Мои шаги гулко отдавались по всему подъезду. Не торопясь, я добрался до своего этажа и повернулся к двери.
У нее кто-то сидел! Я сунул руку в карман, доставая из него пистолет, но быстро успокоился, узнав в сидящем Наташу.
Она сидела на корточках, держась за лицо руками. Заметив меня, она приподнялась и бросилась на грудь. Она рыдала, неистово всхлипывая, уткнувшись в мою куртку. Я мягко обнял ее и потянул к двери квартиры.
Войдя внутрь, она кинулась на диван и просто плакала, ничего не говоря. Это было невероятно страшно — видеть человека, который пришел к тебе, не для беседы, не для дела, а просто, чтобы вылить свои чувства. Страшно видеть человека в его новом обличии, которое коренным образом отличается от всех предыдущих.
Я глупо постоял рядом, затем ушел на кухню готовить кофе. Сержант не понимал моей грусти, не понимал, почему с ним никто не играет, и пытался привлечь к себе внимание громким лаяньем.
— Тихо, Сержант, — остановил его я, насыпая кофе в кофеварку.
На душе было чернее, чем ночью и до нельзя паршиво. Я не мог представить себе, что Сергея Ивановича больше нет, просто не мог поверить в это. Сердце сжималось при каждом воспоминании его лица, его улыбки.
Что бы было, если бы я рассказал ему про слежку? Может, не лежал бы он сейчас в морге, под белой простыней…
Это все Варламов постарался, сволочь. Сдержал слово.
Кофе перелилось через край, залив пеной всю плиту. Я выключил газ и, налив кофе в кружку, пошел в комнату.
Наташа уже успокоилась и сидела на стуле. Я протянул ей кофе, она, не притронувшись, поставила чашку на столик.
— Извини, Вова, что я к тебе так… — сказала она.
— Ничего, ничего.
— Ты знаешь… кто его?… — она не смогла договорить.
Опустив глаза, я помотал головой.
— Я знала, что что-то случится. В тот день он со мной попрощался как-то необычно. Он знал, да?
— Нет. Вряд ли.
— Может, виновен тот, чье дело он вел?
— Может быть.
— Я боюсь, Вова, — она всхлипнула.
— Не бойся, они тебя не тронут. Ты ведь ничего не знаешь.
— Да, но если бы я вернулась чуть пораньше, они могли бы меня убить.
Я встрепенулся.
— Не понял. Ты о чем?
— Ах, да. Я же тебе не сказала. Я пошла в аптеку, за успокоительным. Простояла долго в очереди, а когда вернулась… — она еле сдерживала слезы. — Все в квартире было перерыто. Мебель передвинута, одежда выкинута из шкафов.
— Что же ты молчала? Тогда твоя жизнь действительно под угрозой, — я быстро размышлял. — Слушай. У тебя есть подруги в другом городе?
— В Москве.
— Нет, где-нибудь в нашей области.
— Нет.
— А родственники.
— Тетя в Уранске живет.
— Отлично. Ты сейчас закажешь по телефону билет в Уранск, лучше на сегодняшнее число, и пробудешь там, пока все не уляжется.
— Погоди, Володя, а похороны? Я же не могу их пропустить.
— Черт, — тихо пробормотал я. — Тебя нельзя оставаться одной ни на минуту. А в Сахарове у тебя есть друзья?
— Школьные есть.
— Сейчас поедем к ним. Ты должна быть предельно осторожна, никогда не гуляй одна. Ты, кстати, не видела где-нибудь возле себя черный джип?
— Черный? — переспросила Наташа. — Да вроде у нашего дома сегодня стоял. А что?
— Если еще раз увидишь эту машину — убегай. Можешь звать милицию или просто пристать к кому-нибудь, чтобы… убить тебя было максимально сложно.
— Это они? Они да? — Наташа подняла глаза.
— Да, скорее всего. Ты обещаешь, что будешь осторожна?
— Обещаю, — сказала Наташа.
— Хорошо, — я протянул ей телефон. — Давай, звони своим друзьям.
Совков раздраженно снял пиджак и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. На столе, рядом с ним, стоял пузырек с «Корвалолом».
— Этот месяц, — севшим голосом, начал он. — Стал для нас самым трагичным. Мы потеряли двух своих лучших оперов: старшего лейтенанта Зубова и лейтенанта Митько, Сергея Ивановича. Их потеря глубоко поразила нас. Они были убиты зверски, людьми, для которых нет ничего святого. К сожалению, мы не смогли узнать убийц Зубова, но теперь мы обязаны это сделать. Я уже написал рапорт начальству, чтобы нам перевели двух оперов из других отделов. Вместе с ними, мы должны будем найти и по достоинству наказать убийц наших друзей. Я разрешаю вам отложить на время свои дела и заняться только этим. Мы должны доказать, что мы умеем работать. Все. Все свободны.
Весь наш отдел встал на ноги и направился к выходу. Однако я не спешил уходить.
Совков недоуменно посмотрел на меня и сказал:
— Все свободны, Белов. Можешь идти.
— Я знаю, кто убил Сергея Ивановича, — начал я.
— Хорошо. Расскажешь это Ильдару Григорьевичу.
— Но он, возможно, не захочет меня слушать. Или… не будет предпринимать никаких мер.
— С чего ты взял?
— Он, возможно, стукач.
Совков вскинул брови.
— Ты здесь всего месяц, мальчик. Откуда тебе знать, кто стукач, а кто нет?
— Но…
— Перестань играть в Джеймса Бонда. Милиция — это не американский боевик. Здесь нету только отрицательных и только положительных героев, нет клоунов и понимающих, добрых начальников. Это жизнь! И человека нельзя обвинять только по внешнему виду, и по тому, как он относится к тебе. Фонаренко — хороший опер. Иди к нему.
— Но…
— Иди!
Он замахал руками и схватился за корвалол. Я поспешно вышел и направился к Шутову. Если уж и кому рассказывать, то только ему.
Лев Николаевич был не в духе, однако смог меня выслушать. После того, как я закончил, он спросил:
— Номер джипа запомнил?
— Нет.
— Зря. Сейчас бы мы их мигом нашли, а так…
— Я, возможно, знаю, где они могут находиться.
— Где?
— Они могут следить за дочерью Митько, Наташей.
— А где она?
— У подруги.
— И что ты предлагаешь?
— Не знаю.
Шутов нахмурился и посмотрел в потолок.
— Ладно, — сказал он после некоторых раздумий. — Сейчас ты составишь фотороботы этого Витька и друга его. Потом мы позвоним в ГИБДД и скажем, чтобы они задерживали все черные джипы… Ты модель знаешь?
Я снова обреченно покачал головой.
— Ладно, все черные джипы. А потом ты их опознаешь, хорошо?
— Да, — мне не понравился тон Шутова, он, наверное, думал, что я каким-то образом виновен в смерти Митько, хотя я и сам считал точно так же.
Открывая свою дверь, я слышал, что там, внутри надрывается телефон. Влетев внутрь, я снял трубку.
— Владимир Белов? — этот голос был мне не знаком.
— Да, — сказал я.
— Это ваш друг. Мы должны встретиться.
— Кто вы?
— Я же сказал, ваш друг.
— У меня нет друзей.
— В таком случае, я тот человек, который не сможет причинить вам вреда, и очень вам нужен.
— Зачем нам встречаться?
— Это не телефонный разговор.
— Хорошо. Подходите к отделению, где я работаю…
— Нет, — остановил меня незнакомец. — Давайте встретимся на мосту в восемь, вы согласны?
— Да, — согласился я, после некоторого молчания.
— До свидания, — на том конце положили трубку.
Почему я согласился? Ведь это подстава! Я приду на встречу, а там меня будут встречать дружки Черепа. Хотя можно и мне сыграть на этом. Сообщу эту новость Шутову, и он устроит на мосту засаду. Я встал и подошел к двери, но вдруг она раскрылась без моей помощи, и в кабинете появился Фонаренко с Гавриковым позади.
— Ты куда то уходишь? — спросил Ильдар Григорьевич.
— Да, — ответил я, пятясь назад.
— Придется тебе отложить свои дела ненадолго, — улыбнулся Фонаренко. — Как нам стало известно, ты нашел первым тело Митько.
— Ну.
— Что «ну»? Сейчас мы тебя допросим, как свидетеля…
— Или обвиняемого, — подхватил Филя.
Что? Они думают, что это я убил Сергея Ивановича? Интересно, с чего Совков взял, что Фонаренко — хороший опер?
— Садись, — сказал Фонаренко, и я повиновался. — Ну давай, Филипп, покажи все свое мастерство допроса. Задавай вопросы, а я буду записывать.
Что? Этот «гаврик» будет меня допрашивать? Значит, вот как Фонаренко решил мне отплатить.
— Хорошо, — Филя с важным видом прошелся взад вперед. — Расскажи нам, что случилось перед смертью «Митька». — Он сделал ударение на последнем слоге.
— Я не знаю никакого «Митька», — ответил я.
— Не придуряйся, — произнес Фонаренко. — Он имел в виду Сергея Митько.
Я вкратце, без лишних подробностей, рассказал о том, что случилось в тот страшный вечер.
— Значит, ты погнался за ними, — Филя сощурил глаза.
— А что, это неправдоподобно?
— Отвечай по существу! — рявкнул Фонаренко.
— А тот водитель сможет подтвердить то, что ты сказал? — продолжил допрос Филя.
— Да.
— А где он сейчас?
— Не знаю.
— Перед подъездом, в котором убили Митько, ты видел тот джип?
— Нет.
Гавриков застыл, не зная, что еще задать. На помощь ему пришел Ильдар Григорьевич.
— Опиши, как выглядели те двое в джипе.
— Классно выглядели! — я поднял вверх большой палец.
— Такое ощущение, что ты не хочешь, чтобы мы раскрыли это убийство, — стиснул зубы Фонаренко.
— Кому надо, я уже все рассказал.
— Это кому же?
— Льву Николаевичу.
— Толстому что ли? — хмыкнул Филя.
— Нет, Шутову.
— Шутову? — Фонаренко притворно рассмеялся. — Ты что, думаешь ему поручат вести это дело?
— А почему нет. Если дело официально поручат вам, то я вам все расскажу очень подробно.
— Ты и так мне все расскажешь. Опиши нам лица тех двоих.
— Короче, оба лысые, — я зажестикулировал. — Оба уроды, и оба сильно похожи на Гаврикова.
Фонаренко с силой ударил по столу, так что Филя испуганно вздрогнул.
— Я тебя на пятнадцать суток усажу в КПЗ, к самым буйным. А ты знаешь, что там делают с милиционерами?
— А что там делают? — поинтересовался Филя.
Интересный разговор прервал дежурный, который вошел в дверь и протянул мне незапечатанный конверт.
— От кого? — спросил я.
— Не знаю, он не представился.
Я положил конверт на стол, рядом с собой и начал отвечать на молниеносные вопросы Фонаренко. Пока я придумывал, как бы мне избежать прямых ответов, Гавриков незаметно подтянул к себе мой конверт. Заметил я его действия только тогда, когда он развернул находящийся внутри листок.
Одним движением, я сильно ударил его по руке, а вторым, выхватил листок с конвертом.
Воцарилась тишина.
Фонаренко смотрел на меня, как будто я был червяком, которого нельзя было убивать, но очень хотелось.
— Статья 164-я, — сказал я. — Хищение предметов, имеющих особую ценность.
— Статья 105-я, — произнес Фонаренко, не отрывая от меня глаз. — Намеренное убийство.
— Статья 122-я. Заражение ВИЧ-инфекцией, — я улыбнулся. — Еще поиграем?
— Ты понял о чем я сказал. Это ты убил Митько, и я это докажу. Из города никуда не выезжай.
— Ильдар Григорьевич, — заголосил Филя. — У него там написано, что…
— Потом, Филипп. Ты мне все расскажешь, пойдем.
Они вышли из кабинета.
Я мигом развернул листок. «Дорогой Владимир, вам пишет тот, кто звонил вам сегодня и назначал встречу. Возможно, ваш телефон на прослушке, поэтому я меняю место встречи: на улице Софьи Ковалевской, у математической школы. Время такое же. Если вас интересует, кто я, то могу сказать вам одно — я друг Сергея Ивановича. До встречи».
Я сглотнул. Это друг Митько! Нет, говорить Шутову я не буду, нужно идти самому!
Когда мои часы показали десять минут восьмого, я сложил все бумаги в папку, выключил свет и покинул кабинет, который я еще совсем недавно делил с Сергеем Ивановичем.
На улице было сыро, вокруг бушевал северный ветер, сметая с места увядшие листья. Осеннее солнце уже опустилось к горизонту, на улице зажглись фонари, проезжающие машины замигали фарами.
Математическая школа имени Софьи Ковалевской располагалась в Южном районе города. Добраться туда можно было на трамвае, но время не ждало, поэтому я прямиком направился к ближайшей станции метро.
Поминутно озираясь, я не заметил за собой ни джипа, ни еще каких-нибудь подозрительных машин. Похоже, их интересовал только Митько.
Спустившись в подземелье, я купил билет, и спустился по эскалатору к поездам. Огромные электронные часы показывали половину восьмого.
Разглядывая красивые колонны станции, я все-таки заметил за собой слежку, и едва удержался от улыбки, потому что следил за мной Гавриков Филипп, собственной персоной.
Значит, он все-таки успел что-то прочитать, рассказал об этом Фонаренко, а тот приказал за мной последить. Ну что ж, посмотрим какой из Фили следопыт.
Он стоял на другом конце станции, боком ко мне. Конечно, не заметить его было сложно, и не известно, на что он рассчитывал с таким «талантом».
Раскрывать его намерения я не собирался, мне нужно было уйти от него, причем уйти так, чтобы он ничего не заподозрил.
Наконец, подошел поезд. Я зашел в вагон, остановился у самого двери и краем глаза поискал Гаврикова. Тот зашел в этот же вагон, но с другого входа и сел на скамейку. Не оборачиваясь к нему, я проехал несколько остановок. Филя поворачивался ко мне перед каждой станцией и следил за моей реакцией. Я решил на этом сыграть. Когда поезд подъехал к нужной остановке, и двери с шипением раскрылись, я не тронулся с места. Филя заметил это и снова отвернулся.
— Осторожно, двери закрываются, — прозвучал металлический голос.
Прождав еще секунду, я пулей выскочил из вагона. Через мгновение поезд тронулся; через стекло я увидел, как Гавриков дернулся, метнулся к окну. Мы встретились глазами, я не удержался и, улыбнувшись, показал ему очень красноречивый жест, который считается неприличным, но в данной ситуации был очень точен.
Не знаю, почему, но я сразу понял, что это он. Просто он был очень похож на Митько: был спокоен, строго одет и неправдоподобно серьезен.
Он тоже меня узнал по каким-то своим признакам. Я пожал его руку и мы отошли к столику кафе. Здесь, в основном толпились школьники, забежавшие купить сигарет, или еще чего.
— Надеюсь, вы не привели хвоста? — сказал он.
— Нет. Как мне вас называть?
— Называйте меня Игорем Михайловичем. Фамилия моя, вам ничего не скажет.
— Вы что-то хотели мне сообщить?
— Да. Это касается Сергея, — он понизил голос и подозрительно огляделся. — За день до смерти, он пришел ко мне в гости. Мы поболтали, выпили, и он за беседой передал мне эту папку. Он сказал, что мне нужно передать ее вам, если с ним что-то случится. Я пытался расспросить его, но он ничего мне больше не сказал. Так что я выполняю последнюю просьбу друга. Держи, — он протянул мне черную кожаную папку.
— Что здесь? — спросил я.
— Не знаю. У нас не принято смотреть чужие вещи, — он повернул голову на бок и предложил: — Может, по рюмочке, а?
— Я не пью, — ответил я.
— Так это же, за упокой души Сергея Ивановича.
Я подумал.
— Ну давайте.
Он улыбнулся и пошел к стойке.
Дрожащими от нетерпения руками, я отстегнул молнию папки и выложил на диван два маленьких конверта и один объемистый пакет. На одном из конвертов черным маркером было написано «Наташе», а на другом «Владимиру». Вскрыв конверт со своим именем, я достал листок, исписанный знакомым мелким почерком.
«Здравствуй, дорогой Володя. Я уже мертв, или нахожусь в коме или просто пропал куда-нибудь навеки. Ты не представляешь себе, как мне грустно было писать эти слова, как я надеялся, что это послание никто не прочтет. Однако мои опасения оказались верны, и тебе теперь придется выслушать мою исповедь.
Сразу хочу извиниться, ведь я поступаю жестоко, вовлекая тебя вслед за мной. Если ты не захочешь мне помочь, то пожалуйста сожги всю папку и немедленно уезжай из города.
Если же ты хочешь узнать, все, ты должен прочитать все письмо до конца.
Работа в милиции была моей голубой мечтой с детства. И я был очень рад, когда меня приняли на службу во внутренних органах. Я мечтал повторять подвиги Знатоков, быть честным и храбрым, и слишком поздно понял, что выбрал для этого не то время. Сейчас всё решают деньги, а не находчивость следователя. Работа начала мне надоедать, у меня были проблемы с сердцем. После того дела с Царевым, я стал совсем плох. Навсегда оставшись лейтенантом, я навсегда остался с постоянной и маленькой зарплатой. Это довело жену, которая бросила меня, оставив дочку.
После того, как я перестал бороться за справедливость и сочувствовать людям, жизнь постепенно наладилась.
Но все время так жить я не мог и после того, как убили Вадика Багренцова, я решил любыми правдами и неправдами найти убийцу. Благодаря своим связям, я узнал, что Вадим приезжал в Кулинск, чтобы пообщаться с местными следователями, которые вели крупное дело о похищении ценных чертежей из НИИ авиастроения. Дело находилось под грифом «Секретно», но каким то образом попало к журналистам, и вскоре было описано в каждой газете. В преступлении подозревалась местная группировка, однако ходили слухи, что замешаны и влиятельные люди из Сахарова. Поэтому, следователям и требовалась помощь с нашей стороны.
Чертежи истребителей нового поколения стоят огромных денег. Скорее всего укравшие люди (лидер Карпов Андрей по кличке Череп) собирались продавать чертежи Барону. И я знал, как они это сделали.
Варякин Андрей тоже был замешан в группировке Черепа и, когда к нему приехал дядя, наверняка предложил, мол, давайте передадим бумаги через Короткова — он все-таки почетный железнодорожник, его подозревать не будут. Черепу идея понравилась, и он встретился с Коротковым. Тот, конечно, испугался, но перечить не смог. На вокзале в Сахарове, его должны были встретить люди Барона и принять груз. Но они не только его приняли, но и убрали курьера. Причем, как я думаю, они не собирались платить.
Варякин, хоть и был последней сволочью, но все-таки взбунтовался, когда узнал, что его дядю убили. За это его и прикончили. А Вадима они убили, скорее всего, без видимых на то причин, просто так, из страха.
Узнав, что Барон не собирается платить, Череп с несколькими людьми из окружения направился в Сахаров. Здесь он угрожал Барону, посадил за решетку его лучшего человека, и в конце концов убил его, надеясь, что найдет чертежи в его квартире. Они действительно были там, в тайнике. О том, где он и как открывается, Череп не знал. Я решил опередить его, выкрал чертежи, только потом осознав, что подписал тем самым себе смертный приговор.
Теперь о том, что нужно сделать с бумагами. Позвони по телефону указанному ниже, лучше из будки. Скажи, что ты от меня и назначь встречу, но на нее не являйся, проверив не будет ли там засады. Если все будет чисто, назначь вторую встречу и передай бумаги. После этого бери отпуск по уважительной причине или что-то в этом роде и уезжай подальше.
Надеюсь, что ты меня не подведешь. Ты — один из немногих людей, которым я могу доверять. Сам не знаю, почему я так решил. Просто не могу представить, что ты можешь быть предателем.
Позаботься о Наташе, спрячь ее понадежней. Передавай привет всему отделу, скажи Совкову, чтоб он не волновался, а то у него очень слабое сердце.
Ну вот и все. Искренне твой Сергей Митько».
Я перечитал письмо еще раз. Какие бумаги я должен передать? Неужели?… Я молниеносно раскрыл пакет и вынул оттуда кипу бумаг и один лазерный диск компьютера. Значит, это те чертежи, выкранные вместе с оригиналом и компьютерными данными. Я держу в руках вещь, имеющую огромное значение для государства. Если эта информация попадет в руки террористов или просто к враждующей стране, то случится… Что именно случится, я не знал, но вряд ли что-нибудь хорошее.
Раздался стук. Я вздрогнул и направился к двери, достав из кармана пистолет. Это была Ира.
Я убрал оружие и открыл дверь.
— Здравствуйте, дядя Володя, — сказала Ира. — Можно я с Сержантом погуляю?
— Конечно, — я впустил ее и пошел искать щенка.
— А ваш брат вас нашел? — спросила Ира.
— Какой брат? — я остановился на полпути.
— Ко мне вчера подошел дяденька и сказал, что он ищет Владимира Белова, своего брата, который живет в этом подъезде. Я спросила, не тот ли, который работает в милиции; он сказал, что тот. Ну, я и назвала ему ваш адрес. А что?
Я замолчал, потом подошел к Ире и сказал:
— Слушай. Для всех, кого ты встретишь, ты меня не знаешь и только иногда встречаешь в подъезде. Больше ко мне не приходи, пореже гуляй одна, лучше с собакой. Сержанта я спрячу в надежное место.
Ира ужасно испугалась.
— Почему? — спросила она.
— Я сейчас слишком опасный знакомый. Когда все уляжется я тебе скажу, и ты опять сможешь гулять с щенком. Хорошо?
Дав мне обещание молчать, она убежала домой. Я закрыл дверь, и на душе у меня стало до ужаса противно. Я попытался успокоиться, но не смог. Теперь меня в любой момент могут убить, теперь я могу умереть.