопроса. Он вел машину, напряженно вцепившись в руль двумя руками. Смотрел он только на дорогу, и за всю дорогу не проронил ни слова. Может, он недавно права получил? Или боится врезаться? Во всяком случае в машине он не был, как рыба в воде.
Повторять вопрос я не стал, так как был уверен, что Митько его прекрасно слышал, но не хотел отвечать.
Когда мы подъехали к большому, элитному дому, я невольно вытаращил глаза: у подъезда стояли около двадцати машин. На одной из них большими буквами было написано: «СТВ» — Сахаровское телевидение! Телевизионщики, то тут зачем? Неужто какую-нибудь шишку замочили? Кроме этого здесь было с десяток машин из милиции и несколько дорогих иномарок. А Митько говорил, что некому поехать! Здесь, наверное, половина персонала внутренних органов собралась! Митько был удивлен не меньше меня.
Мы поднимались по лестнице, все время нарываясь на людей: некоторые спускались, оживленно разговаривая по мобильному телефону, некоторые стояли кучками и обсуждали события. Я хотел остановиться и послушать, но Митько тут же толкнул меня в спину.
У раскрытой двери стоял сам… прокурор города! Может, мэра пристрелили? Или депутата городской Думы? Зайдя в квартиру я увидел труп. Расстрелянный примерно так же, как и сторож склада, на дорогом паркете лежал мужчина в белой рубашке и черных штанах. На мэра или губернатора он не походил, однако его лицо было мне небезызвестно. Вокруг него суетились эксперты, фотограф и оператор с камерой. При виде трупа Митько стало плохо: его лицо побледнело, взгляд затуманился. Он прошел в другую комнату и поздоровался за руку с мужчиной в черном костюме. Тот презрительно улыбнулся и произнес:
— Чего здесь потерял, Сергей Иванович? Думаешь дело поручат тебе?
— Почему бы и нет?
— Не мечтай, лейтенант. Этим делом будем заниматься мы, следователи прокуратуры. Ну, или, может быть, фээсбэшники.
— Да, понял я. Просто мимо проходил и решил заглянуть к старому знакомому.
Знакомый? Значит, убили еще одного друга Митько?
— Ну и как? — лукаво спросил следователь.
— Даже не знаю, расстраиваться мне или нет, — ответил Митько.
— Я тоже. Ладно, мне работать надо.
Он вышел, а я осмотрел комнату. Она была перевернута верх дном: мебель переломана, люстра висит на одном проводе, ковер скомкан, обои отодраны. Как говорится, «приходил ко мне Сережка, поиграли мы немножко».
— Здорово поработали, — проговорил Митько, подошел к косо висящей копией Моно Лизы и аккуратно снял ее с гвоздя. Затем он начал тщательно осматривать стену за ней.
Что он ищет? Тайник, что ли? Митько тем временем уже закончил и повесил «Джоконду» на место. Затем он достал сигарету и закурил. Я молчал, хотя вопросов у меня накопилось — целая сотня. Он курил и думал, думал и курил целых пять минут. Затем, пожалев меня произнес два слова, которые стали ответом на большинство моих вопросов.
— Это Барон.
Я был страшно зол на Митько. Согнал меня из дома только из-за того, чтобы посмотреть на труп крупного криминального авторитета! Расследовать это убийство все равно будут спецслужбы, а мы будем лишь помогать. И из-за этого я потерял целый день драгоценного отдыха!
Однако не только Сергей Иванович привлекали меня к этому происшествию. Вечером, все телеканалы нашего города говорили об одном: убили известного вора в законе по кличке Барон. Мне же на это было наплевать. Одним преступником меньше, одним больше, какая разница?
Однако телевидение было со мной не согласно: 90 % всего эфира новостей были заняты только этим. Одна компания даже не показала концовку детектива, который я смотрел из-за экстренного выпуска. Разозлившись, я выключил телевизор и откинул голову на подушку.
Почему Митько не хочет рассказать о том, что он раскопал в Кулинске. Может, считает, что это его личное дело, или то, что я ничего не пойму? А может, не хочет признавать, что он ничего не смог узнать? Во всяком случае, я имел право знать, что есть нового по моему бывшему делу об убийстве на вокзале. А чем объяснить его странные действия в квартире Барона? Что он скрывает?
Сержант громко тявкнул, призывая к себе внимание. Затем, он подбежал к входной двери и начал лапами царапать его угол.
Гулять хочет. Ладно, ничего не поделаешь, мы в ответе за тех, кого мы избили… то есть приручили.
На улице было тепло. Желтые и красные листья ветром «поднимались» и медленно «кружили над распятьем». Деревья «полыхали» яркими цветами своих одеяний и «медленно гасли», осыпаясь на блеклый асфальт.
На скамейке под развесистой ольхой сидела старушенция в дореволюционном платье, с огромными волосами. На ее коленях в корзинке сидела роскошная пушистая кошка и облизывала лапы. Взяв щенка на руки, я быстрым шагом хотел пройти мимо. Не тут то было! Сержант, учуяв вечного врага своих сородичей, кинулся из рук так неожиданно, что я не успел ничего предпринять. Старушка тоже была не готова к атаке, и завидев щенка заголосила:
— Крыса! Крыса!
Кошка была поумнее хозяйки и сразу догадалась кто перед ней. Выгнув спину, она громко зашипела. Сержант в ответ тявкнул.
Старушка, решив, что крысы не лают, заголосила еще громче:
— Псина, псина! Застрелите ее, она съест мою кошку!
Так как кошка была в два раза больше моего щенка, то уж скорее она могла его загрызть. Я решил прийти на помощь.
— Погодите, я его уберу.
— Отойди! — заверещала старушка и, вскинув руки, нечаянно задела свою прическу и та слетела с ее головы, обнажив абсолютно лысую голову. Видимо, во время, свободное от прогулок, бабуся посещала собрания неонацистов.
Сержант тем временем попытался подойти к кошке, однако та не раздумывая, залепила щенку такую пощечину, что он, заскулив, бросился в мои ноги. Схватив его, я побыстрее скрылся из двора. Боясь, что за мной сейчас помчится банда скинхедов во главе со старушкой, я прошел не глядя мимо нескольких домов, пока не оказался у… склада Царева. Рядом с ним был небольшой пустырь, идеальный для собачьих прогулок. Какой-то собачатник даже барьер здесь поставил. Я выпустил Сержанта на землю, и он тут же побежал к тоненькому деревцу. Вдруг, откуда не возьмись, появилась огромная собака и, подбежав к щенку, наклонила голову и… начала обнюхивать. Сержант сжался, я тоже, пожалев, что не взял с собой пистолет.
— Успокойтесь, — раздался сзади величественный голос. — Джек — добрый, он детей любит.
Я обернулся. Собеседнику было лет тридцать пять, одет он был в спортивный костюм.
— Вы — новый? — спросил он. — Я вас раньше здесь не видел.
— Да. Я случайно забрел.
— Хорошее место, не правда ли?
— Да.
Он сел на скамейку и продолжил расспросы:
— Как зовут?
— Меня?
— Щенка.
— Сержантом.
— Почему «Сержантом»? — засмеялся он.
— Потому что, я младший лейтенант.
— В милиции, что ли работаете?
Я кивнул. И тут же у меня возник вопрос, связанный с работой.
— А вы часто здесь гуляете?
— Каждый день.
— И вчера тоже?
— Ну, конечно, как без этого?
— А у этого склада ничего подозрительного не видели?
— Да вроде нет. Здесь всегда спокойно.
— И машин никаких не видели?
— Бывает здесь, через день желтая «шестерка». На ней, вроде сторож приезжает. Ну и иногда, иномарки, разные подъезжали.
— А вчера?
— Вчера тоже «шестерка» была. И еще ГАЗель белая была. На ней, наверное, товар завозили.
— ГАЗель, говорите. А номер не запомнили случайно?
— Какой номер? — он снова засмеялся. — Конечно, нет. Помню, правда, что код региона был не нашим, а Кировским.
— Откуда вы знаете, что Кировским?
— Я туда часто заезжаю. А что, кстати, случилось?
— Убили в этом складе двоих.
— Вчера, что ли?
— Как раз, вчера. Господин э…
— Путилин Владимир Владимирович.
Я прикусил язык. Ни фига себе, имя! Путилин засмеялся, заметив мою реакцию.
— Господин Путилин, вам придется завтра заехать к нам в отделение, и мы там все оформим.
— Нет, — продолжая улыбаться, он закачал головой, — Я очень занятой человек. Единственно свободное время я посвящаю жене и Джеку.
Я заговорил медленно и отчетливо.
— А вы, Владимир Владимирович, скажите это родственникам тех убитых. Они ведь надеются, что мы тех гадов найдем. Следствие зашло в тупик, вы — единственная зацепка, и не хотите нам помочь. Вы думаете, эту ГАЗель будут искать без ваших показаний? Если так трудно помочь милиции, тогда, пожалуйста, не кричите на каждом углу о том, какая она ужасная.
Путилин был ошарашен.
— Ладно, — сказал он. — Говорите адрес.
Известие о том, что я раздобыл нового свидетеля, было принято коллегами с радостью. Оказывается, я не врал, когда говорил, что следствие зашло в тупик. Сообщение о приказе задержать белую ГАЗель с кодом кировской области разослали всем постам ГИБДД. Совков поручил это дело Митько, хотя тот не хотел этого.
— Я ему говорю, что у меня уже есть дело, — жаловался он мне. — А он отвечает, что давно нужно с тем делом кончать. Бери, мол, пример с Фонаренко. А этот Фонаренко с делом Зубова уже целый месяц крутится и ничего не может сделать.
Видеть, как Сергей Иванович жалуется, было большой редкостью. Я то понимал, что ему не хотелось заниматься этим делом, потому что он не хочет помогать Цареву. Вид у Сергея Ивановича был настолько несчастным, что я решил отвлечь его.
— А что там с делом Зубова?
— А тебе зачем это?
— Просто…
— Видишь ли, если преступников, которых я ловлю, отпускают довольно редко, то с Зубовым это случалось почти всегда. Характером он не вышел, любой мог на него надавить. Я несколько его протоколов посмотрел, вроде бы все основания на арест есть, а в итоге всех отпускают. Видимо, пытались взятку всучить, он отказался и его…, — он остановился. — Слушай, Володя, пока у нас с тобой дел нет, давай сгоняем к одному моему знакомому. Здесь недалеко.
Я согласился, и уже через десять минут мы стояли у входа в хозяйственный магазин. Митько подошел к прилавку и спросил у продавца:
— Где Кузяев?
— Там, — продавец указал на дверь во внутреннее помещение. — Вам нужно ключ сделать?
Митько промолчал, поднял вверх перегородку и направился в подсобную комнату.
— Эй, вы куда? Посторонним вход запрещен.
— Милиция, — брякнул Сергей Иванович и оттеснил продавца. Я засеменил за ним.
В помещении, куда мы попали, за станком сидел мужчина и аккуратно точил нож. Выглядел он отвратительно, наверняка часто и много пил. Нашего присутствия, он будто бы не заметил.
— Привет, Кузя, — поздоровался Митько.
— Здравствуй, здравствуй, Сергей Иванович.
— Мне нужна твоя помощь.
— Помощь?
— Да. Ты ведь раньше конструировал тайники для разных влиятельных людей?
— Ну и что?
— Хочу проконсультироваться.
— А не многого ли хочешь? Ты мне хоть раз в жизни помог?
— Слушай, падла, ты бы без меня сейчас на нарах сидел бы, петухом. Если ты не будешь мне помогать, я распишу всю твою жизнь на много-много пятнадцать суток, понял?
— Не ори, понял. Чо надо то?
— Барону ты тайник делал?
— Допустим.
— Я хочу знать, как он устроен.
— Ха!
— Никаких «ха»!
— Что мне, свои тайны при всех раскрывать? — Кузя покосился на меня.
Митько подумал и сказал:
— Володя, отойди.
— Но…
— Отойди!
Я развернулся и быстро вышел на улицу.
Играет он со мной, что ли? Всегда берет с собой, но не хочет ничего рассказывать. Я же не телохранитель его, в самом деле! Зачем ему понадобился тайник Барона? Что он хочет там найти? Все это оставалось для меня загадкой.
Митько вышел через пять минут и тут же заявил:
— Сегодня иду в квартиру Барона. Ты со мной?
Я вылупил глаза. Он хочет нарушить закон, влезть в опечатанное помещение и выкрасть что-то? Действительно, чему он меня учит?
— Если не хочешь, можешь не идти. Только тогда никому не говори об этом, хорошо?
— Я с вами, — сказал я.
— Ну и отлично, — улыбнулся Митько.
— Вы мне расскажете, зачем мы туда идем?
— Нет. Пойми, так лучше для тебя. Чем меньше знаешь, тем лучше спишь.
Я кивнул, хотя в душе был очень недоволен.
Митько достал из кармана продолговатую проволоку, сунул ее в замок и повернул. Раздался щелчок, и дверь приотворилась. Сергей Иванович спрятал отмычку, сорвал бумажку с надписью «опечатано» и сказал:
— Жди здесь.
Я не стал возражать и прикрыл за Митько дверь. Слава Богу, мимо никто не проходил, иначе он бы мог обратить внимание на меня и вся затея пошла бы к черту. Сергей Иванович задерживался, я уже начал волноваться и нервно прислушивался к шорохам в квартире. Когда я уже решил идти за начальником, тот появился сам, пряча в пакет зеленую папку. Митько быстро закрыл дверь, повесил обратно бумажку и сказал:
— Никаких вопросов. Уходим.
Мы вышли, Сергей Иванович внимательно осмотрелся и повел меня в переулок. Мы петляли дворами, меняя скорость, один раз даже зашли в незнакомый подъезд. Когда мы попали на проспект Ленина, напряжение исчезло с лица Митько и он, остановившись, проговорил:
— Извини, Володя, я тебя, конечно, задолбал, но у меня есть еще одна просьба. Я обещал дочке, встретить ее на вокзале, а сейчас оказалось, что не могу: мне надо с этими бумагами разобраться. Ты не мог бы…
— Мог, мог. Какой поезд.
— Из Москвы. На восемь тридцать. Вагон восьмой.
— А как она выглядит?
— Волосы белые, стройная. Глаза карие, нос прямой. Одна особенная примета — она красивая.
Я усмехнулся. Последнее предложение Митько произнес с гордостью. И я ему поверил. И нельзя было не верить, потому что про Наташу — дочь Сергея Ивановича, тоже ходило много историй. Ей было лет двадцать, она училась в МГУ на журналиста. Пока она жила в Сахарове, ее пытались клеить человек триста, в том числе и пятидесятилетний Крылов. Но она все еще была не замужем и выходила из всех передряг чистой, как стеклышко. В общем то я и согласился-то, чтобы посмотреть на Наташу и познакомиться…
Вот я снова нахожусь на вокзале. Мимо снова проносятся толпы людей: все торопятся, толкаются, стараясь не опоздать, успеть первыми, уехать от своих забот или наоборот…
Поезд из Москвы подъехал с опозданием на пять минут. Перрон был полон встречающими людьми, которые рассыпались неравномерными кучками, и мирно переговаривались.
Состав, заставил людей притихнуть и зашевелиться: те, кому нужны были первые вагоны, помчались вперед, кому последние — назад. Я остался стоять в середине — вагон Наташи был восьмым.
Поезд остановился.
«Поезд номер… «Москва-Сахаров» прибывает на первый путь, — затрещал динамик. — Нумерация вагонов производится от конца».
По перрону послышались недовольные вскрики и нецензурная брань. Те, кому нужны были первые вагоны, помчались назад, сталкиваясь по пути с теми, кому были нужны последние.
Я привстал на носках и обнаружил восьмой вагон в двадцати метрах слева. Пробившись сквозь толпу, я остановился рядом и начал наблюдать за спрыгивающими на перрон людьми.
Вот, молодой парень, бодро соскользнувший вниз, с двумя сумками в руках. Едва он прошел пару метров, как на шее у него уже висела смуглая брюнетка.
Вот почтенная женщина, которую встречает с цветами целая семья. Измазав всех своей недорогой помадой, она отходит в сторону. А на перрон спрыгивает…
… Она! Какой-то тонкой, неизведанной, но безошибочной интуицией я понял, что это она. Минимум косметики и максимум красоты, добрые, такие же, как у отца, глаза не могли принадлежать кому-нибудь другому на этом перроне.
Она поправила прическу, вскинула на плече сумку и оглянулась в поисках отца. Затем, безнадежно покачала головой и поплелась к вокзалу. Я шел чуть сзади, стараясь не догонять, и не отставать от нее. Мне хотелось еще несколько секунд понаблюдать за ней со стороны.
Наташа явно не торопилась: пройдя внутрь вокзала, она остановилась у игральных автоматов, и минуту вглядывалась в мелькающие на экранах заставки, видимо вспоминая детство.
Потом, она минуты две рассматривала прессу в газетном киоске. Когда я уже собрался подойти, она, наконец, выбрала красочный журнальчик, засунула его себе в сумку и двинулась в сторону запасного выхода, причем с такой скоростью, что мне пришлось за ней бежать.
Выбежав на свежий воздух, я быстро завертел головой: её нигде не было!
Вот же, дурак! Надо было сразу с ней знакомиться — как я теперь в глаза Митько посмотрю?
Сзади послышались быстрые шаги, меня неожиданно схватили и завели руки за спину. Я почувствовал у своей щеки леденящее прикосновение газового баллончика.
— Дернешься, — послышался за спиной отчаянный женский голос. — Прысну тебе в лицо. Понял?
— Понял, — я старался не двигаться.
— А теперь отвечай на вопросы. Почему ты за мной следишь? Что тебе нужно?
— Тебя этому папа научил?
— Причем тут мой отец? Отвечай!
— Я от Сергея Ивановича. Он попросил меня тебя встретить.
— Ты врешь.
— Почему, вру? Я прохожу у него стажировку, удостоверение в правом кармане куртки.
Продолжая держать меня под «прицелом» баллончика, Наташа достала из моего кармана «корочки» и внимательно их рассмотрела.
— Ладно, — сказала она опустив руку с оружием вниз. — А почему ты сразу ко мне не подошел?
— Просто, — замялся я. — Ну что пошли?
— Куда?
— На трамвайную остановку.
— Пошли.
— И часто тебе приходится доставать из сумочки газовый баллончик? — спросил я, когда мы не спеша шли по аллее.
— Не очень. Пристают часто, но в большинстве случаев несерьезно.
— Глаз на слежку у тебя наметанный.
— Да уж, — засмеялась Наташа. — А почему папа не смог меня встретить?
— У него дела важные…
— Важнее меня?
— Ну, нет, наверное. Просто их нельзя отложить.
— Он здоров?
— Да, — уверенно ответил я. — А ты на каком курсе учишься?
— На третьем, — ответила она и отвела голову в сторону.
Ничего лучше, этой пустоголовой беседы у нас не получалось.
— Вон мой трамвай подъезжает, — сказала Наташа, и мы припустили бегом.
— Тебе по пути? — спросила она.
— Нет.
— Тогда я дальше одна поеду, — она легко запрыгнула на ступень трамвая и помахала мне на прощание.
Я помахал в ответ, глупо улыбаясь.
А ведь мне было по пути…
Шутов выглядел ужасно усталым. Красные опухшие глаза, руки, неуклюже держащие сигарету, и обвисшие щеки говорили о том, что Лев Николаевич вчера либо мало спал, либо много выпил.
— Привет, Владимир, — вяло сказал он и взялся за голову. Рядом с ним у стола сидел мужчина в черной куртке с наручниками на запястьях.
— Здравствуйте. Меня прислал Сергей Иванович за бумагами, — произнес я.
— Ах, да, — он достал из стола папку и добавил: — Посиди здесь, я сейчас закончу.
Он начал что-то писать, зевая каждые полминуты. Потом посмотрел на часы и застонал:
— Черт! Опаздываю! — Шутов посмотрел на меня и сказал: — Ко мне сейчас придут этого голубчика опознавать, а я еще подставных и понятых. Владимир, помоги, будь другом.
Я кивнул и нехотя поплелся на улицу. Кто сейчас захочет тратить свое драгоценное время на то, чтобы сидеть неизвестное количество времени в милиции. Тем более, когда об этом просит молодой работник.
Я огляделся. Ага, вот двое стоят у джипа и курят. Как раз подходят по возрасту. Я направился к ним и спросил:
— Ребята, не хотите ли побыть понятыми?
— Чего? — надвинулся на меня мужик с лицом кабана. — Витек, ты чего-нибудь понял?
— Он, похоже, хочет нас в милицию забрать, — ответил Витек.
— Иди отсюда, придурок, пока не получил, — грозно сказал Кабан.
— Не хотите, как хотите, — я отошел в сторону. Вот же свиньи! К ним по вежливому, а они, козлы, сразу посылают. И чего они вообще здесь делают? Может, у них в джипе оружие или наркотики или что покруче. Проверять свою догадку я не стал, кое-как нашел двух понятых и двух подставных лиц, и вернулся в отделение.
Шутов, встречавший меня в коридоре уже не выглядел таким уставшим, наоборот, глаза его возбужденно горели.
— Спасибо, Володя. Угадай, что случилось?
— Фонаренко застрелили?
— Нет. ГАЗель нашли. Ну, ту самую.
Напоминать мне о ГАЗели не надо было, я помнил о ней всегда.
— Поймали одного человека. Он оказал сопротивление, поэтому засадить его сможем, а уж там вы с Митько чего-нибудь раскопаете, чтобы доказать.
Я согласно кивнул, и пошел искать Митько.
Сергей Иванович выглядел еще возбужденней, чем Шутов. Он постоянно улыбался и приговаривал, что скоро все закончится. Спрашивать о том, что закончится, я не стал, потому что мне надоело слушать в ответ лекции о вреде лишних знаний и пользе собственных мозгов.
— Жалко, что он один. Его подельнички наверняка уже где-нибудь далеко, — сказал я.
— Ты не понимаешь, — проговорил Митько, быстро перебирая бумаги. — Здесь действовала не просто какая-нибудь банда, которую создали три собутыльника, склад грабили члены крупной группировки, возможно, иногородней.
— Почему вы так решили?
— Ты не понимаешь? Думаешь, я зря рассказывал тебе о нашем преступном мире? Ведь из склада ничего не взяли: они просто убили людей и порушили все вокруг! Все еще не понимаешь?
— Нет, — честно признался я.
— Они знали, что на складе есть наркотик, — Сергей Иванович понизил голос. — Но он им был не нужен. Им нужно было сделать так, чтобы Царев сел в тюрьму, и у них это получилось.
— Но зачем?
— Да хотя бы из-за простейшего шантажа. Если Барон не даст определенным лицам денег, то вдруг неожиданно раскроются все его преступные тайны. Для нашей подкупной милиции это может и не будет большим открытием, а вот для журналистов и народа, который избирает его в депутаты, это будет неожиданным откровением. И на такое способны только хорошо освещенные люди, а не собутыльники.
Дверь открылась, молодой сержант ввел в кабинет мужчину, тридцати пяти лет, на лице которого не исчезала ухмылка.
— Садитесь, — Сергей Иванович предложил ему стул, потом зашел за спину и начал вышагивать из края в край. Мужчине было лень поворачиваться, но действия Митько его бесили.
— Ну! — не выдержал он.
— Фамилия, имя, отчество, — медленно сказал Митько.
— Варламов Руслан Венерович.
Я начал быстро писать в протоколе.
— Дата и место рождения.
— Седьмое сентября шестьдесят восьмого года. Киров.
— Место жительства.
— Город Кулинск, улица…
Я выронил ручку.
Господи, Кулинск! Если Сергей Иванович прав, и здесь действовала группировка, то она, возможно, связана с теми убийствами, из-за которых я сидел в КПЗ. Сестра Короткова писала, что ее сын связывался с Кировскими бандитами, может быть, он и есть представитель этой самой группировки?
Митько тем временем задал последний формальный вопрос, и начал нудно объяснять права преступника.
— Вы можете давать объяснения и показания по поводу подозрения вас в разбое, либо отказаться от дачи показаний. Вы можете…
Варламову было наплевать на его права, но Митько, похоже, не только выполнял свой долг, но и давил на психику преступника, чтобы он не смог играть по своим правилам, которые он выдумал, может быть, совсем недавно, по дороге сюда.
Митько заставил Варламова и меня расписаться и начал:
— Где вы были двадцатого числа в десять часов?
— Не помню.
— А если попробовать вспомнить?
Варламов напрягся, и было похоже, что он сейчас не вспоминает, а придумывает.
— Ужинал в ресторане.
— В Сахарове?
— Да.
— В каком ресторане?
Он вновь задумался.
— «Океан».
Такой ресторан действительно был в нашем городе, и его реклама висела чуть ли не на каждом столбе.
— Кто был с вами?
— Никто.
— По какому поводу вы приехали в наш город?
— По делам фирмы.
— А поподробнее?
— … Искал здесь возможных клиентов.
— Белая ГАЗель с номером… — ваша машина?
— Да.
— Нужно ли было ехать за информацией на такой грузовой машине?
— Другой не было.
— Почему вы оказали сопротивление при аресте?
— Думал, что вы бандиты.
— Вам, что кто-нибудь угрожал?
— Нет.
— А по форме гаишника, вы не догадались, кто перед вами?
— А кто вас сегодня разберет?
Митько перестал шагать и сказал:
— Володя, положи ручку.
Я послушался.
— А теперь, господин Варламов, поговорим по-другому. У вас есть альтернатива. Либо вы признаетесь в ограблении склада, либо я звоню кое-кому, и все рассказываю.
— Дурацкая у вас альтернатива, — ухмыльнулся преступник. — У вас же стукачей полон двор. Протокол посмотрят, и через минуту все бандиты уже будут знать, что я натворил.
— Но есть одно «но», — Митько оперся на спинку стула на котором сидел Варламов и тихо добавил: — Они не узнают, кто убил Барона!
Ухмылка Руслана Венеровича мигом исчезла, он облизнул губы и нервно закачал головой.
— Не докажете.
— А им что, нужно доказывать? Я просто кое-кому из своих коллег ненароком об этом скажу, и всё!
Варламов замолчал; затем произнес:
— Ладно. Я все расскажу.
— Вот и отлично, — улыбнулся Митько. — Володя, дай ему ручку и бумагу.
Варламов начал писать, часто останавливаясь, и ковыряясь кончиком ручки в зубах.
— Я только никого сдавать не буду. Так и знайте.
— Благородно. Только на суде, боюсь, это не учтется.
Варламов закончил писать, расписался и встал, а, когда пришел сержант, сказал:
— Вы только не думайте, что победили. Череп — человек добрый, но ментов не любит. Так что, готовьтесь к мучительной смерти.
Он ушел; Митько потянулся и произнес:
— Череп, череп… А что тогда говорила Молодая, а? Ну, когда прощалась с Коротковым?
Я напрягся.
— Кажется, она говорила о том, что поедет в Череповец.
— Череповец, — повторил Митько. — Череп-овец. Понимаешь? Коротков знал эту кличку, он боялся ее. Поэтому и побледнел, когда услышал всего лишь слово, содержащее это имя.
Я с восхищением посмотрел на Сергея Ивановича. Честно говоря, я уже забыл про то убийство, а он смог не только найти убийцу, но и заставить его признаться.
Улыбка Митько стала страшноватой; неожиданно он через силу выдавил:
— Суки!
Я резко обернулся. Поток людей, спешивших по своим делам не вызывал подозрения, но я все же, внимательно осмотрелся и, ничего не заметив, пошел дальше. Последние слова Варламова о долгой и мучительной смерти, наверняка, были произнесены для пущего устрашения, но меня они все-таки задели. Узнать некого Черепа я бы все равно не смог, но бдительность еще никому не мешала, и поэтому я был очень осторожен.
Меня послали на задание пойти «как в старой сказке» (Король и Шут) «туда, не знаю куда, и найти то, не знаю что». Вообще то я примерно знал, куда идти: на перекресток между улицами Фрунзе и Полярников. А что там мне предстояло увидеть, я не знал.
Сообщение поступило от бдительного старичка, который увидел, что пьяный человек лежит на дороге, а водители автомобилей еле-еле его объезжают. Может, его уже переехали во время того, как старик звонил нам, а может, еще нет.
Я приблизился к указанному месту и тут же заметил того самого старичка, который с трудом тащил здорового мужика к обочине. Рядом стояли три тетки и с жаром обсуждали последние события. Старик втащил голову мужика на обочину, и перевел дух. В это время на светофоре зажегся зеленый свет и ряд машин тронулась с места. Возглавляющая гонку, «волга» ехала прямо на ноги мужика, и поворачивать, похоже, не собиралась.
И тут в дело вступил я. Выбежав на дорогу, я рискуя жизнью, преградил путь машине… Ну… если точнее… выставил на дорогу руку.
Однако и это подействовало! Водитель машины, резко крутанул руль, и «волга» влетела на бордюр тротуара в каком то метре от меня. Из нее тут же вылетел долговязый мужчина с перстнем на руке и заорал:
— Ты! Дебил! Чего делаешь, идиот! Я тебя порву, сволочь!
— Успокойся, — сказал я, доставая из кармана удостоверение. — «Корочки» видишь? А вот этого человека, которого ты чуть не переехал, тоже видишь? Значит так, я считаю до пяти, а потом завожу дело по факту попытки убийства. Понял?
Он переваривал эту мысль недолго. Послав меня на прощание, сел в «волгу» и, выехав с тротуара, аккуратно объехал препятствие.
Я повернулся к старичку и сказал:
— Давайте, его вынесем до конца.
— Вы из милиции?
— Как видите.
Ухватившись покрепче, мы полностью выволокли тело на тротуар. Я приложил руку к шее мужчины. Пульс прощупывался.
— Вы в «скорую» звонили? — спросил я.
— Да, сразу после вас. Он жив?
— Да. Вы видели, как он оказался на дороге?
— Нет.
— Да, напился же он, разве не понятно? — вступила в разговор одна из теток. — За километр несет.
— В вытрезвитель его надо, — подхватила другая.
— Действительно, — охотно согласился я и вдруг заметил, что мужчина зашевелился.
Я наклонился к нему. От молодого, усталого, покрытого светлой щетиной, лица, действительно тянуло алкоголем.
— Погоди, пацан, — прошептал он. — В грудном кармане посмотри.
Я послушно полез в карман куртки.
— Смотри, смотри, — послышался позади громкий шепот. — Обворовывает!
В грудном кармане я нашел красное удостоверение, в котором было написано, что это Леденцов Алексей, лейтенант милиции, работающий в десятом отделении уголовного розыска.
— Понял? — прошептал лейтенант.
— Так точно, товарищ лейтенант. Я все понял. Вы ведь проверяли, смотрят ли наши водители на дорогу во время езды, не так ли?
Лейтенант что-то пробормотал и вновь заснул. В это время подъехала «Скорая помощь», оттуда выбежала женщина в белом халате.
— Что у вас случилось? — вяло спросила она.
— Вот, — я указал на тело.
— Он же пьяный! — возмутилась врачиха. — Его надо в милицию отвезти.
— Нельзя его туда, — возразил я. — Он сам милиционер.
— Ну и что? Мы же не будем его везти в больницу только из-за того, что он напился.
— Он не только пьян. У него шишка, посмотрите.
— Да лучше бы его задавили! — воскликнула тетка. — Зря только людей от работы отвлекают.
— А вы почему здесь стоите? — не выдержал я. — Вам что, делать нечего больше? Может, вам напомнить, какое наказание дается за оскорбление человека и оставление его в опасности.
— Хам! — сказала тетка и добавила своим собеседницам: — Пойдемте, девочки.
Я повернулся к врачихе и сказал:
— Пожалуйста, отвезите его в больницу, а когда он оклемается, отпустите, хорошо?
— Ну, ладно, — согласилась докторша и, вместе с другим врачом, погрузила Леденцова на носилки.
Я с чувством выполненного долга двинулся в сторону отделения, когда вдруг… заметил ИХ. Витек и Кабан на своем джипе находились на другой стороне дороги и глядели прямо на меня. Может, совпадение? Но наш город не такой уж и маленький, чтобы в течении нескольких дней встретить одних и тех же незнакомых людей.
Успокоившись, я двинулся по улице и через сто метров зашел в двери магазина женского белья. Народу здесь было немного, и я, для вида присмотревшись к витринам, осторожно взглянул через окно на улицу.
Нет! Я не ошибался! Они действительно за мной следили!
Вернувшись в отделение, я собирался рассказать о своих опасениях Митько, но решил не расстраивать его, заметив, как он счастлив. Да, я еще никогда не видел его таким беззаботным. Он постоянно шутил, смеялся, забыв о мрачной работе. После часа общения с ним мне стало казаться, что все мои опасения — полный бред: никто за мной не следит, и никому я не нужен.
Я взялся за протокол и забыл про все, когда вдруг нагрянул Фонаренко.
— Привет, Митько, — величественно сказал он. — Ты сделал, что я велел?
— Да, да, Фонаренко, — ответил Митько, и я заметил, что он помрачнел.
Сергей Иванович протянул бумагу майору, тот принял ее и добавил:
— Кстати, Совков просил тебя перестать заниматься ерундой, иначе не видать тебе премии в этом месяце, как звания старлея.
Митько приподнялся. Лицо его оставалось невозмутимым, но в глазах появился злой огонь. Я ждал, что он сейчас разразится ругательствами, но он вместо этого схватил… нож.
Я испуганно вытаращил глаза и приготовился в случае чего спасать Сергея Ивановича от привлечения по статье сто пятой. Однако Митько не собирался портить свою жизнь из-за Фонаренко. Взяв нож, он провел его острием по поверхности стекла, которое прижимало некоторые бумаги на его столе. Раздался скрип, от которого у меня побежали мурашки по коже. Я взглянул на Фонаренко — тот прямо съежился от недовольства. Причем теперь я понимал, что ему до смерти это не нравилось, это была его Ахиллесова пята. Недолго думая, я схватил ножницы и повторил маневр Митько.
Теперь Ильдар Григорьевич, как говорится, совсем «скукожился».
— Хватит! — закричал он. — Перестать!
Митько его не слушал и закончил только тогда, когда захотел.
Фонаренко выпрямился и дрожащим голосом проговорил:
— Ты, Митько, пожалеешь об этом. Думаешь, что все для тебя останется безнаказанным? — он повернулся ко мне. — А ты,… пацан, молись, чтобы тебе достался хотя бы пост участкового в деревне.
С этими словами он вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью.
Митько медленно сел. Улыбка больше не появлялась на его лице.
— Зачем ты это сделал? — медленно спросил он. — Мне то, действительно, все будет нипочем, а тебе…
— Козел! — сказал он с новой интонацией, и я понадеялся, что это не обо мне. — Дело Зубова не сошло с места, с самого начального положения. Мне через день звонит его жена, спрашивает, нашли ли мы… Посмотри! — он протянул мне бумагу. — Разве не понятно, что его убил кто-то, кого он не захотел отпускать.
Я быстро просмотрел протокол, написанный рукой покойного Зубова. Действительно, здесь есть все для предъявления обвинения: и показания свидетелей, и постановление эксперта, и многое другое.
— В итоге преступника отпустили. Из-за отсутствия состава преступления, — сказал Митько. — Прокурор постарался, наверное.
— А у Зубова была машина?
— Да, «Мерседес». Мы недавно ее обмывали.
— А недостатка в деньгах у него не было?
— Не было… Погоди, на что ты намекаешь?… Ты что, хочешь сказать, что Зубов сам помогал преступникам? Переписывал протоколы и отпускал их?!
В это время я пожалел, что заговорил об этом. Митько гневался, но вдруг успокоился. Посмотрел вперед безумными глазами, тихо что-то бормоча себе под нос.
— Ладно, сейчас мне пора идти. Обсудим это попозже, — он встал, и вышел из кабинета.
Я просидел без движения несколько секунд, затем медленно подошел к окну.
Митько садился в свой «жигуленок». Я подождал, пока он отъедет и внимательно осмотрел улицу.
Сердце в моей груди подпрыгнуло. Витек и Кабан спешно садились в свой джип. Все-таки «за нами следят»! Выскочив из кабинета я помчался вниз. Пробежал мимо дежурного, вылетел на улицу… Джип отъезжал, а жигуленка уже не было видно. Что делать?!
Подбежав к ближайшей машине, я сделал страшные глаза, показал водителю удостоверение и проговорил на одном дыхании:
— Быстро за тем джипом.
Если бы водитель упирался, я бы без раздумий достал свой пистолет, но делать этого мне не пришлось: шофер посадил меня и послушно выехал на дорогу.
Джип ехал быстро, но наша машина постоянно удерживалась за ним. Я не боялся, что Витек с Кабаном заметят слежку, ведь они были заняты в этот момент тем же самым.
— Долго нам еще ехать? — наконец, не выдержал водитель.
— Не знаю, — отозвался я.
И тут же мы потеряли их! Они успели проехать на зеленый свет на перекрестке, а красный зажегся прямо у нас перед носом.
— Черт! — ругнулся я, провожая джип взглядом.
Казалось, что красный свет длился целую вечность. Когда мы, наконец, повернули вслед за джипом, того уже не было заметно.
— Останавливайтесь на каждом перекрестке, — приказал я. — И, пожалуйста, побыстрее.
Все было бесполезно. Джип успел сделать уже много поворотов, и искать теперь его было безнадежно.
— Все! Потеряли, — сказал водитель.
Я с горечью признал, что он прав. Теперь остается надеяться, что Витек ничего не собирается делать Митько, или что тот мог заметить за собой слежку.
— До конца улицы доедем, — сказал я, заметив вдалеке красную машину.
Это была «пятерка» Митько!
— Спасибо, — крикнул я, выбегая из машины.
Джипа рядом не было, значит, они тоже не умеют следить. Я огляделся вокруг в поисках Митько, а потом направился в подъезд жилого дома у которого стояла его машина.
Войдя в дверь, я неожиданно полетел на пол, наткнувшись на какое-то препятствие. Осмотревшись, я понял, что это человек, лежащий поперек дороги.
— У, пьяница, — пробормотал я, отрывая руки от земли.
Они были в КРОВИ! «Нет, это не Митько» — подумал я, и тут же взглянул в лицо лежащего. ЭТО БЫЛ ОН!
Обезумевший ужас сковал мои руки, заставил лицо содрогнуться, остановил биение моего сердца. Я упал на колени, прикоснулся к его руке. Слабый пульс дал ничтожную надежду на спасение. Вскочив, я подбежал к первой попавшейся двери и забарабанил в нее, пачкая кровью, затем в другую, следующую…
— Врача! Быстрее! Пожалуйста, помогите! Человек умирает!
Они не открывали! Боялись чего-то необыденного, не хотели отрывать себя от обычной, размеренной жизни. Притворялись, что их нет, чтобы потом, через час прийти к соседу и спросить в чем дело. Жили только для себя и для родных, эгоисты чертовы!
— Звоните 03! — крикнул я, надеясь, что хотя бы это не окажется трудной задачей.
Дверь открылась, я увидел человека в майке.
— Чего орешь? — спросил он.
— Телефон есть?
— Есть.
— Позвоните в «скорую». Человек в подъезде умирает, — я старался говорить спокойнее, хотя был готов сам любыми способами продраться к телефону.
— Где? — мужик высунулся с порога.
— ЗВОНИ! — заорал я, что было мочи.
Он испугался и скрылся в квартире.
Я вернулся к Митько и не смог найти в себе силы еще раз проверить его пульс. Просто сидел, и не знал, что делать. Останавливать кровотечение было бесполезно — ран было очень много.
Скорая подъехала через сто лет. Меня тут же оттащили в сторону, сунули в нос ватку с нашатырным спиртом, который тут же ударил по мозгам. Я сел на ступеньку и просто прислушивался к тому, что говорят врачи.
— Милицию и труповозку, — сказал врач.
Последнее его слово плавно превратилось в острый кинжал и вонзилось мне прямо в грудь. Истекая кровью, я упал без чувств.