Вновь с Мишей сидим в кафе. Он вновь заказал овощной салат и сок. Я — кофе с булочкой. Мне по неизвестной причине грустно. Неужели ближайшее время я проведу здесь — в этом кафе? Уже сейчас оно не кажется мне уютным. И кофе обыкновенный — ничего в нем нет. Придется переключаться на овощной салат и компот. Затем я брошу курить, заплыву жирком и буду окончательно доволен жизнью, которая не удалась. Все верно. Кто-то же должен ходить на постылую работу каждый день, заниматься нелюбимым делом и жаловаться на свою судьбу. Сколько их — миллионы, тех, кто недоволен своей судьбой.
— Ты женат? — спрашиваю я без какого-либо интереса.
— А как же! — испугался Миша. — Женат, еще как женат. Она у меня хорошая. Глупая, правда, но хорошая.
— Элла Сергеевна?
Миша явно не понимает вопроса — замужем ли Элла Сергеевна или она такая же глупая?
— Ты прав, — говорю я, — она действительно курит. Элла Сергеевна, она курит. Сейчас многие курят. Ну и пусть себе курит — нам-то какое дело? И дети есть?
— У меня? Двое.
— У Эллы Сергеевны? — продолжаю допрос. — Неужели у нее нет детей?
— Не знаю. Никто не знает. Вероятно, нет.
За прошедшее время, а прошла целая вечность — месяц, я практически не видел Эллу Сергеевну. Несколько раз случайно столкнулся, что встречей назвать нельзя. И взгляд ее поймать не успел, лишь услышал дежурные слова приветствия. К тому же сказанные наспех. Значит, я ошибся, хотя внутренний голос лишь усмехнулся. Я отчетливо слышал, как он усмехнулся. Со вторым моим «я» у меня непростые отношения. Скверный характер у того и другого. Часто скандалят и только ждут случая, чтобы подкинуть какую-нибудь гадость. Бороться или воспитывать — пустая трата времени.
— Миша, — сказал я, — ты крайне нелюбопытен. Работаешь, и не знаешь, кто у тебя начальник. Ты не знаешь, есть ли у нее дети, кто супруг. Ты только знаешь, что Элла Сергеевна курит.
— А почему я должен совать нос, куда не полагается? — резонно ответил он. — Какое мне дело до ее семейной жизни? Она мне — кто?
— Верно, она никто. Элла Сергеевна — начальник. Мы на нее работаем, и она нам платит деньги. Небольшие, однако деньги. Значит, она умней нас с тобой. У нее хватило ума открыть магазин и начать свое дело, а у нас не хватило.
— Она его не открывала, — возразил Миша.
— Как не открывала?
— Магазин ей подарили.
Хороший подарок. Если покопаться в памяти, наиболее ценный подарок, который мне когда-либо делали — школьный велосипед. Правда, и тот стащили уже через пару дней. А тут магазин.
— Не ошибаешься?
— Так говорят, — сказал Миша.
Уже кое-что. Эллы Сергеевне сделали царский подарок — подарили магазин. Просто так подобные подарки не делают. Хотя какие могут сомнения в нынешние времена? Я как-то подзабыл, что на дворе уже двадцать первый век, а живем мы в другой стране. Судя по ассортименту товаров и ценам, подарок обошелся в немалую сумму. Однако какое мне дело? Мише нет никакого дела, а тебе — есть? Мне? Любопытно. Кому из нас двоих — не знаю. Источник информации Миша некудышний. Здесь требуется женщина, желательно болтушка. Выбор мой пал на Кристину. Совсем молоденькая и не шибко умная — клюнула на мои неуклюжие комплименты, как глупый карась на приманку. Каюсь, в некоторой степени мне было неудобно использовать неискушенную девицу в своих корыстных целях. Но иного выхода не было.
Как и многие девицы, недавно вступившие во взрослую жизнь, Кристина была о себе чрезвычайно высокого мнения. Все, что требовалось с моей стороны, укрепить это мнение. Коварный лицемер! Да — я коварный лицемер. А что плохого поболтать с недурной собой девицей? В доверие я втирался неделю. Согласен, срок большой, но и спешить мне было некуда. К тому же смены наши иногда не совпадали. Мой интерес к своей персоне Кристина восприняла вполне естественно. Вероятно, разница в возрасте ее нисколько не смущала, возможно, напротив, слегка кружила голову — знакомое чувство, когда пожилые дамы обращали в свое время внимание и на меня. Мы стали товарищами и даже вместе как-то отобедали, конечно, за мой счет. Непосредственность Кристины порой меня убивала. Она могла без ложной скромности задать практически любой вопрос и точно также ответить. Находка для шпиона. Вот только кто был этим шпионом? На каком-то этапе я даже стал получать определенное удовольствие от общения с девушкой, хотя случались и казусы. Пришлось рассказать Кристине о своей жизни значительно больше, нежели я это сделал перед приемом на работу. Однако и компенсация не заставила себя долго ждать. В достаточно короткий срок я узнал, что многие не узнают за всю свою продолжительную жизнь. Голова моя распухла от поступающей информации, а память трудилась, как она не трудилась со времен моей учебы. Но нет худа без добра — отношения с Мишей едва не дали трещину. Мне показалось, он меня приревновал. Было смешно и забавно. Чтобы внести ясность, я сказал, что люблю болтать с молоденькими девушками. Ничего больше — всего лишь не к чему не обязывающая болтовня.
Что я узнал от Кристины? Это отдельная история, как-нибудь на досуге напишу. Думаю, получится прекрасный роман для молодежи. Элла Сергеевна оказалась еще та штучка. Элла Сергеевна не только курила. Она была если не нимфеткой, то слабость к противоположному полу испытывала определенную. Или противоположный пол испытывал к ней слабость — не знаю. Однако истина находилась где-то здесь — в темных подземельях человеческих страстей, замешанных на любовных похождениях. Мое второе «я» не обмануло, когда подало свой голос. Вот и сейчас я вновь услышал многообещающий смешок из подсознания. Что-то еще будет! Я был заинтригован, как может быть заинтригован племенной бык, перед которым пасется стадо не в одну сотню коров. В этом, в общем-то, избитом сравнении присутствовала определенная доля правды.
Мое появление в сугубо дамском коллективе (Михаила Петровича я в расчет не беру по известным причинам) внесло некую живую струю. Несмотря на возраст, когда гормоны просыпаются куда менее охотно, я все же представлял собой экземпляр мужского пола, хотя несколько и потрепанный временем. Не красавец, но как говорят, если припереть в темном месте к стенке, на что-либо и сгожусь. А потом мое внутреннее содержание. Прожитые годы и полученный опыт — прекрасная компенсация молодецкому румянцу и блеску в гласах. Знающие дамы, полагаю, согласятся и поймут, о чем идет речь.
После Кристины я переключился на Марию Семеновну. Верней, меня переключили — поставили в одну с ней смену. Запущенный случай — кажется, так говорят врачи? Мария Семеновна была крайне запущена. И смотрела она на меня… у меня нет слов выразить, как она на меня смотрела. Помню советский фильм о подпольщиках, которые попадают в лапы к фашистам. Вот так на меня Мария Семеновна и смотрела. И вся моя вина заключалась лишь в том, что я не женщина. Поэтому, как я переключился на Марию Семеновну, так и отключился. Хотя, забегая вперед, скажу — когда-нибудь мы станем хорошими друзьями.
Да, я избрал достаточно простую тактику — познакомиться по мере возможности с каждой. С кем-то это сработало, с кем-то не очень. В любом случае, я знал как себе следует вести, что и кому говорить, либо молчать и ничего не говорить. Я просто стал Димой. Мой возраст никого не настораживал, и кроме Марии Семеновны ко мне никто не обращался на «вы». Я перестал быть белой вороной, я растворился и пропал — мне было комфортно. Я добился чего хотел — на меня перестали обращать внимание.
Я вновь лежал на диване — любимое положение после трудового дня. Нельзя сказать, что все складывалось безоблачно. Порой на меня нападала хандра. Без всякой на то причины, каким-то необъяснимым образом. Телевизор уже давно не числился у меня в приятелях, чье предназначение, скорей, подсказать, что существует и другая жизнь. Эта жизнь расползалась на экране морем красок, однако внутреннего мотива принять в ней участия не было. Чужая жизнь, и к тому же надуманная и фальшивая. Я перебирался с канала на канал, зевал, щелкал пультом и ждал очередного дня. Они все как-то подозрительно выстроились в шеренгу — удивительно похожие друг на друга. Мои дни — с понедельника до субботы. Воскресенье магазин не работал по принципиальным соображениям Эллы Сергеевны. В воскресенье полагается отдыхать, о чем сказал не один пророк в своем завещании. Не знаю, читала ли Элла Сергеевна мудрую книгу, но в воскресенье мы не работали. Многие работали, а мы — нет.
Теперь мы в равным условиях — я и она. Хотя, возможно, я знал несколько больше. Понимаю, многое из того, что я узнал, всего лишь слухи или сплетни. К тому же сплетни женские, которые, как известно, отличаются от мужских. Трудно прожить и день, чтобы не испытать на себе соблазн греха. А когда, казалось, день прожит с чистой совестью и по заветам древних, все однако за спиной найдется кто-нибудь с ложкой дегтя. Праведником я себя никогда не считал, грешил понемногу, так сказать, в меру распущенности и соблазна, прекрасно отдавая себе отчет, что я делаю. В этом было некое утешение или оправдание. Состояние хандры именно данным обстоятельством я себе и объяснял. Некая плата или расплата — как хотите. Близких друзей у меня давно уже не было. Они все куда-то пропали. Кто женился, кто развелся, уехал в дальние страны, спился или стал бизнесменом. Я же застрял во времени. Я и внешне не сильно изменился, по крайней мере, так говорили немногие, кого я изредка встречал. Вероятно, я не показательный пример эгоиста. Настоящий эгоист любит себя в полной мере и без остатка. Ни на близких, ни на родственных его уже не хватает. Любимый человек? В любимом человеке эгоист продолжает любить себя. Подсознательно находит отсутствующие у него качества и влюбляется. Я был женат, однако любовь куда-то быстро исчезла. Обычная практика и никакого сожаления. Все когда-то исчезает. Дети? Вполне возможно, не исключаю, хотя претензий до сих пор не поступало. Мой кризис возраста совпал с кризисом в обществе — подобное, увы, случается. Я даже где-то читал… хотя вру — ничего я уже давно не читаю. Если только газету по воскресеньям. Что-нибудь бульварное и пошлое, чтобы бросить на пол газету и понять, что не один ты такой. Вон их сколько! И те, кто пишет, и те, о ком пишут. Однако куда интересней размышлять о другом. Так кто же она — Элла Сергеевна? И почему я постоянно возвращаюсь к ней в своих мыслях?
Попробуем подвести некий итог собранной информации, хотя и основанной на сплетнях. В анкетах обычно первым делом указывается возраст и место рождения. Тридцать пять, откуда-то из Сибири. Родители — не знаю, говорят, есть мать-старушка. Не уверен. Семейное положение — вдова. Детей нет, хотя вновь не уверен. Образование — умна и предприимчива. Вероятно, вуз. Более точно сказать затрудняюсь.
Я встал и дивана и прошлепал на кухню. Открыл холодильник и налил молока. Глянул в окно и молоко выпил. Прошел обратно и лег на диван.
Фигура для своего возраста стройная. Возможно, прежде занималась спортом. А может, и не занималась — хорошая родословная. К чему ей потребовался продавец-мужчина? Как к чему? Чтобы продавать. Нет. Элле Сергеевне был нужен мужчина вроде меня. Как она меня разглядывала. Словно боялась продешевить — вот как она разглядывала. Поехали дальше. Более трех лет владелец магазина, который на нее оформил неизвестный. Проще говоря, подарил. Большая любовь? Или вынужденная ситуация? Уравнение, которое не решается. Частный дом в пригороде на доходы от магазина не построишь. Это всего лишь, как говорят, на карманные расходы. Забыл — Элла Сергеевна вдова. Некий трагический поворот в судьбе. Это вам не благородный супруг, который решил честно поделиться или его приперли грамотные адвокаты. Теперь — моральный облик. Прежде писали — морально устойчив. К чему, позвольте спросить? Элла Сергеевна, судя по слухам, не устойчива — любимое положение горизонтальное или как получится. И что с того? Твое-то какое дело, как у нее получается? Хотя думаю, получается у нее неплохо — в кавалерах ходят десяток человек. Люди видные — как при должностях, так и при деньгах…
И тут меня потянуло в сон. Со мной всегда подобное случается последнее время. Когда начинаешь серьезно размышлять — клонит в сон. Мозгов, видно, не хватает, или они жиром покрылись. Ну да ладно, завтра закончу анализ, — говорю себе и из последних сил тащу подушку под голову. Паршивый из меня пиркентон, правильно и сделали, что уволили. И все лень моя проклятая. Сидел бы сейчас в кабинете, руководил бы работой отдела — валял дурака с девяти до семнадцати. Говорят, им опять оклад прибавили. На что Николай совсем недалекий, и тот в начальники вылез. Встретил как-то. До чего надменный! Мимо прошел и бровью не повел. Хотя узнал, но вида не показал.
Элла Сергеевна была хороша. Я сидел напротив и слушал, как она говорит по телефону. Никаких проблем — любимое словосочетание нынешнего столетия. Никаких проблем, — говорит Элла Сергеевна и мне подмигивает. Когда? Завтра? Хорошо, как скажешь. Завтра, так завтра. Я к тебе Дмитрия Анатольевича пошлю. Как какого? Что?
Элла Сергеевна смеется долго и искренне. Я тоже не могу сдержать улыбки.
— Прости, не подумала. У меня действительно есть Дмитрий Анатольевич. Он к тебе и приедет. Конечно, я ему все объясню. Не волнуйся, все будет в порядке. Конечно, позвоню.
Элла Сергеевна кладет трубку, поправляет волосы и говорит. Вот и все, — говорит она. Я договорилась. Завтра, так завтра. Вы не возражаете, Дмитрий Анатольевич?
Я не возражаю. Да и как я могу возразить, когда достигнута договоренность? Вот только какая? Кроме того, что я должен куда-то отправиться, ничего не знаю. Далее последовала какая-то откровенная чепуха — бессмысленная и несвязанная между собой. И вспомнить не представлялось никакой возможности. Одним словом, дурной сон. Сны мне являются не часто. Не знаю, чем объяснить данный факт, однако порой мне кажется, что их не вижу месяцами. С вечера ложусь, закрываю глаза. А когда открываю, понимаю, что наступил еще один день — новый.
Встаю и все напрочь забываю. Небольшие хлопоты, легкий завтрак, новости по радио — все как обычно. Словно живу на автопилоте — мне так удобно. Тридцать минут долой, и я иду по улице. Неплохой в целом день, а в утренние часы — удовольствие великое. А не так и плохо, — говорю себе. Можно сказать, хорошо. И вот в таком приподнятом настроении подхожу. Еще одно достоинство моей новой работы — ходить пешком. Двадцать минут. Сказка. Именно двадцать минут для здоровья. Одно с другим. Приятное с полезным.
— Дима, срочно к Элле Сергеевне, — слышу я, едва переступив порог. Что-то в голове моей звякнуло — какие-то там электроны не смогли разойтись. Иду, поправляю галстук, дыхание в норму привожу и вновь в голове — дзынь! Опять не разошлись! И видно, один из электронов рикошетом мне в висок ударил. И довольно больно. Непонятно, вроде день складывался хорошо…
— Дмитрий Анатольевич, садитесь, — Элла Сергеевна показывает, куда мне полагается присесть. В руках она держит телефонную трубку.
— Когда? Завтра? Хорошо, как скажешь. Завтра, так завтра. Я к тебе Дмитрия Анатольевича пошлю. Как какого? Что?
Электрон вылетает у меня из головы и ударяется о стенку кабинета — я его вижу. Я вижу, как он, вращаясь вокруг своей оси, летит обратно прямо мне в глаз.
Раздается смех — смеется Элла Сергеевна. Но как она смеется! Боже мой! Никогда прежде не слышал, чтобы так смеялись. Раскаты грома и молния в январе — вы в это поверите? Вы поверите, что все это уже было? Я знаю, что она сейчас скажет! Я знаю, что я отвечу! Но только я не знаю, что последует затем.
— С вами все в порядке? — вдруг говорит Элла Сергеевна, чем сбивает меня с толку. — Вы как-то болезненно выглядите. Затем в трубку — нет, это я не тебе. У меня действительно есть Дмитрий Анатольевич. Он к тебе и приедет. Конечно, я ему все объясню. Конечно, позвоню.
— Все будет в порядке, — подсказываю я.
— Что?
— Вы забыли сказать — «все будет в порядке».
Элла Сергеевна медленно кладет трубку и внимательно меня разглядывает.
— А сейчас вы скажете, — говорю я, — Завтра, так завтра. Я договорилась. Вы не возражаете, Дмитрий Анатольевич?
— Что с вами?
— Со мной — ничего. Ужасно разболелась голова. Совершенно неожиданно, без причины… хотя нет, причина имеется…
— Что с вами?
— У вас есть таблетка, а лучше две…
Электроны ведут яростную атаку друг на друга. Тот, что прилетел мне в глаз, крушит на своем пути и другие, ломает их, превращая в пыль. Боже, как больно! Я сейчас взорвусь, уже взрываюсь.
— Вот возьмите, — слышу я, а затем вижу перед носом стакан с мелкими пузырями воздуха — они стремительно поднимаются со дна, где вращается небольшой вихрь.
Я сидел и молчал. Ждал, когда утихнут взрывы у меня в голове. Они еще гремели. Однако значительно тише. И вот, наконец, прогремел последний. Мне было неловко. Вокруг меня хлопотал едва ли не весь отдел.
— Как медсестра гражданской обороны, — сказала Мария Семеновна, — я вам настоятельно советую прилечь. И марлевую повязку на голову. Лучше влажную.
— А вы, случаем, не эпилептик? — вмешалась Элла Сергеевна. — Мы должны знать. Поймите нас правильно. Мы не против СПИДа. Мы же не какие-нибудь там варвары! Никто вас увольнять не собирается. У нас хоть и нет профсоюза, но мы все женщины. Вы только скажите, вы — эпилептик?
— Нет, я не эпилептик, — заверил я, устраиваясь на кожаном диване. К слову, вполне комфортном, хотя мой диван лучше. — У меня чудовищно разболелась голова. Почему у меня не может разболеться голова? Я разве не умею права?
— Влажную марлевую повязку, — напомнила Мария Семеновна.
— У меня нет марлевой повязки, — призналась Элла Сергеевна и попыталась вновь заглянуть мне в глаза.
— Как сестра гражданской обороны…, — начала было Мария Семеновна, однако ее тут же перебила Кристина.
— Есть прокладки, — сообщила она — прокладки подойдут?
Я вылетел с дивана, словно подо мной сработал взрывной механизмом. Вид у меня, вероятно, был устрашающий — женщины отпрянули в испуге. Я же видел себя в ином образом — посиневший труп с тампоном на голове.
— У меня тоже случаются приступы мигрени, — слышу я и вижу, что сижу напротив Эллы Сергеевны. В руках она держит трубку. — К тебе подъедет мой сотрудник Дмитрий Анатольевич. Я ему все объясню. Не волнуйся, все будет в порядке.
Признаюсь, в тот момент я был близок к легкому помешательству. А может случиться, что оно и наступило. Я закрыл глаза, однако легче мне не стало. Я услышал голос — чей, понятно. Что я говорил? — сказал он. То-то еще будет. А затем другой голос — Эллы Сергеевны.
— Небольшая просьба. Думаю, вас не затруднит. Кой-какие документы. Я бы и сама, однако как всегда две встречи на одно время. Выручайте, Дима.
В любом обращении главное слово — последнее. А как Элла Сергеевна произнесла мое имя! Тысячу лет не слышал — столько в нем было теплоты. Словно чародей, в один миг она заставила забыть о бушевавшей в моей голове непогоде — она куда-то исчезла. Столь стремительно, что не осталось и следа.
Уже через десять минут я сидел в машине, держа в руках небольшой портфель. Куда? — спросил водитель и, не дождавшись ответа, тронул машину. Обыкновенное такси. Их сейчас тысячи. Я назвал адрес. Водитель кивнул. Обычное поручение доставить бумаги. Однако что-то во мне подсказывало — это начало, которого я терпеливо и долго ждал. Доставить бумаги — всего лишь повод. Затем последует продолжение, возможно, более ответственное поручение, возможно, что-то еще. Смотрю на проплывающий мимо город. Как он изменился! Когда-то тихий и провинциальный, он стал другим. Как меняются дети ваших знакомых. Еще вчера нескладный подросток, а сегодня, если не мужчина, так взрослый юноша. Вот и мой город канул куда-то в прошлое. Возмужал и окреп — не узнать. Ему уже тесно — он рвется и вверх, и вширь. Улицы, запруженные машинами. А сколько их — этих машин! А прошло всего каких-то пять или шесть лет. Невероятно.
Водитель предпринимает очередной маневр. Нынче все ездят, как угорелые — еще одна примета времени. Бьет по тормозам и останавливается там, где нельзя останавливаться. Запрещающий знак возникает, едва ли не перед носом. С удивлением поворачиваю голову.
— Сигареты куплю, — бросает он и включает аварийку.
Жду, лениво поглядывая, как он бежит к киоску. В определенном смысле счастливый человек. Сам себе хозяин и подчиненный. Одно время я тоже подумывал взять в аренду машину и начать «бомбить». Однако понял, это не мое. А ломать себя — занятие скверное.
— Привет, — слышу я и вижу перед собой лицо, напоминающее человеческое. Откуда они берутся? Это надо сильно постараться, чтобы вытравить из себя все, что в принципе и делает человека человеком. Одна извилина — это о них. Круглая и большая голова, посаженная на огромный кусок окорока, — тоже о них.
— Занято, — отвечаю я, — такси занято.
— Я не помешаю, — говорит детина.