И вот он, уже полгода как вернулся, менты пока не докучали. Но чуйка подсказывала, что это временно, что они каким-нибудь образом обязательно себя проявят. Тем более, что он основательно присел на наркотик. Понемногу, понемногу, не заметив как, втянулся. Теперь он не выезжал на работу, как следует, не поправив здоровье. Да и вечером не обходилось без хорошей раскумарки. С наступлением сезона, он даже забросил свой промысел. Приобрел по случаю старенькую, но ухоженную «Яву», и почти каждую ночь пропадал на плантарях. Благо, мака в окрестных селах, было предостаточно. На чердаке, прямо над своей комнатой, устроил тайник. Перекрытие было деревянным. Сверху досок лежал слой стекловаты, засыпанный керамзитом. Когда кто-то ходил по чердаку, в квартире было прекрасно слышно. Мыши там естественно не водились. Под самой стрехой, Антон, аккуратно расчистил небольшой участок, освободив его от стекловаты. Установил в образовавшуюся выемку, деревянный чемоданчик из-под инструментов. Там он держал плетку, баксы, около двадцати тысяч рублями. Туда же складывал просушенные и завернутые в бумагу бинты. На чердаке всегда было сухо, так что за сохранность содержимого можно было, не беспокоится. О тайнике не знал даже Шмаль. После удачной поездки в Ковель прошло около месяца. Все было тихо. По всей видимости, полек не стал обращаться с заявлением в милицию. Закончился сезон, на Маккавея, он прикупил прямо на базаре, у пацанят из села пару мешков сухого мака в головках. С учетом того, что лежало в заначке, до Нового Года можно было, не беспокоится о том, где брать на раскумарку. Тринадцатого сентября (вот ведь, действительно несчастливое число) он зашел на рынок купить продуктов. Купив зелени, фруктов, деревенского творога и сметаны, уже собрался уходить. Антон, давно уже не крал в городе, но тут ему на глаза попалась женщина лет тридцати пяти. В одной руке, она несла тяжело набитую сумку, в другой трехлитровый бидончик почти доверху наполненный малиной. Поверх ягод лежал толстенный кошелек. Его аж передернуло, лопата лежала прямо на верхах! Приблизившись, но, не попадая в поле зрения женщины, держась чуть сзади, улучив момент, он снял кошелек. В тот же момент, кто-то крепко схватил его за руку. — Стоять! Север, не знал этого опера. А что это был опер, можно было не сомневаться. Женщина запричитала, вокруг собрался народ. Мент достал ксиву, показал окружающим и повел Антона и женщину в отделение, которое находилось в здании крытого рынка. Там находились; Участковый, еще один опер и начальник уголовного розыска. Они о чем-то увлеченно беседовали с азербайджанцем, Назимом. Увидев входящих, начальник не смог сдержать улыбки.
— Ну, наконец-то, неуловимый Север попался. Не зря, я значит посоветовал приглядеть за ним, — сказал он, молодому оперу. — Давай оформляй его, но только сначала прошмонай, а я потерпевшей займусь.
При шмоне, помимо денег, бабочки [19], разной мелочевки, опер нашел кусочек бинта сантиметров тридцати, завернутый в лоскуток бумаги.
— Так, что это у нас? Наркотики! Ты еще и наркоман, все парень, ты вляпался по полной.
Тем временем, начальник угро снял показания с потерпевшей. В них говорилось, что в момент совершения кражи, женщина почувствовала движение и обернулась. По ее словам выходило, что Антон видел, что она заметила, как он берет кошелек, но все равно украл. Это уже квалифицировалось, как грабеж. Антон, пробовал настоять на своем, но быстро понял, что толку никакого. В кошельке находилась крупная сумма, восемьсот тридцать рублей с мелочью. Женщину до сих пор трясло, при мысли, что она могла лишиться своих денег. Ей объяснили, если квалифицируют, как кражу, то человеку, который позарился на ее кровные, дадут год, от силы полтора-два, а то и вообще условно. А так, его наверняка посадят. Потерпевшая, подписала все, как ей сказали. Вскоре ее отпустили. Назим, ушел еще раньше.
— Едем к нему домой, посмотрим, как наш товарищ поживает, — не без сарказма сказал начальник.
Звали его, Сергей Сергеевич Лановой. Надели браслеты, все уселись в милицейский уазик. Через пять минут были у Антона дома. Сергей Сергеевич, хозяйски прошелся по хате.
— Давай, показывай, где у тебя тут заначка, где ствол прячешь?
Антон, мысленно воздал хвалу Господу, за то, что он сделал тайник не в доме. Пригласили понятых, соседку тетю Люсю и соседа снизу Юрчика. Начался шмон. Понятые сидели, как прибитые, тетя Люся изредка виновато поглядывала на Антона. Тот, ободряюще ей улыбнулся. Ничего запретного не нашли.
— Как он? Жалобы на него имеются? — Поинтересовался опер у понятых.
— Та ни… Яки жалобы, гарный хлопец, шо вин зробыв? — Тетя Люся чуть не плакала.
Сергей Сергеевич тоже перешел на украинскую мову, — Вин злодий! Вкрав на рынке гаманец, та ще наркотики вживае. Зараз, в КПЗ его оформлять будем.
Антон, решил воспользоваться тем, что здесь понятые, — Сергей Сергеевич, можно торбу соберу?
Тот кивнул, — Давай, только по быстрому!
— Я, мигом, — Он, достал с шифоньера большую спортивную сумку. Кинул в нее; черные брюки, черный джинсовый костюм, пару трусов, пару носков, спортивный костюм. Зашел в ванную, сложил мыльное-брыльное. В кухне, достал с морозилки здоровенный кусок сала, положил также купленные сегодня на рынке продукты, достал с буфета две пачки чая и два блока ЛМ, — вроде все, — он еле застегнул сумку. Начальник, смотрел на него одобрительно, — Такое впечатление, что не в первый раз закрывают. Было дело?
— Нет, первый раз. Просто по курсам, что необходимо.
— Все, поехали!
Опер, закрыл двери. Ключ, по просьбе Антона отдал тете Люсе. До конторы ехать было не далеко, находилась также на Старом Городе. Завели в дежурку, затем закрыли в аквариум, еще раз прошмонали, и только потом повели в камеру. Прошли несколько решеток, остановились возле восьмой хаты.
— Лицом к стене, — чисто механически произнес попкарь [20].
Массивная, железная дверь с лязгом приоткрылась. Север, вошел внутрь, дверь с грохотом захлопнулась за ним. С пальмы спрыгнул, паренек.
— Север, здоровенько! Вот кого не думал увидеть!
— Никто не застрахован, сам знаешь, — они обнялись. — Я не знал, что тебя прикрыли.
Паренька, звали Саша Лиса. Не потому, что он был такой уж продуманный, просто фамилия, Лисицкий.
— Познакомься, это Вован, а это Север, Антон. — Они пожали руки.
Вован, совсем молодой парень, только дембельнулся с армии. Служил в ВДВ. Возвращение домой, решил отпраздновать в ресторане. Повздорил там с двумя мужиками, вышли на улицу, и Вова уложил обоих. Какая-то старушка, наблюдала происходящее в окошко из дома напротив. Тут же позвонила 02, как ни странно, менты появились сразу после звонка. Вова, не успел далеко отойти, повязали. Сашу, приняли по глупому. Подломил хату пару месяцев назад. Как на грех, закончились деньжата. Пошел к знакомому барыге, договорился сдать тому, музыкальный центр. По дороге, хлопнули мусора, вместе с музыкой. Центр, был в ориентировке, так что отмазаться не удалось.
— Скорее всего, барыга и сдал, — заметил, Антон.
— Тоже так думаю, они все мусорам, кого-нибудь да сливают. А иначе, как им на плаву держаться? Никому верить нельзя.
— Это, точно, — согласился, Север. — Ну, рассказывай, как здесь дела? Запрет заходит?
Антон знал, что завтра с утра его уже будет кумарить, и хотел пробить обстановку. Пока Саша, вводил его в курс дела, что за постанова на КПЗ, он расстелил скатку, достал с баула чай, сигареты, остальные продукты.
— Давай чайку подварим, да перекусим что ли, — предложил он, сокамерникам.
Лиса, с энтузиазмом принялся за дело. Оторвал небольшой кусок простыни. Набрал в пол-литровую кружку воды, засыпал в нее чай. Вова, просунул в отверстие ручки весло, и крепко держал на весу кружку. Лиса, поджег лоскут простыни, свернул его в окружность. Факел запылал. Увеличивая или уменьшая окружность, можно было регулировать силу пламени. Факел, практически не дымил. Буквально через пять минут, чифир был готов. Антон, тем временем накрывал поляну. Расстелил на полу газеты, стола в хате попросту не было. Нарезал сало, хлеб. Лиса, келешевал чаек. Чифирнув, закурили. Лиса, наконец-то поинтересовался, — Ты, как загремел?
Север рассказал, как обстоят его дела, — Видишь, что суки удумали? Будет у меня не кража, а грабеж.
— Не ты, первый, — заметил, Лиса. — Они сейчас во всю, эту шнягу практикуют.
— Да, знаю я, — Север, призадумался. — И по ходу, ничего уже сделать нельзя. Они, терпилу настропалили, она от своих показаний не откажется. Что же, рано или поздно все равно прикрыли бы, так что надо настраиваться на худшее.
— Вот это, правильно, — поддержал, Лиса. — Завтра кстати этап на Львов, ты не поедешь, конечно, да и я тоже, а вот Вован, наверное, покатит. У него делюга закрыта, осталось суда дождаться.
— И как долго надо ждать? — Север, присел на нару.
— Ну, это от дела зависит, от свидетелей, от того, как судья загружен, да мало ли от чего еще. Вова, пару месяцев катается, еще пару будет суда ждать, после суда, как минимум месяц на тюрьме, если касачку [21] писать не будет. А если будет, то может на пол года задержаться, у всех по-разному.
— Ясно, — Антон, поразмыслил. — Ладно, там видно будет, что и как, по ходу дела разберемся.
Он, встал с нары, прошелся по хате. От двери до решки, пять с половиной шагов. У стен, слева и справа, две двухъярусные шконки. Между ними проход, около метра шириной. Слева от двери дальняк [22], огороженный от жилого пространства китайкой, невысокой стеной, примерно метр двадцать в высоту. Вход на дальняк закрывала ширма, сделанная пацанятами из простыни. Стены, покрыты грубой шубой. Решку, прикрывал здоровенный лист железа, с просверленными в нем отверстиями. Рассмотреть, что-нибудь за ней было невозможно. Над дверью под самым потолком, глубоко в нише горела лампочка, также прикрытая решеткой. В хате царил полумрак. Обстановка мрачноватая. Но сидельцы, как могли, обживали даже такое пристанище. В хате было чисто. Пол тщательно вымыт, на полу между нарами лежало свернутое вдвое байковое одеяло. Батарея отопления, которая тоже пряталась за железом с просверленными отверстиями, вся обклеена вырезками из журналов. Девушки, машины, какой-то художник умело нарисовал маковое поле. Тут же на тетрадном листе, каллиграфическим почерком, Омар Хайям: «Чем лучше узнаю людей, тем больше нравятся собаки».
Север, снова прилег. Он знал, эту ночь поспать не придется, начиналась ломка. И сколько таких ночей будет? С соседями ему повезло, как впрочем всегда. Завтра дернут к следаку, нет сначала к оперу, который его принял. Тот оформит бумаги, а потом уже передаст дело следователю. Надо хорошенько обдумать, как держаться, что говорить. Всю ночь, Север тасовался по хате, временами ложился на нары, два раза с Сашей заваривал чай. К утру кумарило со страшной силой. Саша, видя его состояние, не лез с вопросами, раз только сказал, — Мне, это знакомо, сам такой был, когда закрыли. Ничего, переболеешь. Все через это проходят.
Север, и сам отлично знал, но легче от этого не становилось. Впереди самые тяжелые три дня, потом немного попустит, но полностью восстановится только через пару месяцев, а то и больше. В начале седьмого началось движение, загрохотали открываемые кормушки. Завтрак. Кормежка была никакая, жидкая сечка на воде. Хлеб, выдавали на целый день. После завтрака, опять тишина. Заварили еще чайку, подогнали в третью хату курить, варить. Там, вообще тужняк.
— Сейчас на КПЗ полно селян, местных почти нет, вывезли прошлым этапом на Львов, — объяснил, Лиса. — Сегодня, должны подъехать многие. Все веселее будет. А то и пообщаться с соседями не с кем, все будто поумирали.
— Мне, как-то не до общения, — пробурчал, Антон. Он сидел на дальняке, понос не давал расслабиться.
— Да уж, — согласился, Лиса. — Какое уж тут общение.
Где-то около девяти, Севера дернули на выход. Прошли с вертухаем через дежурку, поднялись на третий этаж, зашли в кабинет. Там уже ждал молодой опер, принимавший, Антона.
— Привет, присаживайся, — он, с интересом посмотрел на Антона. — Меня зовут, Николай Николаевич. Разговаривать будем, или как?
— Зависит от того, сумеешь ли ты, меня заинтересовать, — Антон, решил брать быка за рога.
— В принципе, мне от тебя ничего не надо, — опер, тоже решил показать норов. — Так, немного подрихтовать показания и все. Могу и без тебя обойтись.
— Ты, ведь знаешь, что была чистая кража, — Север, начал закипать. — Вы говнюки, терпилу сфаловали на дачу ложных показаний. Я на суде, буду на своем стоять. И дай бог у тетеньки совесть проснется, что тогда? Ты ведь краями пойдешь, не Лановой.
Север знал, что шансов у него практически никаких, что терпила не откажется от своих показаний, но попробовать стоило. Опер был молодой, и ему страсть как не хотелось каких-либо заморочек.
— Давай так. Ты, мне делаешь расскумарится, я подписываю протокол, и передаем дело следаку. В протоколе, ты указываешь, что я препятствий следствию не чинил, и чистосердечно во всем признался. Как такой расклад?
Опер, откинувшись на стуле, внимательно разглядывал, Антона.
— А с чего ты взял, что у меня, что-то есть?
В этот момент дверь в кабинет распахнулась, и влетел мент в капитанских погонах. — Ты, что тут с ним возишься? Давай, по шурику оформляй и ко мне в кабинет, у меня еще дел куча! Он, так же внезапно ретировался, как и появился.
Это все решило. Николай встал, прошел к двери, запер на замок, затем прошел к сейфу. Открыл, немного покопался, достал пятикубовый баян с ширкой. В шприце, почти три куба наркотика.
— На вот. Вчера изъяли, говорит, для себя делал, — кто говорит, уточнять не стал. Антона, впрочем, это не интересовало.
— Давай, по быстрому, я за дверью подожду. — Николай вышел, закрыв за собой дверь на ключ.
Север, не стал медлить, и через минуту ощутил, как по телу прошел разлом. Болезнь, тут же попустила. Опер, еще находился за дверью. Север, осторожно приоткрыл дверцу сейфа. На нижней полке за кипой бумаг лежал пакет с маковой соломкой. Стаканов пять, прикинул он. В это время заскрежетал ключ, Север быстренько присел обратно на стул. Через полчаса, они закончили. Все бумаги были подписаны.
— Видишь, и тебе хорошо, и мне неплохо, — Север, наклонился к оперу, — Ты, мужик неплохой, как я погляжу. Сделай еще одно доброе дело, видишь я болею. Зайди ко мне через пару деньков на КПЗ принеси хоть стакан той соломки, что в сейфе у тебя, а?
Николай Николаевич улыбнулся, — Обещать не буду, но посмотрю, что можно будет сделать, а сейчас пошли, отведу тебя к следователю.
У следака, он задержался еще на час, затем его отвели в камеру. На КПЗ стоял шум и гам. Пришел этап со Львова. Приехавших закинули в одну камеру, а тем временем собирали этап на тюрьму. Вовы, в хате уже не было.
— Интересно, кого к нам закинут, — Лиса, был одно большое ухо, стоял у тормозов [23], прислушиваясь к происходящему на продоле. — А ты, вроде как подлечился?
— Ага, — Север, не стал вдаваться в подробности, — Может через пару дней еще подгонят, — он помолчал, — Знаю, что растягиваю болячку, но грех было не попробовать.
— Тебе виднее, — Лиса, заулыбался, — я сам такой, что уж там говорить.
За дверью послышался шум, в хату вошли двое. Одного, Север знал довольно таки хорошо. Бродяга. Смотрел в городе за общаком, пока не закрыли. Звали его Витя, Абдула. Почему Абдула, Север никогда не интересовался, хотя в Витиной крови не было ни капли азиатской. Фамилия у него, Шевчук. Второго, он видел первый раз, а вот Лиса оказывается хорошо его знал.
— Сеня! — Они обнялись. — Я думал ты на лагере, что случилось? Север, познакомься!
Антон, в это время здоровался с Абдулой. Повернувшись, пожал руку Сене. В хате сразу стало тесно.
— Располагайтесь! Мы пока чайку подварим.
Минут через десять, попив чаю, Абдула рассказывал новости о централе. Север, внимательно слушал. Теперь все, что касалось тюрьмы, касалось и его лично. Теперь, это его жизнь и по ходу надолго. Абдуле, исполнилось недавно тридцать шесть лет. Четырнадцать из них, он провел в тюрьме. Это была его четвертая ходка. Наблюдая за ним, Север видел, что выражение «Тюрьма — дом родной» не пустые слова, если их применить к Абдуле. Он видел, как вертухай общаясь с Абдулой, выказывал искренне уважение и чуть ли не подобострастие, готовый исполнить любую просьбу. Слушая, как Абдула рассуждает о положении на централе, о том, что еще нужно сделать для того, чтобы арестантам жилось повольготнее. Север видел, что человек всей душой болеет за общее, что на первом месте у него стоят мужицкие нужды, а потом только личное. Он понял, почему именно этого человека поставили смотреть за общаком. Они встречались несколько раз на воле. Познакомил их Витя Шмаль, в пивном баре. Антон, только что получил посылку от мамы. Помимо разной мелочи, мама выслала восемь кг. балыка нерки, домашнего приготовления. Постарался отец. Сам наловил, и сам же закоптил в своей коптилке. Рыба была нежная, таяла во рту. Север вместе с Шмалем наслаждались в полумраке бара прохладой после палящего зноя на улице, потягивали пиво и закусывали превосходной неркой. В бар зашел Абдула, взял бокал пива, оглянулся, куда бы пристроится.
— Давай к нам! — Призывно замахал рукой, Шмаль.
Вот так они и познакомились, поболтали ни о чем, Абдуле рыбка понравилась не на шутку. Север, предложил зайти к нему в гости, сказав, что может дать тому небольшой хвост. Абдуле у Севера понравилось. Оказалось, что у них общие музыкальные вкусы. Антон, предложил ему заходить послушать музыку, покурить ганжика. Дружбой это нельзя было назвать, но отношения у них сложились неплохие. Во время встреч, тема тюрьмы, как-то не затрагивалась, больше трепались о музыке, новых фильмах. Антон, чувствовал в общении с Абдулой непринужденность, хотя заметил, что другие держаться с ним напряженно, даже скованно. И теперь на КПЗ находясь вместе в одной хате, Север понял, что в начале его срока, Абдула это лучший сокамерник, какой мог бы быть. По ночам, когда Саша и Сеня уже спали, они беседовали ночи напролет. Теперь темой их разговоров была только тюрьма. Севера интересовало все, если он чего-то не понимал, то без стеснения просил объяснить. Абдула рассказывал случаи из жизни, о постоянной вражде администрации и лагерной оппозиции (отрицалове), о ШИзо [24], БУРе [25], о крытой [26]. Рассказывал об интригах и борьбе за портфель, о том, что может ждать Севера на лагере, и как выходить из трудных ситуаций.
— Но прежде всего, смотри по обстановке. Готовых советов, как поступать в той или иной ситуации нет. Надо смотреть по обстоятельствам. Ничего, ты парень с головой, а это самое главное. Сам поймешь, какой линии придерживаться. Живи мужиком, ты ведь в армии был, так что в блатные не лезь. Время придет, сами позовут. Показал, как сделать торпеду [27], чтобы она была твердой и компактной, как писать малявы [28], но большую часть времени, он все-таки рассказывал истории из своей жизни, или тех, кого хорошо знал. В каждой такой истории был заложен смысл, был урок.
— Учиться лучше на чужих ошибках, на чужом опыте. Конечно, придется тебе и самому горя хапнуть, но все же лучше быть подготовленным. Так что пока я рядом, не теряйся, пользуйся.
Север, впитывал информацию, как губка. Так они провели месяц без двух дней. За это время, Антона дернули на комиссию в наркологию. Комиссия состояла из трех человек; двух наркологов и одного психолога. Осмотрев Антона, вынесли вердикт — нуждается в лечении от наркомании. Север знал, что это значит. Четырнадцатая статья. На основании этого решения, судья дает четырнадцатую статью, а она гласит, что человек нуждается в принудительном лечении, так же это означало, что ни о каком условном сроке не может быть и речи. Однозначно тюрьма. Если раньше еще смутно лелеялись какие-то надежды, то теперь о них можно было забыть. Еще как-то зашел опер, вызвал Севера в комнату для допросов. Время было позднее, начало двенадцатого ночи. Оказалось, он на дежурстве, и от скуки решил навестить Антона. Принес с собой полтора стакана маковой соломки. Север попросил воды. Тот позвонил. Зашел попкарь. Опер отдал указание, и через пару минут Антон запивал соломку водой. Съел пол стакана, остальное оставил для пацанов. Опер жаловался на жизнь, на жену, на начальство. Был изрядно под мухой, явно нуждался в общении. Север рассказал пару приколов из своей армейской жизни. Николаевич заметно повеселел, предложил бухнуть. Антон не стал отказываться. Опять позвали служивого, наказал тому, чтобы арестант дожидался в комнате для допросов, а сам быстренько смотался к себе в кабинет. Притащил почти полную бутылку самогонки, пол батона и здоровенный кусок домашней колбасы. Пьянствовали до четырех часов, пока Коля не стал клевать носом. Смага была выпита, закуску съели. Север растолкал опера, — Николаич, службу проспишь, иди к себе. Поспи немного, тебе ведь дежурство еще сдавать.
Тот согласно закивал головой, — Иду, иду.
Придя в хату, Север бухнулся на нару и проспал без перерыва десять часов кряду. Никто его не беспокоил.
Дело закрыли неделю назад. Антон, ждал этапа на централ. И вот день настал. С утра начальник КПЗ зачитал список тех, кто едет на Львов. Его в этом списке не было. Решил уточнить, подозвал начальника к камере.
— Нет, ты не едешь.
— А в чем причина? Дело вроде уже в суд передали. Поинтересуйтесь, пожалуйста, а то я места себе не нахожу.
— Хорошо, вот этап отправим, тогда узнаю в чем там дело.
Начальник был неплохой мужик. Если с ним разговаривать не напрягая, всегда можно было договориться. Конечно, если просьба в пределах разумного. Это он, пошел на уступки и разрешил передачи не два раза в неделю, как раньше, а каждый день. Кормежка была никакая, а подпитка с воли сглаживала многое. Почти все смены за определенную сумму заносили на КПЗ водку. Кое с кем можно было договориться и насчет наркотика. Ганжубас почти не переводился. А с тех пор, как заехал Абдула, менты были готовы исполнять любой каприз. По вечерам, когда начальство уходило, и можно было не опасаться внезапных проверок, открывались кормушки, и арестанты, высунув головы наружу, могли общаться напрямую. Лиса вовсю крутил любовь с девчушкой из хаты напротив. Они часами болтали разную чушь. В камере девчонок, содержалось пять женщин, хотя хата была на четверых. КПЗ было переполнено. И только в восьмой хате, где содержались Абдула и Север, было положенное количество человек. Многие ждали суда, других держали следаки, а ведь были еще и суточники. Как-то раз к Радеховскому Мише приехала подруга. Суд у него был назначен на пятницу, а дело происходило в ночь с понедельника на вторник. Как она уломала дежурного, тайна покрытая мраком неизвестности. Факт, что она зашла в КПЗ с большущей торбой водки и закуски. Ее с Мишей поместили в комнату для допросов. Охрана к часу ночи была в усмерть бухая. Попкарь Юрик наливал водку всем желающим, пили почти все. Юрок притащил кассетник, врубил на всю громкость «Сектор Газа». Веселье продолжалось всю ночь. Интересно, что Мишина подруга благоразумно умудрилась среди ночи свалить, а Миша вернулся в свою хату. А вот охрана благоразумием не отличилась. Юрик вырубился в конце продола прямо на полу. Как не пробовали его разбудить, как не кричали, все бесполезно. В семь часов пришла пересменка. Но как ни странно, никто не пострадал. Через пару дней, Юрик опять был на дежурстве.
Начальник выполнил свое обещание, — У тебя суд в среду, на следующей неделе, — сказал он, Северу через день после гулянки.
— Так скоро? — Удивился Антон.
— Видимо не хотят, чтобы ты тут околачивался, что я еще могу сказать, — Он отошел.
Уже неделю, Север находился в транзитной хате на Львовском централе. Конечно, он должен был быть не в транзитке, а в осужденке, но тюрьма была катастрофически переполнена. Поэтому его и еще несколько человек, также пришедших этапом с районов закинули в транзитку. Как понял Антон, так было даже прикольней. Здесь находились разные люди. Кто-то ехал с больнички на лагерь, кто наоборот в больничку. Пару человек направлялись на поселок. Двое или трое, возвращались на родное КПЗ на доследование или на раскрутку. Было также несколько малолеток, отсидевших на малолетке и по достижению восемнадцати лет ждущих этап на общий режим. Публика разношерстная, в хате бардак. Люди здесь долго не задерживались, почти каждый день, кто-то заезжал, кто-то уходил на этап. Север, ни с кем не поддерживал отношений. Камера была огромная, на сорок пять человек, но благодаря постоянной текучести редко заполнялась даже на половину. Так как Север, и с ним четыре человека, были осуждены недавно, они все еще ждали вхождения приговора в силу. Десять дней давалось на написание кассационной жалобы. По подсчетам, они должны были пробыть здесь, не менее месяца. Судья, навалил Антону пять лет общего режима, и приговор Север решил не обжаловать. Он расположился на втором ярусе нар, между двумя окошками. Нары тянулись через всю хату от одной стены до противоположной, напротив еще тринадцать. Слева находился дальняк, посередине хаты длинный стол. На нижнюю нару, Север не стал ложиться. Во первых там стоял полумрак и донимали клопы, а во вторых наверху все-таки посвежее, больше света да и обзор получше. Север почти все время читал или играл в шахматы, то с одним, то с другим сидельцем. Львов, находился на пересечении множества железнодорожных направлений, и по сути централ был транзитным. Север успел пообщаться со многими людьми из разных регионов. В то время, на Украине было три лагеря общего режима для наркозависимых, то есть для тех, кому по суду влепили четырнадцатую статью. Одна находилась в Днепропетровской области, N26 — Желтые Воды. Вторая возле Харькова, N 17 и, наконец, N 31 г. Изяслов в Хмельницкой обл. Харьков отпадал, далековато. Оставались двадцать шестая и тридцать первая. Что про одну, что про другую не рассказывали ничего хорошего. Зоны были красные. Но вот пообщаться с кем-нибудь оттуда, Северу пока не удалось.
Он читал роман Мопассана «Жизнь», когда загрохотал засов и в камеру вошли двое. Было около часа ночи, большая часть народа спала, кто перекидывался в картишки, и на прибывших мало кто обратил внимание. Как уже говорилось, хата была транзитная, и постоянно кто-то заезжал, кто наоборот уходил этапом. Здесь к этому привыкли. Но на эту парочку стоило обратить внимание. Оба были одеты в черные милюстиновые костюмы, черные стеганые фуфаечки, на головах черные же цигейковые шапки. В руках держали огромные баулы, явно не заводского покроя, а сшитые из скатки, человеком, хорошо владеющим портняжей иглой. Опустив баулы на пол, они внимательно окинули взглядом хату. Они, чем-то неуловимо напоминали друг друга, хотя внешнего сходства не было и в помине. Один небольшого роста, другой чуть выше среднего. Оба с заостренными чертами лица и пронзительными глазами, которые казалось, ничего не упускают из виду. Тот, что повыше уселся на лавочку возле дубка, второй прошелся по хате. Север спрыгнул с пальмы, подошел к пацанам.
— Здоровенько! Щас чайку подварим, долго в сборке парились?
Высокий, оценивающе посмотрел на Севера, — С обеда. Ты за хатой смотришь?
— Нет. Это ведь транзитка, народ постоянно меняется, но вообще-то вон видишь на пальме трое шпилят? Тот в синей куртке, говорит, что бродяга. Так что, по идее ему флаг в руки.
Наверху закончили партию, и обратили внимание на вновь прибывших. Соловей подошел к дубку.
— Откуда будете, мужики?
Тот, что пониже ухмыльнулся, — Мы? Мы с Ивано-Франковска, с крытой. А ты кто такой? С какого лагеря будешь?
— Я…, с пятидесятки, сейчас чая подварим, поговорим. — Он вскочил с лавочки.
— Не суетись, все уже сварено. Говоришь с пятидесятки, а кто по масти?
Соловей замялся, — Я…, я бродяга.
— Что же ты бродяга, такой бардак в хате развел? Создается впечатление, что здесь черти живут, а не бродяга. Ладно, к этому мы еще вернемся.
Север, тем временем келешнул чай и передал кружку высокому. Тот хапанул два раза, одобрительно кивнул головой и пустил по кругу, передав обратно Антону. Север, сделав пару глотков, передал дальше, второму крытчику, а тот, пропустив Соловья, передал кружечку своему товарищу. Это было явное унижение. Соловей покрылся бурыми пятнами.
— Как там, на пятидесятке? — Продолжал спрашивать маленький.
— Да, нормально, братва рулит.
— Какая нахрен братва? — Перебил высокий. — Босяка завалили, по подлому. Это братва рулит, называется? И завалили-то не краснопузые. Что ты об этом знаешь?
— Ну, ничего в принципе. Этих троих, что босяка замочили, сразу закрыли, а потом увезли с лагеря куда-то. Куда, никто не знает. На централе их вроде нет.
Север, внимательно слушал. Он знал эту историю от Абдулы. Босяк, Львовский бродяга, отбывал срок на пятидесятке, там раскрутился на крытую. Через два года вернулся на лагерь. Многим не понравилось, что он круто взялся за чистку отрицалова от примазавшихся приспособленцев. Ночью, трое отморозков с заточками, убили его прямо в постели. Босяка, несмотря на молодость уважали. На крытой, о себе он оставил только положительное мнение. И вот так глупо закончилась его жизнь. Требовалось мщение. Виновными считались не только непосредственные исполнители, но почти все, кто был в это время в лагере у руля, и не смог предотвратить этот беспредел.
— Хорошо, — малой поднялся. — Мы, с дороги устали, надо отдохнуть хорошенько, потом продолжим. Ты, где отдыхаешь? — Обратился он к Северу.
— Вон там наверху, между окошками.
— Волокешь, — малой, одобрительно кивнул головой. — Мы, рядышком упадем.
Когда они расположились по соседству, малой протянул руку, — Меня, Кашкетом дразнят или Димон. Зови, как хочешь, я больше привык на Кашкета вестись.
Второй крытчик тоже представился, — Вишня. — Имени называть не стал. Кашкет повертел в руках книгу, которую читал Север, — Хороший роман, читал еще Мопассана?
— Конечно. Мне французские классики нравятся, да и вообще классики. Неважно русские, американские или еще какие. — О литературе, Север мог говорить часами.
— Это хорошо. Ладно, давай поспим, завтра будет день, пообщаемся еще, — он вытянулся и почти сразу же уснул.
Северу сон не шел. Он видел, как Соловей развил бурную деятельность. Поднял двух спавших шнырей, что-то долго им втолковывал, одному отвесил оплеуху. В хате началась генеральная уборка. Через пару часов, пол был чисто выметен и протерт влажной тряпкой. Дальняк блистал кафельной плиткой, чифирбаки и кружки вымыты, на дубке ничего лишнего. Север удивлялся, неужели нельзя было поддерживать такой порядок все время? Заехав в хату, он, конечно, видел в каком она состоянии, но оставил свои сомнения при себе. Все-таки здесь были люди, которые занимали так сказать более высокое положение в тюремной иерархии, чем он. Теперь же послушав разговор крытчиков с Соловьем, сделал кое-какие выводы. Вывод был таким; Если считаешь, что что-то неправильно, то надо не молчать, а настаивать на том, чтобы устранить такое положение вещей. А то, что его мнение правильное, он не сомневался. Он чувствовал людей, если в человеке была гниль, как бы ее не маскировали, он видел ее. Также остро ощущал несправедливость, и может не всегда мог четко сформулировать, но в глубине души знал, что он прав. Он долго не мог заснуть, вспоминал, как заехал в хату, как беседовал с Соловьем. Тот сразу ему не понравился. Высокомерный, пустой болван, почти сразу же охарактеризовал его про себя. Антон. Дальнейшие его наблюдения, только утвердили его первое впечатление. Сегодняшние события не только подтвердили его верное суждение, но приоткрыли еще одно качество Соловья. Он был трус. Север ясно видел его страх, когда он отвечал на вопросы крытчиков. Что-то он скрывает, решил Север. Незаметно подкрался сон, снились ему маковые плантации. Проснулся оттого, что его тормошил Кашкет, — Хорош спать, все проспишь! Я чифирку подварил, сейчас раскумаришься.
— Я только умоюсь, — Север спрыгнул с нары. Прошел на дальняк, справил нужду, затем по пояс помылся в умывальнике. Обратил внимание, что все кипятильники задействованы. В тазике и баке для питьевой воды нагревалась вода. Кашкет и Вишня расположились наверху, возле окошка.
— Давай запрыгивай, остыл уже, — Вишня махал рукой. — Держи, — он сунул кружку Антону. — А знаешь, ты пока спал, мы тут кое с кем поговорили, и выяснили, что наш бродяга совсем не бродяга.
— Ага, самозванец, — Кашкет тряхнул головой. — Вот из-за таких вот, одни только неприятности. Мы, конечно, получили с него, но он просто дурак, что с него взять. А вот бывают такие негодяи зашифрованные, что сразу и не поймешь, что за гусь. А если и поймешь, то еще довести надо.
В течение дня, Кашкет побеседовал со всеми сидельцами, особое внимание уделил малолеткам. Заварили две литровые кружки чая, пригласили всех поднимающихся на общий режим малолеток, и не торопясь, расспрашивал о жизни. Север, сидел рядом с Кашкетом, слушая рассказы этих почти еще детей, отметил про себя, что он в сущности, когда общался с некоторыми из этих ребят, задавал те же вопросы. Лагерь для малолеток находился в Самборе. Весь их этап поднимали на пятидесятку. Подтянули Соловья, тот держался несколько скованно, но крытчики по отношению к нему не проявляли никакого недоброжелательства. Видимо с ним разобрались, и решили больше не напрягать. Он понял, и несколько расслабился. Рассказал, как принимают этап, как обстоят дела в карантине, отметил, что карантин регулярно подогревается.
За разговорами подошло время обеда. Львовский централ, был на черном ходу. За централом смотрел, положенец [29] Тимоха. У него была зеленая по всей тюрьме, то есть он мог пройти в сопровождении одного из оперов в любую хату. Порешать проблемы, если они у кого-то возникали, уладить конфликты, да и вообще просто пообщаться с каторжанами. Во время обеда, Кашкет подтянул корпусного, о чем-то поговорил с ним через кормушку.
— Сегодня вечерком, к нам Тимоха заглянет, — Сообщил он Вишне и Антону. — Пойдем пока в шахматы сыграем, — предложил он.
За игрой, Север узнал от Кашкета, что того закрыли, когда ему было семнадцать лет. Замочил мента. Три ножевых ранения. Все оказались смертельными. Мент, был участковым, чересчур уж достававшим Кашкета. По суду дали десять лет, больше малолетке не могли дать по закону.
— Если бы на момент совершения преступления было восемнадцать, то конечно навалили бы по полной, — отметил Кашкет.
За время следствия и суда, ему исполнилось восемнадцать, и он поехал отбывать срок на общий режим в Желтые воды. Печально известную 26-ю зону. Зона, как говорилось выше, была красная, и на бараке он пробыл недолго. За нарушение режима закрыли в ШИзо, больше он с ямы не поднимался. Там же раскрутился еще на пятнадцать суток, затем БУР. Потом по суду дали два года крытой. По истечении срока вернули опять на 26-ю, Кашкет отказался подниматься на лагерь. Опять по тому же сценарию, снова крытая. Так повторялось весь срок. Сейчас ему было двадцать семь, до освобождения осталось десять месяцев.
— Десять месяцев незаметно пролетят, — сказал он Северу. — Тебе шах!
Север и сам видел, что положение на доске критическое, но он решил, что разрулит эту задачу. Так и вышло, пожертвовав ладью, он сделал вилку и забрал ферзя. Затем стал громить противника.
— Ну, это уже избиение младенцев, — заметил Кашкет. — Давай, новую партию?
Время за игрой летело незаметно. Подошел ужин. И тут вместе с баландой пришел Тимоха, вертухай открыл тормоза, опер сопровождающий положенца остался на продоле. Тимохе было примерно 50–55 лет. Расположились за столом. Кашкет, подозвал Севера, — Присаживайся с нами.
Разговор зашел об общем. В последнее время не было поступлений в общак крытой. Братва, хотела знать, с чем это связано. Оказалось, были трудности, но уже все улажено и, грев по проверенным каналам, скоро придет на крытую. Поговорили об убийстве Босяка.
— Мусора замутили, — безапелляционно заявил Тимоха. — А теперь прячут, негодяев. На централе их нет однозначно.
— Я бы не был так уверен, — заметил Кашкет. — Хоть у тебя зеленая по тюрьме, но все-таки, если мусора захотят кого-то спрятать, то они смогут это сделать.
— Базара нет, — согласился Тимоха. — И все же, я ничего о них не слышал. А у меня и среди хозбанды есть свои люди, они то уж все знают, кто, где находится.
— Хорошо, — Кашкет помолчал. — Но если они объявятся, ты и сам знаешь, как с блядями поступают. Оставлять безнаказанными их нельзя.
На этом и закончили. Тимоха побарабанил в дверь. Та сразу же открылась, видимо опер ждал, прям за дверью. Помахав на прощание рукой, Тимоха вышел с хаты. Крытчики пробыли еще неделю, потом этапом на Днепр ушли на лагерь. Все это время, Север общался с Кашкетом и Вишней. Расспрашивал о крытой, о 26-й зоне. Они охотно делились всем, что знали.
— На 31-й получше будет, — как-то заметил Вишня. — Начиная с кормежки и заканчивая отношением ментов к зекам. Скорее всего, ты туда поедешь. — Потом поинтересовался, — Собираешься мурчать? Бродягой хочешь быть?
— Да, нет… Я ведь в армии был, так сказать, автоматчик. Но в стороне, тоже быть не желаю.
— Вот это правильно, — Вишня помолчал, а потом произнес фразу поразившую Севера. Тоже, ему говорил Абдула. — Время придет, сами позовут.
Кашкет, подключился к разговору, — У тебя стержень правильный, и духу хватает, но не зазнавайся, как говорится: Живи попроще, и народ к тебе потянется.
Подошло время Севера. С утра объявили, кому собираться на этап. В сборке собралось около тридцати человек. Все, оживленно разговаривали, казалось, что все знакомы друг с другом. Север тоже быстро нашел знакомого. Львовский щипач, Ростик.
— Куда едем, как считаешь? — поинтересовался он у Севера.
— Сегодня двадцать пятое, этап однозначно на Днепр, по пути будет проходить через Хмельницк, так что может и Изяслов. Надо будет у конвоя поинтересоваться, они то уж наверняка в курсе.
Промурыжили на сборке почти три часа. Началась погрузка в автозак. Все были с баулами, а то и двумя. Север ехал можно сказать налегке, одна небольшая торба. Все самое необходимое. Наконец тронулись, до вокзала добрались быстро. Столыпин стоял на запасном пути.
— Первый пошел! — Раздалась команда конвоя.
Антон, сидел с самого края, он и оказался первым. Не мешкая, выпрыгнул с машины. Столыпин, находился, напротив, в трех шагах. Нырнул в вагон. Солдат указал на открытое купе, забранное решкой. Север зашел, сразу же откинул среднюю полку. Закинул баул, подтянувшись на руках, очутился наверху.
— Самое козырное место в Столыпине, на средней полке, — наставлял его Кашкет. — Поэтому, когда будешь грузиться в воронок, постарайся сесть последним, соответственно будешь первым при погрузке. Зайдешь в Столыпин, лезь сразу же на среднюю полку. Будет посвободнее, да и лучше все-таки в горизонтальном положении в дороге, чем в сидячем.
Народу в купе набилось под завязку. Два человека на самых верхних полках, затем пятеро, включая Севера на средней, и шесть внизу. Могло быть и хуже, подумал Антон. В соседнем купе разместились «рыцики» [30]. Их было немного, всего пять человек. Как выяснил Север, шли на пятьдесят восьмую с сорок седьмой. Сорок седьмая в Сокале и пятьдесят восьмая в Изяслове, это особый режим. Особики были одеты в полосатую робу и шапочки, как в кинофильмах о гитлеровских лагерях. Они явно не унывали, постоянно шутили, прикалывались с конвоем. Последними, загрузили девчонок. Они проходили по одной, быстрым шагом мимо клеток не глядя по сторонам. Зеки притихли. Север насчитал восьмерых. Последней, тяжело опираясь на палку, переваливаясь, нескорым шагом шла пожилая женщина. Да какое там пожилая, просто старушка. Ей было не менее семидесяти лет. Север не удержался, — Бабушка, тебя-то за что мучают?
Старушка приостановилась, — Я сынок, судью ножом заколола. Он сыночка моего на десять лет посадил.
— Насмерть?
— Нет. Живой зараза, уж лучше бы сдох! — Она, поковыляла дальше.
— Во, бабулька дает! — Внизу, с жаром обсуждали услышанное.
Столыпин загрузили полностью. Конвой, не откладывая дела в долгий ящик, начал проверку. Когда дошла очередь до Антона, он спросил у сержанта, — Командир, куда еду-то? А то ведь никто не удосужился сообщить.
— Сейчас посмотрю, — сержант заглянул в сопроводиловку. — Изяслов, готовься выходить в Хмельницком.
Следом за Севером, другие тоже стали спрашивать. Сержанту надоело, — Дальше положенного не увезут. — И больше на задаваемые вопросы не реагировал.
Вагон дернулся, немного проехал, потом остановился. Опять дернулся. Тягали их бесконечно долго, в конце концов, пристегнули к составу. Приблизительно через час, они тронулись. На централе всем выдали паек; большую банку кабачковой икры, соленую селедку и хлеб. Арестанты начали перекус. Север решил воздержаться. До Хмельницка, было не так уж и далеко. К ночи, по любому будут на месте. Поешь, захочется пить, тем более что духота стояла несусветная. Попьешь, надо будет в туалет, проще немного поголодать. Ему не привыкать. Подожду до Хмельницка, а там видно будет. Ему говорили, что в Хмельницке, кормежка не в пример лучше, чем во Львове. Вот и посмотрим, а паек еще пригодится. Прибыли поздно вечером, загрузили в воронок, приехали на централ. Всех, Север насчитал двадцать семь человек, кинули в небольшую камеру, судя по шконарям рассчитанную на десять человек. Здесь обитали огромные тараканы. На Львовской тюрьме, они тоже были большие, встречались не меньше майского жука, но таких монстров как здесь, Антон в жизни не видел. Они совсем безбоязно лазали по хате, не обращая внимания на зеков. Промаялись до самого утра, поспать так и не удалось. В десять часов дернули на шмон. Арестанты имеют свое весло [31] и кружку, так вот, здесь эти предметы изымались. Позже, уже заехав в хату, и дождавшись обеда, Север понял, в чем дело. Сидельцам, администрация выдавала на время кормежки, свои ложки. Но, что это были за ложки! Оловянные, совершенно круглые, с ручкой не длиннее пяти сантиметров, с круглым набалдашником на конце ручки. Есть такой ложкой с непривычки было трудновато, но арестанты приспосабливались, никуда не денешься, кушать-то надо. Оказалось, что это куриные поилки, с птицефабрики. Мелочь вроде, но администрация не упускала случая унизить людей. Баланда оказалась получше, чем во Львове. Все-таки местный централ был намного меньше. Через три дня поехали дальше. Загрузились в Столыпин и через шесть часов прибыли в Шепетовку. Оттуда, воронком до Изяслова. Особисты, ехали в одной машине с общим режимом. Тридцать первую и пятьдесят восьмую разделял только забор. Особый режим, так же как и в Сокале, находился в старом монастыре. Советы, приспосабливали такие здания под тюрьмы повсеместно. Вот и тюрьма во Львове, ведь тоже была когда-то женским монастырем св. Бригитты. Сначала заехали на пятьдесят восьмую, выгрузили рыциков, а через пять минут, Север выпрыгнул с машины в блоке приемке. Встречал ДПНК [32] и пять контролеров. Проверив по списку, повели в жилую зону. Первые ощущения, Севера. Это чувство простора. За время сидения по камерам, он уже отвык от таких масштабов. Воздух был чистым, дышалось полной грудью. Не хотелось даже думать, о чем-то плохом. Зашли в карантин. Весь этап провели в ПВР [33], а по старому в ленкомнату. В скором времени, нарисовался завхоз карантина. Лет тридцати не старше, он был по пояс обнажен, видимо только что занимался спортом. Торс и руки, как у профессионального гимнаста. Оказалось, что в прошлом, он чемпион Европы по кикбоксингу., не говоря уж о других регалиях.
— Меня зовут, Виталий Холод. Холод, это фамилия не погремуха, — представившись, он указал еще на двоих, что зашли вместе с ним. — Это бугор и кладовщик, шурша в их распоряжении. Потом сдадите вещи на хранение, не забудьте подписать бирки и прицепить к торбам, во избежание эксцессов. Как вы уже, наверное, в курсе, зона красная, но рулят здесь не менты, рулим мы. Конечно не без поддержки администрации. Менты стараются не лезть в наши дела. Зона рабочая, работы хватает, и хозяину главное, чтобы выполнялся план. Каким путем, ему насрать, лишь бы работа делалась. Сейчас отдыхайте, можете здесь подварить чая, но на будущее, есть пищевка. Там держите продукты, у кого они есть, там же все чаепития и прием пищи. На обед вы опоздали, так что придется ждать ужина. Бугор покажет вам спальное помещение, и свободные шконки. Располагайтесь.
Произнеся столь краткую, но по заложенной в ней информации богатую речь, он вышел. Бугор, не стал утруждать себя словами, а просто пригласил всех следовать за ним. Зашли в спальное помещение, барак был здоровым, более чем на сто человек. Свободных коек хватало. Север застолбил шконку возле окна, кинув на нее свою куртку, прихватил баул и отправился в шуршу получать постельные принадлежности. Матрац оказался добротным, одеяло не свалявшимся, простыни и подушка новые, с веселой расцветкой в голубой цветочек. Насчет быта, начло складываться неплохое мнение. Еще на тюрьме, Вишня говорил ему, что в этом плане на тридцать первой все в полном ажуре.
— Посмотрим, что там с ужином, если и кормят нормально, то может не все так уж и плохо.
Его отвлек от раздумий Граф, пришедший с ним этапом. Родом из Житомира, шел через Львовский централ транзитом. В дороге, Север присматривался к нему. На Хмельницкой тюрьме, они были в одной хате, и у него создалось впечатление, что он не тот человек, за которого себя выдает. Окружающие, считали его блатным, да и держался он соответственно. Было много разговоров на тему, вот мол, придем на лагерь, будем ломать режим. Пустые разговоры ни о чем. Север предпочитал помалкивать, и пока не увидит, что здесь за постанова, ничего не предпринимать.
— Там, нарколог с санчасти пришел, собирает всех у кого 14-я статья, — сообщил, Граф. — Все уже там, пошли, тебя ждем.
Они вышли в локалку. Локалка [34] была приличных размеров. Имелся турник, брусья. Пять больших деревьев, оживляли пространство, закованное в бетонные стены. Две березы, два клена и сосна. Вдоль стен, аккуратные, ухоженные клумбы.
Лепила [35] ждал за столиком, рядом на лавочке сидели трое новоприбывших.
— Ну вот, все в сборе. Меня зовут, Николай Иванович. Завтра будьте готовы, заберу вас на санчасть, пройдете курс реабилитации. Чтобы снять 14-ю статью, вам надо пройти шестимесячный курс лечения. Месяц в санчасти идет за два, потом раз в месяц будете приходить ко мне на прием. И уже через полгода, я буду ходатайствовать перед судом, о снятии с вас 14-й статьи. Пока не снимите, об «удо» даже не помышляйте. Всем, все ясно?
— Чего уж тут не ясного, — за всех ответил Граф.
— Хорошо, смотрите, чтобы я вас не искал завтра.
— Куда, мы с подводной лодки? — Хохотнул, Север.
— Как сказать, как сказать, — загадочно произнес, лепила и отошел.
Антон, оглядел людей, с которыми ему предстояло завтра идти на санчасть. Граф и его приятель Давид, Ростик и еще один здоровяк. Его, Север не знал, но приметил давно. Тот все больше молчал, а молчуны Антону всегда импонировали.
— Тебя, как зовут? — Обратился он к нему.
— Паша, — он, как-то по детски улыбнулся.
— Что-то, ты Паша, не похож на наркомана. Скорее уж на спортсмена, спортом занимался?
— Камэск по боксу, — кратко ответил, Паша.
— Вот это, да! Ладно, времени поговорить у нас еще достаточно, месяц на крестах зависать. Так что обо всем наговоримся, давайте, до завтра! — Он пошел на барак.
Не успел дойти до шконки, как его тормознул, шнырь. — Ты, Шиманский? — Утвердительно спросил он.
— А что такое?
— Тебя в шурше, Имиль ждет, — он, отошел.
Что ему понадобилось? Север, от визита в шуршу, не ожидал ничего хорошего, но выбора не было, надо идти. Стукнув два раза, он приоткрыл дверь и зашел, плотно прикрыв ее за собой. Имиль сидел на низеньком стульчике, перед ним стояла торба. Север сразу же узнал ее. Почти все вещи были выложены наружу. Шуршевик, без зазрения совести, копался в его вещах, и было явно, что это для него в порядке вещей. Увидев Антона, он взял в руки черный джинсовый костюм.
— Я, на той неделе комиссию прошел, — сообщил он, Антону. — У тебя, прикид неплохой имеется, давай договоримся: Ты, мне костюмчик, а я тебя отмазываю пока ты здесь, от работ. Завтра по утру, весь этап, что сегодня прибыл, выйдет подметать плац. Могу уладить.
— Положи на место. И торба, чтобы была аккуратно собрана, так как была. Ты понял?
— Да я… Я, тебя суку сгною!
У Севера в ушах зашумело, глаза начал застилать красный туман. — Эта мразь, помела назвать его, сукой!
Ни секунды не раздумывая, он ногой нанес сильнейший удар сидящему на стульчике шуршевику. Удар пришелся прямо в физиономию. Следом последовал второй, в корпус. Выбивший из Имиля весь воздух. Пнув его еще раза два, Север не торопясь, стал складывать вещи обратно в сумку. Скорчившись на полу, Имиль жалобно скулил. Взяв торбу в руку, Север вышел с шурши, направился в сторону спальни. Навстречу попался завхоз. — С торбами нельзя, только после ужина, — сообщил он, Антону. — Что это Имиль себе позволяет! Бл…, совсем от рук отбились! — Он, двинулся к шурше.
Не успел Север, расположиться на шконке, как на него налетел ураган. В голове, что-то хрустнуло, потом в глазах потемнело, и он отключился. Как долго он был без сознания, Север сообразить не мог, но за время его отключки, на бараке появился начальник карантина и зам хозяина по режиму. Север сидел на полу, привалившись к кровати. Голова гудела, челюсть сломана, мысли метались, он все не мог сосредоточиться. — Наверное, еще и сотрясение, — подумалось ему.
Режимник, задумчиво смотрел на Антона, — Очухался? Рассказывай, за что кладовщика избил?
— Это, личное, — язык еле ворочался во рту.
— Так, не успел заехать, и уже личные разборки. Нехорошо. В яму его! Завтра будем разбираться, да врача к нему пошлите, что-то он невнятно говорит. Виталик, по ходу ему челюсть сломал, кстати, уже третья будет, а?
— Не рассчитал, — завхоз, всем своим видом выражал недовольство.
— Рассчитывать надо! С тобой, тоже потом поговорим, жду завтра у себя. — Он вышел.
Начальник карантина, в звании майора, обратился к Северу, — Бери постель, мыло, зубную щетку, и за мной.
Идти было недалеко. ШИзо находилось сразу же за карантином. Там их поджидал ДПНК, зашли внутрь.
— Пустые камеры есть? — спросил дежурный у старшины.
— Третья.
— Открывай.
Север зашел, дверь захлопнулась. Не успел, как следует оглядеться, вновь загрохотал замок. Пришел дежурный врач. Оглядев челюсть Антона, вынес вердикт, — Так и есть, сломана, надо на санчасть.
Пошел договариваться с ДПНК. Север прождал около часа. Позже он понял, что решили не раздувать этот инцидент. И дело было не в том, что ему сломали челюсть, а в том, что Имиль, которого Север отоварил, только что прошел комиссию на «удо». Начальник карантина хотел, во что бы то не стало, замять происшедшее. Знали об этом всего несколько человек, а между собой, они быстро обо всем договорились.
Таким образом, Север оказался в санчасти даже раньше, чем рассчитывал. Житуха там, после тюрьмы казалась райской. Диета; мясо, молоко, овощи, витамины и никаких таблеток. Целыми днями включенный телевизор, свободное хождение по всей санчасти, нарды в каждой хате. Оказалось, что братва на лагере все же есть. Собирался общак, во всяком случае, карантин и санчасть грелись регулярно. На следующий день, к ним в хату зашел парнишка с лагеря. Сказал, что он в ответе за санчасть, поинтересовался в чем у них нужда. С искренним восхищением пожал руку Северу, — Только и базаров, что о тебе. Молодчага! Имиль, давно уже всех против себя настроил. Он, уже год с карантина не выходит, и ест и моется там. Здесь, в жилзоне, его давно приговорили, жаль, если так и уйдет безнаказанным. Читатель, забегая вперед скажу, что через две недели выйдя по «удо», этот негодяй получил свое. Его зарезали в ста метрах от зоны. Вот с Виталей Холодом было посложней, он также не выходил никуда с карантина. Да и один на один, вряд ли, кто в лагере смог противостоять ему. Он подбил вокруг себя небольшую бригаду отморозков, и все приходящие на лагерь арестанты проходили через этот своеобразный пресс. Для начала проходила психологическая обработка. Выявлялись более сильные духом, с ними разбирались отдельно. Но в основном не заморачивались. Сразу ставили перед фактом, что церемонится, здесь никто не собирается, если надо, будет применена сила. Новоприбывшим, на следующий день вручались метлы и выводили на плац, как раз в то время, когда шел развод на работу. Весь лагерь мог наблюдать метущий плац, карантин. По сути, в нормальной, черной зоне, этой работой должны заниматься шныри или первый отряд, который весь считался козлячим. Выгоняли также на работу в запретку, где работать считалось вообще западло. Опять же, в черной зоне, в запретке работали только обиженные. После такой обработки, человек морально ломался. В любой момент, его могли ткнуть носом в его прошлое. Если брать в расчет, что на каждом бараке в среднем было по сто человек, то на каждых сто приходилось примерно двое, трое, кто смог противостоять. И это противостояние дорого обходилось. Ломали ребра, головы, гноили в ШИзо. Правда, иногда находились такие, что просто могли рассказать как надо, и их не напрягали. Таких, было очень мало. Север, не принадлежал к их числу. У него вообще все получилось спонтанно. В результате сложилось все к лучшему. За то время, что провел в санчасти, они как-то незаметно сблизились с Пашей. В хате их было четверо: Паша, Север, Граф и Давид. Львовский Ростик жил по соседству. Они с Пашей целыми днями шпилили в нарды, вели разговоры. Паша был родом с Нововолынска, можно сказать земляк. С детства занимался спортом, сначала плаваньем, в шестнадцать заболел боксом. Победы на ринге следовали одна за другой. Через полтора года, он уже выезжал в Польшу, затем в Чехию. К девятнадцати годам стал кандидатом в мастера спорта. Но денег бокс не приносил. И тут появились подпольные бои без правил. Пару лет держался на плаву. Выезжал биться в основном в ту же Польшу. Наконец в Германии, вскоре после слома Берлинской стены, в небольшом городке Золинген, что недалеко от Дюссельдорфа, Паше сломали ногу. После продолжительного лечения нога восстановилась, но выступать он уже не мог. Там же на западе, первый раз попробовал героин. Вернувшись на родину, присел на ширку, и не останавливался до самой посадки. Закрыли его, как и большинство отбывающих срок на тридцать первой, по 229 ст., то есть за незаконное хранение, употребление, перевозка без цели сбыта. Человека, за то, что он гробит свое здоровье, никому не причиняя вреда, сам нуждается в помощи, сочувствии и понимании, сажают в тюрьму вместе с преступниками. Убийцами и грабителями, насильниками и садистами, разбойниками, бандитами и аферистами. О каком перевоспитании может идти речь? Таких, как Паша, на Украине сотни тысяч человек. В то же время барыги, обычно остаются на свободе. Если и закрывают кого-то за сбыт, то это обычно такой же наркоман, который продажей нескольких доз, хотел просто заработать немного денег, чтобы что-то купить жизненно необходимое.
Пожалуй, я немного отвлекусь и порассуждаю на эту тему. Читатель, прошу извинить меня, но уж очень наболевший вопрос.
Я, пришел к выводу, что запрет на наркотики выгоден очень многим. В первую очередь тем, кто ими торгует! Оно и понятно, запрет диктует заоблачные цены, ведь если легализовать, то цены рухнут вниз. Ведь, по сути, любой природный наркотик, очень дешевый. Конопля и мак, растут на природе даже без всякого ухода, а если приложить чуточку труда, то результат будет просто потрясающим. Во-вторых, очевидную выгоду имеет милиция. Они кормятся от барыг, не все конечно, но таких предостаточно. Раскрываемость. Любой участковый укажет вам, где у него на районе проживают наркоманы. А уж поймать торчка с маком или готовой ширкой это уже дело техники. Некоторые опера, даже не утруждают себя шмоном. Просто подкидывают стакан или два мака, предъявляют понятым и все дела. Ведь и так, все соседи обычно в курсе, чем товарищ занимается. Вот и отчетность в конце квартала или года нормальная. Раскрыто, столько-то преступлений. А бедный наркоша едет париться на нары, на пару-тройку лет. Ну и конечно финансирование. Это ведь такая кормушка, для чиновников в погонах. Все эти ОБНОНы (отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков), чем они занимаются? Да, ничем. Ловят мелкую сошку, сажают в тюрьмы десятки, сотни тысяч потребителей. Насквозь коррумпированы, и выступают с трибун о том, какое зло наркотик. Сколько существует человечество, столько же и наркотики, и только последние сто лет, они стали преследоваться законом. Я вот, почему-то не думаю, что великие цивилизации прошлого, были настолько глупы, что не знали, что наркотик вызывает зависимость. Безусловно, знали, но нигде, ни в Египте времен фараонов, ни в Индии, ни в Древней Греции или Риме, наркотик никогда не был под запретом. Неужели люди в те времена были другие? Нет. Люди всегда одинаковы, во все времена. Моральные принципы остались те же. Что есть добро, а что зло, хорошо знали и в стародавние времена. И безусловно, что люди не были глупее наших современников. Самые великие мыслители, жили задолго до Христа. Солон, лучший из всех правителей за всю историю человечества (мое личное мнение), наглядный тому пример. А ведь он жил две с половиной тысячи лет назад. Под запрет наркотик попал только в двадцатом веке. Совсем недавно. Кому-то это было выгодно. И не убедят меня «моралисты», что наркотик это зло. Гораздо большее зло, удерживать его под запретом. Под ширмой борьбы с наркоманией процветают коррупция, политики зарабатывают дивиденды с трибун о том, какое это зло, наркоторговцы получают огромные барыши, потребители гибнут от некачественного товара и от страха пойти со своими болячками в больницу, так как знают, что сразу же будут поставлены на учет. В пользу легализации марихуаны, говорит опыт таких стран: Австралия, Аргентина, Бельгия, Германия, Нидерланды, Канада, Мексика, Чехия, Португалия, Люксембург, Ямайка. В Чехии и Мексике разрешено иметь небольшое количество героина и кокаина. Как-то не верится, что правительства этих стран не знакомо с вопросом. Все эти страны, имеют развитую экономику, и славное историческое прошлое.
Почему алкоголь, который по своим качествам, куда разрушительней действует на мозг человека, чем опий, (я уже не говорю про марихуану), вполне легально продается в магазинах? Питье алкоголя культивируется в кино и художественной литературе. А ведь вреда он наносит куда больше, чем какой бы не взяли наркотик. У пьяницы происходит полная деградация личности. Практически все преступления на бытовой почве, убийства, изнасилования, избиение супругов и детей происходит под воздействием алкоголя. Я не говорю уже о нетрезвых водителях, по вине которых гибнут тысячи людей каждый год. Вы, когда-нибудь видели наркомана под дозой, нарывающегося на конфликт? Я, не видел. Уверяю вас, если вы сами не спровоцируете, человека, он никогда не полезет в драку первый. Это же весь кайф себе обломаешь! Наркоман, вынужден совершать кражу, потому что наркотик безумно дорог. Но если бы можно было купить в аптеке дозу за вполне приемлемую цену, количество краж совершенных наркоманами сошло бы на нет. Видимо, наше общество еще не доросло до понимания таких элементарных вещей. На глазах людей шоры, которые навесило на них ничего не понимающие, или сознательно делающие люди. Люди, которые стоят у власти. Которые утверждают идиотские законы, которые заняты только собой, своей выгодой, своим эго. Пусть простит меня читатель, за это отступление, но я знаю, о чем говорю, не понаслышке. На собственном опыте, я убедился, что зло причиненное алкоголем, несоизмеримо страшнее опия. Конечно, наркотик, это не есть хорошо. Но существует же, в конце концов, свобода воли. Право выбора. А то у нас какой-то абсурд. За грамм героина, который я купил для себя лично, могу поехать на нары на три года. За что? Кому я сделал плохо? Кто от этого пострадал? Если и был причинен кому-то вред, то только мне. Да и это еще не факт. И, наконец, последнее. Уверен на сто процентов, что стоит только легализовать употребление. Как буквально через несколько лет, количество наркозависимых резко уменьшится. Не зря ведь говорится, что запретный плод сладок. А по большому счету, я за здоровый образ жизни! За спорт в каждой семье! За лыжные прогулки, всей семьей в лесу. Бег по утрам и занятия на турнике! И все же бывает, хочется расслабиться. Но только без оглядки на правоохранительные органы.
Подошло время, распределения карантина по отрядам.
— Новый Год, будем уже на бараке встречать, — заметил Паша, одевая фуфаечку.
Север, вертел в руках шапку, которую на прощание ему подогнал Кашкет. — Ага, вот только интересно, на какой барак попадем? Хорошо бы вместе, да?
— Было бы неплохо, ладно, чего тут гадать, через пару часов будем знать наверняка, — Паша вздохнул. — А вот наш, блатной, на санчасти остается, шнырем!
Примерно неделю назад, Граф ходил на свиданку, умудрился занести на зону пару метров бинта пропитанные ширкой. Поделился с сокамерниками, не забыл и завхоза санчасти. Целыми днями пропадал у того в шурше, о чем-то договаривался. Позавчера объявил, — Остаюсь здесь, дневальным. А что? Здесь неплохо, никто не напрягает, на уборку всегда можно какого-нибудь чертилу припахать. С завхозом, я в шоколаде. Да и на «удо» проще отсюда отвалить, чем с барака. Так что остаюсь. Начальник санчасти будет за меня ходатайствовать.
Давид, был потрясен. А вот Север, не удивился. Он чего-то подобного ожидал, вот только не думал, что так скоро выявится графская сущность. Оделись, вышли в локалку санчасти. Локалка была большая, и в то же время уютная. Посредине аккуратный фонтан, бездействующий в зимнее время. Множество фруктовых деревьев, березки. На глаза то и дело попадались смешные плакаты, все на тему «Вреда наркомании».
— Летом, здесь замечательно, наверное, — Север остановился, обвел взглядом все вокруг. — Пойдем, посмотрим, что нам уготовано.
В штабе собралось человек восемьдесят, все ждали распределения. Все в сборе, нет хозяина. Как только пришел, вызвали первого. Первым оказался Граф. Он не выходил довольно-таки долго. Север прикинул, что если все будут, постольку находится на комиссии, то сегодня вряд ли успеют все пройти. Дверь открылась, пунцовый, вытирая пот со лба, вывалился, Граф. — Уф, достал.
— Что, все нормально? — Давид, напряженно смотрел на приятеля.
— Да. Остаюсь на крестах, дневальным, — он расплылся в улыбке. — Заходите в гости.
— Непременно, — заверил его Север. — Нам все равно каждый месяц к наркологу надо будет. А ты пока, иди чайку подвари, мы сейчас все равно вернемся за вещичками.
Неожиданная мысль, пришла в голову Антону, — У красной зоны есть безусловный плюс. Она четко выявляет, кто есть кто. Мурчать здесь тяжело и опасно, так что приспособленцев, вряд ли встретишь среди отрицалова. Вот и Граф определился, а будь на лагере ход-пароход, глядишь через какое-то время и общими делами занимался. Вскоре вызвали, Пашу.
— Третий отряд, — через две минуты сообщил он Северу. Комиссия, долго разбиралась только в начале, все они были распределены на первый отряд. Для ясности; Первый отряд, это всегда люди занятые на работах по обслуживанию лагерного хозяйства, кладовщики, библиотека, столовая, и прочая и прочая. После того, как разобрались с козликами, процесс пошел быстро. Подошла очередь Антона. Не успел он представиться, как хозяин объявил, — Третий отряд, свободен!
Паша, дожидался в коридоре, — Куда?
— Будем, вместе чалится, на третий!
— Зашибись, — Паша не скрывал своего восторга. — Пошли, заберем шмотки.
На бараке их уже ждали. Отряд работал в две смены. Неделю выходил с утра, неделю в ночь. Такой странный график, был связан с тем, что рабочую зону делили с тринадцатым отрядом. В одну смену работали только два отряда, занятые в токарном и механическом цехах. Остальные двенадцать меняли друг друга. У каждого отряда были свои локальные, рабочие зоны. Третий отряд сегодня выходил на работу в ночь. Встретили Севера и Пашу, сразу же, как только они вошли в локалку. Два пацаненка, забрали у них скатки, пригласили следовать за ними. Зашли на барак. Прошли в самый конец. Там расположились четыре человека. Пацанята, что привели их, быстренько ретировались. На импровизированном столике из двух табуреток, была накрыта поляна. Литровая банка с чифиром, конфеты, шоколад, печенье. Познакомились. Север запомнил одно имя, слишком много знакомств, для одного дня. Смотрящего звали, Толик «Донецкий». Он, не торопясь рассказывал им о положении на лагере.
— Здесь, на каждом бараке, своя постанова. Как сумеем наладить, такой, и имеем результат. У нас можно сказать по божески. На других отрядах намного хуже. На тринадцатом, к примеру, вообще кикоз. Козлы свирепствуют, спрашивают за работу, доходит до рукоприкладства, если норма не выполняется. Деребанят передачи, короче полный беспредел. У нас тоже, не все гладко, конечно никого не бьют, но применяют другие методы.
— Какие же? — Полюбопытствовал, Север.
— К примеру, не выполнившим норму приходится тасоваться в локалке. Это в свободное время.
— Да, — Антон, призадумался. — Что, ничего поделать нельзя?
— Мы, работаем, — кратко ответил Толик. — Ты, кстати кто по жизни?
— Мужик, — не секунды не раздумывая, ответил Север.
— А мне, тебя характеризовали немного по другому, — с удивлением произнес, Донецкий.
— Ошибались, я служил в армии, так что никак не могу быть бродягой.
— Так-то оно так, но времена меняются, а толковых людей, здесь просто катастрофически не хватает. По правде говоря, мы рассчитывали на твою поддержку.
— Я, не отказываюсь ни от чего! Можешь на меня полагаться, поддержу любую движуху, если конечно на благо будет. Но по масти, я мужик!
Вечером, Север бродил по промке. Можно было побыть одному. На тюрьме, угнетало вынужденное общение. Север, по натуре был одиночка. Но люди к нему тянулись, и тут он ничего не мог поделать. Первые три дня, людей что пришли этапом, работой не загружали. Давали ознакомиться с промкой, подыскать себе работу. Зона была железная, то есть по производству изделий связанных с техникой. В других цехах делали конвейеры к комбайнам, еще разную продукцию, связанную с сельским хозяйством. Третий и тринадцатый отряд, занимались немного другой деятельностью. Лепили торговые палатки, варили цепи, оградки, ворота. Лили также памятники и цветочницы для кладбища. В последнее время стали делать еще и шлакоблоки. Хозяин хватался за любые контракты, чтобы как-то держаться на плаву. На других лагерях с работой обстояло хуже. В этом плане, он был конечно молодец.
Антон, зашел на кузню. Зима в этом году выдалась, как никогда суровая. На кузне, помимо самого кузнеца и помощника, теснилась куча народу. Кто-то варил чай в горне, кто просто грелся. Кузнец отбивал пику на наковальне. Кузница была примитивная, только горн накачивался воздухом, подаваемым за счет электричества, а в остальном была, наверное, точным подобием кузниц глубокой древности. Паша был здесь, он о чем-то беседовал с подмастерьем. Увидев Севера, сразу подошел к нему.
— Нашел себе работу, — сообщил он. — Буду работать здесь. Вакула скоро освобождается, недавно прошел комиссию, ждет суда. Эта работа, как раз по мне. А ты, как? Присмотрел, что-нибудь?
— Нет, хожу вот приглядываюсь. Пошли, на гильотину зайдем?
Они, зашли в помещение, где располагалась гильотина. Помимо самой гильотины, в небольшом цехе находился сверлильный станок, наждак и большая печка. Вокруг печки, кто на табурках, кто на лавочке, а кто просто на ящиках расположилось восемь человек. Большинство, Север уже знал. Толик Донецкий, те трое с которыми пили чай на бараке, бугор и по всей видимости гильотинщик с помощником.
— Присаживайся, — бугор подвинулся на лавочке. — Вы немного опоздали, только закончили чаепитие.
— Ничего, мы не болеем, — Север, взглянул на бугра. — С работой как? Что предложишь?
— Я, только что рассказывал, но ладно, еще раз специально для вас повторюсь. Сегодня дернул меня с утра, хозяин. Предлагает начинать делать бензоколонки. Варим емкость на девять кубов, устанавливаем на раму, монтируем подачу и счетчик топлива, обшиваем всю конструкцию металлом и готово. Дело новое, на изготовление первой колонки сроков не будет. Как сделаете, так и будет. Конечно, тянуть можно в разумных пределах. Чертежи читать умеешь? Может, техническое образование есть?
— С чертежами разберусь, а вот образования нет.
— Не беда, диплома никто спрашивать не будет. Скажешь начальнику цеха, что окончил какой-нибудь техникум или даже не закончил, а так, проучился пару лет и бросил. На работе будет задействовано три человека. Сварщик есть классный, тоже недавно поднялся с этапа, пока что на цепях занят. Ищи еще одного подсобника, и вперед. Как ты на это смотришь? Устраивает такая работа?
Север, вопросительно посмотрел на Пашу. Тот отрицательно замахал головой.
— Согласен, схожу сейчас, поболтаю со сварным. Может, подскажет, кого еще в подсобники взять.
— Вот и договорились, — бугор поднялся, пойду, пройдусь, не буду вам мешать. — Он, вышел.
— Вроде, нормальный мужик. Какого хрена, он косяк нацепил? — Север, посмотрел на Донецкого.
— Не все так просто, — Толик помолчал. — Лютый, на сороковке за бараком смотрел. Потом, менты его сюда сбагрили. Сходу заехал на яму, парился там, почти полгода. Срок у него восемь лет. Четыре с половиной, уже было отсижено. Так вот, дергает его к себе, режимник, и предлагает такой расклад: Раскрутка, крытая, еще пару лет к сроку или надевает косяк и уходит по «удо», как только подходит две третьи. Так, и сломали. Как бугор, он пойдет конечно, но крышу временами сносит, а у кого бы не сносило, а? Через два месяца ему на комиссию. Вчера, отрядник сделал предложение, чтобы он, эти два месяца побыл завхозом. Хотят полностью замарать. Лютый, дал согласие, чего уж тут терять.
— А Влад куда, нынешний завхоз?
— Влад, вместо Лютого будет народ на промку выводить, а как тот освободится, опять станет завхозом. Вот тогда, мы и сделаем небольшой переворот. Пока Лютый не уйдет, ничего предпринимать не будем. Попозже, все тебе объясню. Ты, пока стройся, как надо будет, тебя подтянем.
— Понял, значит, сложа руки, не сидите. Ну что же, пойду еще пройдусь, поищу сварного.
— Он в третьей кабинке, — бросил вдогонку, гильотинщик.
Прошло три месяца. В воздухе чувствовалась весна. Каторжане, пользовались малейшим случаем, чтобы погреться на солнышке, но по ночам все-таки подмораживало. В ночные смены, все так же ныкались на кузне, в электроцеху или на гильотине. Бензоколонка сияла свежей покраской. Вот уж чего Север не ожидал, что будет гордиться делом своих рук. Безусловно, он был всего лишь подсобником у сварного, но его труд тоже был весомым кирпичиком в этом здании. Основная его работа заключалась в умении обращаться с гильотиной. Нужно было очень точно отрубить, именно по тем размерам, что были указаны в чертежах. Всю документацию, он изучил наизусть. На практике запоминалось легко. Приходили покупатели, осмотрели изделие, проверили под давлением, остались довольны, и сделали большущий заказ. Хозяин дал указание, и кое-какие работы свернули, в частности шлакоблоки. Почти все ресурсы были брошены на бензоколонки. На отряде сварщиков хватало, более двадцати человек имели корочки. Лютый прошел комиссию на «удо», тут сыграло свою роль, что именно он организовал сборку первой бензоколонки, а последние два месяца был завхозом отряда. Подошел день суда, считалось, что если человек прошел комиссию, то суд почти наверочку, вынесет положительное решение. Но поводы для беспокойства, у Лютого все же были. В конечном итоге, все разрешилось, как нельзя лучше.
— Завтра на волю! — Лютый, хлопнул Севера по спине. — Благодарю, век не забуду. Вовремя вы с этой железякой закончили.
Через день, он ушел на свободу. Влад, вновь вернулся к обязанностям завхоза. Но если раньше, присутствие Лютого, как-то его сдерживало, то теперь он совсем потерял берега. Родом он был с Шепетовки, многих контролеров знал еще по воле. Да и с начальником отряда, тоже был знаком еще по тем временам. Видимо, имел какой-то компромат. Маковая соломка у него не переводилась. Почти все свободное время, он проводил за варкой, а чтобы обезопасить себя от запала, отправлял весь барак на тасы в локалку. Мотивируя то уборкой, то еще какой-нибудь херней, а то и вообще без причин. Вместо того, чтобы зависать на наре, перед телевизором, за нардами или шахматной доской, народ вынужден был нарезать километры в локалке. Север быстро нашел себе занятие. Они с Пашей, вплотную занялись спортом. Турник, брусья в локалке были. Паша, мастерил мешок для постановки удара. Были на бараке так же и лапы, но были они у завхоза в шурше, а обращаться к нему не хотелось. Наступил месяц май. Воздух был наполнен ароматом цветущих деревьев. Тридцать первая и пятьдесят восьмая зоны, были расположены на небольшой сопке, весь Изяслов находился внизу. Так как раньше здесь был монастырь, а монахи, для своей обители всегда выбирали доминирующее расположение. Из окон, хорошо было видно частный сектор, парк отдыха, колесо обозрения. С наступлением тепла, с парка каждый день доносилась музыка. На открытой площадке устраивались дискотеки. Таким вечерком, Север и Паша нарезали километраж, временами подходили к турнику, делали по подходу и опять продолжали тасы. По ящику шел какой-то боевик, и народу в локалке не было. Здесь их и отыскал Донецкий.
— Что, сегодня? Как считаешь, подходящее время для переворота?
— Сегодня? Давай! А то, я уже начал думать, что одними разговорами дело закончится.
Вот уже несколько месяцев обговаривалось, как лучше осуществить задуманное. Обычно, собирались вечером на гильотине и решали, как лучше убрать завхоза. Нашли нового кандидата. Мужик, но ради общего дела, был согласен нацепить косяк. Решили не мудрить. Народ, по уши был сыт Владом, и его бесконечными уборками и тасами на свежем воздухе.
— Хорошо, не уходите, сейчас еще люди подойдут, — Донецкий ушел.
Ждать пришлось недолго. Через пару минут, в локалке собралось около двадцати человек. Было решено, большее количество людей не привлекать. Хотя желающих нашлось бы конечно несравненно больше. Слишком многие точили зуб на Влада.
— Так, все здесь. Я, послал, шныря к Владу. Он скажет, что того, на окне завхоз второго ждет, (окно шурши второго, выходило в локалку третьего).
Хлопнула дверь, появился Влад. Он подошел к окошку, но там его конечно никто не ждал. Он повернулся, вокруг образовалось кольцо.
— Что, вышел свежим воздухом подышать? А вот мы, уже надышались. Получай благодарность! — Паша, нанес удар в челюсть.
Влад рухнул, как подкошенный, встать ему больше не дали. Да он и не старался особо. Понимал, что все равно тут же собьют с ног. Били его не долго. Еще раньше договорились, что никаких травм быть не должно.
— Слушай сюда! — Донецкий подошел вплотную, к уже поднявшемуся на ноги и дрожащей мелкой дрожью завхозу. — Сейчас шныри вынесут твою скатку и вещички. Идешь на санчасть. Дорогу на барак забудь, ты понял?
Крикнули дневального, объяснили что делать. Тот тоже был испуган, все время поглядывал на Влада, может, думал, что это розыгрыш? Потом кивнул, мол, все понял и быстренько убежал. Отсутствовал он недолго. Влад вместе с шнырем подошли к воротам. Нажал на кнопку громкой связи, ворота открылись, они вышли.
— Идем наверх. Срочно сходняк! Зовите всех: шнырей, козлов, Светку тоже. Нужно, чтобы все присутствовали, — Донецкий, был возбужден.
Через минуту, в ленкомнате не протолкнуться.
— Народ! Мы только что выломили Влада. Все в курсе, почему так произошло. Скоро нарисуются менты. Опера, режимники. Надеюсь, все понимают, что от того, как мы преподнесем и обоснуем свои действия, зависит то, как мы будем жить дальше! Скорее всего, что на беседу будут дергать всех, если кому-то нечего сказать, лучше молчите, мол, не при делах, ничего не знаю.
Закончить речь, Донецкому не удалось. В ПВР зашли режим и кум, с ними несколько кумовей чином пониже и начальник отряда. Видок у отрядника был ошарашенный. Кум обвел взглядом всех собравшихся, — Сходняк значит. Что решаем? Может, нового завхоза выбираем? Называю фамилии. Те, кого назову, выходят в локалку, ждем в штабе возле моего кабинета.
В списке оказалось семь человек, в том числе и Паша с Севером. Долго разбираться с ними не стали. Все семеро поехали в ШИзо на пятнадцать суток. По истечении срока, всех кроме Донецкого подняли на барак. Толику, предстояло отсидеть в БУРе пол года. На бараке, за это время произошли видимые изменения в лучшую сторону. Все поднявшиеся с ямы, пили чай и слушали последние новости. Вокруг, собрался почти весь народ. Рассказывали все подряд, каждому хотелось высказаться. Новый завхоз, сидел рядышком с Антоном.
— Слушай, на следующий день, пришел к нам на отряд, сам хозяин со свитой. Сначала с отрядником о чем-то терли, потом созвали всех в локалку и хозяин толкнул речь: «Мол, хотите демократии? Будет вам демократия. Выбирайте завхоза, бугров, посмотрим, что из этого выйдет. Но если с работой застопорится, то тогда козлов, будет назначать администрация. Ну и естественно, чтобы порядок в отряде был на высоте».
Север, внимательно слушал. Получилось именно так, как они планировали. Еще бы удержать, то чего они добились, можно сказать малой кровью. Рано конечно праздновать победу, но все же сделано не мало. Глядя на их начинание, другие отряды тоже должны поменять постанову. А одно это, уже многого стоит.
Прошло еще полгода. Донецкий, вновь поднялся на барак. Вскоре состоялся такой разговор.
— Север, меня, наверное, скоро опять прикроют. Бача, освобождается через пару месяцев, а за бараком смотреть кому-то надо. Мы тут обсудили с братвой, и пришли к мнению, что самая подходящая кандидатура, это ты. Всю движуху, ты знаешь, учить тебя не надо. Возникнут трудности, всегда можешь обратиться к людям. Думаю, все у тебя будет ровно. Что скажешь?
Север молчал. Сказать, что это предложение было неожиданным, значит слукавить перед самим собой. Что-то такое, он предполагал. Пока, Донецкого не было, на бараке рулил Бача. Они с Севером и Пашей были семейниками, вместе кушали, делили курево, вместе решали проблемы по мере их возникновения. Бача, не раз заводил разговор о будущем. Народ на бараке, как-то предпочитал идти со своими проблемами к Северу. Антон, по масти был мужиком, работал на промке, и люди чухали себя свободнее в общении именно с ним. Знали, что любой вопрос, любая конфликтная ситуация будут решены должным образом. Случилось именно так, как когда-то предрекал Кашкет: «Будь попроще, и народ к тебе потянется». В принципе, Северу не нужен был этот портфель, он и так чувствовал себя не плохо. С другой стороны, он понимал, что Донецкий прав. Кто-то должен взвалить на себя эту ношу. Придется все-таки тянуть этот воз.
— Если братва не против, я согласен. Когда объявишь?
— После отбоя соберемся в шурше. Буду я, Бача, позовем еще пару мужиков. Там все и обсудим.
На следующее утро, уже весь барак был в курсе происходящих перемен, а вечером его дернули к куму.
— Так, новый смотрящий, — кум, с интересом рассматривал Севера. — Оно тебе надо? Что, не живется спокойно? Знаешь, куда лезешь?
— Вообще-то знаю, — Север, решил не полемизировать.
— Знаешь, а все-таки лезешь. Ладно. Переубеждать тебя не буду. Каждый сам выбирает свой путь. Будем надеяться, что все будет ровненько. Кстати, передай Толику, что на следующей неделе у него суд. Будем отправлять его на крытую. А тебе, флаг в руки, рули, и смотри у меня, без эксцессов!
— Понял, что уж тут не понятного.
— Тогда иди.
Потянулись будни. Донецкий, ушел этапом на Ивано-Франковск. Север, решил вплотную заняться общими делами. Для начала перетряхнул всю общаковую торбу. Оказалось не густо. Часть уходила на санчасть, часть на яму. С Донецким, ушел грев на крытую. Короче с общака бралось, но не пополнялось. Для начала, Север переговорил на промке с несколькими мужиками. Заручился поддержкой, поинтересовался, как они смотрят на то, чтобы организовать на бараке турнир по нардам. Предложил мимоходом, что неплохо было бы, что бы предложение о турнире исходило не от него, а от кого-нибудь присутствующих. Зашел к ширпотребщикам, с ними состоялся примерно тот же разговор. Все понимали, что общак нужно пополнять незамедлительно. Вечером на бараке состоялся сход. Присутствовали все, кроме конечно козлов и обиженных. Принесли заваренное ведро с чифиром, раздали каждому присутствующему по пяток сигарет. Пустили кружки по кругу. Когда напряжение спало, и люди понемногу стали общаться, Север решил, что можно начинать.
— Народ, минуточку внимания! — Разговоры стихли. — Неплохо сидим, да? Мне хотелось бы, вот так вот, собираться почаще, ну хотя бы пару раз в месяц. А по возможности, каждые выходные. Сейчас такой возможности нет. Все понимают, почему. Сегодня, мы собрались, чтобы обсудить, как нам, всем вместе пополнить наш с вами общачок. Базара нет, на отряде есть люди, которые просто не в силах помочь, даже если у них есть такое желание. Сейчас речь не о них. Мы находимся на общем режиме. Большинство, регулярно греется из дома. Здесь не строгач, там от многих родные отказались, но, насколько мне известно, даже там не такое плачевное состояние. Нужно, как-то решать эту проблему. Подогревать общак, дело сугубо добровольное, никто никого неволить не собирается. Хочу лишь напомнить, что существует такое понятие, как арестантская солидарность. Хочу, чтобы на бараке не было нуждающихся в самом насущном. В первую очередь, это конечно курево и чай. Если у кого-то есть возможность, затянуть лаве, то такое будет только приветствоваться. Все, начиная от носков, мыльного-брыльного и заканчивая наркотиками, все должно быть у нас с вами на торбе! Давайте теперь посидим, покурим, может у кого-то возникнут светлые мысли. Ко мне можете подходить в любое время. Понимаю, что не все могут говорить и высказываться на людях. Одобряю любое начинание, только бы оно было на благо общему!
Общались долго. Решили организовать на отряде турнир по нардам. Вход, пять пачек сигарет. Чемпион получает призовых десять пачек. Остальное, идет на общее. На отряде восемьдесят человек. Даже если участие примет только половина, то все равно хорошее начинание. Ширпотребщики тоже пообещали, в дальнейшем не забывать, и с каждого заказа отдавать долю. Дело тронулось с мертвой точки. За всеми этими войнами с козлами и администрацией, люди как-то забыли, как оно должно быть. Через несколько дней после сходняка, к Северу подошел Серега Леший. Такую погремуху, он получил уже здесь, на лагере. Был весьма необщителен, держался особняком. Подошел к Северу на промке и сходу бухнул, — Антон, давай бои без правил устроим!
Север, уставился на Лешего.
— А кто биться будет?
— Я могу. Ты не подумай чего, я и вправду могу драться.
— Где же ты научился?
— Сначала на улице. Потом занимался карате, боксом, кун-фу. Кун-фу увлекся в Китае, я там три года жил. Выступал на подпольных боях и бился неплохо.
Север задумался. Тотализатор! В ночную смену, на рабочке, вполне можно организовать такое мероприятие. Но сначала, нужно посмотреть на Лешего в деле. Не откладывая дела в долгий ящик, зашел к Паше на кузню. Теперь Пашу, дразнили Вакулой, эта погремуха переходила от одного кузнеца к другому, как-то незаметно. По наследству.
— Паша, ты ведь в боях участвовал, можешь с одним тут, спарринг провести? Очень надо его в деле посмотреть.
Вакула, в это время грел пику на горне, — Кто такой? — Равномерно накаляя железяку, поинтересовался у Антона.
— Леший.
— Леший? — Удивлению не было предела. — Да какой из него боец? Не спорю, тело у него, как у атлета, но рост…
— Не всем же такими, как ты быть. А рост…, рост у него такой же как у меня.
— Ага, то есть средний.
— Паша, Паша, да все великие бойцы не особо-то ростом отличались. Даже Тайсон, для тяжеловеса не высокий был. А кто с ним сравнится?
— Так-то оно так. Ладно, че базарить, пошли. Где твой боец?
Нашли укромный уголок под открытым небом. Кругом стояли торговые палатки, требующие еще мелких доработок. Они-то и заслоняли обзор любопытным, если бы они случились. Скинули фуфаечки. Вакула был выше своего соперника, больше чем на голову. Север, выступал рефери. — Вперед! Специально не стал ничего оговаривать. Оба, по их словам выступали на боях, так что им и флаг в руки. Разберутся. Леший сходу пропустил в грудь пару ударов, его заметно шатнуло, затем он вошел в ближний бой. Здесь преимущество в росте не играло большой роли. Хорошо приложился Паше по печени, и выходя на дистанцию, с ноги нанес сильнейший удар в челюсть. Бой закончился. Вакула был в отключке. Все действо продолжалось не более сорока секунд.
— Бог мой! — Изумился Север. — Ты его часом не покалечил?
— Не думаю, старался не усердствовать, — надевая фуфайку, невозмутимо проговорил, Леший.
Антон, отметил, что у него даже дыхание спокойное, хоть и пропустил парочку ударов в грудь. И словно отвечая на мысли Севера, Леший продолжил, — Я, спецом разрешил ему пару раз мне приложить, чтобы он превосходство почувствовал.
Север, не стал выяснять, что это за сомнительная тактика. Он, всегда считал, что если человек в бою ощущает превосходство, то и драться будет увереннее, но входить в полемику не стал. Вакула уже пришел в себя, сидя на жопе, потирал челюсть.
— Перелома нет? — Спросил, Север.
— Нет. — Он поднялся, посмотрел на Лешего, — Ну брат, уважуха! — Он протянул руку сопернику. — Никогда такого не видел, почему я за тебя не слышал?
— Я, на родине не выступал. Боями на жизнь, зарабатывал в Китае. Дома не светился, как вернулся в Киев, сразу же женился, не до боев было. Да и жена против.
— Хорошо, — Антон, заторопился. — Скоро съем. Пойду, схожу на седьмой отряд. Переговорю кое с кем, думаю, через пару дней сможем устроить первый бой. Дальше, видно будет. — Он ушел.
Леший с Вакулой, пошли пить чай на кузню.
— Что скажешь? — Север вопросительно смотрел на Децела.
Иван Децел был смотрягой на седьмом отряде. Он попивал кофе, с маленькой фаянсовой чашки. Сделал еще пару глотков, затянулся сигаретой, сладко потянулся.
— Что скажу? Нормально скажу. У нас есть один такой боец. Постоянно на рожон лезет, то с одним у него непонятки, то с другим. Вот, пускай и покажет себя.
— Позови его, посмотрим, что за типок. Может он еще и не согласится.
— Кто, Миха не согласится? Да ему за счастье будет руками помахать, тем более с нашего одобрения.
Минут через десять, с заспанной рожей появился и сам, Миха. Примерно такой же ростом, как и Вакула. Но совсем другой стати. Длинные руки, круглая голова, он был здоровым от природы. Рос, рос, как дерево и вымахал вот в такого здоровяка. Поговорили. Север выяснил, что Миха родом с села в Хмельницкой области. Никуда из дома не выезжал. В селе был самым здоровым парнем. Избил одного приезжего на свадьбе. Если односельчане спускали все Михе с рук, то приезжий, не задумываясь, накатал заяву. Избил его Миха хорошо. Сломал руку и челюсть. Что они там не поделили, Антон выяснять не стал. Объяснили будущему бойцу задачу, поинтересовались, что он на это скажет.
— Я не против, а когда махаться будем?
— Завтра еще кое-что обсудим, думаю, послезавтра, будет у тебя, возможность отличится. Кстати, будет призовой фонд. Победителю конечно больше выйдет, но и проигравшего тоже не забудем. Ты в любом случае в выигрыше. Завтра утром, на завтраке покажу тебе соперника. Будешь иметь представление о противнике.
Попрощавшись, Север поспешил к себе на промку.
Утром, в столовой состоялась знаменательная встреча, двух первых бойцов, участвовавших в боях без правил. Зайдя в столовую, Север увидел поджидающих его Децела и Миху.
— Здорововенько, — протянул руку Децел. — Показывай своего громилу.
— Секундочку, что-то пока не вижу его, видимо задерживается, а вот он. Леший! Подойти к нам!
— Этот? — Миха с недоумением смотрел на Лешего. — Да я его просто раздавлю, какой же это противник?
— Пойду лучше позавтракаю, — Леший, не удостоил своего противника ответом. — На промке поговорим, — сказал он Северу, не спеша пошел к столу.
— Что скажешь? — Децел улыбался. — Побьешь его?
— Его-то? — Миха, выглядел оскорбленным. — Думал, действительно кто-то стоящий будет, может Вакула, а это…
— Вот и познакомились, — Иван повернулся к Северу. — Заходи сразу, как выйдем на работу ко мне. Обговорим детали. Ставки, призовые, людей надо поставить, которые всем этим заниматься будут, чтобы к завтрашнему дню все было на мази.
Попрощались, Север пошел на барак. Он был уверен, Леший не подведет.
Бой состоялся не через день, как они планировали, а только по прошествии трех суток. Кое-какие заморочки помешали, но зато успели провести своего рода рекламную компанию, и увеличить число желающих участвовать в ставках.
Схватка копировала разминочно-тренировочный бой с Вакулой один в один, с небольшой разницей. Леший, пропустил таки один удар в лицо. Обошлось без последствий. В смысле синяков не было, так небольшая ссадина. Леший моментально стал сенсацией. Если раньше его никто не замечал, то теперь за его спиной шептались. Появились желающие набиться к нему в друзья-приятели. Он же, со своей стороны не изменил привычного образа жизни. Так же продолжал жизнь, рака отшельника. Разве что общался с Севером и Вакулой. Менты узнали о бое на следующий день. Дергали к куму Антона, Лешего и Децела с Михой. Все дружно отрицали организацию ставок. Сам же бой признали. Объяснив тем, что просто хотели выяснить, сможет ли просто здоровенный парняга одолеть не такого большого, но обученного соперника. Типа, чисто спортивный интерес. Кум сделал вид, что поверил, да ему и самому не хотелось раздувать из этого проблему. Ограничился предупреждением, и на этом замяли. С этих пор бои проводились регулярно, примерно раз в полтора, два месяца. Выступал не только Леший. Паша, тоже поучаствовал, но именно участие Лешего вызывало неизменный ажиотаж. Приняв пять вызовов, он не имел ни одного поражения. Через год интерес понемногу стих и с тотализатором решили подвязать.
Подходил день освобождения. Долго тянулись, только первые два года. Наверное, потому что новые впечатления, новые люди, события заполняли собой все время. Дни были насыщенными. Приходилось много обдумывать, рассчитывать. Ошибки не допускались. Север, стал осторожным в суждениях и поступках. Ничего не предпринимал, основательно не обдумав тот или иной свой шаг. Зона многому его научила. Постепенно жизнь покатила по налаженному руслу. День сменял день. Месяц шел за месяцем. И вот она — Долгожданная воля!
С утра заварили чай на весь барак. Антон, весь на нервах. Вышел в локалку, подошел к турнику. Сделал пару подходов. Затем в умывальнике пообливался холодной водой. Весь свой срок, несмотря ни на какие холода, он по утрам обязательно проводил не менее часа на турнике и брусьях. Заканчивал всегда обливанием. В свой последний день на лагере, он не стал изменять этому правилу. За эти годы, тело приобрело атлетическую форму и каменные мышцы. За все время отсидки, он ни разу не болел. Был в превосходной физической форме.
Пришел майор «Свобода», как называли его каторжане. Он подготавливал документы на освобождение, обычно он же провожал на вокзал, если освобождающего никто не встречал. Север, заранее написал Шмалю, чтобы тот не парился, и не приезжал. Первые два года, Витя регулярно слал посылки, писал письма, держал Антона в курсе всех событий, что происходили дома. Потом замолчал. Наконец пришла весточка, от тети Марии. Она писала, что Витю закрыли. Дали два года, и что срок он отбывает в Дрогобыче. Переписка между зонами, была под запретом, поэтому два года у Антона, не было никакой информации. За год до освобождения, пришло письмо. Шмаль, был на воле. С нетерпением ждал, когда же освободится Север. Ждать оставалось недолго.
Бабочка — Нож
Попкарь, вертухай — Охранник на КПЗ, тюрьме
Касачка — Кассационная жалоба
Дальняк — Туалет
Тормоза — Двери
ШИзо — Штрафной изолятор
БУР — Барак усиленного режима
Крытая — Тюрьма, здесь, тюрьма в которой отбывают наказание по приговору суда
Торпеда — Своего рода непроницаемая капсула из пленки. Прячется в прямой кишке
Малява — Записка, письмо
Положенец — Человек, на положении Вора. Смотрит за тюрьмой, за городом
Рыцик, особист, полосатик — Люди отбывающие срок на особом режиме. Особо опасный рецедевист
Весло — Ложка
ДПНК — Дежурный помощник начальника колонии
ПВР — Помещение воспитательных работ
Локалка — Изолированный участок. У каждого отряда, своя локалка. Есть так же рабочая
Лепила — Врач, работник санчасти