Наутро полусонного журналиста за шиворот выволокли из подвала и молча втащили в дом. Несмотря на то что Берестов ночью промерз до самых кишок, спал он настолько крепко, что даже не слышал, как утром во двор дома въехал фиолетовый джип с темными стеклами. Леониду пару раз заехали по физиономии за то, что он перетер веревку, затем поставили в гостиной перед каким-то молодым холеным мужчиной в кожаном пальто. Он сидел нога на ногу в кресле и смолил сигару.
Незнакомцу было около тридцати. Коротко стриженный, чисто выбритый, сытый, пахнущий дорогим одеколоном. Голубые глаза его были совершенно ледяные и наглые, явно привыкшие к вседозволенности. Он молча осмотрел журналиста с ног до головы, и одна ноздря его презрительно дернулась.
Конечно, заспанный, взлохмаченный, в рваной фуфайке, с грязными тряпками на шее, Леня выглядел не лучшим образом.
— Маргарита Горелова — твоя знакомая? — спросил незнакомец у журналиста.
— Кто это? — поморщился Берестов, втягивая голову в плечи. — Подозреваю, что вы меня с кем-то путаете.
— Мы никогда никого ни с кем не путаем, — назидательно пояснил мужчина. — Та женщина с гитарой, которая подошла к твоему «жигулю» предупредить о бомбе, до этого тебя знала?
— А вот кто! — тряхнул головой Берестов. — Нет! Я видел ее впервые.
В глазах мужчины мелькнула искра недоверия. Задумчиво пожевав губу, он лениво спросил:
— Тогда зачем она к тебе подходила? Ей жизнь не дорога или делать нечего?
— Это вы уже спрашивайте у нее, а не у меня.
— Спросим, — криво усмехнулся парень. — Когда поймаем. Ну а ты пока отдыхай.
Его снова схватили сзади и поволокли на улицу.
— Минуточку! — крикнул Берестов, вырвавшись из рук архаровцев. — Могу я, наконец, спросить: что все это значит? За что мне бомбы-то суют под сиденье? Может, вы вообще меня с кем-то спутали?
— Мы никого ни с кем не путаем, — назидательно повторил парень. — Ты журналист Леонид Берестов? Тогда все нормально. Расслабься. Тебя заказали.
— Кто? — вытаращил глаза журналист.
— Мы не разглашаем клиентов, — улыбнулся парень.
— Но за что?
— А это не нашего ума дело.
— Вы меня убьете? — ужаснулся Берестов.
— Если тебя не купят, — зевнул парень и махнул рукой.
Берестова выволокли из дома и снова бросили в подвал. Он лег на матрас лицом вниз и затих. «Вот и конец! — подумал. — Допрыгался. Точнее, дописался».
Впрочем, о чем он таком написал, что его сразу «заказали»? Берестов перебрал в памяти все свои публикации за последние три месяца, но не нашел ни одной, за которую могли подложить бомбу под сиденье. Единственная, кто искренне желала его смерти, — это потомственная аферистка Анжелика. Но обладает ли бабенка такими средствами, чтобы «заказывать» неугодных ей клиентов, если она даже обои крепит канцелярскими кнопками? Берестов поразмыслил и пришел к выводу, что она могла нанять бандитов. Бизнес ее шел неплохо, клиентура, видимо, была, а разоблачительный материал, да еще с фотографией, означал полный крах ее карьеры.
Берестов вскочил с матраса и кинулся к решетке. Что же он так раскис-то? Что же он уже сдался и опустил руки? Ведь должен же быть выход. Обе решетки стояли крепко. Их не то что руками, ломом не выломаешь. А если даже и выломаешь, все равно не пролезешь.
Берестов обследовал металлическую дверь. К ней тоже без лома не подступиться. Да и с ломом бесполезно. Журналист вернулся на матрас и задумался. Остался один способ удрать отсюда: когда придут за ним, тюкнуть охранника по башке и «сделать ноги». Только чем?
Берестов скрупулезно обшарил все углы подвала и не нашел ничего подходящего, чем можно тюкнуть по башке. Он критически осмотрел бочку, и ему пришла в голову шальная мысль: а что, если спрятаться в нее? Охранник придет, посмотрит, что никого нет, помчится в дом с криком: «пленник сбежал», а дверь впопыхах оставит открытой… Вполне возможно, что такой план был бы и ничего за неимением других, но бочка для Берестова оказалась маловата.
В глубокой задумчивости журналист присел на матрас и вдруг услышал во дворе какую-то суету. Кажется, к дому подъехала машина. Берестов кинулся к окну и увидел, что в ворота въехали еще две иномарки: «форд» и «вольво». Из «форда» вышло двое: молодой парень в замшевой короткой куртке и высокий черноволосый мужчина в длинном пальто, с белым шарфиком поверх него. Почему-то Берестов подумал, что этот здесь самый главный, так как все вокруг него сразу подтянулись, засуетились, услужливо забегали, а вышедший на крыльцо парень, который интересовался Гореловой, расплылся в подхалимской улыбке.
Из «вольво» вышли четверо здоровых жеребцов в кожаных куртках. Один из них был высокого роста. Трое других будто вылиты с одной болванки. И ростом, и на лицо, и по одежде они были совершенно неразличимы. Берестову эта четверка была неизвестна, однако, если бы он каким-нибудь образом задержался в салоне Анжелики, то наверняка бы сейчас узнал их.
Начальство ушло в дом, а к этим четверым подвалили хозяева дачи. После рукопожатий до Берестова донеслась часть их разговора, из которого можно было понять, что журналиста «заказали» наверху, а учительницу они хотели грохнуть по собственной инициативе, поскольку она знала в лицо Стаса, который подложил бомбу. Таким образом их команда разделилась: Вольдемар с Лехой отправились за той самой женщиной, которую нужно было ликвидировать, и больше не возвращались. Что там у них произошло, неизвестно. Но в результате их повязали на квартире учительницы, а сама она исчезла. Что особенно удивило бандитов, когда по НТВ показывали Леху с Вальдемаром: оба были с разбитыми головами.
— Крутая баба? — сплюнул под ноги один.
— Думаешь, ей кто-то помог?
Тут бандиты опять вспомнили про какого-то Киселя и долго качали головами и говорили, что не случайно вслед за этим сюжетом показали его фоторобот.
Тут у одного из них зазвонил сотовый. Поднеся его к уху, он произнес «слушаюсь!» и направился к подвалу. Ключ в двери заскрежетал, железная дверь отворилась, и в световом проеме нарисовалась фигура.
— На выход, — сказал он коротко, и Берестов покорно стал подниматься по ступеням.
Его привели в ту же гостиную, что и утром, и поставили перед начальством по стойке «смирно». Оба сидели в креслах и потягивали что-то из жестяных банок. Первого Берестов уже видел, а второй, судя по всему, был главнее. На его шее красовалась черная бабочка, ноги в лакированных ботинках, черные волосы набриолинены и зачесаны назад. Глаза карие, очень внимательные. Брови сросшиеся. Над одной из них шрам. Он осмотрел Берестова с ног до головы и спросил с иностранным акцентом:
— Вы занимаетесь спортом?
— Нет, — ответил Леонид.
— А хорошо умеете стрелять?
— Нет. Стреляю я неважно. В армии всегда мазал.
— Это очень плохо, — покачал головой иностранец. — Вы, русские, очень ленивые, потому ничего и не умеете.
— Не такие уж мы и ленивые, — возмутился Берестов. — Кое-что мы умеем. Например, морды бить. И бьем их получше, чем вы, американцы.
— Я не американец. Я англичанин, — поправил иностранец.
— Мне это один черт!
— А мне не один. Вы товар не высшего класса. На вас спроса сейчас нет. Спрос сейчас на молодых, спортивных, сильных, а вы?
— Я журналист, а не спортсмен, — произнес Берестов с обидой.
— Мне не нужны журналисты. Мне нужны работники.
— А журналисты, по-вашему, не работники? — удивился Берестов.
— Русские журналисты не годятся даже на то, чтобы мести улицы. Но вас, в виде исключения, я куплю за полцены. Есть одно место в цехе.
— Но, мистер Ричард, мы на бензин больше потратились… — зашевелился в кресле парень с рыбьими глазами.
— Или за полцены, или пускайте в расход, — отрезал иностранец. — На такого заявок нет.
Продавец в кресле махнул рукой, и Берестова, грубо схватив за руки, потащили к «форду». Толкнув в салон, ему мигом закатали рукав и всадили укол. В ту же секунду глаза его помутнели, он дернулся в какой-то неистовой судороге и без чувств свалился на сиденье.
Очнулся он в какой-то чистенькой, маленькой лаборатории, на жесткой кожаной кушетке. Сколько он был в небытии, Леонид не знал и приблизительно. В голове шумело. Все члены ныли.
Берестов поднял голову и заметил, что он совершенно голый. Вокруг никого. У стены стоял какой-то медицинский аппарат, похожий на рентгеновский. Берестов поднялся и подергал дверь. Она была закрыта довольно плотно. «Попробовать разбежаться и выбить ее плечом», — мелькнула мысль. Он отошел к противоположной стене и уже хотел скомандовать себе «марш!», как дверь сама собой отворилась и в нее вошел тот самый иностранец в бабочке и лакированных туфлях. За ним вошли два угрюмых бугая.
— Все русские начинают одинаково — с вышибания двери, — произнес он презрительно. — Ни один не пробовал вступить в переговоры.
— С кем? — удивился Берестов.
— Со своим новым хозяином, — ответил иностранец и указал глазами на висящей под потолком светильник.
Берестов догадался, что это был глазок наблюдения.
— Итак, — деловито произнес мистер Ричард, — пока вы спали, мы вас обследовали. Несмотря на то что вы пренебрегаете занятиями спортом, состояние ваше не такое уж и плохое. Встаньте на машину!
Иностранец указал на стоящий у стены рентгеновский аппарат. Берестов покорно взошел на него и прижался к экрану. Иностранец сел напротив.
— Неплохо, — произнес он. — Легкие хорошие. Еще бегаете без одышки. Очень жаль, что вы не стрелок. Мне сейчас нужны стрелки.
— Что вы все заладили: «Мне да мне!» — произнес в раздражении Берестов. — Вы кто здесь? Господь Бог?
— Забудьте о Боге, — произнес иностранец. — Теперь вы будете служить только мне.
— Откуда такая уверенность? — возмутился Берестов.
Иностранец поднялся с места и широко улыбнулся.
— Не только служить, но и поклоняться мне, как Богу. А кто не будет служить и поклоняться мне, тот будет убит.
— Да вы зверь! — удивился Берестов.
— Совершенно верно, — качнул головой иностранец. — Я — зверь. Это про меня сказано в тринадцатой главе Апокалипсиса: «И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя говорил и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя. И он сделает то, что всем — малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам — положено будет начертание на правую руку их или на чело их». Так что, Берестов, готовьте свою правую руку и лоб. Я вас буду метить.