Берестова привели на мойку с мокрым бетонным полом, дали в руки шланг и показали, как мыть бутылки. Их стояла целая гора в грязных и пыльных ящиках.
— Которые с этикетками, бросай в ванную, — пояснила женщина. — Мытые будешь ставить в пустые ящики. Ферштейн?
Берестов кивнул.
— Прекрасно! А сейчас можешь сходить в туалет. Как раздастся звонок — бегом на рабочее место.
Женщина указала в сторону цеха и исчезла. Берестов вошел в цех и увидел дисциплинированную очередь в туалет. Он встал за последним. Из очереди вышел тот самый лысоватый типчик в коричневой рубашке и встал за ним.
— Если будет звонок, беги сразу на мойку, независимо от того, успел ты или не успел, — произнес он шепотом.
Очередь двигалась быстро. Когда они вошли в огромное и вонючее отхожее место, Берестов с удивлением услышал человеческую речь. В основном, конечно, мат. Он с изумлением отметил, что лица некоторых из этой массы приобрели человеческие черты и в глазах появилось некое подобие жизни.
— Здесь не секут, — произнес, вошедший за ним товарищ. — Можешь говорить свободно. Но долго здесь находиться тоже нельзя.
Действительно, все кто заходили, быстро подходили к писсуарам, делали свои дела и, не задерживаясь, выходили обратно.
— Насколько я понял, это завод по производству фальшивой водки?
— Да, это завод.
— А где это? В каком месте?
— Не знаю. Завод стоит в лесу. Судя по деревьям — средняя полоса.
— Ты знаешь, как отсюда выйти?
— Год назад нам разрешали выходить на улицу. Но после бунта запретили. Тогда мы выломали ворота и побежали. Половину вернули. Остальные исчезли. Куда делись — неизвестно…
На этих словах в цехе раздался звонок, и все поспешно стали разбегаться по своим местам. Этому примеру последовал и Леонид.
— Когда работают станки, по цеху ходить нельзя, — шепнул его новый друг и испарился.
Берестов вернулся на мойку и принялся за работу. Он усердно мыл бутылки и незаметно осматривался. В мойке было две двери. Одна вела в цех, другая — черт знает куда. Туда-то и ушла женщина — видимо, вольнонаемная. Прошло очень много времени прежде, чем прозвучал звонок, может быть, даже часов шесть или восемь. Журналист устал и проголодался. Его никто не контролировал. Он был один, если не считать, что время от времени к нему на мойку наведывались два угрюмых мужика, которые молча грузили на тележку мытую посуду и оттаскивали ее в цех. В открытую дверь Берестов видел, что в цехе все работают молча, сосредоточенно и слаженно. Стоящие за конвейером работники не делали ни одного лишнего движения. «Точно часы в механизме», — удивлялся Берестов. И вот, когда прозвучал звонок, журналист увидел, что конвейер встал, и в наступившей тишине можно было услышать шаркающие шаги.
Берестов, бросив шланг на пол, направился в цех. Там опять стояла длинная очередь в туалет. Берестов пристроился последним и нащупал в кармане телефон. Тот лысый в коричневой рубашке, как и в первый раз, вышел из очереди и встал за ним. Когда они вошли в отхожее место, новый друг произнес:
— Руки в карманы никогда не клади. Они секут.
Берестов тут же извлек из кармана телефон и начал оперативно набирать номер Калмыкова. Все, кто находился в туалете, затихли и уставились на него. Воцарилась такая тишина, что стало больно в ушах.
— Алло! — радостно воскликнул Берестов, услышав голос Калмыкова, — Старик, это я!
— Леня, ты жив? — обрадовано откликнулся он. — Ты где? Откуда звонишь?
— Где я, не знаю! На каком-то подпольном ликероводочном заводе. Он находится в лесу. А где — не знаю.
— В шестидесяти километрах от Рязани. В южном направлении, — раздался неожиданный бас из притихшей толпы.
— Вот здесь подсказывают, что под Рязанью. Шестьдесят километров на юг от города.
— Народу много на заводе?
— Много. И такое ощущение, будто все накачаны наркотиками.
— Меченные Сатаной, — угрюмо произнес тот же бас.
— Здесь подсказывают, что все здесь меченные Сатаной. Меня еще не метили. Но обещают. Хозяин здесь какой-то англичанин. Его зовут Ричардом. Это у него я свистнул сотовый, по которому сейчас звоню.
В это время друг в коричневой рубашке сделал руками знак, чтобы Берестов прекращал разговор.
— Говорить больше не могу. Возможности звонить тоже нет.
— Оставь включенный телефон! — крикнул Калмыков. — Может быть, удастся засечь район.
Берестов сунул телефон в карман, и в туалете снова все пришло в движение. Раздался звонок. Журналист с удивлением увидел, что все снова разошлись по своим местам. Он уже думал, что рабочий день окончен. Неизвестно, сколько еще прошло времени, может быть, еще часов восемь. Беднягу уже качало от усталости. Он был мокрый с головы до пят и валился с ног. А те мужики, которые приходили за бутылками, были как и утром, — невозмутимые и молчаливые.
— Мужики, когда жрать поведут? — крикнул им Берестов, но они не ответили.
Вскоре зазвенел звонок. Леонид, покачиваясь, отправился в цех. Все, кто там были, снимали фартуки и вешали на вешалку у входа. «Слава богу», — подумал Берестов и встал последним. За ним, выйдя из строя, встал лысый в коричневой рубахе. Что удивительно, все это делалось само собой. Никакие надзиратели при этом не присутствовали. Охранник стоял только перед входом в столовую.
Так же, как и утром, он подозрительно вгляделся в новенького, но ничего не сказал. Впрочем, Берестов настолько устал, что ему было все равно. Как и в начале дня, он получил миску с вареной мойвой, кусок черного хлеба и стакан чая. Умяв все это в три секунды, он поднялся и, как сомнамбула, направился за впереди идущим, чувствуя, что его новый друг не отстает ни на шаг.
Процессия цепочкой вошла в казарму, освещаемую двумя тусклыми лампами и улеглась на топчаны. Свет потух, и Берестов тут же провалился. Проснулся он оттого, что кто-то толкал его в бок. Это был его новый друг.
— Я вам советую избавиться от телефона, — прошептал он. — Найдут — застрелят.
Берестов полез в карман, вытащил телефон и увидел, что светодиод горит. Значит батарейки еще не сели. Может, уже засекли это место? А может, и нет…
— Значит, говоришь, что год назад здесь был бунт? — спросил Берестов шепотом, прикрыв ладонью рот.
— Его организовал один человек. Он тоже, как и ты, мыл бутылки. Он нас научил, как обрести себя…
В это время свет в казарме зажегся, и вошло четверо парней. Они сразу же направились к Берестову и к его новому другу. Обоих молча стащили с топчанов, дали кулаком под глаз и начали обыскивать. Не найдя ничего у лысенького, они отбросила его в сторону. А когда обнаружили у Берестова сотовый телефон, глаза их вылезли наружу. Архаровцы переглянулись и выволокли Берестова в коридор. Его поставили под лампу и очень внимательно вгляделись в глаза.
— Да ты, оказывается, не меченый, — покачали они головами.
И вдруг тяжелый удар в челюсть свалил журналиста с ног. После чего его принялись энергично пинать ногами.
— Кому звонил? — спросил один из них, сунув ему под нос сотовый.
Берестов отрицательно покачал головой и снова получил ботинком в подбородок. Он ударился головой о стену и потерял сознание.
Очнулся на холодном бетонном полу. Было темно. Голова раскалывалась. Тело ныло. Любое движение причиняло боль. Казалось, что все внутренности отбиты. Берестов хотел встать и осмотреться. Но у него не было сил даже пошевелиться. Дернув ногой, он потерял сознание от прострелившей его боли.
Так было несколько раз. Он приходил в себя, делал движение и терял сознание. Иногда ему казалось, что у него нет тела. Берестов забывался и погружался в небытие настолько глубоко, что, когда приходил в себя, удивлялся тому, что он еще живой. Сколько таким образом пролежал в темноте, он не знал. Леониду казалось, что это длится целую вечность.
Но неожиданно за дверьми он уловил какую-то постороннюю суету. Это было странно, шум журналист услышал впервые. Подняться Берестов так и не смог. Он на карачках дополз до железной двери и постучал. Стук получился очень тихим, поскольку бронированная дверь была толстой. Леонид принялся шлепать по ней обеими ладонями и громко, насколько позволяли силы, стонать. За дверьми притихли. После чего послышались чьи-то приглушенные голоса. И вдруг Берестов услышал скрежет замка. Скрежетали долго. С замком явно что-то не ладилось. И вдруг раздались выстрелы, от которых журналист едва не оглох. Он испуганно пополз обратно, но в ту же минуту дверь отворилась, луч фонаря уперся Берестову в глаза, и он услышал полный ужаса голос Калмыкова:
— Леня, что они с тобой сделали, сволочи!
— Толик, мне не снится? Это действительно ты?
Один человек тут же отделился от толпы, поднял на ноги бедного журналиста и обнял. Это был точно Калмыков. Подошли какие-то люди в униформе и, взяв Берестова под руки, осторожно вывели в темный коридор.
— Носилки! — скомандовал кто-то.
И сразу из темноты вынырнули военные носилки, на которые тотчас же с необычайной осторожностью был уложен узник бетонного бункера.
— Старик, мы тебя нашли просто чудом! — признался Калмыков. — Ты хоть что-нибудь помнишь?
— А что, уже прошло так много времени? — удивился Берестов.
— Прошло не более суток после твоего звонка. Ты мне звонил вчера в половине четвертого. Ты помнишь? — осторожно спросил Калмыков.
— Да все я помню! Почему я не должен помнить? — возмутился Берестов.
— Тебя здесь ничем не кололи? Наркотиками не накачивали?
— Нет! Но собирались поставить какую-то печать Сатаны.
В это время в конце коридора забрезжил свет. Пахнуло свежим воздухом и пряной осенней листвой. Берестова вынесли во двор, где стояло несколько бронетранспортеров, военных автомобилей и два вертолета. К Берестову сразу же направился высокий седой человек со впалыми щеками, в зеленой омоновской форме.
— Это Берестов, Вячеслав Николаевич! — сообщил Калмыков.
Командир подошел и протянул журналисту руку.
— Полковник Кожевников. Начальник отдела по борьбе с организованной преступностью. Как себя чувствуете, Леонид Александрович?
— Да прекрасно себя чувствую! — улыбнулся Берестов. — Так, немного побили.
— Искренне рад вас видеть бодрым и в полном здравии. А то мы такое здесь увидели… То ли люди, то ли зомби. Ни одного здравомыслящего.
— А начальство?
— Начальства нет. Разбежалось! Ни охраны, ни мастеров, ни начальников цехов. Кто хозяева — неизвестно. Рабочие ни слова не говорят.
— Но есть же, которые говорят! — воскликнул Берестов.
— Вы их знаете?
— Двоих точно знаю. Может быть, даже шестерых могу узнать. Ведите!
Берестов резко поднялся с носилок, но почувствовал слабость. Его тут же заботливо подхватили оперативники.
— Лежите, вас донесут.
Его внесли в цех, где послушно стояла длинная шеренга рабочих. Они все, как один, стояли, не шевелясь, с опущенными глазами. Берестова пронесли по всей длине шеренги, и он удивленно поднял глаза на полковника.
— А где остальные?
— Больше никого не нашли. Вот только двести пятьдесят два человека.
— По-моему, не хватает еще человек пятнадцать. И как раз тех, в ком еще было что-то человеческое.
— Искать! — приказал полковник.
Берестова накормили тушенкой и напоили кофе с коньяком. Самочувствие его значительно улучшилось. Через час он уже самостоятельно передвигался, хотя и слегка прихрамывал. Он рассказал полковнику, как его похитили, описал архаровцев, загородный дом, подвал, в котором он ночевал, наконец, еще одну четверку бандитов, разъезжающих на «вольво», описал и их главаря с выпученными синими глазами, и англичанина, имеющего «форд». Последнего Берестов описал особенно подробно и даже пересказал полковнику не только свою короткую перепалку с иностранцем, но и то, что написано, по его разумению, про него в тринадцатой главе «Апокалипсиса».
— Как вы сказали, Ричард? — задумался полковник. — Случайно не заметили номера его «форда»?
Берестов развел руками.
— Зато я, кажется, знаю, чем он воздействовал на людей. У него же здесь лаборатория…
Отправились в лабораторию. Взломали двери. Но аппарата в виде пистолета с зауженным концом там не было. Тем не менее лаборатория очень заинтересовала экспертов.
Немного погодя к полковнику подбежал взволнованный лейтенант и шепнул ему что-то на ухо. Кожевников помрачнел.
— Пойдемте, Леонид Александрович, в подвал. Там найдено семнадцать трупов.
Берестов узнал всех. Среди них был и лысый мужичок в коричневой рубашке, и угрюмый бородач, который басом сказал о месте расположения завода, и другие, в которых было что-то человеческое. Они все были застрелены в голову.
Полковник положил Берестову руку на плечо.
— Теперь вы единственный свидетель, — угрюмо произнес он.