Говорухин ехал по Копейкино-Матфеевому шоссе, находясь за рулем автомобиля службы доставки. Машина была упрямой, с трудом заходила в повороты, поэтому он старался вести ее медленно по размытой дождем дороге. За последние сутки осадки только усилились — канавы и стоки переполнились. Журналист поднял стекло и включил вентилятор — снаружи несло дерьмом и нечистотами. Алексей нервничал, и его это слегка ввело ступор. Как так, он же думал, что давно разучился. Тарабаня пальцами по приборной доске, он включил радио. Заиграл джингл «Гласа Народа», станции, на которой обычно выступали люди либерального круга общества. В эфире на сей раз почему-то присутствовал батюшка Илиодор. Он нес что-то про второе пришествие, что-то про грешников, из-за которых случилась аномалия, звал случайных людей на молитву — непосредственно ею и исключительно ею можно было отстоять Город от зловещих сил. Затем он стал красочно описывать вкус плоти и крови Христовой, потом почему-то пожаловался на нравы современной молодежи, назвав их нехристями, вспомнил о подростках из Ладьиалы, покончивших с собой, — батюшка по-деловому начал сокрушаться об их отпевании, проведенном каким-то священником, — обвинил во всех бедах разрыв человека с церковью и природой, убивался, дескать никто не внял его предупреждениям. Опосля Илиодор попросил ведущую вместе с ним прочитать молитву. Та согласилась. Из динамика стал доносится хриплый бас, зачитывавший «Отче Наш». За ним следовал повторявший молитву женский голос с тем бархатом, с коим на ухо шепчутся пошлости. На строчке «Да приидет царствие твое» Говорухин переключил станцию.
— А теперь классическая песня «золотой эпохи Нашей рок-музыки». Группа ДДТ — Это всё — энергично протарабанила ведущая.
«Побледневшие листья дождя
Зарастают прозрачной водой.
У воды нет ни смерти, ни дна…
Я прощаюсь с тобой».
Тоскливый баритон Шевчука под минорные аккорды акустической гитары показался идеальным аккомпанементом поездки, заглушавший ритмичный скрип дворников. Говорухин оглядывал происходящее вокруг и выдавливал кривую улыбку. Обитатели Копейкино-Матфеево в панике собирали вещи, чтобы переждать потоп в других, более теплых местах, — там, где им еще не плевали в спину, где им не надо было укрываться от повальной бедности, где их еще не знали. Чемоданы были вымокшие, брошенные на дорогу, вместе с клетками, забитыми животными — декоративными собачками, сфинксами. На обочине даже стоял вольер с крокодилом, уныло смотревшим вдаль, а над ним мягкие игрушки. Для окончательной сюрреалистичности происходящего не хватало только аккордеона и старухи Шапокляк, танцующей древний языческий танец по вызову дождя.
Хоть это и было бедствие, но почему-то у обитателей Копейкино-Матфеево были скорбные мины. Будто бы ливень был эхом похорон, но вот чьих? И были ли они вообще? Даже прайват джеты, даже Камеди Клаб, даже третий куплет Шевчука (!) не смогли бы их утешить. Всё расклеивалось бумажным домиком, на который нечаянно упал стакан воды.
«Мне свою дорогу нести,
До свидания, друг, и прощай», — Говорухин подумал о том, что ему уже больше не с кем прощаться.