— Не, а вот сейчас серьезно, — Долгоруков младший был странно возбужден и чуть ли не душился от смеха, — то, что я сделал, это ведь самая отвратительная вещь, которую вы видели в своей жизни?! Вы вообще видели смерть в своей жизни!?
— Ну, — Говорухин задумался, — я видел достаточно на две жизни вперед…
— Достаточно, да камон, мон ами, ты же пиздишь, думаешь я всяким пиздаболам буду интервью давать?! У нас, может, репутация в обществе не ценится, но я-то ей дорожу! Как говорится у нас в семье: «Береги честь смолоду, а продажная журнашлюха, чтобы о тебе написать, всегда найдется».
— Раз вы так хотите, то я могу перечислить пару мерзостей… — Говорухин вздохнул, — я видел труп гея, повешенного на дереве, в чей рот засунули его отрезанную мошонку, я видел ведро перемолотой человечины, пара алкашей так от трупа собутыльника хотела избавиться, я видел раздутых утопленников и обгоревших жертв пожаров, я видел, как из бездыханной девушки достают мертвый плод, так что, — Алексей стиснул зубы, — я не какой-нибудь вам ютуб-блогер, составляющий топы жесткача.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, — Долгоруков младший пытался сойти устрашающим,
— Нет, это не самая отвратительная вещь, виденная мною в жизни. В следующий раз вам придется проявить больше фантазии, — хладнокровно отрезал Говорухин, хотя внутри у него всё сжималось и было готово выплеснуться в любой момент.
— Как-нибудь я вас обязательно удивлю, Григорий… не знаю вашего отчества, — ответил Долгоруков младший, на момент его лицо осветилось красным свечением от лампы,
— Юрьевич, но мы отвлеклись, не возражаете, если я начну задавать вопросы?
— Конечно, — он выдавил хищную улыбку,
— Итак, можете поведать о том, что случилось в тот день?
— Значит у меня был день рождения, родители решили уехать в какой-то из наших загородных домов, а их несколько, чтобы вы все тихо охуевали от того, на что идут ваши налоги, и не выебывались, праздник, пати, все дела, и я стал ждать распаковки своего подарка… Вера была… за неимением лучшего слова… биомусором, такие пытаются всё время найти себе мужика побогаче, сделать сиськи, родить ребёнка, чтобы привязать мужика к себе, будущая овуляшка короч. Да бля, таких не жалко вообще… хотя если подумать, мне вообще никого не жалко. И тут она за пару дней до этого присылает фотку теста с двумя полосками с претензиями типа: «Нам надо поговорить». А мы не общались где-то два месяца, ссора, все дела. Эта идиотка только цену пыталась себе набить. Ниибаца нравственная девственница, Мария, блядь, Магдалена. Тогда я и понял, что нужно действовать. Приготовил ножи, приготовил спальню, придумал ту чепуху, которую ей успешно навешал. Результат был на белье и на стенах. От одной мысли, что она мучительно умирала, пока внизу пьяная толпа ублюдков тусовалась и распевала песни ебаного Cashfesta у меня… ну это словами не описать! Это уже не просто убийство, а целый, блядь перформанс! МОЛОДЕЖЬ УБИВАЕТСЯ НА ВПИСКАХ! СМОТРЕТЬ ОНЛАЙН БЕЗ РЕГИСТРАЦИИ ЭТО ВСЁ ИХ ИНТЕРНЕТЫ!
— Странно, в отчете не было упоминаний о беременности…
— Дядя, кто пишет эти отчеты? Камон! Вы вроде взрослый человек, а переспрашиваете очевидные вещи. Я с вами, как с равным, а вы…
— Спасибо за оказанную честь, тогда ответьте, пожалуйста, на вопрос, я видел снимки с места преступления, и на них точно была не эта комната.
— Да, это спальня родителей.
— Почему вы сделали это там?
— Мне было важно овладеть ею на родительском ложе… Эта кровать сколько повидала, кастинг-коучи в сравнении с ней, — просто заводская мебель, только вышедшая из производства, — он засмеялся, — а дальше, она расслабилась и это было… делом техники. Видели бы вы ебальники моих родителей, когда они приехали! Очень смешно, ей Богу! Кучка мусоров, и они растерянные!
— Как к этому отнеслась «пьяная толпа ублюдков»? — в вопросе Говорухина звучал вызов. Он старался сохранить свое лицо каменным или даже немного скучающим, но выходило, как выходило.
— Ну… сначала они тоже растерялись, но потом начали типа: «Да, правильно ты эту суку завалил». Кучка мелких, мерзких трусов и жополизов! Ах, вся гниль человеческая в них собралась!
— Что с родителями Веры? Их показаний в деле почему-то не оказалось?
— Григорий Юрьевич, вы наверняка не знали, но оказывается у смерти ребёнка, родной кровинушки, тоже есть цена. Исчисляется она в рублях, хотя на их месте я бы взял поездками в метро.
— Сколько?
— Не помню, — он мечтально рассматривал потолок, переливавшийся в разных цветах, — на крутую иномарку хватит… Или на то, чтобы отправить оставшихся детей в университет. Кто знает, может, они не умрут раньше положенного?
— Что вы собираетесь делать дальше?
— Отче мой собирался меня летом отправить на острова, в какой-то Универ, где учился принц Гарри, а там, наверное, покуражиться не дадут. Хотя… если сойти за мигранта или политического заключенного… или гея, принявшего ислам, то… Но я еще повеселюсь, помяните моё слово.
— Ну Слава Богу, что ваше талантливое поколение едет учится зарубеж, дабы вернувшись помогать стране, — съязвил Говорухин, нервы у него были размотаны, а рука, хоть её и замотали, всё равно ныла.
— Это был сарказм, господин Ребров, я к вам по-отечески, а вы, сука, язвите, — возмутился Долгоруков младший.
— Это была радость за отечество, Захар Варленович.
— Радоваться вы будете только наблюдая за всем с небес, это я тебе могу обещать, — мимолетно заметил Захар, будто бы мелочная обида была забыта.
Он начал копаться в своем смартфоне, не обращая на Говорухина внимания, как будто в том, им занятом кресле, была пустота.
— Извините, Захар Варленович, делать селфи с вами я не собираюсь.
Он только промолчал в ответ. Резкий звук заставил отдернутся журналиста. За его спиной разогревался принтер. С рубленым шуршанием, похожим на звук заводского аппарата, перемалывающего человеческие кости, из него стали вылупляться напечатанные снимки. На них Долгоруков младший позировал с трупом бедной Веры. На одной из фотографий он прикрывал лицо её бледной рукой, на другой, делал селфи с её лицом, застывшим в маске ужаса. На третьей он саркастично щупал пульс. Говорухину стало не по себе, и он, бросив снимки на пол, сказал: «Достаточно, спасибо за беседу, но мне уже пора идти».
— Вы уже уходите?! — вспылил Долгоруков младший, он напоминал ребёнка, у которого отбирают его игрушку, — я думал, что вы захотите посмотреть на телефон.
Говорухин остановился у дверного косяка, и обернулся:
— Какой телефон?
— Ну её. Чей же еще? Она с ним никогда не расставалась, — он выдержал драматическую паузу, — можно сказать, что в нем была вся её жизнь.
Говорухин стал нервно покусывать губы, затем быстро окинул комнату еще одним взглядом и ответил: «Почему бы нет, извольте его тогда показать, если вас это не затруднит».
Долгоруков младший полез в шкаф, из-за открытых дверок журналисту не удалось рассмотреть его содержимое, достал оттуда маленькую аккуратную коробочку, уже из неё вытащил девайс и положил его на стол. Говорухин продолжил стоять в проходе.
— Айфон, — классический выбор ТП, — он неловко улыбнулся.
— Он заряжен?
— Да, конечно, подойдите сами посмотрите…
Говорухин сделал несколько шагов ко столу и накрыл телефон своей ладонью. «Хоть так тебя обезопасили», отвлекся журналист. Сперва он услышал глухой удар кулака об плоть и только потом почувствовал острую боль, раздавшуюся по всему телу. Карманный нож торчал из его кисти, острие прошло штыком сквозь мясо, кости и пластик, застряв в столе. Долгоруков младший схватил Говорухина за грудки. У того начала кружится голова, косились ноги и тело предательски отказывало от острейшей боли, кою ему никогда не приходилось испытывать. Его ломало и трясло, а в ушах засел предательский голос юного садиста:
— ГДЕ ДИКТАФОН СУКА!? ГДЕ ОН, ВЫБЛЯДОК?! ГДЕ!? Я ХОЧУ ЧТОБЫ ВСЕ ЭТО СЛЫШАЛИ БЛЯДЬ Я ОБОЖАЮ УБИВАТЬ И Я СДЕЛАЮ ЭТО СНОВА И СНОВА И СНОВА А ВЫ ВСЁ ЭТО ЗАГЛОДИТЕ ПИДОРАСЫ ПОТОМУ ЧТО ВЫ НЕЛЮДИ БЛЯДЬ! ВЫ БАРАНЫ! ВАС ЕБАЛИ И БУДУТ ЕБАТЬ! И Я БУДУ СУКА В ПЕРВЫХ РЯДАХ! Я СДЕЛАЮ ИЗ ЭТОГО КУЛЬТ! ЭТО БУДЕТ НОВОЙ МОДОЙ! ЕЩЕ ВЧЕРА ВАШИ ДЕТИ ДЕЛАЛИ ЕБУЧИЕ ПОДВОРОТЫ А ЗАВТРА ОНИ ВАМ ГЛОТКИ ПЕРЕГРЫЗУТ ПОНЯЛ МЕНЯ СУКА! ТЕБЕ ПИЗДЕЦ! ВАМ ВСЕМ ПИЗДЕЦ!
Долгоруков младший с размаху ударил Говорухина по лицу и тот грохнулся, как мешок с картошкой, на пуфики. По скуле потекла кровь — ему рассекли бровь. Пытаясь быстро сообразить он схватил нож за рукоять, это доставило ему еще большую боль, он сорвался на крик и вырвал орудие из кисти. Телефон вместе с ножом громко рухнули на пол. Обессиленный, Говорухин рухнул животом на них. Бросив взгляд на проход, он быстро засеменил локтями к еще открытой двери, но почувствовал, что его схватили за ногу. Долгоруков стал оттаскивал его назад. Паркет заскрипел, Говорухин цеплялся руками за пол, оставляя кровавый след, и в конце концов сдался. Долгоруков младший удовлетворенно потер руки, взял его за рукав пальто и начал переворачивать на спину, чтобы закончить начатое. Он присел на колени, схватил его за подборок, посмотрел на закрытые веки и дал пощечину. Говорухин лежал без чувств. Тогда Долгоруков младший положил свои руки ему на шею и начал их сжимать. Следующим, что он почувствовал, стал холод лезвия у яремной вены.
— От-пу-сти-иначе-твой….пульс-буд-ет-на-полу, — с трудом прохрипела жертва;
Захар ослабил хватку.
— Теперь…поднимайся…медленно, — кажется Говорухину никогда прежде не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы говорить;
Долгоруков младший подчинился, а журналист резко попятился назад, пока не врезался в стену. Опираясь на неё спиной, он поднялся, держа нож в вытянутой руке. Долгоруков младший стоял не колохнувшись. Отдышавшись, Говорухин с оставшейся твердостью произнес: «Я…заберу…её телефон…Руки за спину». Долгоруков младший послушался и стал смиренно улыбаться:
— Тебе это так просто с рук не сойдет, ой, — он засмеялся, — ты труп. Я дам бомжам насиловать твоё холодное тело на теплотрассе — он сиял от радостного возбуждения;
— О… так вот как твои мама и папа познакомились, — вместе с последним словом сорвался стон, и Говорухин тяжело наклонился вперед, чтобы поднять разбитый девайс. Черт, ну и какой же рукой его поднять? Кисть его не слушалась. У него кружилась голова, и гравитация так и подначивала его упасть. Он изо всех сил напрягся
— Надо же, кто стал откалывать шуточки!
— Я начал, а ты закончишь, — на силу Говорухин сжал непослушную кисть, и убрал телефон в карман джинсов. Поднявшись, он смутно почувствовал тепло разливавшееся струйками по бедру, и оперся на стену, — Пол… с подогревом?
— А как иначе? Хрущевка что ли, ну блядь, ну не смешите. Вы же не в том положении!
— Кровь… долго не будет засыхать. Лужа… здоровая…твою мать.
— Ничего, отмоем.
— Я, кстати, хотел спросить, как только вы вошли, ну типа перед тем как вас порезать и всё тут испачкать, но… — опять его дурацкий смешок, — почему вы одеты во все черное? Траур штоле?
— Просто на черном плохо видна кровь… — он усмехнулся.
— Ой, знаете, мы успели с вами ТАК сблизиться, и мне будет уже не хватать вашего чувства юмора. Чувство юмора — это хорошо. Я даже что-то чувствую, кажется, это зовется «грустью». Вы забавный.
— Захар… ты — ебаный психопат, и единственное, что ты можешь делать с чувствами — это их изображать — сил держать нож не было, и он опустил руку, — изображать жизнедеятельность. Если бы ты меня не пырнул, быть может, мне бы было тебя жаль…
Трудно было отдышаться, и еще труднее было вырваться из плена боли, колючей проволокой сковавшей его тело. Кажется, что он почувствовал те жилы и мышцы, коих раньше не было.
— Мне можно уже руки убрать? — Долгоруков младший спросил с издевкой, последовала тишина, — значит можно! — он с осторожностью сделал один шаг, потом другой, мягко придавливая носками паркет, будто бы опытная швея, обращающаяся с педалью своей машинки. Говорухин медленно попятился назад. Главным было сейчас попасть в дверной проем, а потом в лабиринте коридоров с помощью стен можно было бы иметь шанс унести ноги. Умирать пока что было нельзя, и Говорухину впервые за долгое время стало страшно. И страх тот был давно забытым, выпавшим из жизни, но сумевшим спрятаться в тени и сопровождать его за руку всё это время, как возлюбленная сопровождает своего суженого.
Он кинулся в проход и столкнулся плечом со стеной. Облокотившись, он начал как можно быстрее перебирать ногами, оставляя за собой след из собственной крови. Он несся вперед и его шатало то в одну, то в другую сторону. Внезапно перед ним открылась дверь из нее вышла молодая девушка, сестра душегуба. Он столкнулся с ней, и она закричала, но в голове осмысленно звучала только боль. От удара Говорухин крутанулся и еле устоял на месте. Долгоруков младший шагом его провожал, пока его сестра свалилась в слезах в коридоре:
— Не волнуйтесь, девушка. Это всего лишь месячные, — пробросил он, пока пятился назад, — вот что скажет твой отец… если убьешь меня…он похвалит…зачистил все концы…неужели ты пойдешь…ему на встречу…а? — выкрикнул Алексей,
Долгоруков младший в это время молча шёл за ним. Видимо, решил поиграться, гаденыш, хоть что-то похожее на искру мысли промелькнуло у него в голове. Здоровой кистью Говорухин нащупал перила. Значит, лестница рядом. Сделав пару шагов, он уставился на её пролет, устремившийся в бесконечность. Семенить по ступеням — слишком долго. Доля секунды, решение принято. Он навалился на поручень, и покатился вниз. Спустя пару мгновений он почувствовал жесткий стык, а затем грохнулся на пол, сбив всё дыханье. Поднявшись, он выскочил в дверь, и снова упал, но уже на уличный мрамор. Снаружи продолжал идти дождь. Он засеменил коленями по лужам и на четвереньках дополз до автомобиля, с огромным трудом открыл дверь и ввалился в салон, попутно заставив иконки на приборной панели и маленькую обезьянку бешено болтаться в воздухе. Со стуком автомобильной двери Говорухин стал проворачивать ключ зажигания. В ответ — глухое бурчание. Он заблокировал двери, оглянул соседнее сидение. На нём лежала коробка с пиццей, он открыл её, и взял несколько салфеток. Те сразу же прилипли к руке, и пропитались кровью. Обернувшись, он увидел Долгорукова младшего, стоявшего в дверном проеме со скрещенными руками, выражавшего своё недовольство Говорухин отворил дверцу и выкинул коробку с пиццей прямо на крыльцо и дал по газам. Машина вертелась то туда, то сюда, и выход был заблокирован боллардами, что вылупляются из-под земли, как полевые цветы. Говорухин резко затормозил, машину занесло чуть на бок и фара по-дружески поцеловались со миниатюрным столбиком. Из будки вышел тот же охранник, что его и встречал. Он слегка обомлел от того, что увидел за водительским креслом и расстегнул кобуру. Алексей понимал, что сил у него осталось немного, поэтому тут либо пан, либо пропал. Говорухин опустил водительское стекло, когда охранник подошел и наклонился. Он схватил его за грудки и часть его туловища, вместе с руками оказалась в салоне, накрытая корпусом. Окровавленной рукой он стал щупать нож, пока охранник матерился и пытался высвободиться из-под захвата. Говорухин еще сильнее на него навалился, и схватился за рукоять. Зажав её в кулак, скрипя зубами, Говорухин поднес острие к горлу стража порядка и прошептал:
— Дернешься… — дети и жена будут хоронить тебя в закрытом гробу, всё ясно? — он отдышался, снизу послышалось глухое согласие, — отлично, у твоего правого кармана кобура, у левого рация… Полезешь ко стволу — тебя будут хоронить в закрытом гробу… Возьми рацию, прикажи открыть ворота и сидеть молча в ебаной сторожевой будке. Одно резкое движение — тебя похоронят в закрытом гробу….твои кореша не выполнят требования — тебя похоронят в закрытом гробу… Всё ясно?
Тем временем дождь начал барабанить причудливую мелодию по автомобильному пластику. В гармонии с ним скрипели дворники.