Пока дышу,
Любить я буду…
И даже после.
Была ли я счастлива с Фаоном? Вероятно, я не столько была счастлива, сколько отвлеклась от моей скорби. А он постарался стать незаменимым для меня. Переписывание моих песен — это было самое малое. Он и в самом деле стал моим добровольным рабом. Он взял на себя все то в моей жизни, что мне самой невыносимо было делать: спорил с Хараксом о моей доле в урожае винограда, защищал меня от Родопис, когда она пыталась вывезти мебель, принадлежавшую моей матери и деду с бабкой, возил моих учениц вокруг острова, отправлял их домой, имел дело с их родителями от моего имени. Он облегчил мою жизнь. Он просто избаловал меня.
— Если ты когда-нибудь оставишь меня, как же я буду выживать? — шутя спрашивала я Фаона.
Но в каждой шутке есть доля правды.
Я продолжала навещать Клеиду и старалась помириться с ней. Это было мое сокровенное желание.
Каждую неделю я на лодке Фаона отправлялась в Митилену и оставалась три дня с Клеидой, а потом Фаон забирал меня. Сам он в это время приглядывал за моими ученицами, становился их нянькой.
Гектору было уже пять, и Клеида отчаянно хотела дочку, но у нее постоянно случались выкидыши. Она никак не могла сохранить беременность. Ей я об этом не говорила, но сама думала, что она несчастлива со своим мужем, — и в этом вся причина. Мы вместе ходили советоваться к повивальным бабкам. Наилучшей из них в Митилене считалась Артемисия (названная в честь богини Артемиды), помогавшая женщинам сохранить беременность. (Бессмертная Артемида была непримиримой девственницей, выступавшей против совокуплений и, следовательно, против мужчин, подвергавших женщин опасностям деторождения.) Ее последовательница Артемисия была приблизительно моих лет — старуха! — и жила в огромном доме у митиленской гавани. Она была известна всем и вся. Ее работа принесла ей богатство. Но она не испытывала ненависти к мужчинам. Напротив.
Попасть к Артемисии было непросто даже приемной дочери Питтака и дочери поэтессы Сапфо. Многие женщины дожидались ее совета. Я снова и снова посылала к ней Фаона, чтобы он добился приема вне очереди. Видимо, он очаровал ее своей красотой, потому что мы наконец-то удостоились аудиенции.
Артемисия была высока и красива, с квадратной челюстью и сверкающими черными глазами. У нее были темные волосы, перевитые золотыми змейками. Застежки на одежде были в виде золотых змеек, золотые сандалии украшали переплетающиеся золотые змейки. Поначалу она показалась мне похожей на Герпецию — змеиную богиню, но я побыстрее выбросила эту мысль из головы. Она была нужна нам — Клеиде и мне.
Клеида рассказала Артемисии историю своих беременностей, а я тем временем молча слушала. Артемисия задавала вопросы, смущавшие Клеиду.
— После того как муж занимается с тобой любовью, ты остаешься лежать или выпрыгиваешь из кровати?
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду — ты убегаешь? Убегаешь на свою половину?
— Зачем мне это делать? — спросила Клеида.
— Не знаю, — сказала Артемисия. — Некоторые женщины не очень-то любят своих мужей.
— Но я люблю его как послушная жена.
— Он нравится тебе?
— Какое это может иметь значение?
— Некоторые врачи считают, что мужские соки определяют рождение мальчика, а женские — девочки. Если ты нервничаешь или вскакиваешь сразу после любви, то твои соки могут оказаться недостаточно податливыми.
Клеида удивленно подалась вперед.
— Поразительно, — сказала она. — Мама, ты не подождешь снаружи?
— Конечно, — сказала я и вышла туда, где сидели несколько грустных молодых женщин.
Одна из них узнала меня.
— Я мечтаю о золотом цветке вроде твоей Клеиды, — сказала эта женщина. — Я пою эту песню каждый вечер, прежде чем лечь в постель, надеясь, что у меня родится золотая девочка. У меня уже есть три сына… Но кто останется со мной, когда я состарюсь, если я не рожу дочери?
— Я тебе благодарная за твои слова, — сказала я. — Спасибо.
Вид у женщины был огорченный оттого, что я больше ничего не сказала, но я столько раз слышала подобные слова от незнакомых людей, хотя та же самая песня смущала мою собственную дочь. Глупо с моей стороны. В своей семье никогда не ценят голос твоей музы. Да и с какой стати?
Куда бы я ни приходила — это случалось со мной повсюду, но мои песни по-прежнему были не в фаворе у Питтака, а их исполнение на общественных празднествах оставалось под запретом. Над всеми нами, как некая ужасная богиня, поднялась Андромеда. Она и прилепившиеся к ней девы на каждом празднестве, на каждом симподии пели ее жуткие песни. Да, симподии на Лесбосе возродились, но даже там никто не осмеливался петь иных песен, кроме как в честь Питтака и его военных подвигов. Воспевать правителя-воина — такое легкое дело. Это искупает многие грехи. И появилось много уродливых песен с идиотскими словами.
Я ждала, когда Клеида закончит свой разговор с Артемисией. Хорошо, что я не присутствовала при нем. Наконец меня позвали в приемную.
Артемисия объясняла Клеиде действие магического заклинания с использованием красной перевязочной нити и птичьих яиц. Выходило так: если красной нитью привязать три воробьиных яйца к гнезду и воззвать к Афродите с Артемидой, то, возможно, беременность и не прервется.
— Яйца, привязанные к гнезду, никогда не выпадут, — сказала Артемисия, — но твои намерения должны быть чисты. Ты должна очиститься за семь дней до исполнения этого ритуала и найти самые крупные воробьиные яйца, священные для Афродиты. Если не сможешь найти воробьиные яйца, то, в крайнем случае, можешь взять голубиные. Для Киприды священны воробьи и голуби. Красную нить ты должна спрясть на собственном станке. Гнездо нужно снять с самого высокого дерева на твоей земле. Если ты сделаешь все это и будешь лежать спокойно после любви, то, возможно, мне и удастся тебе помочь. Но только если на то будет воля богов.
— Я сделаю все, что ты говоришь, — сказала Клеида.
— Тогда приходи через две недели с яйцами, гнездом и нитью.
— Приду, — пообещала Клеида.
Я послала одного из рабов Артемисии за Фаоном и мешочком с золотом, что мы прихватили для Артемисии.
Спустя немного времени появился Фаон, поклонился Артемисии и вручил ей мешочек. Они обменялись взглядами, которые навели меня на мысль о том, что они довольно близко знакомы. А может, мне просто показалось.
Артемисия заглянула в мешочек и когда увидела в нем золотые лидийские монеты, это ей не очень понравилось.
— Мне еще нужны оболы. Пришли мне их с этим мальчиком!
Она кивком показала на Фаона, который опустил голову.
— Откуда вы знаете друг друга? — спросила я.
— С чего ты это взяла? — сказала Артемисия. — Возвращайся через две недели с тем, о чем я тебе сказала! И очистись перед приходом!
Я осталась в Митилене помочь Клеиде приготовиться к следующему визиту к Артемисии, а Фаона послала в Эрес привезти оболы и посмотреть, как там мои ученицы.
Соткать красную нить не составляло труда. Но вот для воробьиных гнезд и яиц время было неподходящее. Воробьиных яиц нужно было ждать еще несколько месяцев. И голубиных тоже. Может, на это и был расчет Артемисии? Клеида сходила с ума.
— Почему тебе не пришло в голову сказать ей, что в это время года не бывает воробьиных яиц? — раздраженно выговаривала мне она.
— У меня это как-то выскочило из головы. И мысли такой не было! Иногда самые очевидные вещи ускользают от тебя.
— Мама! Неужели моя судьба тебя совсем не волнует?
— Больше самой жизни.
— Тогда мы должны найти воробьиные яйца, хоть сейчас для них и не сезон!
— Где же можно их взять, если не сезон?
— Не знаю! Может быть, твой мальчик сумеет их найти!
Эти слова она произнесла, не скрывая издевки.
Мы вернулись в дом Клеиды, где она продолжила свой неудержимый плач. Я отослала Фаона в Эрес, но, кроме Фаона, мне некого было попросить облазить остров Лесбос, чтобы найти не в сезон голубиные или воробьиные яйца. Я бросилась в гавань и, наняв лодку, отправилась в Эрес за Фаоном. Мы попали в шторм и туман, а потому, прибыв в Эрес, валились с ног от усталости.
Фаона там не было. Ни одна из моих учениц не знала, где он. Я вспомнила, какими взглядами он обменялся с Артемисией, и у меня возникло какое-то щемящее чувство, но я прогнала его. На следующее утро он появился с извинениями: опоздал! шторм! туман! стихия! Мы отправились назад в Митилену — я хотела увидеть Клеиду и попытаться успокоить ее.
В лодке я холодно смотрела на Фаона, презирая себя за то, что связалась с ним. Нет, это был не Алкей! И даже не Эзоп. Он был тщеславный мальчишка, слишком гордившийся своим неутомимым фаллосом. Он не был настоящим мужчиной. Не был героем. Он был готов стать игрушкой любой женщины — только заплати. Моя холодность висела в воздухе между нами. Он почувствовал мое отвращение.
— Что я могу сделать, чтобы утешить тебя? — спросил он.
— Ничего, — ответила я.
— Сапфо, пожалуйста, я страдаю, когда ты злишься.
— С чего ты взял, что я злюсь? Я скорее печалюсь, чем злюсь.
— Что я могу сделать? — спросил он, гладя меня по спине, как делал это в тот первый раз.
— Боюсь, ты ничего не можешь сделать, чтобы рассеять мою хандру. Я злюсь на себя, на судьбу, на богов, — сказала я.
— Тогда дай мне задание. Позволь, я достану тебе золотое руно. Позволь мне заглянуть в глаза горгоны. Позволь убить циклопа. Позволь — я поднимусь на вершину Олимпа и буду просить богов за тебя.
— Это ничего не даст, — в отчаянии сказала я. — Я сама легкомысленно отвергла то, что мне нужно в жизни больше всего. Когда любовь ушла, ничто не может ее заменить — даже сладкий эликсир юности.
В тот момент в моих мыслях, как всегда, был Алкей. Он был камнем в моем сердце, жгучей пустотой в моем чреве, пульсирующей болью у меня в висках.
— Но ведь я так люблю тебя, — сказал Фаон.
— Даже если бы это было правдой, — ответила я, — это не имело бы значения.
Больше мы до конца пути не сказали ни слова и расстались молча.
Через две недели мы с Клеидой вернулись к Артемисии с красной нитью, но без гнезда и яиц.
— В это время года не бывает воробьиных яиц, — сказала Клеида. — Или голубиных.
— Если такова сила твоего желания, то ты больше никогда не станешь матерью! — сказала Артемисия.
Клеида начала рыдать.
— Не плачь, — сказала Артемисия. — У меня есть гнездо с яйцами, но обойдется оно тебе в двадцать оболов.
— У меня нет с собой оболов, — сказала я.
— Тогда пошли за ними своего мальчика, — велела Артемисия.
Она достала воробьиное гнездо с тремя яйцами, взяла красную нить у Клеиды и стала привязывать яйца к гнезду, напевая:
— Откуда ты знаешь деда будущей дочки Клеиды? — спросила я Артемисию.
— Всем известно, что отцом твоей дочери был умный Алкей, а не твой безмозглый муж! Об Алкее в Митилене рассказывают легенды. Он давно изгнан, но люди продолжают говорить о нем и потихоньку поют его песни, хотя их публичное исполнение запрещено.
— Мама, ты прерываешь заклинание! — зашипела Клеида. — Помолчи наконец!
Артемисия дважды повторила заклинание. Я знала, нам придется заплатить за него втройне.
Когда с этим было покончено, Клеида взяла гнездо с яйцами и спрятал под хитоном. Она должна была положить его под подушку на семь ночей.
Артемисия отвела меня в сторону.
— Хочешь узнать известия об Алкее? — спросила она
— Буду счастлива!
— Тогда приходи ко мне одна.
— Когда?
— Как можно скорее!
— Я только провожу дочь домой и вернусь.
Артемисия подмигнула мне. Нет, она явно была похожа на змеиную богиню Герпецию. Кровь застыла у меня в жилах. Может быть, она превратила моего дорогого Алкея в змею? Но я хотела получить его назад в любом виде!