— Просто не хочется верить во всю эту историю, — сказал Горбунов.
— А где она... где Люба сейчас? — взволнованно спросил Виктор.
— Не знаю, — тяжко вздохнула Марфа. — Не знаю, Витя, да, сказать поправде, и знать не хочу. Опозорила она и себя, и всю нашу семью. Не знаюпро нее больше ничего.
— Мы еще посоветуемся, подумаем, что можно сделать, — сказал Горбунови перевел разговор на другую тему: — Много ли у вас в деревне немцев?
— Всю школу теперь занимают, а сколько их — не знаю, — ответилаМарфа.
— А давно ли они живут у моей мамы? — переборов себя, спросил Виктор.
— С месяц, не больше, — сказала Марфа и в свою очередь спросила: — Акто тебе об этом сказал-то?
— Добрые люди, Марфа Петровна, — опережая Виктора, пояснил Горбунов испросил: — Кто бы смог поподробнее рассказать нам о немцах? Может быть,Цыганюк?
— Что вы, он же фашистский холуй! Его теперь водой с ними неразольешь. Ездит по деревням, арестовывает подозрительных. В общем, подлециз подлецов.
— Значит, продался окончательно?
— Да еще как, со всеми потрохами, — сокрушенно сказала Марфа. — Ипьет самогон, как самый последний забулдыга, не уступает Степану Шумову.
— А где же ее берет? — поинтересовался Горбунов.
— Находит, — ответила Марфа. — Вот и давеча, в сумерках, тоже потащилее к себе. По-моему, и теперь еще пьет вместе со старостой и этим своимнынешним дружком полицаем Шумовым.
Горбунов вместе с Марфой подошли к окну. Сквозь пелену ночи чуть-чутьпросматривался дом Натальи Бобровой, окна его не светились. Горбуновмолчал и что-то раздумывал. Потом он сказал Виктору:
— Позови Бориса.
Виктор тотчас нырнул за дверь и через минуту вернулся вместе стоварищем.
— Давайте решим этот вопрос сообща, — сказал Горбунов и указал рукойв сторону дома Натальи. — Там, Боря, в этом доме, живет мой бывшийоднополчанин Цыганюк... Теперь он полицай. Занимается разбоем, грабежом,предает наших честных людей. Так вот, ребята, не захватить ли нам Цыганюкас собой, уж он-то наверняка знает и расположение, и число немцев.
— Такого гада лучше допросить на месте и пристрелить, — пробурчалБорис.
Горбунов задумался. А в это время с крыльца Натальиной избы спустилсяшатающийся полицай.
— Вот он, Цыганюк, легок на помине, — сказал Виктор, вглядываясь втемь.
— Нет, это Степан Шумов, — возразила Марфа, не отходившая от окна. —Этого пьянчугу из тысячи других узнаю, сразу определяю.
Степан, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно плелся к домуМарфы. Остановившись напротив ее окна, он икнул и громко произнес:
— Чем черт не шутит, когда бог спит! А вдруг в темноте-то иприглянусь я ей. И все, вперед, Степан, смелость города берет, смелость,значит...
Он вплотную приблизился к окну и, уткнувшись лицом в стекло, сталпристально смотреть внутрь дома.
— Тише! — шепотом предупредил Горбунов своих товарищей, укрывшихся,как и он, в простенке между окон.
— Ворочается, бедная, в кровати, не спится одинокой, — донессяснаружи голос Степана, а затем послышался тихий стук в стекло.
— Кто там? — быстро отозвалась Марфа.
— Это я, Степан. Хватил я, Марфушка, через край первача, жгетвнутрях. Открой, пропущу у тебя стаканчик кваску.
— Впусти, — прошептал Горбунов. — Мы спрячемся в чулане да послушаем,что он будет болтать.
Марфа вышла в сени и через минуту вернулась в дом вместе с полицаем.Перевалив через порог, Степан приглушенно спросил:
— Цы... сынок-то спит?
— Спит.
— Это хорошо, — удовлетворенно промурлыкал он. — Хорошо, что спит...А у тебя тепло, как в печурочке. Стыну я, кровь что-то становится не той,и жена плохо греет.
— Ты что, с жалобой на жену ко мне пришел, что ли? — недоброупрекнула его Марфа.
— На нее хочешь жалуйся, хочешь бей ее, все равно толку нет. Как былахолодной сосулькой, так и осталась. И на зуб жестка, как старая кочерыжка.
— Сам-то ты пьяница горькая, пропитался весь самогоном. И несет оттебя, как от козла.
— Ну, не совсем уж как от козла, — равнодушно возразил Степан. — Затосердце у меня играет, как у вьюноши. Увижу тебя на улице, посмотрю, таконо у меня и запрыгает. Внутри силища поднимается... И откуда толькоберется?
Марфа рассерженно ответила:
— Пройдоха ты, Степан!
— Ей-богу! Хочешь перекрещусь? — И он в темноте помахал рукой передсвоим лицом. — Вот и сейчас, прохожу, а самого, как магнитом, так и повелок тебе, думаю — дай зайду. Поди, скучно, бедной. Где у тебя здеськровать-то? Давай побалакаем.
Марфа отступила к окну.
— Не подходи ко мне, иуда! Иди вон. Холуй ты немецкий. За кого тыменя принимаешь?!
— Подождите, не гоните его, Марфа Петровна. Теперь и мы с нимпоболтаем, — внезапно раздался в темноте голос Горбунова, а тиховыскользнувшие из чулана Виктор и Борис, схватив Степана, вывернули емуруки назад.
— Ой! — громко простонал Степан.
— Не ори, сволочь, а то суну в горло мочалку, — предупредил егоГорбунов.
— Пусти-те... что вам от меня надо?
— Молчи. Отвечай только на вопросы.
— А кто вы?
— Партизаны.