Говорухин смотрел на свое отражение в зеркале вокзального туалета — губа была разбита, под искривившимся носом была небольшая струйка крови, на затылке небольшая шишка, к тому ж еще плечо ныло, давненько он так не получал, с тех самых пор, когда на него пару лет назад накинулся фанат Игоря Талькова — хорошо, что у него было тогда пистолета, с сарказмом подумал Говорухин… а может и наоборот. Этот сумасшедший нес какую-то околесицу про то, что журналисту воздастся за его грязный язык, что за слова надо отвечать любой ценой, что он его убьет. В словах психов всегда есть крупица логики. Слава Богу, что его тогда скрутили охранники, потом приехали менты, оформили в отделение, а после звонка шефа редакции у этого психа еще и пакетик с веществами нашли. «Видимо, обдолбался и полез», — убеждал себя Говорухин, но что-то как-то не клеилось.
Он вспомнил, как проводил сестру и племянника на поезд. Пообещал им позвонить, как только всё закончится, и начать заново. Вот и она убеждала себя в том, что ему поверила. Им стоит начать другую жизнь, — считал журналист, а после поймал себя на мысли, что не может вспомнить ни цвета глаз своей сестры, ни матери.
На раковине была разложена аптечка — пластырь, немного бинта для повязки, спирт, чтобы обработать повреждения. Говорухин схватился за нос и с хрустом дернул его вперед. По телу накатило облегчение, какое бывает только тогда, когда кость встает на место. Он полил рану спиртом, наложил повязку на нос и заклеил её пластырем. Говорухин усмехнулся. Ему показалось, что он стал поход на героя из того старого фильма про частного сыщика, который весь хронометраж с такой же повязкой проходил.
Зато он мог вспомнить цвет глаз Бори — холодные, серые, как будто бы без присущей всем детям искры. Он-то точно всё понял — вот это страшно. На каждого из нас от них найдется зло пострашнее.
Он стал протирать губу, спирт обжигал лицо. Говорухин подумал о том, что к человеку в этом мире всё враждебно, даже окружающая материя, хотя человек человеку больший волк. Он мысленно воспроизвел один из недавно произошедших случаев, о которых ему довелось писать. Один парень, ровесник Алексея, убил другого за пачку сигарет. Все, конечно, были под синькой, а тот отказался стрелять, ну так он его и хрясь, а потом когда стрелка уже оттаскивали от жертвы, то он и увидел, что голова обладателя синего уинстона стала похожа на запекшийся сдутый футбольный мяч с волосами. А дальше протокол, а на вопрос Говорухина: «Ну вот зачем? За стольник человека жизни лишил», он удивленно ответил: «Ну а хули он сиги не стрелял?» Журналист понадеялся, что у Бори всё получится, обрабатывая набухшую на голове шишку. Испачканные в крови бинты упали в грязно-желтую раковину, Говорухин мыл руки, а вода окрасилась в багровый цвет. Он посмотрел на себя в зеркало, броуновское движение еще не началось, а он уже был побитый, уставший и отягощённый. В голове всплыла сцена с площади — останавливаться было поздно несколько часов назад.
Говорухин вышел из привокзального туалета, прошел сквозь широкую высокую, покрытую кафелем залу, заставленную лавками для ожидающих свой поезд людей, под гул разносящихся эхом шагов и скрылся в метро.