— Здесь деньги, — объясняет Григорий Аркадьевич и показывает. К чему он это делает? Денег много. Никогда прежде не видел такую огромную сумму.
— Сейчас мы поедем и эти деньги отвезем. Тимур! Сколько раз тебе говорить! Опять жуешь! Ты что — корова?
Тимур стушевался и, вероятно, проглотил жевательную резинку. Смотрит смущенно — хозяин всегда прав.
— Дима, максимум внимания. Ты сегодня какой-то взъерошенный. Все в порядке?
— Максимум внимания, — повторил я.
— Молодец. Портфель возьмет Тимур. Не потеряешь?
Григорий Аркадьевич шутит. У Григория Аркадьевича прекрасное настроение. Опять спектакль — к чему он? Почувствовать ответственность? Вряд ли. Мы и без того ответственные — нам за это платят. Григорий Аркадьевич спокоен — перебирает четки. Мы сидим и наблюдаем, как он их перебирает. Опять портфель. Один и тот же снаряд не падает в воронку дважды. Значит, следует ждать что-то новое. Мы ждем — сидим и молчим. Закопошилось предчувствие, взмокли ладошки, и стало тоскливо в груди. Вроде, как ты собрался в дальнюю дорогу. Билет в кармане, чемодан собран, а душа не лежит, а почему — ты не знаешь. Мы сидим и ждем. Смотрю на свои ботинки — с них все и началось. Ботинками все и закончится. Я не мистик, я в этом уверен. В любом важном деле, главную роль играет мелкая деталь. Афтондила я не догнал — развязался шнурок. Я бежал и думал, когда на него наступлю и наступил — растянулся на мостовой. Тогда я не понял — и почему развязался шнурок, и почему я на него наступил. Случайность — рядовая закономерность. Я не фаталист, я — циник. Я мог всадить в спину Афтондилу обойму — не всадил. Забыл про пистолет. Афтондил стрелял дважды — бестолково, глупо, как стреляют со страха. Наверно, я старею — причем здесь Афтондил? А Григорий Аркадьевич — причем?
Звонит телефон. Григорий Аркадьевич берет трубку.
Сейчас мы с Тимуром выйдем. Я впереди, он за мной. Григорий Аркадьевич в это время заменит портфель — тот другой, братец-близнец, стоит под столом. Требуется секунда или две. Вот только к чему? В носу вдруг появился запах пороха — значит, придется стрелять. Вот только в кого? Заныло под ложечкой — еще один дурной знак. В туалет, что ли попроситься? А затем положить на стол пистолет и уйти — запрыгнуть в автобус и сразу в баню.
— Встреча отменяется, — говорит Григорий Аркадьевич и кладет трубку. — Тимур отвези Скворцова до стоянки.
Дима Скворцов обнаглел. Запрыгнул в Пежо и отправился в баню. Долой туманные мысли, долой тревогу, долой трусы — я влетаю в парилку и лезу на верх. Настоящий ад — то, что нужно! Фетровая шляпа! Боже! Николай Васильевич! Мужчина поворачивает ко мне разгоряченное лицо — нет, это кто-то другой. Покрываюсь липкой пленкой, а затем лопаюсь, как гнилой помидор.
Григорий Аркадьевич заготовил мне роль — спектакль уже начался. В первом действии роль небольшая — эпизодическая. Сидеть и ничего не делать, так мы с Тимуром и поступили — сидели и ничего не делали. Играл Григорий Аркадьевич. Молодец, старался, поэтому и переиграл. Во втором акте все проще. Он не будет объяснять задачу и ругать Тимура, лишь спросит, а может, и не спросит. Возьмет портфель и выйдет. Денег в портфеле не будет, но будет стрельба — яростная, ожесточенная, и меня убьют. Или подстрелят. А если подстрелю я? Дима Скворцов — отличный стрелок. Верно, но когда тебе стреляют в спину, уже не важно, как хорошо ты владеешь оружием. Ты — мишень. С этим понятно, непонятно другое — кто и с какой целью приходил в квартиру в мое отсутствие? Крохотный Будда — его невозможно не взять в руки. Взяли и вернули на место. Именно так им показалось. Спасибо, Будда, — ты меня здорово выручил. Еще бы сказал, за чем они приходили? Кроме корзины с грязным бельем и пары пустых бутылок на кухне с Димы Скворцова взять нечего.
— Так и будешь сидеть?
— Что?
— Пара подбрось, — сказала фетровая шляпа.
Я подбросил и вновь забрался на самый верх парилки. Еще минута и я расплавлюсь.
— Дурь выходит, — шляпа принялась яростно себя истязать. Волны раскаленного пара следовали одна за другой. Странное создание человек. Почему, чтобы ощутить вкус жизни, нужно подойти к краю? Заглянуть в пропасть и только потом осознать, как хороша жизнь. Мужчина лупил себя без пощады, лупил так, что мне стало его жаль. Дай ему в руки железную цепь, чтобы пошла кровь, и тело превратилось в кусок красной говядины… что они делали в моей квартире? Будда — ты все знаешь. Ты сидишь уже который век, не открывая глаз. Что ты там увидел? И тут я последовал его примеру — закрыл глаза.
Темнота. Обыкновенная темнота — я ее призвал на помощь. Я не просил открыть мне смысл жизни, не просил наставить меня на путь истинный, простить мои грехи или стать мудрей. Я спрашивал — какого хрена они делали в моей квартире! Дима гол, как сокол! К нему в гости прекратили ходить даже тараканы…
Будда молчал — он всегда молчит. Он дружит со всей вселенной. Дима Скворцов — пылинка в мироздании. И свершилось чудо. Будда открыл сначала один глаз, затем другой и сказал. Ноги затекли, — сказал он, — а встать нельзя. Народ не поймет. Ты о чем-то спрашивал? Ах, да… за чем они приходили? Если у тебя нечего взять, значит… Тут он вновь глаза закрыл и провалился в нирвану.
— Вышла дурь? — гаркнула фетровая шляпа. На, держи, — и мне сунули веник, — потом отдашь.
Я сидел в предбаннике и приходил в чувство. Будда остался верен себе — ничего толком не сказал. Что мне остается? Последовать его примеру — залезть на скамью, поджав ноги, и ждать ответа?
— Скворцов, какого черта? Ты где?
По голосу в трубке я понял, что Элла Сергеевна в дурном расположении. Пропал не только водитель, пропал и автомобиль.
— Мы сломались, — нагло соврал я. — Еще час. Механик сказал, ничего серьезного. Заводской брак, все устранят по гарантии. Мне еще повезло — взяли без очереди. Элла Сергеевна, и вам повезло — случись поломка, за рулем вы и одна.
— Что именно сломалось?
— Пустяк, но требует времени.
— А что там за голоса?
— Мы в ремонтной зоне, здесь всегда шумно. Элла Сергеевна, я подарил мастеру горилки — типа презента, знак внимания. Вы не против?
Врать нужно с умом. Большого греха я здесь не вижу. Главное, перехватить инициативу, ложь должна быть максимально бытовой, чем проще, тем лучше.
— Она же новая! — все еще упиралась Элла Сергеевна. — Дима, скажи правду — ничего серьезного?
Ну вот, что и требовалось доказать. Теперь уже я успокаивал Эллу Сергеевну. Времени у меня вагон, можно не спешить — даже чая заказать. Не забыть только заляпать капот автомобиля — типа механик не совсем аккуратный попался. Комар носа не подточит. Из бани я вышел в довольном неплохом расположении духа. Даже обратил внимание, что небо высокое и облака перистые — со школы помню, когда облака перистые, дождя бояться нечего. Тут я заметил, что машина Эллы Сергеевны куда-то исчезла.
Разбор полетов — крылатая фраза или, как говорила моя бывшая супруга, идиоматическое выражение — снискало большую популярность и с некоторых пор, не имело отношения к авиации. Не собираюсь рассказывать, как я метался и какие меры предпринимал — желтый цыпленок пропал. И вот я сижу на комиссии по разборам полетов. Председатель — все тот же Григорий Аркадьевич. Сопредседатель — Элла Сергеевна. Прошел час времени, я написал множество бумаг. Сколько я дал чистосердечных признаний — не вспомнить.
— Дима, знаешь, сколько стоит машина? — строгим голосом говорит Григорий Аркадьевич. Элла Сергеевна не говорит — перечитывает мои показания.
— Как ты мог так поступить? Ответственный, серьезный человек и такое разгильдяйство. Что прикажешь с тобой делать? Выгнать? Обязательно выгоним. Продашь квартиру и возместишь ущерб.
— Она не приватизирована.
— Приватизируешь, мы тебе поможем. Возьмешь ссуду в банке. Эллочка — не переживай. Пусть переживает он. А какая наглость! Среди рабочего дня уйти в баню! Он у тебя отпросился?
— Да, — говорит Элла Сергеевна, не поднимая глаз.
Я ничего не понимал! Лишь открыл рот.
— Дима позвонил и попросил час времени, — после некоторой паузы продолжает Элла Сергеевна. — Он не сказал, что направляется в баню — это его личное дело.
— И все равно! Пусть ты его отпустила. Садись на автобус, зачем брать чужую машину?
Вновь спектакль. Какое там у нас по счету действие? Если кто и расстроен — так Элла Сергеевна. Григорий Аркадьевич артист далеко не выдающийся. А что за слова? Разгильдяйство… возместишь ущерб. Кто писал сценарий? Григорий Аркадьевич даже не удосужился внести изменения — слишком спешил. И машину угнали с его подачи. Вот только зачем ему это нужно?
Будда молчит — он обо мне забыл. Наблюдает, как «инь» переходит в «янь». Будда размышляет, почему его учение потерпело крах в Индии, но обрело силу в Китае. Спокойствие и самообладание — еще не счастье, но гораздо полезней, нежели скорбь и тревоги. Истина — заблуждение, но стремление к ней — уже огромный шаг человечества в самопознании. Это я запомнил навсегда — спокойствие и самообладание. Мой крохотный Будда всего лишь копия большого благословения.
— Будем искать, — говорю я, — желтый цвет редкость. В конце концов попрошу помощи у своих бывших коллег.
— Сколько? Сколько ты будешь искать? — Григорий Аркадьевич, похоже, собой доволен, — Две недели. А потом за дело беремся мы.
Вот тебе и новый день… новые возможности, новые долги и обязательства. Я был подавлен — какое, к черту, самообладание! В самый раз плеснуть от души в стакан и загнать в угол время. Двадцать тысяч — не меньше. Таков был мой нынешний долг. Сколько потребуется лет, чтобы его отработать? Все — Григорий Аркадьевич посадил меня в долговую яму. Но Элла Сергеевна! В женщинах я не научился разбираться — к чему она солгала? Почему не выцарапала мне глаза? Бросить все и уехать далеко-далеко, сбежать на край земли куда-нибудь в Сибирь или еще дальше на Дальний Восток. Валить лес или пасти скот, а по вечерам сидеть рядом с Буддой.
— Здорово.
Голос мужской и незнакомый — видно, ошиблись номером.
— Ну, здорово, — ответил я.
— Хреново?
— Есть немного.
— Штука баксов.
Они что — считать не умеют? Почему штука? И почему баксов?
— А немного ли? — спрашиваю я. Смотрю на крохотную фигурку — Будда продолжает молчать.
— Ты чего! Много? Штука баксов для тебя много? Через час спускаешься вниз и бросаешь в мусорный бак — понял?
— И что? Бросил, что дальше?
— Мы считаем деньги и говорим адрес.
— Адрес? Какой адрес? — растерялся я.
— Скворцов, думал, ты умней будешь, — рассмеялся голос. — Тебе машина нужна? Штука баксов и мы говорим адрес.
Какое у нас там по счету действие? И кто кукловод? Неужели вновь Григорий Аркадьевич? Вряд ли — не тот масштаб. Диму Скворцова решили подоить все кому не лень! Эй! — заорал я бешеным голосом, — кто еще желает подоить Диму? Кому еще нужны легкие деньги?
Штука — она у меня имеется. Там дядька в парике, из Америки он — зеленая бумажка. Сижу, считаю — тысяча долларов. Вновь считаю и вновь тысяча. Может, еще разок пересчитать? Выбросить в мусорный бак — молодцы! Они издеваются — лучшего места для денег найти сложно. Час времени — за тридцать минут можно добежать до магазина и обратно.
— Костя! Привет, ты меня прикроешь? Долго рассказывать — ты меня прикроешь? Ничего делать не нужно — проследить бомжа. Он подойдет к мусорному баку. Во дворе моего дома. Только проследить. Уедет? Куда уедет? Он же бомж! Людей нет — понимаю. У бомжа тысяча долларов — они твои. Пять минут работы. Наглые ублюдки. Они пытаются меня дважды кинуть! По порядку? Хорошо, слушай по порядку, только потом не говори, что ты не можешь! Какая лампочка? Откуда я знаю — горит она или не горит. Прежде горела. Что? Думаешь, вообще не ходить? А-а-а, понял, если лампочка в парадной не горит, не ходить вообще. Думаешь, они рискнут? Перезвонят? А если не перезвонят? Костя, я им мозги вышибу. Сидеть и ждать?
Как я был зол! Подонки решили срубить легкие деньги. В любом случае это засада — ни денег, ни адреса.
Константин не приехал. Я бегу как сумасшедший — тысячу лет не бегал. Бегу с одной единственной мыслью в голове — не отстать. На деньги мне плевать — они у меня дома. Я их спрятал — ни одна сволочь не найдет. А бомж хорош — скинул фуфайку и припустил, как сумасшедший. Нужно продержаться пять минут — он же не стайер! И я не стайер — забеги на длинные дистанции мне противопоказаны. Меня от них тошнит и прежде и сейчас. Пустит пулю в спину — никаких проблем. Опуститься на колено, вдохнуть, выдохнуть и спустить курок. Бомж швыряет в сторону пакет — урод! Думает, в пакете деньги и я сейчас брошусь за ними. Кто первый из нас сдохнет? Бег не мое занятие, однако я все равно бегу. И вот мы встали — две тени, судорожно хватающие воздух. Придурок не знает, что у меня пистолет — он его не видит. Пусть не видит, но слышать-то он должен. Передергиваю затвор — сейчас охладится.
Машины я не видел, и кто стрелял в меня, тоже не видел. Пальнули наугад в темноту. Я ответил — вскинул пистолет и спустил курок. Кто-то закричал — ложись! Кому кричали — не понял. Шум шагов, ругань и вновь выстрелы — один, второй, третий… многовато. Скворцов! Дима! Ты живой?
Я плюнул и вытер рукавом лицо — боже, я был мокрый как мышь — пот хлестал, как в парилке. Погоня выбила из сил — они меня покинули. Я стоял и сжимал рукоятку пистолета — кажется, мне было все равно.
Дима! Ну слава богу — живой!
Это был Костя — я ошибся. Костя приехал, вернее, не доехал…
— Быстро в машину. Сейчас здесь будет милиция, — он меня куда-то затаскивает. Хлопает дверь, и мы несемся — летим в ночи. Я продолжаю сжимать рукоятку пистолета — сколько раз я выстрелил? Выстрелов было много — четыре или пять.
— Да убери ты его! — кричит Костя, — не наигрался? Войны, ему, видите ли, захотелось! Получил свою войну?
Сонный город — желтые фонари и пустые проспекты. Костя сбросил скорость — теперь мы обычные, задержавшиеся в дороге путники. Спешим домой, но спешим аккуратно, не нарушая правил. Мелькнула машина ДПС — они курят. Лениво поглядывают и ждут указаний. Значит, команды не было.
Ну и денек! Сценариста я не оценил — в самый последний момент устроил карусель. Все как полагается — погоня, стрельба, вот только о трупах ничего не могу сказать.
— А кто стрелял? — спрашиваю я Костю.
— Я стрелял. Ты что, не видел?
Ничего я не видел.
— Ну даешь! Заварил кашу — устроил настоящий погром, а потом спрашиваешь?
— Я выстрелил только один раз.
— Правильно — один…слушай, а откуда у тебя пистолет?
— На день рождения подарили, — огрызнулся я. — Кто еще стрелял? Они?
— Ты просил, я прикрыл, — ответил Костя. — В машине сидел, ждал твоего бомжа — шустрый парень. Вижу — через дворы побежали. Кругом мотнулся, на перехват пошел, думаю, у мосточка возьму, а там они. Ты что, не видел?
— Не видел. И тебя не видел — не до того было. Хотел припугнуть, передернул, и тут началось.
— Деньги, надеюсь, не передал?
— Ты мне объясни, к чему устраивать цирк? Мне что — нельзя дать по голове в парадной? Какой-то бомж, погоня по ночному городу, стрельба — спрашивается, ради чего?
— Дима, я не знаю, в какое говно ты наступил. Я тебя предупреждал — забыл? Если в тебя стреляют, значит, есть причина.
— Причина вот она.
— Пистолет? Что с того? А вдруг он газовый? Или игрушка?
— Костя, они знали — не газовый у меня пистолет.
— Согласен, принялись палить как сумасшедшие, едва я только подъехал. Чудо, что никого не зацепило. А деньги? Лишний повод тебя выманить? Что-то тут не складывается — логики не вижу.
— Логика, Костя, в учебниках и на лекциях. Спасибо тебе — выручил.
— Да ладно — сочтемся. Главное, живой и здоровый. Подожди минутку — я перезвоню. Волнуется дуреха.
Подобного развития я, конечно, не ожидал — все что угодно, но перестрелка! Хотя спровоцировал пальбу именно я — щелкнул затвором на всю улицу. А вдруг это обыкновенные бандиты? У них же мозгов — кот наплакал.
— Увольняться не надумал? — Костя выключил телефон.
— На мне долг в двадцать штук.
— Ого! С таким приданным вряд ли скоро объявится жених!
— Меня развели.
— А кто сомневался? Тебе популярно объяснили — не суйся в дерьмо! Дима Скворцов красивый жизни захотел. Бары, рестораны, рулетка и ведьмы с длинными ногами до пупа. Двадцать штук — не слабо. Лицензию оформили, чтобы Дима за бутылкой бегал. Пистолет покажет и без очереди. Григорий Аркадьевич еще та штучка. Тебя, поди, уже в дело оперучета внесли. А что! Бывший мент подался на вольные хлеба. Каждый сморчок должен знать свой шесток. Помнишь? И я помню — скромней нужно быть. Пошел бы в школу, сидел на вахте — сутки через трое, проверял пожарную сигнализацию и читал бы книжки или мемуары писал. Спросил бы, я тебе рекомендацию оформил, грамоты свои собрал — надеюсь, не выбросил? Скажи, ты бы приехал, если Костя позвонил тебе в час ночи? Вот видишь — не знаешь. Жрать что-то хочется — ты не хочешь?
— У меня денег с собой нет, — честно признал я, — если только пистолет толкнуть? Дома есть пельмени, ты любишь пельмени? Готовить быстро — бросил в кастрюлю.
— Нужен кетчуп.
— Сибирские — они как вареники — здоровенные и мяса много. Мужику без мяса нельзя — глупый становится и злой. Насчет школы — ты серьезно?
— У Димы Скворцова поехала крыша. Я не призываю тебя идти вахтером, я подсказываю направление. Сейчас мы едем и покупаем пельмени.
— Горилка?
— Сейчас мы едем и покупаем пельмени «Сибирские» Много пельменей и кетчупа — не могу же я тебя здесь бросить. И квартиру проверим — вдруг пока мы с тобой за жизнь толкуем, они еще одну подлянку задумали?
— Горилка?
— На твое усмотрение, — неожиданно легко сломался Константин. — В отпуске я, понимаешь, в отпуске!
Нормально посидели. Уже давно я не чувствовал вдохновения. На меня определенно что-то нашло — я был Косте рад. Суетился, бегал, вытирал стол и не знал, куда его посадить. Он прошелся по квартире, хотя что там смотреть — берлога одинокого холостяка. Опустился на диване, словно чувствовал, где я провожу большую часть времени.
— Подкинул ты мне задачку, — признал он после первой. — Тебя же сожрут. Уже начали грызть. Помнишь, говорили о документах — не было их. Парни оплошали, а я поверил. Никакой дарственной не было — туфта полная. А ты, поди, сам копать начал?
Подобного поворота я не ожидал.
— Вообще-то я это дело бросил, — осторожно начал я, — что скажут, то и делаю. Никуда не суюсь. Григорий Аркадьевич мне — а давай мы тебе лицензию оформим. Какие проблемы — оформляйте. Ну стрельнул в тире, молодость вспомнил, себя показал. Элла Сергеевна без претензий — у нее своя жизнь, у меня своя. А тут в баню пошел. Взял машину, и вот результат.
— Какие-нибудь соображения? — Костя налил по второй.
— Какими могут быть соображения? Деньги, говорят, возвращай.
— В чем-то они правы. Кто взял машину? — Дима. У кого украли? У Димы. Крайний получается. Документы на машину в бардачке? А там только анализов твоих нет — схема знакомая. Они и прежде поступали подобным образом — предлагали угнанные машины за полцены. А здесь адресок за тысячу. Молодцы — точный психологический маневр. И времени в обрез — час времени. Только чтобы достать из чулка деньги и пересчитать. Напугал ты их, Дима, — они тебя за фраера держали. Сунуться — они не сунутся. Хвост прижмут и будут искать другую возможность скинуть машину.
— Заметная она.
— Дима, ты откуда свалился! Знаешь, сколько развелось извращенцев? Прежде по щелям сидели, а сейчас выползли. Заметная? Они уже вечером покрасили. В каждом сарае покрасочная — только деньги плати. Кто тебя дернул сказать, что был в бане? Сказал бы, ездил на сервис или другое место. Помнишь, у нас был капитан… как его, Юра…
— Мельников?
— Юра Мельников — точно. У него машину сперли — новую, месяца не откатался. Так вот, Юра взял отпуск за свой счет и поднял на уши весь город.
— Тогда в городе было три машины, — напомнил я.
— Согласен — три и одна машина. Важен подход и знающие люди. Хочешь, поговорю?
— Сколько?
— Аванс, конечно, они возьмут — у нас в стране все же рыночные отношения. У них есть база данных — кто и как занимается угонами. По крайней мере, ты не будешь как слепой котенок.
— У меня только тысяча.
— Нормально — хорошие деньги. Для начала дашь пятьсот, а там посмотришь. Ну что — звонить?
— Сейчас?
— Дима, ты отстал от жизни. Я же говорю — рыночные отношения. Если тебе предлагают деньги, ты будешь рад им всегда, даже в три часа ночи.
— Серьезные люди?
— Специальный отдел. Я звоню.
Выбора у меня не было. Робкая надежда — все же надежда. А еще я вспомнил Афтондила — как пригодилась бы его помощь! Он хоть и мошенник — пусть земля будет ему пухом — а все одно человек. Странным каким-то образом все возвращалось на круги свои. Память — ты где? Нужно вспомнить и подельников Афтондила — живы ли они? Костя, сам того не ведая, подсказал мне направление поиска.