Небо как-то внезапно нахмурилось, и городок, еще несколько мгновений назад охваченный жарким дыханием уходящего лета, разом потускнел. Люди на привокзальной площади не успели и опомниться, как хлынул проливной дождь. Поползли вверх боковые стекла выстроившихся у стоянки такси, бросились к зданию вокзала те, кто ждал поезда, прочая публика устремилась ко входу в крытые торговые ряды. Небольшая сутолока и неразбериха — и нарушенное ненадолго спокойствие восстановилось.
Все уже привыкли к этим неожиданным ливням, и сейчас ни один человек даже не остановился, чтобы взглянуть на потемневшее небо. Крупные капли с силой колотили по асфальту мостовой, по разноцветным крышам, смывая измучившие город пыль и зной. Дождь лил уже совсем не по-летнему — ровно, монотонно, без порывов ветра и раскатов грома.
Я выключил кондиционер, заглушил мотор и слегка подкрутил боковое стекло, чтобы дождь не заливал сиденье. В воздухе запахло сентябрем. Пожухлая от солнца листва городских деревьев словно вздохнула с облегчением, а тяжело дышавший на соседнем сиденье пес спрятал свой длинный язык.
— Ну, подождем еще немного, — сказал я ему. Этот лохматый кобелек пристал ко мне всего три дня назад, но мы уже успели друг к другу привыкнуть. Вообще-то я не собирался брать пса к себе. Я наткнулся на него в лесу, возле озера, он побежал следом, да так и не отстал. Началось с того, что я легонько потрепал его по загривку, потом, вернувшись в дом, покормил объедками. Собака жадно накинулась на еду и с тех пор прочно обосновалась на вилле.
Это была небольшая дворняга, очень грязная, когда я увидел ее в первый раз, но с дорогим ошейником из натуральной кожи. Скорее всего, собаку приютило на лето какое-нибудь семейство с одной из здешних вилл, а потом, возвращаясь в город, бросило за ненадобностью. А может быть, пес сам сбежал от людей, возжаждав свободы и приключений, но вольная жизнь его разочаровала, и он был рад снова обрести хозяина.
Я не дал собаке никакой клички. Мне это и в голову не пришло. Ведь я тоже рано или поздно буду вынужден ее бросить. С тех пор как я приехал в эти края, где никогда прежде не бывал, прошло всего пять дней, но вряд ли я пробуду здесь еще хотя бы неделю. Какое там неделю, пожалуй что и меньше. Я ведь не на экскурсии и не спасаюсь от жары. Мне предстоит дело, которым я никогда еще не занимался. «Работа пустяковая, займет самое большее пару недель», — небрежно обронил С. Вот теперь я и приступаю к этой самой работе.
Спокойный такой, терпеливый пес. Я ни разу не слышал, чтобы он лаял или скулил. Мы уже целый час ждем в машине, а он даже виду не подал, что скучает. Мимо и кошки пробегали, и собак проводили, но пес никак на них не реагировал, только молча поглядывал — то в окно, то на меня. Я думаю, он гораздо старше, чем выглядит. Равняйся собачий век человечьему, мы с ним, наверное, были бы ровесниками — полжизни позади, эмоций остался самый минимум.
Я смотрел на дождь и терпеливо ждал. Работа предстоит действительно проще некуда — следовать указаниям С., самому голову ни над чем ломать не надо. Так-то оно так, но на самом деле голову поломать есть над чем, да и понервничать есть из-за чего. Теперь я уже начинал жалеть, что ввязался в эту историю, и мысленно повторял: зря, ох зря...
Сегодня утром, когда крытая жестью крыша, раскалившись на солнце, стала скрипеть и пощелкивать, на вилле зазвонил телефон. С., как всегда, говорил мягко и спокойно. Поезжай в город, сказал он, и с двенадцати до часу жди в машине на привокзальной площади.
И вот я сидел и ждал. С. сказал, что ко мне подойдет мужчина, но не сообщил ни имени, ни примет, ни даже возраста. «За этим человеком тебе и придется поухаживать», — сказал еще С., потом повторил время и место встречи и, не дав мне рта раскрыть, повесил трубку.
Ну что ж, это для меня не новость. Когда я спросил С. во время того, первого, разговора, в чем будет заключаться работа, он ответил: в некоем месте в течение некоторого времени обслуживать одного человека. Больше мне ничего и не было известно, других сведений С. не сообщил. Я и сам не пойму, что заставило меня взяться за это подозрительное и явно нечистое дело. Наверное, я все-таки клюнул на бешеные деньги.
Цифра, упомянутая С., оглушила меня и до сих пор звучит в ушах. И все же дело не только в деньгах.
А может, С. меня обманывает? Возможно ли, чтобы за такую ерундовую работу столько платили? Что это в ней такого ценного? Обуреваемый подозрениями, я засыпал С. градом вопросов, но он твердил одно: «Уж придется тебе поверить мне на слово».
И надо сказать, что, когда С. сидел передо мной, я ему верил. Но стоило ему уйти, как сомнения охватили меня с еще большей силой. Это верно, что мы с С. когда-то учились на одном курсе, но я уже не так молод, чтобы принимать за чистую монету все, что он мне наплел, — как-никак я не видел этого типа семнадцать лет. Но я еще не настолько стар, чтобы взять и наотрез отказаться. Вот приди он ко мне лет этак через пять, я бы, наверное, ни за что с ним не связался. Как только С. сказал бы: «Только ни о чем меня не спрашивай», я бы тут же послал его ко всем чертям... И все же я ему верю — наполовину, даже больше чем наполовину.
За лето я здорово отощал, пришлось в брючном ремне проковырять две новые дырки. Ел вроде много, а все худел. А здесь за несколько дней восстановил форму. Ничего удивительного — регулярное питание, целебный воздух. Курорт расположен между берегом моря и горами.
А С. за те годы, что я его не видел, растолстел будь здоров. На шее и на животе складки жира, лицо обрюзгло, глаза заплыли, казалось, что и говорит он через силу. В студенческие годы С. был сухощавым и поджарым, тогда пот не лил ручьями по его лицу. Когда он ни с того ни с сего заявился в мою конуру и уселся возле кровати, на которой я валялся в одних трусах, изнемогая от послеполуденной духоты, он показался мне похожим на клоуна, привязавшего для смеха на живот подушку. С. пришлось три раза повторить свое имя, пока я сообразил, кто этот непрошеный гость.
Всерьез зарядивший дождь словно смыл с площади прохожих. По опустевшему асфальту неслись только автомобили. Сновавшие взад-вперед автобусы, едва замерев у остановки, поспешно мчались дальше. У таксистов из-за дождя дела пошли веселее. Кажется, только моя машина стояла на месте. Вообще-то стоянка здесь запрещена, но прошедший мимо регулировщик даже не взглянул в мою сторону. Городок курортный — все для удобства отдыхающих. Я то и дело включал дворники и внимательно осматривал все вокруг: не направляется ли в мою сторону какой-нибудь мужчина.
Пес заснул. В машине он непременно усаживается на переднее сиденье. Придется попросить мужчину сесть сзади. Ливневые тучи, принесенные ветром с океана, прочно зависли над городом. Дождь грозил перейти в затяжной, такой раньше ночи не кончится. Но меня это мало трогало — из машины вылезать не придется, все дела я успел сделать за утро. Купил все, что нужно: еду на два дня, комплект постельного белья (на вилле был приготовлен только один). Сложил покупки в багажник, все портящиеся продукты убрал в морозильник. Теперь только посадить клиента — и в путь.
Когда я сказал С., что согласен, он добавил: «Если кто будет интересоваться, ты — управляющий на вилле». Вечером в тот же день какой-то молодой парень, наверное один из подчиненных С., пригнал к моему дому неприметный автомобиль с номерами этого курортного городка. Ночью вновь появился С. и вручил мне ключи от дома, дорожную карту и визитные карточки (на них значилось мое имя, а также название, адрес и телефон фирмы, которой принадлежала вилла). И еще большой бумажник, битком набитый купюрами («Это тебе на расходы. Не хватит, пришлю еще»). Не знаю, как для него, а для меня содержимое бумажника было целым состоянием. Вероятно, именно в тот момент я и поверил С. — по крайней мере наполовину. Бумажник сейчас лежал в отделении для перчаток. Выходя из машины, я всегда клал его в задний карман брюк, а ночью засовывал под матрас.
К машине никто не подходил. Ни один мужчина, мало-мальски похожий в моем представлении на того, кого я ждал, даже не смотрел в эту сторону. Но время еще было. До того как истечет назначенный час, оставалось еще несколько минут.
Он что, приедет на поезде? Или выйдет из дверей автобуса? А может, так же как и я, приедет на машине? На чем бы ни приехал, только б скорей. Надоело ждать.
Я ко всему готов. Какой бы отвратительный субъект ни заявился, мне, в общем-то, наплевать. Пусть хоть пьяный громила, хоть прокаженный какой-нибудь. Не так уж долго придется мне иметь с ним дело. «Увидишь — сам поймешь», — сказал С. Так он отвечал на все мои вопросы, а напоследок бросил: «Чем меньше ты будешь знать, тем лучше для нас обоих. Ну как, согласен?» — и замолчал, вопросительно глядя на меня. Пауза длилась долго, и в конце концов я сказал «да» — может, просто потому, что не нашел веской причины для отказа. Он повторял: «Я спешу, я спешу» — и не дал мне времени все как следует обмозговать.
А ведь я ничего про С. не знаю. Фактически он для меня все равно что совершенно незнакомый человек. Учиться-то мы учились вместе, но я и тогда с ним особенно не общался. Ну, здоровались там, может, несколько раз перекинулись парой слов, но не более того. Мы не пили в одной компании ночи напролет, никуда, насколько мне помнится, вместе не ездили, денег друг у друга не занимали. Он был тихий такой, незаметный студентик; когда остальные с пеной у рта спорили о политике, всегда стоял в сторонке. По-моему, у него вообще не было тогда близких друзей.
Я понятия не имел о том, чем С. занимался семнадцать лет, которые прошли после окончания колледжа. Интересно, как это он обзавелся такой машиной, да еще с личным шофером? В дощатую развалюху, где я снимал комнатку, он прикатил на роскошном черном лимузине. И все на нем было экстра-класса — и туфли, и костюм, и часы, и галстук.
Ему про меня было известно все до мельчайших подробностей: и то, что я три года назад уволился из фирмы, и что теперь нигде не работаю, если не считать случайных халтур, и что жена, забрав детей, давно от меня ушла. С. знал действительно все — даже вещи, о которых я сам понятия не имел. Он поведал мне, где сейчас обретается моя некогда любящая, а ныне разочаровавшаяся во мне женушка, как зовут ее нового мужа, сколько ему лет, кем он работает и откуда родом, в какой школе учатся дети, — в общем, я получил от него массу всяких сведений. Не обращая внимания на мое потускневшее лицо, С. пояснил: он хочет, чтобы я понял — его выбор не случаен и хорошо обдуман.
— Мы с тобой оба здорово постарели, — сказал он на прощание. — Я тебя понимаю, никому неохота ишачить всю жизнь. Но что делать, жить-то надо. — И стал неторопливо спускаться по узкой, крутой лестнице. Черный лимузин расшугал соседских ребятишек, которые все летние каникулы торчали на улице, и растаял в знойном мареве.
В тот вечер я заперся в комнате и до одурения накачался пивом, а потом стал с разбега биться плечом в стены — я ненавижу стены. Из соседних комнат зашумели, и я угомонился. Тогда я стал думать: вспомнил свою жизнь за семнадцать лет, миновавшие с тех пор, как я стал «полноправным членом общества», и восемь лет семейной жизни, и последние три года полного бездействия. Меня не мучила мысль о том, что между мной и С. такая пропасть. Просто он, стиснув зубы, рвется к цели, мне же рваться надоело. А разговаривал он со мной, между прочим, на равных. Его приход не выглядел так, будто он явился меня облагодетельствовать — мол, знаю, как ты бедствуешь, на тебе работу. Под конец он даже поклонился и сказал: «Я очень тебя прошу».
Теперь-то я понимаю, что С. с самого начала был уверен в моем согласии. Иначе он не заготовил бы заранее визитных карточек с моим именем, не оформил бы на меня автомобиль, не отправил бы мою регистрационную карточку на новое место жительства — и как это ему только удалось? Во время его второго визита, когда я уже сел в машину и был готов отправляться в путь, С. снова заговорил о вознаграждении. Получишь деньги в тот день, когда работа будет закончена, пообещал он и помахал рукой мне вслед, крикнув: «Ну, я на тебя надеюсь!» Всю дорогу до указанного места — а она заняла часа четыре — я находился в приподнятом настроении. Разговаривал вслух сам с собой, бормотал: «Вот он, поворот судьбы» — и все такое, напевал, иногда даже хохотал в голос.
По сути дела, я всего-навсего вернулся в положение человека подневольного, но душа почему-то пела. Снова, как прежде в фирме, я должен был выполнять чьи-то приказы, и все же меня переполняло светлое и радостное чувство. Работа еще не успела и начаться, а ко мне уже вернулось давно забытое ощущение реальности происходящего.
Сам не знаю почему. Наверно, я не приспособлен к тому, чтобы жить сам по себе. За последние три года я ни разу не задумался всерьез о своем будущем, пожалуй, единственный план, который более или менее конкретно у меня возникал, — это наняться на рыболовецкий сейнер и уплыть в далекие южные моря. Это прямо стало у меня навязчивой идеей — завербоваться матросом на какую-нибудь забубённую посудину, которая не возвращается в порт до тех пор, пока ее холодильники не будут доверху завалены тунцом.
Впрочем, все это были одни пустые мечтания, я не удосужился зайти ни в одну рыболовецкую фирму, даже в порт ни разу не заглянул. Так и жил на пособие по безработице, брался за случайные заработки, выбирая работу попроще, а сам уверял себя: вот, мол, скоро обязательно схожу и узнаю, как там и что. Прошла целая тысяча дней, а я все собирался. Жена терпела такую жизнь недолго — забрала детей и уехала к своим родителям. Однажды прихожу домой — а там пусто, нет даже вещей из ее приданого. По всему было видно, что план эвакуации разрабатывался не один день.
И вот я уже не тот. Вряд ли я опять стал таким, каким был в годы работы в фирме, но энтузиазм меня переполняет точно также. Я прекрасно понимаю, что с моей нынешней работой что-то нечисто, но С. может быть спокоен, я его не подведу. Пусть я никчемен — не спорю. Признаю, что я — нуль, маленький человечек, и буду вести себя соответственно, не так уж это и плохо.
Казалось, что из-за дождя перепутались день и ночь. Солнце исчезло за плотными тучами, вокруг становилось все темнее. Я посмотрел на наручные часы, потом на автомобильные и, для пущей верности, еще на часы-клумбу — яркое пятно посреди площади. Все они показывали ровно час дня.
В этот самый миг дремавший на сиденье пес вдруг приподнялся, тихонько зарычал, завертелся на месте и весь напрягся. Кто-то пытался открыть левую заднюю дверь. Поняв, что она заперта, человек — даже через залитое дождем стекло было видно, что это мужчина, — постучал пальцем по стеклу. Я открыл защелку. Человек сел на заднее сиденье, вытер платком промокшие волосы и плечи и сказал: «Здравствуйте». Голос вежливый, тихий.
Мой клиент, возникший словно из-под земли, оказался гораздо моложе, чем я его представлял. Я почему-то думал, что он будет непременно грозным на вид и намного старше меня. Собака рычала все громче и успокаиваться, кажется, не собиралась. Прямо полицейская овчарка, да и только. Я включил мотор и, крутанув руль, выехал в центр площади. Торопиться, собственно говоря, было некуда, но мне хотелось как можно скорее выбраться из города. Я, как и пес, чувствовал себя не в своей тарелке. С появлением клиента моя работа разом обрела реальный смысл. Всем сомнениям пришел конец.
Пес все рычал, повернувшись к незнакомцу и не сводя с него злобных глаз. Я впервые видел, чтобы он так враждебно на кого-то реагировал. Даже по ночам, когда у самой ограды виллы бродили влюбленные парочки, пес не обращал на чужаков внимания, а тут оскалил пасть, выставив острые клыки, и прямо пожирал взглядом молодого мужчину. Может быть, от этой дворняги и будет прок, вот уж не ожидал.
Я был всецело поглощен дорогой и не мог толком рассмотреть своего пассажира. Достаточно было кинуть взгляд в зеркало заднего вида, и я разглядел бы и его лицо, и во что он одет, но я не стал. Не то чтобы из деликатности, просто подумал: все равно успею еще на него налюбоваться. В общем, я нарочито старался на него не смотреть. Руль при этом, правда, сжимал сильнее, чем нужно.
Я успел заметить только, что мужчина молод, и, пожалуй, не смог бы описать, как он выглядит. Даже фигура как-то не отложилась в памяти. Все-таки я здорово разнервничался из-за того, что он возник так внезапно. Смотрел я только вперед — на встречные машины да на светофоры. Я стал понемногу приходить в себя, только когда городок остался позади и машина выехала на широкое прямое шоссе, ведущее в горы, к озеру, вокруг которого были разбросаны виллы и дачи.
До меня дошло, что молчать все время не очень прилично, и я стал подыскивать тему для разговора. О дожде, что ли, поговорить, подумал я, но так ничего и не сказал. Может, он устал с дороги и не расположен болтать со мной. Интересно, откуда он приехал и, главное, на чем? Во всяком случае, не на поезде. Ни один поезд в это время в город не прибывает. Наверное, на автобусе. Или на такси. Не знаю, откуда и на чем, но если он приехал из какого-нибудь дальнего далека, ему, конечно, сейчас хочется помолчать. Может, он вообще не из разговорчивых. Или дает мне понять, что без нужды трепать языком ни к чему?
Я пихнул собаку в бок, чтобы она заткнулась, но без толку — она продолжала угрожающе рычать. Странно, мне показалось, что этот молодой человек не из тех, кого надо до такой степени опасаться. Да что там, просто бестолковая псина — какая еще так привяжется к новому хозяину за три дня. Сзади раздался голос:
— Хорошо здесь, прохладно.
Голос приятный, звучный. Наверное, мужчина приехал из жарких мест, раз ему здесь прохладно. Но почему-то я был уверен, что он не из моего города, хотя там сейчас тоже жара дай боже.
— Жалко только — дождь, — сумел наконец выговорить я. На большее меня не хватило. Потом, сделав над собой усилие, добавил тоном этакого почтительного личного шофера: — Если бы не тучки, горы были бы как на ладони.
Мужчина пересел так, что теперь был хорошо виден в зеркальце. Обменявшись с ним парой слов, я чувствовал себя немного свободнее и впервые внимательно взглянул на него. Совсем молодой парень, намного моложе меня. Тридцати ему еще нет — это уж точно. Парень смотрел прямо на меня ровным, почти немигающим взглядом — но не так, словно хотел прочесть мои мысли, а вежливо и спокойно, как на обычного собеседника. Волосы аккуратно расчесаны на косой пробор, подбородок тщательно выбрит. Такое ощущение, будто он только что из парикмахерской. Лицо овальное, щеки еще сохраняют юношескую припухлость, но рот пролег резкой, прямой чертой. Одет подчеркнуто скромно — белая рубашка с короткими рукавами и синие брюки. Парень напомнил мне студента времен моей юности. В его внешности не было абсолютно ничего бросающегося в глаза.
— Заранее благодарен вам за заботу, — сказал он и, глядя в зеркальце, слегка поклонился. Сверкнули белоснежные зубы. Он наверняка не курит.
— Ну что вы, это моя работа, — ответил я и вспомнил лицо С. — Можете без стеснения обращаться ко мне за помощью по любым вопросам.
Пес все не унимался. Глупая дворняга, ни черта не понимает в людях. Помолчав немного, я решил объяснить парню про собаку. Рассказал в двух словах, как встретил ее в лесу, и, словно оправдываясь, заметил:
— Я подумал, что с собакой буду больше похож на управляющего.
Парень ничего мне на это не ответил. Прикинулся, что не слышал, и отвернулся к окну. Кажется, я сболтнул лишнее. Видимо, в разговоре с ним я должен касаться лишь нейтральных тем. Впредь буду ограничиваться обсуждением погоды. С., правда, ничего такого мне не говорил, но лишних вопросов задавать не стоит, решил я. Парень так и не сказал, как его зовут, я тоже не назвал ему своего имени.