- Где же?
- Не помню где.
Старуха задумалась.
- Вы ему напишите, мамаша, записочку, чтобы он приехал сегодня, а то он очень рассердится... Пожалуй, не будет к нам и ездить.
- Но, друг мой, к чему это поведет: неужели ты хочешь выйти за него замуж?
- Непременно за него, мамаша! Кроме его, ни за кого не пойду.
- А Иван Борисыч, Машенька?.. За что ты этого человека хочешь лишиться? Он очень добрый и благородный человек... тысяча душ, друг мой... ты будешь счастлива с ним, - тебе и теперь уже все завидуют.
- А вы что мне, мамаша, обещали, чтобы никогда не говорить про этого гадкого человека; я опять плакать начну.
- Ну, ну, я замолчу, не стану говорить, только ты встань, друг мой, и покушай...
- Нет, мамаша, не хочу.
- Но если я напишу ему записочку и буду звать к себе, - встанешь?
- Встану.
Старуха вздохнула и глубоко вздохнула: все надежды ее рушились. Долее уже не в состоянии была она продолжать разговора с дочерью и, придя в свою комнату, зарыдала и почти без чувств упала на голые доски кровати Антона Федотыча. Живое и ясное предчувствие говорило ей, что в этом браке ее идолу угрожает погибель и что она сама отрывает дочь свою от счастья, которое суждено бы ей было в браке с Рожновым, и сама отдает ее какому-то пустому щеголю и отдает, может быть, на бедность, на нелюбовь и тому подобное. Велико ли состояние Мари? Всего сто душ после бабки да тысяч десять деньгами; десять тысяч, накопленные ее бережливостью. Из имения идола действительно, как говорил Ступицын, не издерживала Катерина Архиповна ни копейки. Отказывая во всем себе, Антону Федотычу и двум старшим дочерям, страстная мать из своих малых средств воспитывала Машеньку в пансионе, одевала ее гораздо лучше прочих и даже исполняла ее пустые прихоти; но за кого теперь она принуждена выдать свою любимицу - что это за человек? Вот что занимало теперь старуху после разговора ее с дочерью: остаться в прежнем намерении, то есть отказать Хозарову, она уже не имела сил, она уже не в состоянии была видеть, как Машенька плачет, страдает и ничего не ест. Но от кого бы по крайней мере узнать подробнее о женихе? Поручить Антону Федотычу, но он не умеет, да и налжет. Долго старуха думала и, наконец, решилась обратиться к Рожнову. Она и в этом случае рассчитывала на великодушие отверженного искателя и полагала, что его можно будет упросить съездить и разузнать о счастливом сопернике. С этой целью она сама поехала к толстяку и застала его по обыкновению лежащим на диване и читающим книгу.
- А! Сердитая маменька, - сказал тот, приподнимаясь, - какими судьбами?
- Я к вам с просьбой.
- Слушаю-с.
- Вы так любите наше семейство, я так обязана много вам, что даже не в состоянии, кажется, и отблагодарить вас, и надеюсь, что вы не откажете в моей просьбе.
- У вас нет денег? - сказал толстяк.
- Ах нет, но у меня Маша очень страдает.
- Ваша Маша не страдает, а сентиментальничает: страдаете тут вы... Ну-с, что же вам угодно?
- Я к вам с просьбою.
- Это я слышал.
- Она любит его.
- То есть она влюблена в него, и это я знаю.
- Что мне делать?
- Выдать ее за того, в кого она влюблена.
- Пожалуйста, не говорите так.
- Как же мне говорить?
- Вы говорите очень насмешлива.
- Прикажете плакать?
- Ах нет... что вы это говорите: мне хотелось бы узнать, что это за человек.
- Зачем же вам это знать?
- Что это вы говорите, Иван Борисыч, зачем мне знать? Я мать!
- Послушайте, Катерина Архиповна, в подобных вещах нужно выбирать два полюса: или решительно не выдавать дочь, если это невыгодно по вашим понятиям, или выдавать без всякого размышления, а так, потому только, что дочке этого желается.
- Но мне хочется узнать, что это за человек. Узнайте, Иван Борисыч, и скажите, я вам верю.
- Премного благодарен за ваше доверие: только я не поеду узнавать.
- Но как же я узнаю?
- Это уж ваше дело.
- Вы сердитесь, Иван Борисыч, но чем же я-то виновата?
- И я не сержусь, и вы не виноваты, - отвечал он, - но только не поеду.
- Иван Борисыч!
- Не поеду-с.
У старухи покатились сначала слезы, потом она начала даже рыдать.
- О чем же вы плачете? - спросил толстяк.
- Все меня оставили; никто не хочет мне помочь, - говорила она, - никто не хочет даже узнать, что это за человек.
- Да зачем же вам?
- Как зачем!..
- Ну, а если я вам скажу, что он мерзавец?
- Как же это мерзавец?