Больше месяца у меня ушло на подготовку к этой конференции. Со всего мира съехались писатели, драматурги, ученые, поэты, люди искусства, кинозвезды. Эти полторы сотен имен объединяло одно: они считали явной угрозу нацизма и фашизма. Большинство были немцы, но присутствовали и представители других стран, в том числе делегация из СССР, которую возглавил Алексей Толстой. Большим успехом был приезд Альберта Эйнштейна, который старался держаться от политики как можно дальше. Но удалось его уговорить. Второй большой удачей стала возможность провести конференцию в роскошном отеле «Эспланада». Дело в том, что семья, владевшая этим заведением, сочувствовала монархистам, а как иначе — это были представители немецкой аристократии с многовековой родословной. Тут проводил свои мужские вечеринки Вильгельм II, а сейчас владельцы отказались вывешивать на здании триколор Веймарской республики. Сюда был закрыт путь нацистам, которых владельцы просто презирали, но и коммунисты считались персонами нон грата. Роскошные номера привлекали сюда мировых знаменитостей, а охрана отеля была на самом высоком уровне. И вот семья фон Доннерсмарков пошла нам навстречу. Наверное, сыграл свою роль звездный пул, который согласился участвовать в конференции. Мне до сих пор трудно было представить себе, что нам это удалось — провести конференцию именно здесь.
Но ещё весь этот месяц я периодически возвращался к поискам Марии Остен. Она не приехала в означенное время в Германию. И товарищи не знали, где и как ее искать. Связной в Австрии посадил ее на поезд, но границу страны девушка так и не пересекала. Один из немецких товарищей сказал мне, что Марию искали нацисты, поэтому она добиралась в страну кружным путем. Мне даже страшно было представить, что могут сделать с ней нацисты, если сумеют найти. К сожалению, время утекало, как вода сквозь пальцы, а тут еще мне нужен был тот контакт, ниточка к событиям последнего времени в Германии. Найти этого человека не представляло труда. Главное было застать его в таком месте, чтобы можно бы спокойно поговорить. К сожалению, прямых подходов к нему, как и общих знакомых я не имел. Рекомендация Марии Зентары-Малевской тут не слишком подходила для начала знакомства, этот козырь стоило бы приберечь для серьезного разговора. Впрочем, я тут вполне официально под своей собственной личиной, точнее, я сейчас Михаил Кольцов, точнее, уф… я порой сам путаюсь кто и где я. Ладно, не в этом суть. Придется импровизировать. В общем, мне нужен был еще один тип с двойной фамилией. Не пойму, откуда у поляков страсть громоздить себе двойные фамилии, а еще брать по три-четыре имени? Но двойные фамилии всё-таки превалируют. Я нашёл его в манеже. Лейтенант-кавалерист Герман фон Оппельн-Брониковский гарцевал на роскошном жеребце соловой масти — золотистая шкура и почти ослепительно-белая грива, и хвост делали этого выдающегося представителя конной породы просто писаным красавцем. Герман серьезно увлекался конным спортом, был участником сборной Германии в выездке, говорят, он реально претендует на место в олимпийской команде страны. Вот вам и повод для разговора. Мне оставалось дождаться только когда они закончат свои упражнения, и служитель уведет коня в стойло, а я тут же подхожу к лейтенанту и представляюсь:
— Михаил Кольцов. Журналист. Имею честь видеть Вы Герман фон Оппельн-Брониковский?
— Да, что вам угодно?
— Мне известно, что вы претендуете на место в олимпийской сборной Германии. Не согласитесь ли дать интервью? Мне и моим читателям интересна тема конного спорта.
— Это возможно. Но не сегодня и не в ближайшее время. Я человек военный. А вот восьмого августа вас устроит?
— Конечно!
— В пять у меня тренировка. В семь вечера на этом же манеже вас устроит?
— Более чем.
Мы обменялись визитками и разошлись. Как говориться, дорога в тысячу ли начинается с первого шага. Не хотел проявлять излишнюю настойчивость, тем более что знакомство, как таковое еще и не состоялось. А на интервью у меня были очень большие надежды. Возможно, удастся что-то выяснить. Впрочем, это может быть только призрак информации, но порой и этого бывает достаточно, чтобы сделать правильные выводы.
А пока только сплетни о том, что президент Гинденбург всё больше и больше недоволен работой левого правительства. Он уже наложил вето на несколько законопроектов, не столь уж важных, но свое отношение к социальным инициативам объединенного фронта показал. В тоже время как-то притихли национал-социалисты, которые были главными возмутителями спокойствия. Но все упорно к чему-то готовились. Правительство укрепляло полицейские части. Тельман с подачи советских товарищей протащил создание отрядов быстрого реагирования — полицейских групп, оснащенных серьезным вооружением, способных справиться с любыми бандами. Они и создавались для противодействия бандам, которых было пока еще достаточно. В эти отряды вошли проверенные ветераны мировой войны и ротфронтовцы. Люди, на которых правительство могло полностью положиться. По идее, он способны и отряды вооруженных штурмовиков приструнить. Германские фирмы оживились — продажи оборудования, причем не отдельных станков — а заводских комплексов серьезно спасали страну от разразившегося во всём мире экономического кризиса. При этом началась отправка в СССР и специалистов, которые помогут эти заводы запустить. А в Веймарскую республику стало поступать сырье из нашей страны, в котором так нуждалась немецкая экономика. Сотрудничество было взаимовыгодным.
— А теперь с речью выступит Михаил Кольцов, один из организаторов нашего форума, человек, благодаря кипучей энергии которого мы все тут собрались. — прозвучал зычный голос Алексея Толстого. Ладно, все мысли в сторону — пора сказать пару слов.
— Дорогие друзья! Я позволил себе обратиться к вам именно так, потому что нас действительно связывает дружба, настоящая, в которой есть место общности идеалов, стремлению к лучшей жизни и справедливости. Говорят, что друзья познаются в беде. Но зачем нам ждать беды, чтобы стать всем вместе. Мы тут для того, чтобы этого не допустить. Здесь собрались те, кто видит, как нацизм и антисемитизм убивает душу Европы. Мир становится намного менее комфортным местом — для труда и творчества, для научного поиска и полета фантазии. В мире становится всё меньше свободы, кто бы что под этим не понимал. Мы прекрасно осознаём тот факт, что нацистская, фашистская идеология стала оружием правящих классов, при помощи которой можно держать народы в узде мелконационалистических интересов. Ты лучший, потому что ты человек определенной национальности. Остальные — низшая раса, рабы на твоих плантациях. И наплевать, что сам ты еле-еле сводишь концы с концами, мы завоюем унтерменшей и ты получишь в своё распоряжение массу рабов, которые будут работать за тебя. Услышат ли нас правительства всего мира? Я уверен, что услышат. Сделают ли из этого выводы? Уверен, что нет. Сиюминутная политическая и финансовая выгода для них намного важнее перспективы. Вся беда Европы в том, что ее правящие классы не умеют думать на перспективу. Их горизонт планирования — несколько месяцев, максимум, год или период до следующих выборов. Последний случай почти что фантастика. Мы поднимаем свой голос в защиту свободы, против разгула фашистской и националистической идеологии в любых ее проявлениях.
Я сделал паузу, кажется, наговорил более чем достаточно. Пора вбросить в головы несколько важных мыслей и можно будет закругляться.
— Я хочу сказать от имени советского правительства, эти слова меня уполномочил произнести лично товарищ Сталин: когда в Европе наступят тяжелые времена, мы готовы предоставить всем прогрессивным ученым, писателям и композиторам независимо от из убеждений убежище в СССР. Люди творчества получат возможность свободно и безопасно творить, ученые — лаборатории, которые будут оснащены лучшим оборудованием, помощников и учеников — всё это мы вам обеспечим. Мне могут сказать, что в СССР нет свободы творчества и все находятся в тесных идеологических рамках. Могу ответить — это не так! Наша страна пережила тяжелые времена — неудачная Мировая война, последовавшая за ней Гражданская — это вызвало определенный дефицит ресурсов, не только денег, не хватало всего. Присутствующий здесь Алексей Максимович Горький не даст соврать — ему приходилось распределять между писателями даже нательное белье! В этих условиях было много несогласных с советской властью. Писатель хочет есть и пить, у него есть потребность в теплой уютной квартире и даче для отдыха. Поэтому мы финансировали только тех творческих людей, которые стояли с нами на одних позициях. Другим дали возможность уехать туда, где они думали, что будут более востребованы. Многие из них сейчас хотят вернуться назад, в том числе пассажиры философского парохода, ибо их философия интересна только на Родине. Еще большая беда была с нашими выдающимися учеными. Очень сложно было с финансированием научных проектов. И многие ученые занялись тем, что умеют лучше всего — стали писать друг на друга кляузы. Мы вовремя разобрались с этим. С каждым годом мы становимся богаче и сильнее. Это позволяет нам открыть невиданное ранее финансирование науки. В первую очередь фундаментальных исследований, которые требуют огромных ресурсов и не дают быстрой отдачи. Сейчас мы начали закладывать и строить академические городки — места развития науки, в которых для ученых будут созданы самые лучшие условия жизни и работы. И мы готовы принять любого, подчеркиваю, любого человека, которому будет в новой Европе с довлеющей идеологией нацизма неуютно! Мы победим мракобесие национализма и антисемитизма как свет побеждает тьму! Энергия созидания всегда сильнее энергии разрушения! Вместе мы сила!
Мне было приятно — аплодировали живо, я чувствовал, что моя речь делегатам конференции понравилась. И это было замечательно. Еще более замечательным оказался факт, что тут присутствовали журналисты многих буржуазных крупных изданий. И мне было интересно, в каком количестве газет ее опубликуют, если вообще упомянут о ней. Но слово сказано. Научный мир очень тесен и мой посыл дойдёт до многих учёных, которым сейчас действительно сложно работается. Тут сработает схема передачи из уст в уши, которую еще называют ОБС (одна баба сказала). Не надо делать вид, что люди творческие чем-то сильно отличаются от обычных обывателей. Они тоже склонны к распространению сплетен, а учитывая узость научного и творческого мирков, так там еще и распространяются слухи там со скоростью, превышающей скорость света.
В кулуарах конференции меня отозвали немецкие камрады. Точнее, ко мне подошли поговорить двое: Ганс Ендрецки[20], руководитель берлинского отделение союза красных фронтовиков, депутат прусского лантага от коммунистов и молодой Фридрих Диккель[21], не так давно вступивший в компартию и активный участник союза красных фронтовиков. Ганс и сообщил мне очень неприятную новость: один из связных был перевербован нацистами и не довез Марию Остен до контрольной точки. Скорее всего, ее могли перехватить именно на этом участке маршрута. Товарищи уже вынесли предателю приговор и привели его в исполнение. Но мне от этого легче не стало. Они обещали докопаться до истины, но пока что всё было сложно. Мы не знали точного маршрута Марии после ее расставания со связным. Следовательно, круг поисков был достаточно широким. Мне опять пообещали держать в курсе поисков, опять-таки слабое утешение. Хотелось напиться до чертиков, до беспамятства. Да нельзя было. Вот только плохие предчувствия терзали мне сердце, и это отразилось на моем настроении. А ведь завтра у меня встреча с перспективным источником информации. Надо привести себя в порядок, прекратить душевный раздрай. Я очень быстро вернулся в номер. Надо было бы проститься с некоторыми участниками конференции, но у меня на это уже не было никаких душевных сил. Кое как добрался до стола, вытащил на свет бутылку кальвадоса, подаренную милейшим летчиком и писателем Экзюпери. И отключился от мира.
— Вы знаете, Микаэль, я тут узнал подробнее о вас, и у меня нет никакого желания давать вам интервью.
Разговор с лейтенантом-кавалеристом не задался с самого начала. Он был настроен совершенно негативно. Надо было как-то этот негатив убирать.
— Хорошо, я не буду настаивать, но только ответьте мне — почему?
— Вы умеете врать и перекручивать любой материал. Я не верю ни коммунистам, ни евреям.
— Хм… а если я покажу вам готовую статью и опубликую ее только после вашего письменного согласия?
— И вы на такое пойдете? — в глазах породистого онемеченного поляка промелькнуло удивление. Как говаривал генералиссимус Суворов: удивил, значит победил. Надо его добивать.
— Конечно же. Я не отдам материал в печать пока вы не ознакомитесь с ним, более того. если вас что-то не устроит я готов буду внести изменения.
— Тогда тут недалеко есть неплохое кафе. Там кофе по-венски на удивление хорош и подают его по старинке.
— Это с рогаликом?
— Именно. И очень вкусным рогаликом, так что идёмте. Пока дойдём, я окончательно определюсь с тем, давать вам интервью или нет.
Конечно, тот случай. Это называется отложенная капитуляция. Ясно, что если бы не решил-таки дать интервью, так не пригласил бы на кофе с рогаликом, тьфу ты, дался мне этот символ победы над османами! Когда мы расположились за столиком и официант нам принёс заказ, я начал свое интервью. В первую очередь несколько вопросов биографии, но тут Герман фон Оппельн-Брониковский ничем не удивил. Потом пошли вопросы о конном спорте. Мой собеседник оживился, тем более. что я к интервью готовился и знал, о чём спрашивать.
— Скажите, господин лейтенант, вы не чувствуете какой-то дискриминации в армии из-за ваших славянских корней?
— Ну вот и пошли ваши идеологические штучки, Микаэль. Нет, совершенно не чувствую. Если бы я был евреем, то, скорее всего, почувствовал бы.
— То есть еврей никаких перспектив сделать военную карьеру не имеет?
— Я такого не говорил. Но скажем так, его рост был бы не таким заметным.
— Вы весьма острожный собеседник, Герман.
— С вами, комми, надо держать себя осторожно. Моё начальство не слишком приветствует контакты с людьми подобных взглядов.
— Это как раз понятно. Скажите, а вы не хотите заглянуть со мной в будущее?
— В каком смысле?
— У нас говорят, что военные всегда готовятся к прошлой войне. А какой, по-вашему мнению, будет роль кавалерии в будущей войне? Не уступит ли она место технике. Танки, автомобили, броневики, самолеты. Какова в таком случае будет роль кавалерии?
— Мировая война окончилась позиционным тупиком, который свёл роль кавалерии к минимуму. Но сбрасывать ее со счетов окончательно — это не правильная мысль. В вашей Гражданской войне, как и в войне с Польшей массы кавалерии объединялись в целые армии и играли чуть ли не ключевую роль в военных действиях.
— Наша Гражданская война была войной манёвренной. Вы считаете, что будущая война тоже станет маневренной? Без этих гигантских линий окопов и укреплений?
— Весьма вероятно. Мне так кажется, хотя это лучше обсуждать с нашими военными теоретиками.
— Хорошо. Спасибо.
Я отложил в сторону блокнот.
— А теперь я хотел бы задать несколько вопросов, которые в текст интервью не войдут.
— Вы уверены, что я захочу на них ответить?
Мой собеседник выглядел довольным и расслабленным, но это было обманчивое впечатление, он был собран и старался всё держать под контролем. Я протянул ему бумажку. Это была записка от Марии Зентары-Малевской.
— Вот как, значит вы от пани Марии? А почему сразу же не сказали об этом? Понимаю, вам нужно что-то такое… а вы хитрый манипулятор, господин Кольтцофф. Не любите сразу выкладывать козыри. Хорошо. Что вам нужно?
— Вероятность военного переворота, Герман.
— И что вам, русским до этого?
Слово «русским» он произнёс с таким оттенком, что я почувствовал, что вместо него должно было стоять слово еврей. Ага, что немцы, что поляки — антисемиты те еще.
— Наш новый уровень экономического сотрудничества, который позволяет вам преодолеть мировой кризис, а нам построить свою промышленность. Этот переворот ставит наши планы под угрозу. Мы должны быть готовы перенаправить контракты в другие страны. Это вопрос денег. Больших государственных денег.
— Хм… но вы ведь постараетесь… хотя. Скажу так, я не участник этого банкета, но кое-что слышал. Я вам дам несколько подсказок, извините, чего не знаю, того не расскажу.
Юлит, Герман, польская наглая морда!
— Это обязательно произойдет. Старик очень плох. Он хочет успеть передать власть сыну. И не успевает. Поэтому очень скоро всё решится. Должны начаться массовые выстепления национал-социалистов с вооруженными инцидентами. Потом к их подавлению привлекут армию и введут военное положение по всей республике. К этому почти всё готово. Главное — осталось договориться с нацистами, которые стали слишком неуступчивыми. Когда это будет — ближе к зиме, скорее всего, всё-таки осенью. Сигналом станет перекрытие Польшей границы для советских и немецких товаров. И сразу после этого начнутся антиправительственные выступления. Это всё, что я знаю. Статью перешлете мне по почте. Больше прошу интервью у меня не брать.
Видный немецкий коммунист, неоднократно подвергался арестам и заключению в конлагеря, видный деятель профсоюзного движения ГДР.
Видный немецкий коммунист, участник антинацистского подполья, несколько раз арестовывался, но никаких доказательств его антиправительственной деятельности так и не обнаружили. Участник гражданской войны в Испании, министр внутренних дел ГДР.