— Какой хрен посминал на этом все углы? — недовольно ворчал механик, пытаясь открутить гайки, удерживающие толстое «камазовское» колесо.
Широко раздвинув ноги, он сидел на новом колесе, приготовленном для установки. Над ним, опираясь прямой рукой о борт машины, стоял молодой водитель в ожидании, когда будет закончена эта часть работы. Как и на механике, на нем был промасленный комбинезон, а тыльной стороной ладони, не испачканной в мазуте, он то и дело поправлял прядь длинных волос, настырно лезших ему в глаза. Механик был постарше, но еще не настолько, чтобы тот обращался к нему на «вы».
«КамАЗ» с длинным крытым кузовом и еще несколько грузовых машин оставалось в просторном и полупустом гараже. Окон было недостаточно, чтобы осветить огромное помещение. Поэтому они держали открытыми ворота, пропускавшие не только свет, но также и морозный воздух, напористо врывавшийся с улицы.
Отборная ругань механика, которой он проклинал застрявшее крепление, отдавалась во всех концах гаража.
Из дальней коморки вышел и направился к ним пожилой слесарь со сморщенным лицом, в берете и заношенной спецовке, с которой он, вероятно, расстанется лишь тогда, когда она окончательно изорвется в клочья.
— Кто-то взял у меня разводной ключ, — пожаловался он, подойдя и сходу окидывая подозрительным взглядом разбросанный инструмент.
— Иваныч, не брал я твоего ключа, — не прекращая работы, ответил механик. — На фиг он мне нужен! У меня свой есть. Ты, наверное, сам его где-то посеял. Всем известно, что у тебя склероз. Возраст, Иваныч! — он лукаво подмигнул водителю. Механик повеселел: долго не поддававшаяся гайка наконец сдвинулась с места.
— Ох, шалопай! — беззлобно упрекнул слесарь.
Однако тот не унимался.
— Сколько уже твоей внучке?
— А тебе-то что? — проскрипел старик.
— Да не мне — вот ему, — кивнул он на водителя. — Погляди, какой парень! Бери его себе в зятья!
Старик, довольный, хмыкнул. Водитель смущенно заулыбался, щеки его порозовели.
— А что, Максим? Как ты на это смотришь?… А то выбирай себе кого-нибудь из конторы. Там такие девочки есть… — механик причмокнул языком. — Эх, будь я на твоем месте… Вот хотя бы та рыженькая, помнишь? Как она тебе?
— Ничего, — глядя все больше себе под ноги, тот неохотно кивнул.
— Ну, не нравится — хватай другую, которая нравится. Глаза-то на месте. Чего ждешь? Будет тебе ворон ловить! Под лежачий камень вода не потечет. Тащи с собой в рейс — а там она и не устоит. Давай, парень, не теряйся! А то оглянуться не успеешь — всех разберут!.. Правду я говорю, Иваныч?
Колесо соскочило на пол. Вдвоем они начали устанавливать новое. Старик стоял сбоку и наблюдал за ними. Сдвинув берет набекрень, он неуклюже почесал себя за ухом. После этого с горечью вздохнул.
— Ох уж это нынешнее поколение! В мое время кто бы назвал тебя стариком в двадцать-то лет? Мы женились, только когда нам было по тридцать, а семнадцатилетними бегали в коротеньких штанишках и стреляли из рогаток по воробьям.
Механик отчаянно заржал.
— А я-то думал, что в молодости ты был монахом.
Старик с досады лишь махнул рукой: «да что с тобой говорить!» — и пошел прочь.
Водитель сел за руль, заставил завестись мотор, заглушил и снова завел. Поочередно включил и выключил передние и задние огни, ближний и дальний свет, габаритные и огни поворота. Проверил «дворники». Правый западал. Механик тут же подкрутил что-то, и «дворник» заработал.
— Порядок, — сказал он, прислушавшись еще раз к равномерному стучанию двигателя.
Максим легко нажал на педаль, из выхлопной трубы вырвался клуб серого дыма, и он медленно вырулил за ворота.
Гараж заслоняло приземистое здание, обогнув которое, можно было выехать на широкую аллею, ведущую к основным складам. За поворотом он притормозил: его начальник в расстегнутом пальто и с папкой подмышкой посреди дороги объяснял что-то на повышенных тонах двум управленцам, мужчине и женщине. По нему было видно, что ему не терпелось поскорее от них отделаться.
Максим высунулся из кабины, не став сигналить, поскольку тот его уже заметил. Его напарника вчера вечером встретили в темном переулке и избили так, что он попал в больницу с двумя сломанными ребрами и раздробленной кистью руки. Он сам позвонил утром оттуда и предупредил, что не сможет выйти на работу. Начальник гаража обещал, что попробует подыскать ему замену. Но, увидев Максима, не дал ему и рта раскрыть — еще издали развел руками:
— Извини. Нет у меня сейчас никого. Придется тебе одному ехать. Ничего не поделаешь. Но обещаю: к следующему рейсу обязательно что-нибудь придумаем.
— Да, но…
— Послушай, Максим, я верю, ты и сам управишься!
— Но как же…
— Можешь не волноваться, — снова перебил он водителя, полагая, что знает причину его беспокойства, — все расходы фирма берет на себя. В конторе тебя ждут документы и командировочные. Получи и езжай. И помни: я на тебя надеюсь! — прибавил он уже на ходу, спеша оторваться от водителя, прежде чем тот успеет задать хотя бы один вопрос.
Максим безнадежно покачал головой, дал парочку предупредительных сигналов беспечно шныряющим рабочим и задним ходом осторожно подъехал к длинной рампе. Высокие складские ворота были открыты настежь, туда-сюда через них сновал погрузчик, выкладывая на край рампы десятилитровые бутли, содержащие этиловый спирт и упакованные в дощатые ящики с тырсой, выглядывавшей сквозь щели. Не успел он выключить двигатель, грузчики резво принялись затаскивать в кузов эти самые ящики, ставя один на другой и сдвигая между собой вплотную. Посыпал снежок, порывы ветра заносили его под навес, прикрывавший рампу, но там он долго не залеживался, начиная таять под подошвами грузчиков.
Кладовщица в наброшенной на плечи стеганной куртке без рукавов выглянула из-за кузова.
— Максим! Чернецкий! Тебя просили зайти в торговый отдел!
Максим собрал инструмент, впопыхах оставленный на полу кабины, и спрятал его под сидение. Из ящика под пожарным щитом возле входа в склад зачерпнул горсть песка. Песок удалял комки мазута, забившиеся под ногти. Затем вытер руки грязной тряпкой, валявшейся у него под ногами. Убедившись, что в результате этой нехитрой процедуры они стали немного чище, он там же, прямо на дороге, стащил с себя спецовку и бросил ее к инструменту. Под нею оказались довольно приличные брюки, в которых смело можно было отправиться хоть на любовное свидание, и белая полоска носков щегольски блеснула между ними и черными, до лоска начищенными туфлями.
Максим обошел длинный ряд складских помещений и поднялся на третий этаж административного корпуса. На первой же двери, расположенной напротив лестничной клетки, висела табличка с надписью: «Торговый отдел». Он толкнул ее и переступил порог довольно большой комнаты — большой, но нельзя сказать, просторной, поскольку она была сплошь забита письменными столами.
В гуще их сидела та самая блондинка, о которой как бы невзначай упомянул механик. Волосы у нее, бесспорно, были роскошные, волнами спадающие на плечи. Наверное, она могла отрастить их и подлиннее, и тогда напоминала бы русалку — этим, а также своими мечтательными глазами. Однако настоящая причина, побудившая заговорить о ней механика, заключалась в другом, и Максиму она была доподлинно известна. Пожалуй, об этом знали все. Достаточно было услышать ее имя, и каждый считал своим долгом тут же проверить реакцию Максима, женская половина при этом загадочно улыбалась, а мужская подшучивала. Этими вот мечтательными глазами она, не умея скрыть своих чувств, кидала трепетные взгляды в его сторону, а самого Максима от них кидало в жар, хотя он и старательно делал вид, будто не понимает, чего от него хотят.
Он не сомневался, что ему уготовано очередное испытание, и не ошибся. Ее ресницы в панике дрогнули, как только она увидела его прямо перед собой. Все дружно подняли головы, затем, разумеется, перевели взгляды на нее, после чего вернулись к работе, но у него все же сохранилось ощущение актера, который не видит зрителей по той единственной причине, что зрительный зал погружен в темноту.
Ему было отлично известно, что фактуру на экспорт выписывает она, но он сделал вид, будто забыл, и обратился к другой. Выслушав его, та сама окликнула блондинку.
— Наташа, это к тебе. Обслужи молодого человека.
Протиснувшись к ней между столами, он как ни в чем ни бывало положил перед нею заграничный паспорт, хотя кому-кому, а ему она уж точно поверила бы на слово. В толстой кипе бумаг она нашла заранее подготовленные документы и указала место, где ему следовало расписаться.
— Едешь один? — поинтересовалась начальница, цветущая женщина с сильным голосом.
Сколько лиц при этом повернулись к нему! Словно только и ждали момента. А еще минутой назад с таким небывалым усердием трудились над столами.
— Один, — подтвердил он. — Напарник в больнице.
У той сразу же пролегла складка через лоб.
— А что стряслось?
Максим не знал всех подробностей. Только то, что сообщила диспетчер, которой его напарник позвонил сегодня из больницы. Какие-то типы окружили его, сбили с ног, долго избивали ногами, потом забрали бумажник, бросили на земле и ушли. Больше ничего. Никто пока не навещал его. Возможно, это сделает он, Максим, когда вернется из рейса. Но едва ли он рассчитывал услышать что-то новое. И милиция тут не поможет. Была темень, парень не узнает никого из нападавших. Женщина сочувственно причмокивала губами и покачивала головой.
— Ну, даст Бог, все обойдется, — ободряюще сказала она.
Максим кивнул в подтверждение того, что не имел бы ничего против. Она снова переменила тон.
— Ну а ты, что ж, так и поедешь один? Не скучно будет? Взял бы кого с собой, как-никак, а вдвоем все ж веселее в дороге. Да и теплее было бы.
Кругом рассмеялись. Похоже, начальница не особенно старалась удержать язык за зубами.
— А то здесь уже тоскуют за тобой.
А вот это уже против правил. Блондиночка быстро опустила глаза. Ее эта реплика тоже, по всему видать, шокировала.
Хотя, в общем-то, неплохо, что шокировала. Все-таки скромная девочка. И, что не менее важно, совсем не уродина. При других обстоятельствах он, без всякого сомнения, пригласил бы ее куда-нибудь. Но когда за каждым твоим словом, обращенным к ней, за каждым жестом следят, когда ты уверен, что стоит вам хотя бы случайно оказаться рядом в столовой или пройтись по территории, как тут же этот факт будет взят на заметку и соответствующим образом интерпретирован! Нет, им недостаточно собственной жизни, им подавай театр, настоящий живой театр с настоящей жизнью, который разворачивался бы прямо у них на глазах. Максим был явно не готов для главной роли в таком спектакле.
— Непременно, в следующий раз, — пообещал он, стараясь казаться в меру вежливым.
Начальница, тем не менее, лукаво прищурила глаза.
Ведя машину по узкому шоссе, соединяющему Винницу и Хмельницкий, он продолжал раздумывать, правильно ли поступил, что не подарил девушке по крайней мере лучик надежды.
А впрочем, не одна она такая на белом свете. Пускай себе чуток повздыхает. У него не должно быть проблем с покорением женских сердец. Перед ним в зеркале подрагивало его собственое отражение. Типично славянские черты лица в их наиболее изящном выражении, с той незначительной долей неправильности, которай не портит, а лишь делает гармонию своеобразной. И в самом деле, ему не на что было жаловаться. Такое вдохновение на Господа Бога находит не каждый день. Убедившись, что так оно и есть, Максим с улыбкой продолжал следить за дорогой. Кто сказал, что кокетничают только женщины? Он не раз ловил на себе их жадные взгляды, и ему, чего уж там, бывало от этого чертовски приятно.
«Дворники» еще гоняли по стеклу талый снег, а робкое чересчур февральское солнце, прорываясь сквозь дымчатую пелену туч, уже посылало ему свое рассеянное сияние. Из-за деревьев, обступивших дорогу, выглядывал простилавшийся до самого горизонта снежный пейзаж. Снег поглотил все: поля, отдаленные леса и горы, превратив все это в единый белый монолит.
Мало-помалу всякие там блондинки, брюнетки отошли на задний план. Он все еще с беспокойством поглядывал на стрелку спидометра. Таможня отняла слишком много времени. Необходимо увеличить скорость еще на пару километров, если он хочет к десяти вечера попасть во Львов. Но погода стояла не из лучших, до сих пор мешал падавший снег, и ему никак не удавалось выжать из машины максимум того, что она могла бы дать. В пути он уже почти час, за это время ни одна грузовая не рискнула обогнать его на трассе. Значило ли это, что ему не в чем себя упрекнуть?
Несколько раз посмотрев в зеркало, он, к своему удивлению, обнаружил, что у него на «хвосте» висит белый «БМВ». Вот даже как! «БМВ» — у него на «хвосте»? «БМВ», спокойно развивающий до двухсотпятидесяти километров в час! Дистанция между ними составляла около ста метров и устойчиво держалась на этой отметке. Похоже, что тем, позади, некуда было торопиться.
Машиной он был доволен. До сегодняшнего дня он на ней не ездил и боялся какого-нибудь подвоха. Но она великолепно слушалась руля, и мотор стучал исправно. Вот только правый «дворник», начавший снова западать, скоро окончательно перестал подавать признаки жизни. Ну и черт с ним, подумал Максим. Ему некогда было возиться с «дворником», тем более, если это правый.
Он потерял «БМВ» при въезде в Летичев, но за Летичевым тот снова объявился у него на «хвосте».
Почему они едут так медленно? Легковые обгоняли их стаями. Он поймал себя на слове «они». Собственно, почему он подумал: «они»? Салон «БМВ» не просматривался насквозь. Откуда ему знать, внутри только водитель, или он до отказа набит пассажирами? У него были тонированные стекла. У Максима они вызывали изжогу. Он мог ничего не иметь против БМВ, но темных стекол просто не переваривал. Встретиться на дороге с такой машиной — все равно что беседовать с кем-то, у кого на носу непроницаемые солнцезащитные очки. Ему обычно казалось, будто сквозь стекла над ним насмехаются.
Впрочем, после Меджибожа «БМВ», словно передумав, внезапно прибавил обороты и на скорости всех своих двухсотпятидесяти километров с презрением обогнал неповоротливый «КамАЗ». За небольшим холмом впереди он тут же скрылся из виду. Все это заняло считанные минуты. Пару раз после этого он еще быстро вынырнул на взлете шоссе, с каждым разом заметно уменьшаясь в размерах, пока серая дымка на горизонте окончательно не поглотила его.
Максим вздохнул облегченно. Этот эскорт почему-то действовал ему на нервы.
Он попрежнему торопился, задавшись целью приехать во Львов к ночи, там переночевать, а оттуда — два часа до границы, и с восходом солнца он уже будет в Шегинях.
Между тем, хоть он и прибавил в скорости, казалось, будто машина еле ползет. Сейчас его окружало с обеих сторон полностью открытое пространство. По левую сторону дороги, подернутый тончайшей коркой льда, протекал начинавший брать недалеко отсюда свои истоки Южный Буг. Летом берега утопали в камышевых зарослях. С высоты шоссе можно было увидеть прятавшихся в них уток. Сейчас они были едва различимы. Снег толстым шаром лежал на скате насыпи и дальше постепенно уменьшающимся накатом — на ледяной корке.
Наконец справа показалась гранитная плита, означавшая, что дорога в этом месте пересекает черту Хмельницкого. Не углубляясь в центр города, он сразу поехал за стрелками, указывающими на Тернополь.
Хмельницкий остался позади. Часы показывали четверть шестого. Начинало смеркаться. Солнце позолотило рваные края туч, золотистые прожилки разрезали небо. Впереди алый ореол окружал лесистые вершины холмов. Дорога вела прямо к нему и растворялась в этом зареве. Он нажимал на педаль до отказа, как если бы надеялся догнать уходящее солнце, но оно скатывалось все ниже, и наконец прожилки из золотистых стали опять голубыми, а тучи темнее, чем кусочки неба между ними. Сумерки сгущались на глазах, постепенно скрадывая контуры окружающей местности. Теперь она все больше обозначалась неровной цепью точечных огней. Небо продолжало безудержно темнеть, при этом стараясь еще хоть как-то сохранить очертания облаков.
Дорога стала видна не дальше пятидесяти метров. Вдруг ему пришлось до отказа нажать на тормозную педаль. Взвыв тормозами, «КамАЗ» пронесся по скользкому шоссе еще метров двадцать и замер. В свете фар, прикрываясь ладонью, стоял какой-то парень. Рука его сжимала продолжающий светиться карманный фонарик, которым он только что, стоя посередине дороги, размахивал над головой с требованием остановиться. На обочине Максим увидел белый «БМВ» с открытым капотом и торчащими оттуда ногами водителя. Затемненные стекла казались черными и угрожающе поблескивали.
Парень вскочил на подножку кабины и открыл дверцу.
— Друг, выручай! Подбрось до Тернополя! Ужасно тороплюсь. Мотор подвел, чтоб его!
Пришлось согласиться, хоть парень и не внушал ему симпатий. Самоуверенный, спортивная стрижка, кожаная куртка, еще и кэйс впридачу. Большой черный кэйс с кодовым замком. Наверное, набит деньгами. У него был вид рэкетира. А кто же еще мог выйти из «БМВ» с тонированными стеклами?
Парень плюхнулся рядом, и «КамАЗ», дернувшись, тронулся с места. К нему быстро вернулось хорошее настроение, чего никак нельзя было предположить, пока он стоял на дороге.
— Я — в Польшу, — сообщил он о себе. — А ты?
Сходу — на «ты». Такой не потеряется.
— Я тоже, — нехотя признался Максим.
— О! Так нам, значит, по пути! — обрадованно сказал парень, а Максим еще больше скис, чувствуя, что теперь тот уже не отвяжется.
Он угадал, парень дружелюбно протянул ему ладонь.
— В таком случае, не мешает познакомиться. Меня зовут Виктор.
Компанейский парень, досадливо подумал Максим и в ответ процедил сквозь зубы свое имя. Тот не заметил его неудовольствия.
— Ты что везешь?
— Спирт, — проворчал он, не глядя в его сторону, однако краем глаза все же видел, как Виктор многозначительно кивнул головой.
— Толково. А я вот, по делам фирмы. (Деловой, это Максим сразу отметил, по «кейсу» и по «БМВ»). Торговые операции. Импорт — экспорт.
— Желаю успеха.
Пассажира вновь не смутил его ироничный тон. Казалось, что его вообще нельзя было ничем смутить. Он играл костяшками пальцев по крышке своего «кейса» и пытался насвистывать какую-то мелодию. Назло ему Максим попробовал включить приемник. Он отыскал в эфире какую-то зажигательную музыку и сделал звук погромче. Возможно, это наконец заставит Виктора замолчать.
К его удивлению, музыка пришлась Виктору по душе. Закатив глаза, он стал трясти головой и постукивать пальцами уже в такт с ее ритмом. Внезапно он наклонился к Максиму и сказал, обдав его дыханием, смешанным с запахом мяты:
— В прошлом году во Львове у меня была одна телка… Ну, я навещал ее иногда проездом… Понимаешь, та же гостиница, только с полным обслуживанием, — он заговорщически подмигнул. — Так вот, она это делала прямо под музыку. Какой это был слух, какое чувство ритма! — он широко растянул губы в самодовольной усмешке, обнажив застрявшую в зубах жевательную резинку. — И у нее была эта запись, — ткнул он пальцем в приемник и снова усиленно забарабанил по кэйсу, возрождая в памяти волнующие эпизоды.
Максим проезжал Львов, отсыпаясь на лежаке позади водительского кресла в кабине «КамАЗа». Прикрывшись собственной курткой и убаюканный мерным покачиванием. Это все, что он мог противопоставить экзотике Виктора.
— Но все же самые классные девочки, это — польки. Те же цены — и настоящий сервис, — прибавил тот со знанием дела.
Максим резко повернул руль, высветив едущую впереди крестьянскую телегу. Этот Виктор раздражал его с каждой минутой все больше. И самое неприятное то, что, как видно, он раздумал выходить в Тернополе.
В половине одиннадцатого они подъезжали ко Львову. Город вырастал перед ними мириадой ярко светящихся точек. Выеди Максим из Винницы часом раньше, вероятно, сейчас он просто обогнул бы город по кольцевой и заночевал бы чуть дальше, в Мостиске. Оттуда до границы рукой подать. Но он чувствовал, как предательски слипаются веки и понимал, что не в состоянии дальше без передышки вести машину.
Где-то здесь должен быть кемпинг для автотуристов. Он внимательно всматривался в каждый указатель.
Поворот. Дорога вела к лесу. А вот, наконец, и он. Один за другим несколько элегантных коттеджей на лужайке перед лесом, изящно прикрытых парой стройных сосен со стороны шоссе. Обок — освещенная прожекторами стоянка, Максим свернул туда.
У ворот, приподнятая на сваях, торчала крохотная кабинка сторожа. Сквозь стекло было видно фигуру человека в униформе, сидевшего неподвижно, подперев голову рукой. Шум мотора заставил его оживиться. Надвинув на лоб фуражку, он спустился по металлической лестнице, гулко зазвеневшей под его подошвами, и без вопросов опустил цепь, перекрывавшую въезд. Затем пальцем начертал место, куда следовало поставить машину.
— Только поосторожнее мне тут с воротами! — на всякий случай предупредил он, опасливо соизмерив их ширину с габаритами «КамАЗа». Оказывается, он умел разговаривать.
Максим загнал машину под самое ограждение. Мотор сделал еще несколько усталых оборотов и окончательно затих.
— Я выхожу, — сообщил он Виктору. — А ты оставайся, если хочешь, — этим он дал понять, что его не касаются намерения попутчика, что каждый — сам по себе, и поэтому нет нужды следовать друг за другом.
Пока тот не передумал, он быстро соскочил с подножки и побрел в сторону ближайшего коттеджа, куда его кивком головы направил сторож, снова натягивавший цепь.
Вход в коттедж был обозначен неоновой лампой, светившейся над дверью. Переступив порог, он увидел тесноватый, но зато очень уютный холл, в котором его встретила администратор, на вид приятная женщина в форменном жакете.
— Я вас слушаю, — у нее, к тому же, оказался мягкий, певучий голос, сразу понравившийся Максиму.
— Мне нужно где-то переночевать, — сказал он, сожалея, что нельзя сию же минуту, без всяких там формальностей, упасть куда-нибудь. После непрерывных девяти часов напряженной езды он просто валился с ног.
Ее лицо говорило о том, что ей было жаль его огорчать.
— Сожалею, но есть только номер для новобрачных. Он стоит пятьдесят долларов, — с очевидным сомнением посмотрев на его руки со следами прочно въевшегося мазута, ответила она — конечно же, думая, что ему он придется не по карману. Откуда ей было знать, что расплачиваться-то будет фирма!
— Тогда пусть будет номер для новобрачных, — согласился он устало, с приятным равнодушием к названной цене. — Если вы, конечно, не против того, что невеста, как бы это сказать…
— Ну, для этого у вас еще будет время, — придя ему на помощь, убежденно заметила администраторша.
Максим не успел обратить внимание, улыбнулась она при этом или нет.
Он открыл дверь ключом, который она ему дала. Внутри и в самом деле оказалось довольно мило. Просторная комната в розовых обоях, ванная, туалет, кругом вазы с цветами, ковровые дорожки и, разумеется — сдвинутые вместе кровати. Прелестный уголок! Не хватало еще только зеркала напротив.
Он попробовал кровать — какая она была мягкая! Так вот на чем спят молодожены. О такой он мечтал от самого Тернополя. Его единственным и почти непреодолимым желанием было сейчас же растянуться на ней и безмятежно проспать до утра.
Но, отвернув край одеяла, Максим невольно отдернул руки: против иссиня-белых простыней они поражали своей чернотой. С администраторшей утром случится обморок, если она увидит на них отпечатки его пальцев. Нет, придется отложить этот желанный миг еще на некоторое время.
Раздеваясь на ходу, он поплелся в ванную. Из крана с шипением вырвалась мощная струя горячей воды. Ощутив ее расслабляющее прикосновение, он с минуту наслаждался игрой с нею, поочередно подставляя то одну, то другую руку, то плечи, то шею. Неожиданно для него это оказалось чуть ли не приятнее мягкой постели. Наконец он заставил себя перекрыть кран. Вода, тоже как будто недовольно, схлынула.
Вытираясь полотенцем, он вышел из ванной раздетый до пояса.
— О! Никак, мы опять вместе! От судьбы не уйдешь, — услышал он знакомый голос и вздрогнул всем телом.
Полотенце слетело с его вытянувшегося лица. Перед ним стоял Виктор, все так же самодовольно ухмыляясь.
— Кажется, я забыл запереть дверь, — подумал Максим вслух.
— Да. Дверь была открыта, — непринужденно подтвердил тот, — иначе как бы я вошел, — Виктор прошелся по комнате, открыл шкаф и повесил туда свою кожаную куртку. — Нас поселили вместе. Здорово, правда?
Максим находил, что это вовсе не так уж и здорово. Само намерение выспаться за ночь ставилось под вопрос.
— А я-то думал, что это номер для новобрачных, — кисло заметил он.
— У них не осталось свободных номеров. Нельзя же допустить, чтобы кто-то ночевал на улице. Если хочешь, мы можем раздвинуть эти чертовы кровати.
— Мне от этого легче не станет.
— Как хочешь, — Виктор пожал плечами, его ничуть не затрагивал откровенно недоброжелательный тон. — А я вот, уже позаботился, — кивком головы он указал на край стола, где на круглом подносе стояли раскрытая бутылка коньяка и две наполненные рубиновой жидкостью рюмки.
Он взял рюмки и одну из них протянул Максиму.
— Выпьем за начало нашего знакомства.
Максим покрутил носом.
— Послушай! Должен же я хоть как-то тебя отблагодарить, — настаивал Виктор.
Максим неохотно взял свою рюмку, они чокнулись. Виктор потребовал: «Давай до дна», — и он влил в себя обжигающий напиток.
— Ну как, повторим?
Он резко запротестовал.
— Хорошо, хорошо, я тебя не заставляю, — и Виктор поставил на место опустевшую рюмку. — В таком случае, схожу-ка я тоже приму душ.
Закинув на плечо полотенце и послав с порога прощальный жест рукой, он исчез в ванной. Вскоре оттуда послышался шум стекаемой воды. Максим искал, на чем бы сорвать свою злость, потому что возненавидеть Виктора, в конце концов, было бы несправедливо. Впрочем, урезонил он себя, могло быть гораздо хуже. Могло быть и так, что пришлось бы заночевать в кабине, а это не слишком радужная перспектива, особенно, если на улице февраль. Конечно, за пятьдесят долларов ему, по крайней мере, могли бы дать возможность спокойно выспаться. За свои пятьдесят долларов он бы им тут устроил… За свои — конечно. Но ведь они были не его. А на бюджет фирмы они не произведут никакого впечатления.
Оригинальный вывод, что потеряла на этом вроде как бы фирма, а не он сам, несколько его успокоил. Пожалуй, сейчас самое разумное, пока тот тип моется, выключить свет и лечь в постель, а когда он наконец выйдет, притвориться спящим. Тогда он, по крайней мере, не будет приставать к нему со всякими там расспросами и уговорами, короче говоря, его должны оставить в покое. Максим оценивающе посмотрел на обе кровати. Какая из них удобнее?
Виктор забыл свой кэйс прямо на дорожке, посреди комнаты, Максим о него чуть не споткнулся. Он поднял его за ручку, чтобы убрать с прохода, и тут кэйс неожиданно раскрылся. Что-то тяжелое брякнуло на ковровую дорожку, он не успел заметить — что, после чего оттуда лавиной, накрыв собой таинственный предмет, посыпались полиэтиленовые пакетики, туго набитые белым порошком. С нехорошим предчувствием он взял в руки один, пробуя на ощупь. Пакетик был мягкий и нежный, словно там был крахмал или сухое молоко. Он знал, что в таких случаях содержимое безошибочно определяется на вкус. Но он не опер и не таможенник, ему не нужно было ничего доказывать. На глаз один такой пакетик весил грамм сто. И весь пол был усыпан ими. Тут не один килограмм наркотиков. Максим выпустил из рук пустой кэйс и, присев на корточки, осторожно разгреб кучу у своих ног. Здесь должен быть тяжелый предмет, издавший при падении короткий глухой звук. Вот и он. Это был пистолет «Беретта».
Максим взялся руками за голову, сосредоточенно уставившись на всю эту атрибутику преступного мира. Тут уже было не до шуток. Ему начинало казаться, что он порядочно влип.
В ванной попрежнему шипел душ. Он тревожно покосился на дверь, как бы опасаясь, чтобы Виктор не вошел в эту самую минуту и не застал его перед опустошенным кэйсом.
Скорее все назад! Лишь бы Виктор ни о чем не догадался… Он кинулся собирать разбросанные пакетики и складывать их назад. Наконец пакетики были на месте. Он бросил сверху пистолет и с облегчением захлопнул крышку. Все! Пусть лучше стоит себе в углу: не приведи Бог сам Виктор возьмется за ручку, и снова не выдержат замки. Послала же ему судьба попутчика!
Максим выключил свет и забрался под одеяло не снимая брюк. В это момент в ванной перестала течь вода.
В наступившей тишине Виктор медленно подошел к его кровати, очевидно, желая убедиться, что он уже спит. Только сейчас Максим распознал давно бъющий его озноб. Сердце отчаянно колотилось в груди, но он боялся шелохнуться, и тем самым выдать себя. Лежа спиной к окну и накрывшись одеялом с головой, он полагал, что в густой тени может безбоязненно держать глаза открытыми, и однако же его обнимал холодный страх, пока Виктор, остановившись всего лишь в метре от изголовья, напряженно всматривался ему прямо в лицо. Закрыть глаза было поздно, да и тогда он не смог бы следить за Виктором.
Все-таки, похоже, тот поверил ему, судя по тому как молча зашел с другой стороны и начал раздеватся, не пытаясь включить свет. С замирающим сердцем Максим прислушивался к доносившимся звукам: он слышал, как два-три раза звякнула пряжка поясного ремня, как просела соседняя кровать, как оркестром заскрипели пружины по всей ее длине. Они начинали скрипеть еще не раз, но спустя некоторое время, показавшееся ему вечностью, он услышал за спиной ровное сопение.
Выждав для верности еще столько времени, на сколько был способен, он осторожно спустил ноги на пол, но обуваться не стал, боясь разбудить Виктора громыханием подошв. Натянул на себя часть одежды, остальное собрал в охапку и тихонько выскользнул в коридор.
Кругом все спали, не слышно было ни малейшего движения. Присев на ступеньках лестницы, он наконец обулся. Затем встал, накинул куртку и сошел вниз.
Из комнаты администратора через открытую дверь лилися свет. Услыхав шаги, она выглянула на звук, и непонимающе уставилась на Максима. Вероятно, он должен был ей что-то объяснить. Но она опередила его.
— Так вы уже нас покидаете?
— Д-да… к сожалению, — протянул он, на ходу стараясь придумать подходящий предлог.
— Что-нибудь не в порядке? — допытывалась она.
— О нет, пожалуйста, не беспокойтесь. Все… замечательно. Просто я вспомнил… Мне нужно торопиться. У меня срочный груз.
— Конечно, понимаю, — кивнула администраторша, хотя оставалось неясным, поверила она или нет. — Приезжайте еще.
— Непременно, в следующий раз.
— Ах, вот еще что, — она остановила его у самого порога. Он вопросительно посмотрел на нее с полуоборота. — Вы забыли вернуть ключ, должно быть, он в дверях?
— Ключ? — удивленно переспросил Максим. — Боюсь, вы меня неправильно поняли. Уезжаю я один. Мой сосед немного задержится. Он крепко спит наверху.
Теперь уже администраторша изобразила крайнее удивление.
— Какой сосед? О ком вы говорите? Я вас не понимаю.
— Сосед, которого вы сами подселили ко мне в номер! — возмущенно напомнил Максим.
Она еще спрашивает, какой сосед! И вдруг что-то екнуло у него внутри.
— Извините, молодой человек, но к вам в номер я никого не подселяла! — ответила она с таким видом, словно под угрозой оказалось ее собственное достоинство.
— Но тогда… — он метнул настороженный взгляд поверх лестницы. — Что же он там делал?
— Собственно, в чем дело, вы объясните, наконец?
— Скажите, а тот парень, который появился после меня…
Она должна была его запомнить!
— Постойте! Примерно вашего возраста, м-м… такого же роста, — она измерила его взглядом, — одетый в кожаную куртку, кажется, так? Ведь вы его имели ввиду?
— Вот именно! Что ему было нужно?
— То есть, как это — что? То же, что и всем, переночевать.
— Значит, вы его все-таки поселили?
— Ну разумеется. В номере по соседству с вами. Он такой же, как и ваш.
— А он спрашивал обо мне?
— Он сказал, что вы приехали вместе. Я предупредила, что вы будете в соседнем номере.
Максим кивнул головой. Он начинал понимать. Точнее, он уже ровным счетом ничего не понимал!
— Сделайте одолжение, не будите его, — попросил он с порога.
Не найдя, что ответить, администраторша проводила его глазами, в которых попрежнему стояло недоумение.
Его трясло, будто в лихорадке. Крепкий ночной мороз только усилил это ощущение. Снег звучно хрустел под ногами, мелкие искорки вспыхивали в свете прожекторов, освещавших стоянку. Сторож дремал на посту.
— Эй! — крикнул он, надеясь голосом разбудить сторожа, но тот никак не отреагировал.
Тогда он скатал ком и бросил в окно кабины. Сторож испуганно протер глаза. При помощи жестов Максим объяснил, что выводит машину.
Продолжая стучать зубами, он завел мотор. В непрогретой кабине было почти так же холодно, как и на улице. Мороз затуманил окна, пришлось соскребать лед. Боковые стекла он расчистил лишь самую малость — так, чтоб были видны зеркала, — и включил «дворники». Те забегали по лобовому стеклу, рисуя аккуратные треугольники. Остальное его не беспокоило: оттает в дороге. Равномерный рокот мотора подействовал на него ободряюще. Даже правый «дворник» (только сейчас он об этом вспомнил) работал безотказно, подчистую выбирая снег. Он мог бы застегнуть куртку, пока не прогрелся воздух в кабине, но ему это не приходило в голову. Он хотел лишь одного: скорее исчезнуть, покуда Виктор его не хватился.
Наконец можно было ехать. Сторож к тому времени отпустил цепь и дожидался обок, чтобы потом сразу же натянуть. Максим нажал на педаль, «КамАЗ» судорожно вздрогнул и потянулся к воротам.
Коттеджи кемпинга быстро уменьшались в обоих зеркалах. Скоро только отдельные огоньки еще выдавали их местонахождение, да и те, обещая вот-вот исчезнуть, робко мелькали за стволами деревьев.
Прямая лента шоссе белела от инея. Груженый «КамАЗ» мчался по ней куда-то на полной скорости, остервенело врезаясь в ночь. Деревья с обеих сторон плотно обступили дорогу. Снопы фар внезапно выхватывали из темноты подернутые инеем белые кроны оголенных ветвей, которые, будто фосфоресцирующие на черном фоне скелеты чудовищ, вырастали у него над головой.
«БМВ» медленно проехал по алее на подступах к пограничному пункту и остановился рядом с припаркованным «КамАЗом». Из кабины последнего вылезла темная грузная фигура и прилипла к задней дверке «БМВ» в ожидании, когда опустится стекло. Ее лицо закрывала тень. Тонированное стекло, сумрачно поблескивая, поползло вниз.
— Полный порядок, — ежась на крепком морозе, произнесла фигура. — Прошло, как по маслу.
Ответа не было. Вместо него открылась передняя дверка и выпустила Виктора, переодетого в короткую спортивную куртку, похожую на те, что обычно носят водители.
— Ключи, — коротко потребовал он, подставляя ладонь, затянутую в кожаную перчатку.
— В машине, — ответила фигура.
Виктор легко взобрался на водительское место и, не снимая перчаток, включил зажигание. Мотор послушно заурчал. Тогда он высунулся из кабины и показал на пальцах, что все идет по плану.
«КамАЗ» тронулся с места и, объезжая вереницу ожидающих в очереди машин, направился сразу к пропускному пункту. Здесь, посигналив одному из грузовиков, вклинился в колонну. Никто не пробовал протестовать.
Очередь постепенно, хоть и не очень быстро, продвигалась, он был уже совсем близко от ворот. Под навесом слаженно работали таможенники. Виктор сосредоточенно наблюдал за их действиями. Они проверяли все подряд: заглядывали под днище, вскрывали пломбы и осматривали кузов. Похоже, что их предупредили. Хотя об этом он и раньше мог догадаться. Кинолог держал на поводке собаку. Ее запускали в машину, отцепив поводок. Нет, определенно, его «КамАЗ» такой контроль не пройдет.
Перед ним уже никого не осталось. У ворот торчал пограничник, готовый в любую минуту махнуть рукой, разрешая въезд. Дольше оттягивать было нельзя. Он и так здорово рисковал, подъехав к самым воротам; впрочем, он любил риск. Пограничник смотрел в противоположном направлении. Осторожно приоткрыв дверцу, Виктор еще раз убедился, что рядом нет никого, кто мог бы его остановить. Тогда он спрыгнул на асфальт, метнулся назад, пробрался между рядами машин, затем уже не кроясь отошел в сторонку вроде как бы по нужде, здесь снова оглянулся по сторонам — и окончательно растворился в темноте.
Спустя несколько минут Максим благополучно вырулил на трассу. В три часа ночи она была пустой. Лишь однажды ему показалось, что его обогнал «БМВ», очень похожий на тот, который следовал за ним по пятам от самой Винницы. Максим подумал о том, насколько ему не хватает самообладания. Теперь он будет вздрагивать при виде каждого белого «БМВ».
Менее чем через два часа он уже был на пропускном пункте в Шегинях и пристроился в хвост очереди. Несмотря на то, что до рассвета еще оставалось время, граница бурлила, как потревоженный улей. Целые отряды пограничников наводнили заставу. Максим насчитал до десятка машин, выкрашеных в защитный цвет. Таможенники сновали взад и вперед с фонарями, он также видел собак на поводке. Он знал, что эти собаки натасканы на наркотики. Их приучали к ним, добавляя в еду наркотик, и спустя некоторое время они сами становились «наркоманами». Они долго не жили, лет пять от силы.
Что-то случилось на границе. Краем уха среди водителей он слышал, поговаривали о какой-то машине, в которой якобы обнаружили большую партию спрятанного героина, и что разыскивали исчезнувшего водителя, но вот нашли или нет, этого никто не знал. Пограничники предпочитали хранить молчание.
Наконец подошла его очередь. Угрюмый таможенный инспектор потребовал сопроводительные документы.
— Что за груз? — спросил он сухо, начиная листать страницы.
— Спирт, — растирая ладони от холода, ответил Максим.
Оторвавшись от бумаг, таможенник прощупал его внимательным взглядом, но не произнес ни слова. Заглянул в кабину, затем обошел кузов, проверил пломбу, бегло сверил номер машины и направился в контору, попрежнему не раскрывая рта. Максим покорно последовал за ним.
В помещении было жарко. Таможенник развалился за столом и, положив фуражку на самый край, продолжал сосредоточенно изучать бумаги. Наконец, отобрав копии и шлепнув штамп с отметкой о выезде, он вернул их Максиму. При этом еще раз колко посмотрел ему в глаза.
— А шутите лучше в другом месте. Здесь не советую, — и вручил на миг задержанные в воздухе документы.
Максим заторопился к себе в кабину. Он ничего не понял из того, что сказал таможенник. Но у него не было ни времени, ни желания над этим задумываться.
Метров через двадцать он остановился у пограничного поста. Пограничник холодно взял под козырек. У них у всех были почему-то одинаково кислые лица. Он не мог с ними согласиться, ведь все складывалось вполне удачно. Скоро и Виктор, и неприятные воспоминания о прошедшей ночи останутся по ту сторону границы. Очередная отметка в паспорте — и он проехал мимо поднятого шлагбаума. Проверка с другой стороны — и он в Польше.
Максим радостно выхватил паспорт из рук удивившегося поляка. Сразу за погранзаставой остановился у первого попавшегося магазинчика, где купил плитку шоколада, подарив симпатичной белокурой продавщице приятную улыбку. Его захлестнуло внезапное воодушевление, окончательно вытеснившее страх. Ему хотелось смеяться и шутить.
Нетронутый снег поблескивал на обочине. Вдыхаемый воздух был морозный, свежий и необыкновенно чистый. На востоке, пробиваясь сквозь сизую дымку облаков, брезжил рассвет.
Рядом с пограничным пунктом в Медыке находилась автозаправка, в нее вклинился небольшой павильон с магазинчиком, который посещали одни автотуристы. Магазин работал круглосуточно, так же, как и заправка, хотя в ночное время площадка для автомобилей большей частью пустовала. Толстяк, подъехавший на «Польском фиате», заправив полный бак, отправился в магазин за пачкой сигарет. Скучающая симпатичная блондинка с заспанными глазами долго соображала, что ему от нее нужно. Покрутившись у прилавка с купленными сигаретами в руках, он снова вышел на трескучий мороз и, будучи раздетым, трусцой побежал к машине. Пустой салон пронизывали снопы фар обгонявших ее автомобилей.
Повернув ключ зажигания, он включил обогреватель, и, пока остывший салон наполнялся горячим воздухом, заставил ее выползти на трассу. Его и самого тянуло вздремнуть. Не бросая руль, он обеими руками распечатал упаковку, вытащил сигарету и сунул себе в рот. Спустя секунду после того, как погасло пламя зажигалки, он посмотрел в салонное зеркало и ничего не понял. Вид на дорогу заслонила чья-то голова, на тыльном сидении кто-то находился.
От неожиданности толстяк позабыл о том, что ему нужно вести машину.
— Кто вы такой? Что вы тут делаете? — испуганно взвизгнул он; сигарета вывалилась у него изо рта.
Не получив ответа, он перекинул ногу на тормозную педаль.
— Эй, послушайте! Я таких шуток не признаю! Немедленно выходите! — но несмотря на грозное с виду предупреждение, голос выдавал засевший в нем страх.
Сзади их стал догонять поток светящихся фар.
— Ладно, только без шума! — миролюбиво уступил пассажир, и толстяк сразу ощутил прилив сил. — Ну что за вредный народ! Даже подвезти не хотят!
Автомобиль остановился. Однако он не спешил выходить. Толстяк снова беспокойно заерзал на сидении.
— Долго я буду ждать?
— Сейчас, сейчас!
У себя под локтем водитель неожиданно почувствовал упершееся в него дуло пистолета. Дыхание перехватило судорожной спазмой, теперь он не смог бы возмутиться, даже если бы захотел.
— Не двигаться!
Предупреждение было излишним. В застывших позах они молча дожидались, когда пройдет колонна. Пронизывая салон ярким светом, отражавшимся в зеркалах, машины промчались одна за другой. Свет озарил лицо пассажира, тотчас нахмурившееся в глубине зеркала.
Выждав, пока они исчезнут из поля зрения, Виктор еще раз оглянулся назад. Трасса была темной и пустой. Небо запеленали почти неразличимые облака. Деревья, выстроившиеся по обе стороны шоссе, сгущали тень.
— Теперь выходи, — сказал он, все так же угрожая пистолетом.
Водитель с готовностью подчинился, он, вероятно, думал, что сейчас его отпустят восвояси, впрочем, это самое худшее, на что он мог рассчитывать. Откуда ему было знать, что никто не имел права опознать угонщика.
В точности выполнив все указания, он сошел на обочину, и тут Виктор, приспустив боковое стекло, просунул ствол в образовавшуюся щель и плавно нажал на спуск. Толстяк с разинутым ртом, не успев даже закричать, нелепо взмахнул руками и скатился в овраг.
Виктор закрыл окно с таким равнодушием, точно выбросил объедки, и пересел в водительское кресло. Автомобиль послушно тронулся с места. Нажав на клавишу приемника, он покрутил ручкой настройки. Из динамика полилась мелодия, которая в «КамАЗе» Максима привела его в экстаз. С видимым наслаждением повторяя губами милые сердцу звуки, он уверенно вел машину по ночному шоссе.
«Фиат» мчал по направлению к Пшемыслю. Он уже пробежал километров десять. Но перед развилкой впереди неожиданно показались огоньки. Виктор перестал напевать и в следующий момент увидел, как кто-то замахал фонарем. Сбавив скорость, он напряженно всматривался в темноту, и наконец подъехал достаточно близко, чтобы разглядеть стоящий справа на обочине белый «БМВ».
Теперь Максим мог снова до отказа нажимать на «газ»: перед ним лежала прямая дорога на Пшемысль. Небо из фиолетового стало синим и продолжало светлеть. Он был в отличном настроении, несмотря на ужасную ночь. Впрочем, он почти о ней забыл. Словно пережил страшный сон, и только. Виктора он наверняка больше не увидит. Их пути основательно разошлись, его закончится в Кракове, а Виктор…
Неожиданно впереди, по правую сторону дороги выросло столпотворение. Груда машин, вылезшие из них люди (просто проезжие, остановившиеся поглазеть), пограничники, дорожная полиция — все они сгрудились на обочине. Полицейские старались отогнать любопытных и расчистить проезд.
На минимальной скорости его «КамАЗ» прополз мимо этого сборища. Причина стала очевидной, как только он поравнялся с передним постом. На обочине перпендикулярно шоссе торчал остов легковой машины. Двери, должно быть, выломало взрывом. Салон опустел, если не считать покареженного железа. Пламя растопило снег в радиусе нескольких метров, и бурая земля проглядывала сквозь зияющие отверстия.
Полицейский руками в белых обшлагах нетерпеливо замахал у него перед носом.
— Проезжай, проезжай! Быстрее!
Документы, второпях оставленные им в проеме между водительским и пассажирским креслами, во время движения постепенно сдвинулись к краю и грозили упасть. Теперь, когда затор остался позади, а впереди снова бежала ровная дорога, он открыл «бардачек», чтобы положить их на место. Но они оказались в таком беспорядке, что пришлось брать частями и, сортируя, складывать один лист на другой. Пока левая рука удерживала руль, правая выполняла эту кропотливую работу. Бросив короткий взгляд на дорогу, он на секунду снова возвращался к бумагам. Вдруг что-то в них привлекло его внимание. Взгляд просто прикипел к прыгающим буквам. Он оторвался от чтения, только почувствовав, что сейчас куда-нибудь наверняка врежется. И в самом деле, «КамАЗ» уже норовил въехать на встречную полосу.
Он свернул на обочину и остановился. Все. Теперь можно вернуться к просмотру, и это положит конец сомнениям.
Максим жадно впился глазами в заполненный бланк. По нескольку раз они перебегали от строчки к строчке, от одной графы к другой, и по мере того, как сомнения и вправду рассеивались, он приходил в бешенство.
Ну конечно, на границе ему всучили чужую фактуру. То, что он держал в руках в настоящий момент, было товаро-транспортной накладной, выписанной на имя какого-то там Шемейко, который должен был доставить по назначению столько-то метров кабельных изделий. И как это они умудрились! Путаница могла быть только у них. У себя на базе он проверил каждый лист. Тем более, что здесь отправителем была совершенно незнакомая ему фирма. Черт бы их побрал, этих таможенников! «Шутить не советую»!
Он вытащил на поверхность остальные документы, которые уже успел спрятать в «бардачек». Необходимо проверить все. Продолжая переворачивать страницы, он едва не застонал. Везде — одно и то же. Тот же самый Шемейко. Та же фирма. Ну нет! Это уже чересчур! Максим со злостью швырнул их себе под ноги, и вдруг растерялся. Что-то здесь не клеилось. Если документы подменили украинские таможенники, то как же, в таком случае, поляки не обратили внимание на разницу в номерных знаках? А если — поляки?…
Минуту! — сказал он себе. Что-то с этим номером не то. Он старался припомнить номер своей машины, только это ему плохо удавалось. И ничего удивительного, ведь он сел на нее впервые. Максим соскочил на асфальт и обошел кабину спереди, сам не понимая, почему он это делает. Но увидев номерной знак, он решил, что у него начались галлюцинации. Нет, не может этого быть! Он вернулся в кабину, еще раз лихорадочно перелистал страницы: невероятно, однако номера все же совпадали!
Бред какой-то! Не в состоянии переварить это своим умом, он снова и снова ошарашенно смотрел то в раскрытый альбом, то на передок машины. Но от этого номер не менялся.
Он был на грани помешательства. Одна спасительная мысль пришла ему в голову: его паспорт! Хоть он-то наверняка не чужой! Максим начал торопливо рыскать по карманам. Слава Богу! Он облегченно вздохнул: паспорт был на месте. Он раскрыл его на той странице, где была приклеена фотография — очередной вздох облегчения! Еще никогда с таким удовольствием не смотрел он на собственное лицо.
Вдруг паспорт задрожал у него в руках. Протерев глаза, Максим перечел еще раз, с трудом пытаясь вторить себе непослушным языком: «ШЕМЕЙКО ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ».
Черным по белому. На паспорте с его собственной фотографией.
Что это, в самом деле? Наваждение, галлюцинации?
Что ж. Нехорошо усмехнувшись, он извлек из-под сидения монтировку и, обойдя кузов с тыла, продел ее в ушко висячего замка. Несколько решительных ударов заставили замок отскочить. Максим распахнул настежь обе створки. При свете дня он увидел штабеля лежащих друг на друге кабельных бухт.
Нет, это было уже слишком! Он не застонал — взвыл. Волна возмущения захлестнула его. Он исступленно замолотил монтировкой сначала по днищу, а затем с размаха саданул по внутренней поверхности до отказа раскрытой дверцы. Отдача была такой значительной, что ему пришлось выпустить монтировку из рук. И тут ярость неожиданно схлынула, будто он выместил ее в последнем ударе.
Пошатываясь, Максим добрел до края оврага, присел на корточки и умылся снегом. По телу пробежала мелкая дрожь, и сразу куда-то исчезла. После этого ему стало легче. Он уже ничего не чувствовал, как если бы переступил порог чувствительности.
Стиснув зубы, Максим продолжал путь, через Радымно и Ярослав, дорогой на Краков. Ни одного вопроса не задал он себе с того момента, как снова сел за руль. Слева и справа мелькали уютные домики, покрытые шапкой снега, ветер сдувал с них снежную пыль, небо закрывала серая пелена облаков, и только у самого горизонта протянулись огненные полосы. Но он этого не замечал. Все это откладывалось не более чем в его подсознании. Он аккуратно включал сигналы поворота, тормозил на пешеходных переходах, позволял обгонять себя легковушкам. И эти действия он тоже выполнял совершенно не задумываясь, почти автоматически, как робот. Какое-то из его мозговых полушарий, отвечающее за интеллектуальную деятельность, было словно отключено, он мог вести машину или устранить дорожную поломку, но вряд ли сумел бы объяснить, зачем он это делал.
Позади были Дембица и Жешув с развилкой Краков — Варшава. До Кракова оставалось не больше сотни километров. Однако перед Тарнувым его остановил патруль дорожной полиции.
Полицейский взял в руки путевой лист, и тут его брови недоуменно потянулись вверх.
— У вас указана пунктом следования Варшава. Почему же вы едете в Краков?
Максим не знал, что ответить. Готовый взвыть, он схватился за голову.
Полицейский, предположив, что он не знает языка, повторил вопрос при помощи жестов. Наконец он терпеливо спросил:
— Что такого с паном? Вам плохо?
Максим расправил плечи и откинулся на спинку кресла.
— Ничего. Уже все нормально.
— Вот ваши документы, — сказал полицейский, возвращая ему путевой лист. — Здесь — дорога на Краков. Краков, — громко повторил он, махнув рукой в западном направлении. — Вам нужно вернуться. Варшава — на север. Понял пан?
Максим молча кивнул в знак подтверждения, хлопнул дверцей — провожаемый глазами полицейского, развернулся и поехал в обратном направлении. Около Жешува он повернул на автостраду, ведущую к Варшаве. При этом снова делал только то, что ему было предписано, ничего более, в полной мере ощущая себя биллиардным шаром, который мчится туда, куда направит его кий игрока.
Но в какой-то момент что-то вдруг произошло с его обоими полушариями, как будто он только что вышел из-под гипноза и больше не желал слепо подчиняться чужой воле. Он резко нажал на педаль тормоза. Сзади идущий «Полонез», издав испуганный гудок, едва успел увернуться от двадцатитонного кузова «КамАЗа».
Максим даже не взглянул в его сторону. Спрыгнув на землю, он направился в дальний конец кузова. Открыл дверцу, легко вскочил на край контейнера и выбросил мешающие перегородки. Поднатужившись, потянул за нижнюю бухту. Штабель зашатался, и свернутый в бухты кабель посыпался с машины. Удовлетворенный первым результатом, он принялся энергично выбрасывать бухту за бухтой. В метре от дороги начинался глубокий овраг, поросший кустарниками. Черные, белые, желтые кольца скатывались вниз по крутому склону, падая, одни сползали, другие цеплялись за торчащие кусты и повисали на них. Возле машины образовалалсь насыпь. Он зарывался все дальше вглубь, но не останавливался и не чувствовал усталости. Он продолжал швырять кабель, упражняясь в попадании в открытый проем, а который, ударившись о стену, не долетал до края — беспощадно сталкивал ногами вниз.
Наконец все было кончено. Максим хладнокровно закрыл створки дверей, сел в кабину и завел мотор. Развернувшись, поехал обратно. Без груза машина шла легко. Кабель в бухтах грудой остался лежать на краю обрыва.
В третий раз Максим пересекал Жешув. Только теперь он возвращался домой. Пошли они все! Он не собирался участвовать в навязанной ему странной игре. Кто бы ее ни затеял и с какой целью, пора положить этому конец. Не будет он метаться по всей Польше на чужой машине и с чужим паспортом в кармане. Пусть на нем и красуется его фотография.
Ланьцут, Ярослав, Пшемысль промелькнули в обратном порядке. Нигде больше не задерживаясь, кроме как на светофорах, он на полной скорости летел к восточной границе, приближение которой отмечал по знакомым ориентирам. Пальцы до побеления сжимали руль. Глаза напряженно всматривались в линию горизонта. И хотя он пытался убедить себя в том, что уже ничто не остановит его на этом пути, но именно страх, в котором ему так не хотелось признаваться, сильнее чем что-либо толкал его вперед.
И все-таки что-то должно было произойти. Подсознательно или нет, но он это чувствовал.
До границы оставалось километров десять. За холмом он увидел бы Медыку. Но в эту минуту мотор неожиданно стал «чихать», один короткий взгляд, брошенный на приборную панель, объяснил буквально все: запас топлива был на нуле. Как это раньше он не обратил внимание! Ему бы следовало заправиться где-нибудь по дороге, но он был настолько увлечен гонкой, что больше ни о чем не думал. Непростительное ротозейство! Он с досадой посмотрел на верхушку холма, до нее было рукой подать, и тяжело вздохнул.
Вслед за тем наступила тишина. Невдалеке от шоссе величаво застыл зимний лес. С другой стороны — поля. Лес огибала дорога, ведущая в деревню.
Максим вышел на середину шоссе и стал голосовать. В течение десяти минут не останавливаясь проскочило мимо него несколько машин. Вдруг какая-то легковая, двигавшаяся в том же направлении, остановилась, не доезжая метров пятьдесят до «КамАЗа». Максим похолодел: это была не просто легковая, а белого цвета «БМВ». Конечно, это мог быть совершенно другой «БМВ», но что странно: после того, как тот остановился в таком малопривлекательном месте, из него никто не вышел.
У него по спине снова поползли мурашки. Что все это значило? Что там происходило за темными окнами «БМВ»? Отсутствие ответа само по себе внушало страх.
Охваченный этим паническим страхом, Максим со всех ног бросился бежать по направлению к деревне. Это было ближайшее место, где он мог чувствовать себя в относительной безопасности. А с другой стороны, как только они поедут следом, он тут же свернет в лес.
Впрочем, за ним никто не поехал. Они даже не пытались его настичь, хотя шансы были примерно одинаковы. Но это его не успокоило. Как видно, они были полностью уверены в себе, и в то же время Максим напрасно ломал голову, стараясь понять, что они там задумали.
Вконец запыхавшийся, хватаясь за деревянную ограду приусадебных участков, он вошел в деревню. Посреди широкой площадки находился бар, в котором кроме кофе, спиртных напитков и пепси-колы подавались также горячие сосиски. Его клиентами были как свои, так и заезжие автотуристы. В доказательство сбоку припарковалось несколько машин. Здесь должно быть людно, решил Максим и свернул туда.
В самом деле, внутри оказалось человек восемь-десять. Для небольшого помещения (четыре столика плюс стойка) это было не так уж и мало. Тут они не посмеют его тронуть. Разве что подкараулят под дверью. Вот этого-то и следовало опасаться.
Сориентировавшись, Максим направился к стойке. Бармен еще издали посмотрел на него вопросительно. Его глаза были не то осоловевшие, не то круглые от природы. Усы беспомощно провисали. Для полной ясности не хватало только услышать бессвязную речь. Максим уже приготовился к чему-то подобному. Но оказалось, что бармен прекрасно владел своим языком, и, более того, когда он заговорил, не осталось никаких сомнений, что это совершенно трезвый человек.
— Слушаю пана.
Максим порыскал глазами в поисках телефона. Аппарат действительно чернел за спиной у бармена.
— Вы позволите? — ткнул он в него пальцем. — Мне необходимо срочно позвонить в полицию.
Бармен слегка оторопел.
— Что пану угодно?
Ему помешал телефонный звонок. Он сказал: «Извините», — и поднял трубку. Затем обвел глазами крохотный зал.
— Пан Шемейко! — выкрикнул он. — Пана Шемейко просят к телефону!.. Есть тут пан Шемейко? — громко повторил бармен и уже приготовился ответить в трубку, что такого здесь нет, как вдруг Максим сообразил, что спрашивают, собственно, его.
— Это я, — хрипло произнес он и не узнал своего голоса, как если бы вместо него и впрямь ответил кто-то другой.
— Вы? — бармен посмотрел недоверчиво, но все же вручил ему трубку.
В ней раздался густой, приятный баритон.
— Пан Шемейко?
Максим сначала прочистил горло, чтобы ничего не заметили те, на другом конце.
— С кем я разговариваю?
— Сейчас это неважно. Лучше слушайте и не задавайте лишних вопросов, — нет, определенно, у его собеседника был прекрасно поставленный актерский голос. — Прежде чем вы сделаете очередной шаг, хочу вас предупредить о последствиях. Мне понятно ваше беспокойство. Но, уверяю вас, все, что вы по этому поводу можете подумать, не соответствует истине. Впрочем, всему свое время. А пока что просто постарайтесь не натворить глупостей. Попросите бармена включить телевизор и дождитесь очередного выпуска новостей. Обещаю, там будет кое-что для вас интересное. Это стоит посмотреть! А в полицию позвонить всегда успеете, — не дожидаясь ответа, на другом конце повесили трубку. Максим услышал короткие гудки.
Он так и застыл возле стойки, продолжая разглядывать безмолствующий аппарат, словно в ожидании еще одного звонка. Бармен, крякнув, вывел его из оцепенения.
— Будете что-нибудь заказывать?
— Да, пожалуйста… — Максим безразлично прошелся глазами по ряду наклеек. — Пепси! — а как только тот наполнил стакан, кивнул в сторону выключенного телевизора. — И, если можно…
С пепси-колой Максим примостился на вращающемся табурете у стойки, откуда изредка косился на экран, в то время как из головы не выходили загадочные намеки незнакомца. Кстати, откуда тот мог звонить? Из своего «БМВ»? А, может, из собственной виллы — после того, как ему доложили из «БМВ»? Сидит себе в домашнем халате у растопленного камина и раздает указания, влюбленный в звук собственного голоса.
Задумавшись, он пропустил момент, когда закончился рекламный блок, уступив экран комментатору выпуска новостей. «О сегодняшнем происшествии на восточной границе — репортаж из Медыки…».
При упоминании о Медыке Максим опустил стакан с недопитой водой. Вероятно, это была именно та часть выпуска, о которой предупреждал «баритон».
«Сегодняшней ночью на польско-украинской границе была задержана грузовая машина, следовавшая со стороны наших соседей, в которой оказалось более двух килограммов спрятанного героина. Как стало известно из хорошо поинформированных источников, водитель заблаговременно успел скрыться, оставив таможенникам машину и наркотики. Спустя лишь полчаса после этого инцидента пограничная служба зафиксировала нелегальный переход границы. А еще через час на пшемысльской дороге был угнан автомобиль, а его водитель застрелен. Полиция считает, что все эти события имеют непосредственное отношение друг к другу, иначе говоря, преступник, бежавший через границу, добавил к попытке провезти наркотики убийство человека на польской территории. В настоящее время ведутся интенсивные поиски. Но независимо от их результатов вполне очевидно, что пришла пора пограничникам сделать наконец соответствующие выводы из многочисленных просчетов, допущенных в минувшем году, а правительство, в свою очередь, должно обратить внимание на крайне скудное выделение средств для охраны государственных границ…».
Дальнейшие разлагольствования комментатора по поводу того, сколь бедна граница, Максим пропустил мимо ушей. Да и в целом сообщение, вероятно, вызвало бы у него лишь недоуменную гримасу, если бы не нечто такое, что успела запечатлеть пленка оператора. Это был «КамАЗ». Его «КамАЗ». Крупным планом камера выхватила номер, и тут совершенно отчетливо он вспомнил, что это был его номер. Его машина — и наркотики. Наркотики — и убийство. Кто был за рулем?… Впрочем, ведь сказано: ведутся поиски. Наверное, они уже идут по следу. Хотя бы скорее нашли! Тогда все образуется… И вдруг он похолодел. Неожиданная догадка блеснула, как молния в ночь. Господи! Машина-то была его! Значит, и разыскиваемый преступник — он сам?!
Максиму показалось, что он летит куда-то в бездну, хотя на самом деле неподвижно сидел за стойкой бара, будучи, разве что, несколько бледнее обычного. Посетители, с вялым интересом выслушавшие сообщение, тут же забыли о нем за своими разговорами. Тем не менее он поневоле вздрагивал при каждом случайном взгляде, брошенном в его сторону.
Максим залпом осушил свой стакан. В это время бармен снова подошел к зазвонившему телефону.
— Слушаю… Минуту. Это еще раз пана, — сказал он, протягивая трубку.
Та задрожала у Максима в руке.
— Пан Шемейко? — переспросил тот же голос. — Полагаю, что теперь это имя звучит несколько приятнее, чем Максим Чернецкий?
Выходит, он не обманулся, подумалось Максиму. Они и в самом деле решили взвалить на него всю ответственность!
— Что вам от меня нужно?
— Мне? — переспросил насмешливо «баритон». — Ошибаетесь, это вы нуждаетесь во мне, а не я в вас. Сами видите, я вас до сих пор и пальцем не тронул. Наоборот, стараюсь помочь.
— Ценю вашу заботу.
— Я — ваша единственная надежда, — продолжал он, пропуская мимо ушей ироничное замечание Максима. — Советую это усвоить.
— Короче! — раздраженно подхлестнул его Максим. — Говорите, чего вы хотите.
— Кажется, мы достигли взаимопонимания. Уверяю вас, выполнить мое условие будет нетрудно. Да, собственно, от вас ничего и не потребуется, кроме как оставаться тем, кем вы сейчас есть, то есть Петром Николаевичем Шемейко, но и это, как вы успели убедиться, прежде всего в ваших собственных интересах. Всего лишь сделайте то, что сделал бы пан Шемейко в настоящий момент: отправляйтесь в Варшаву и остановитесь в отеле «Мариотти», где на ваше имя зарезервирован номер, и не беспокойтесь о расходах.
— И это все? — настороженно спросил Максим.
— Я же предупредил, что помогу вам выпутаться.
— Вы меня не так поняли. Я хочу знать, что от меня потребуется взамен.
— Взамен? Что вы, ничего. От вас ничего не потребуется. Вы решите сами, воспользоваться моим предложением или нет. Вы можете отказаться сейчас, но вы сможете это сделать и в дальнейшем, в любой момент. Выбор за вами остается всегда, это я вам гарантирую.
— Я что-то не совсем понимаю. Вы из благотворительной организации?
— Пожалуй, это интересная мысль, — подхватил «баритон». — Можете считать, что так… Впрочем, я заканчиваю наш разговор. У вас есть время подумать до принятия первого решения. Но учтите: заказ на номер действителен только до конца завтрашнего дня.
Разговор оборвали короткие гудки. Максим размышлял. Чертовщина какая-то! Странно, однако чем дальше, тем труднее было во всем разобраться. Незнакомец с приятным голосом внушал ему непреодолимое отвращение. Хотя в одном он, по крайней мере, был все-таки прав: у Максима не оставалось другого выхода. Этот мафиози заигрывал с ним будто кошка с мышью.
Бармен нерешительно протянул руку за телефонным аппаратом.
— Пан еще собирается куда-то звонить?
Максим с сожалением отстранился.
— Нет, благодарю вас. В этом уже нет необходимости.
Выйдя из бара, он уже смело пошел обратной дорогой к автостраде. «КамАЗ» сиротливо стоял у обочины. Зато «БМВ» и след простыл.
Вскоре ему удалось остановить какой-то «МАЗ», ехавший в сторону границы.
— Что стряслось, земляк? — спросил водитель по-русски, высунувшись из кабины.
Максим ответил, что у него кончилось топливо.
— Ну, тогда тащи ведро, — с готовностью сказал парень и, как только Максим подошел с ведром, сунул в рот конец шланга, а затем резко отпустил.
На дне ведра забурлила маслянистая жидкость. Отвернувшись, парень с отвращением выплюнул солярку, попавшую ему в рот.
Ему очень хотелось поддержать разговор, несмотря на то, что Максим отвечал слишком неохотно. После обычных выяснений, кто, что и откуда он неожиданно спросил:
— Послушай, а ты контрабандой не занимаешься?
Максим при этих словах онемел. Хорошо еще, что тот неотрывно следил за струей и не видел его лица. Водитель расценил молчание по-своему.
— Выходит, тебе проще. А я вот, нагрузился, — не дождавшись ответа, признался он доверительно. — масло, кетчупы, мясные консервы. Всего понемножку. За рейс на этом можно заработать около сотни «баксов». Конечно, косметику и жевательную резинку возить куда выгоднее, но зато труднее продать, а вот продукты питания покупают оптом… Не знаешь, как там сейчас граница? Трясут здорово? А то я уже неделю, как оттуда. Стоял под погрузкой.
Максим догадался пожать плечами.
— Не знаю… Хотя, в общем, боюсь, что трясут.
— Ну да ладно, — слегка обеспокоенный, парень вздохнул и принялся сворачивать шланг. — Ты ведь тоже туда? — он кивнул на его машину, развернутую на восток.
— Я — в Варшаву, — сам не зная как, неожиданно ответил Максим, и только сейчас начал понимать, что для него этот вопрос уже давно решенный. Еще там, баре, еще до того, как «баритон» положил трубку. Ненадолго же его хватило! А впрочем, что он мог поделать?
— А… Ну, тогда нам в разные стороны! — сказал тот и, прощаясь, добавил. — Везет же тебе! А я вот, дальше Жешува пока ни разу не был… Ну, приятель, держись! Мне пора.
Максим залез в кабину и, пропустив его вперед, в несколько приемов развернул неповоротливый «КамАЗ». На месте он расчитывал быть завтра к полудню. Хотя ему становилось не по себе при всякой мысли о той нешуточной игре, в которую его втянули, не спросив согласия. Причем на неравных условиях, не оставив и шанса ухватиться за кий. Биллиардный шар, который загоняли в лунку. И этой лункой, по всему видать, была Варшава.
Отель «Мариотти», полуторасотметровая стеклянная башня, подпирала небо в самом центре Варшавы, напротив ушел под землю железнодорожный вокзал, и только чуть правее, как бы в неустанном соперничестве с произведением новой эпохи, еще тянулся вверх острый шпиль здания, некогда подаренного Иосифом Виссарионовичем завоеванному городу.
Очевидно, номер в таком отеле стоил недешево. Максим почувствовал себя немного скованно. Оттуда навстречу ему выходили респектабельные западноевропейцы.
Толкнув раскачивавшуюся стеклянную дверь, он увидел просторный вестибюль, отмеченный диковатыми причудами современного дизайна. Портье в черно-белой униформе остановил на нем вопросительный взгляд.
— Слушаю пана, — произнес он с профессиональной вежливостью.
— Я… Для меня у вас должен быть зарезервирован номер, — сказал Максим, однако портье не шелохнулся, и у него был вид человека, который вообще не понимает, о чем идет речь. Максим хлопнул себя по лбу. — О, прошу прощения, — и представился. — Петр Шемейко.
Портье сразу оживился, исчезла прежняя натянутость.
— Пан Шемейко?! — переспросил он и засуетился, заставив Максима подумать, что его новое имя, быть может, вещь не настолько обременительная, как ему показалось вначале. — О да, для вас действительно приготовлен номер. Прошу сюда, — он подвел его к стойке, из-за которой выглядывала тщательно уложенная женская прическа и черный жакет, видимо, составлявший часть униформы. — Извините, обычная формальность.
Через верх стойки Максим протянул паспорт и проследил за тем, как на экране монитора появилось имя Петра Шемейко.
— Здислав! — в следующую минуту портье прищелкнул пальцами, подзывая служащего и вручая ему ключ. — Проводи пана в номер 4219. С видом на Варшаву, — прибавил он весьма келейно, обращаясь к гостю. — А вещи пана… — он посмотрел вокруг и растерянно замолчал.
— Благодарю вас, — успокоил его Максим, полагая, что не стоит показывать свой более чем скромный багаж. — Они в машине. Чуть позже я перенесу их сам.
— Ну зачем же себя утруждать?… А впрочем, как пану будет угодно. Здислав! — настойчиво повторил портье, указывая глазами на лифт. — Проводи пана!
Высокий молодой человек с такими ручищами, что на него можно было спокойно вешать любой багаж, вышагивал впереди, и половицы громко скрипели под его подошвами. Он нажал на кнопку вызова лифта, и, когда двери раскрылись, пропустил гостя вперед. Скоростной лифт мигом вынес их на сорок второй этаж, хотя с непривычки могло показаться, будто они вышли где-то на четвертом.
Служащий открыл двери номера. В нем оказались две жилые комнаты, спальная и гостиная, утопающие в зелени цветов, он раздвинул кружевные портьеры, и яркий свет неба сквозь стену — стекло от потолка до пола — ударил прямо в глаза. Портье сказал правду. Привыкнув к свету, Максим увидел как бы уменьшенный до макетных размеров город, раскинувшийся где-то внизу, и ему показалось, что пол вдруг заходил у него под ногами. Он быстро отвернулся от окна, и головокружение прошло. Здислав стоял у самого края, абсолютно равнодушный к зияющей пропасти, как если бы не имел ни малейшего понятия о том, что такое страх высоты, и, кажется, беспокоился только о своих чаевых. У Максима что-то еще бреньчало в кармане, и хотя он сам с удовольствием потратил бы на себя остатки денег, полученных от фирмы, вероятно, тому, кто остановился в роскошном номере отеля «Мариотти», не пристало выпроваживать обслугу слишком простонародным способом. Зажав в руке монету, Здислав отвесил привычный поклон и исчез за дверью.
Максим послонялся по комнатам, изучая обстановку, присел на мягкий пуфик, провалившийся под ним. Роскошные апартаменты. Что, все-таки, задумал этот ненормальный из «БМВ»?
Снова вопросы. Они кого хочешь загонят в угол. Лучше об этом вообще не думать. Тогда он решил, что неплохо бы компенсировать потерю на чаевых, подошел к телефону, заглянул в справочник и набрал номер ресторана. Ему ответил располагающий женский голос. Все они тут были располагающие.
— Я бы хотел заказать что-нибудь в номер.
— К вашим услугам. Что желаете?
Максим задумался.
— Возможно, что-нибудь из мясных блюд.
— Тогда цыпленок в соусе с грибами и жареным картофелем? Фирменное блюдо.
— Годится.
— Овощные закуски?
— На ваш вкус.
— Напитки?
— Предпочитаю безалкогольные, — он вдруг подумал, что ему следовало иметь холодную голову.
— Будьте любезны подождать. Вам скоро принесут.
«Будьте любезны»! — про себя передразнил ее Максим. Вокруг него происходило столько непонятного. И несмотря на его старания ни о чем не думать, эта неизвестность вызывала в нем растущую тревогу.
Он включил телевизор. Возможно, к этому времени уже появились свежие новости. Однако почти все эфирное время новостей было посвящено забастовке шахтеров. О происшествии на границе не упоминалось ни единым словом. Пройдясь по каналам, он остановился на какой-то телеигре, в которой нужно было по отдельным намекам угадывать названия предметов, и с ногами взобрался на диван, стараясь мысленно принять в ней участие. Это заставит его отвлечься.
В дверь постучали. Он тотчас слетел с дивана, считая, что обслуга не должна видеть его в такой нескромной позе. Должно быть, это из ресторана. Но на пороге снова вырос Здислав, в руке у него был какой-то конверт.
— Прошу прощения, — сказал он, — вам забыли вручить. Это телеграмма пану. Она пришла еще утром, до вашего приезда. Прошу извинить, — еще раз сказал он, положил телеграмму на стол, затем вернулся к двери, поклонился и вышел.
Максим осторожно взял конверт со стола. На нем был указан адресат — то есть его новая фамилия и название отеля. Ему стало страшно. Усилием воли он заставил себя вскрыть конверт, так, словно внутри мог находиться его приговор. Но ничего подобного там не оказалось. Это даже близко не напоминало то, что он ожидал увидеть.
«Дорогой племянник, буду искренне рад твоему приезду. С нетерпением жду момента, когда смогу тебя обнять. Любящий тебя дядя».
Он посмотрел на обратный адрес. Господи, Коломбо! Это же край света! Он ошарашенно вертел в руках телеграмму. Даже не сразу обратил внимание, что текст был на русском языке, хотя и набран латинским шрифтом. Он просто прочел его и осознал смысл. Час от часу не легче! Кто еще такой этот любящий дядюшка? Во что его втянули?
Снова раздался стук в дверь, на этот раз в его номер вкатили столик, заставленный блюдами из ресторана.
Он вяло пережевывал пищу и при этом искоса поглядывал на белый конверт, лежавший сбоку. Эта злосчастная телеграмма, к тому же, портила ему аппетит. У него было такое ощущение, словно он поедал чужой обед. Например, настоящего Шемейко. Подумав о нем, он с ненавистью швырнул на стол вилку и нож. Нет, он не может в безмятежном спокойствии сидеть и обедать в этом номере! И ждать, что с минуты на минуту явится настоящий хозяин.
Он вскочил и выбежал в коридор, дорогой прихватив свою куртку. Скорее вниз! Ему казалось, он начинает задыхаться в этом отеле. Лифт задерживался. Цифры на табло указывали, на каком этаже в данный момент застрял лифт, и теперь при одолевавшем его нетерпении он уже двигался слишком медленно. Кажется, Максиму никогда его не дождаться. Он махнул на лифт рукой и бросился к ступенькам. Лишь бы не ждать.
Ступенек сорока двух этажей вполне хватило ему для того, чтобы остыть. Но он все равно вышел на улицу: подышать свежим воздухом и, быть может, окончательно придти в себя.
Прогулка и в самом деле пошла ему на пользу. Толпы спешащих людей ничуть его не стесняли. Он неторопливо проходил мимо закусочных, игнорируя рекламу. Поток пешеходов переносил его на противоположные стороны улиц, позволяя на некоторое время забыть о светофорах. Только одна витрина все же завладела его вниманием, заставив войти вовнутрь магазина: того, в котором продавались телевизоры. Они разместились на стеллажах, заполнив все стены.
Некоторые из них были включены. По одной из программ шел выпуск новостей. Мелькнули знакомые кадры, и он сразу сообразил, что это продолжение утренней передачи. Озвучанию, правда, мешали другие программы. Рядом покупаемый телевизор включили едва не на полную громкость, слова глушила эстрадная музыка. То, что ему удавалось разобрать, было лишь обрывками фраз, позволяющими догадываться о содержании в целом. Тем не менее он отчетливо расслышал собственное имя. «…Им оказался двадцатилетний Максим Чернецкий из Винницы, по заявлению украинской милиции, ранее никогда не значившийся в ее архивах. Дальнейшее расследование, очевидно, заходит в тупик, поскольку предполагается, что он погиб в автокатастрофе спустя час после… Такое стечение обстоятельств вызывает вполне обоснованное подозрение, что и тут не обошлось без вмешательства мафии, заметающей следы. Можно ли на этом считать дело закрытым?».
Максим подавленно отвернулся от телевизора и подумал, что самое время вернуться в отель.
В шесть часов вечера в его номере негромко зазвонил телефон. Хотя он и был готов к этому звонку, а все же у него засосало под ложечкой, когда он снимал трубку.
— На вашем месте я бы соблюдал осторожность, пан Шемейко.
— Что вы имеете ввиду? — спросил он дрогнувшим голосом, внезапно заподозрив, что за ним, вероятно, следили с того момента, как он покинул отель.
— Постарайтесь никуда не выходить из номера. В данный момент это может быть опасным.
Впрочем, возможно, наблюдения не было, они только пытались ему звонить.
— Вы, очевидно, знаете, где я был, — наугад бросил Максим.
«Баритон» наживку проигнорировал.
— Возможно. И все-таки настойчиво советую не покидать номер. Вы мне скоро понадобитесь.
Он для него вещь, которая должна все время находиться под рукой!
Максим чуть не забыл спросить о телеграмме.
— Послушайте! Что это еще за дядюшка с Цейлона, разыскивающий своего любимого племянника? Скоро он узнает, что в отеле под этим именем кто-то живет, и решит, что здесь его племянник. А если, чего доброго, он захочет связаться с ним по телефону? Что, в таком случае, я ему скажу?
— Пусть это вас не волнует. Тот, о ком идет речь, не пользуется телефоном уже много лет. И вообще, нет никаких причин для беспокойства. Если вы будете в точности следовать моим указаниям, с вами ничего не случится.
— Кто этот человек? — не унимался Максим. — Что за игру вы ведете?
— Вы задаете много вопросов, — недовольно заметил тот.
— Я имею право!
— Ваши права зачитает вам полиция, если хотите, — напомнил «баритон». Максим прикусил язык. — Ну вот что. Или вы слушаетесь меня, или выпутывайтесь сами, но тогда я не поставлю на вас и ломаного гроша. Вы меня поняли?
— Можно не повторять, — угрюмо ответил Максим.
— Вот и договорились. В таком случае, ложитесь лучше спать. Завтра я вам позвоню.
Звонок прозвучал на следующий день в такое же время.
— Пан Шемейко? Вы не забыли о нашем соглашении?… Тогда ровно в девятнадцать тридцать вы выйдете из отеля. Я пошлю за вами автомобиль.
Максим вышел, как и было велено, ровно в половине восьмого. В это время на улице уже стемнело. Фонари тускло освещали широкую лестницу, спускавшуюся на площадь. Однако машину, которую прислал за ним «баритон», он узнал бы с закрытыми глазами. Она стояла внизу, напротив входа. Когда до нее оставалось несколько шагов, заднюю дверцу толкнули изнутри. Он пригнулся, и его поглотила темнота, скрыв от посторонних глаз за черными трапециями окон.
Автомобиль резко рванул с места. Присмотревшись, он понял, что в машине, кроме него и водителя, никого нет. Лицо водителя только изредка и только на короткий миг появлялось в зеркале, освещенное фарами встречного движения. Кажется, ему было лет под сорок, и нос у него был мясистый, а, возможно, он был молод, и это лишь темные впадины вокруг носа, резко очерченные прямым светом, придавали ему такой вид. Его голоса он и вовсе не слышал, Максиму не удалось вырвать из него ни единого слова, он даже спрашивал себя, не был ли этот водитель глухонемым.
С километр они ехали по прямому шоссе, затем свернули в сторону и начали петлять улочками, как бы стараясь затеряться между домами. Здесь они завернули в какой-то двор, въехали под свод арочного проезда и остановились. В тот же миг слева и справа от стен отделились едва различимые фигуры, обе задние дверцы одновременно открылись, и с обеих сторон на Максима грубо навалились дохнувшие никотином две здоровенные детины. От них разило, будто из урны с окурками.
— Эй, потише! — закричал Максим, испугавшись, как бы они его в темноте невзначай не раздавили.
Он, правда, не видел, с кем имеет дело, но, в отличие от водителя, эти хотя бы умели разговаривать.
— Ну-ка, ты, двигайся, — не слишком вежливо потребовал тот, который был справа.
«БМВ» просел, наверное, на весь запас пружин.
— Эй, в чем дело? — возмутился снова Максим, почувствовав на запьястьях холодный металл наручников.
— Потерпишь, ничего с тобой не случится.
Те же руки попытались надеть ему на глаза повязку, но на этот раз он увернулся.
— А это еще зачем? Нет, так мы не договаривались! Знаете что, звоните вашему боссу. Скажите ему, что я никуда не еду.
Наверно, если бы сейчас зажегся свет, Максим увидел бы снисходительное выражение на их лицах.
— Вообще-то нам проще тебя оглушить, — прозвучал спокойный голос слева. — Но пока что мы этого не делаем.
Максим не поверил своим ушам: ему при этом еще и оказывали услугу!
— Вы очень любезны, — проворчал он, уступая их вполне убедительным доводам и позволяя завязать себе глаза.
Машина дала задний ход. Они снова вырулили на шоссе. Максим слышал, как один из громил сообщил по мобильному телефону, без сомнения — своему хозяину:
— Все в порядке. Мы едем.
Хотя его глаза и закрывала повязка, но как-никак, а все же он был профессиональным водителем. Он точно знал, когда машина движется в потоке, а когда несется одна по свободной трассе. По тому, как все реже они останавливались на светофорах, он определил, что они выехали на окраину города, а отсутствие крутых поворотов и высокая скорость подсказали, что они мчатся по загородному шоссе. Поворот на девяносто градусов и начавшееся затем петляние могли означать только то, что поездка подходит к концу.
Сначала его отбросило влево, затем вправо. Автомобиль остановился, а через несколько секунд затих и мотор. Открывшиеся дверцы впустили морозный воздух.
— Ну-ка, вставай, — тронул Максима за плечо сосед справа. — Приехали.
Стараясь не удариться головой о верх дверного проема, Максим выбрался из машины. Снег хрустел у него под ногами. Поддерживаемый с обеих сторон, он взошел по ступенькам на какое-то крыльцо, переступил порог навстречу теплу, и только внутри с него сняли повязку.
Ему не пришлось зажмуриться от яркого света. Света почти не было. Стоял полумрак, который рассеивали только тлеющие головешки в растопленном камине. Их красноватый отблеск терялся в углах просторной комнаты, внушая гостю ощущение, будто в тени кто-то прячется. Два пустых кресла стояли развернутые к камину. Покой, тишина, греющий камин. Именно такую обстановку он себе и представлял. Не хватало лишь в одном из кресел больного старика, прикрывающего пледом ревматические ноги.
Настоящий старик, вопреки всему, вошел в дверь достаточно уверенным шагом. Его возраст выдавали морщины, сеткой избороздившие лицо, вероятно, ему и в самом деле было между шестидесятью и семидесятью, однако по его молодцеватому виду, исполненному оптимизма, можно было подумать, будто он собирается жить вечно.
— Не выношу яркий свет, — это было первое, что он произнес, очевидно, считая своим долгом предупредить гостя на сей счет. Максим невольно вздрогнул, узнав этот голос. — Надеюсь, это не помешает нашей беседе. Прошу вас, — «баритон» указал на одно из кресел, сам же занял другое.
Максим охотно вытянулся у камина. Хозяин подкинул в огонь пару новых поленьев. Искры сыпанули во все стороны.
— Ваши люди увязались за мной еще в Виннице, — начал было Максим, стараясь первым ухватить инициативу. — Вы заранее подготовили паспорт, машину и все такое. Не принимайте меня за идиота! Ведь это вы приказали избить моего напарника, чтобы я отправился в рейс один, не так ли? Мой напарник был для вас лишним. Думаю, пора наконец объясниться.
«Баритон» выслушал его реплику с нескрываемым интересом.
— А вам не откажешь в наблюдательности! Это радует. Выходит, я в вас все-таки не ошибся.
— Значит, вы признаете, что спланировали мое похищение задолго до нашей встречи? Тогда вам остается только назвать причину. Так что же вам от меня нужно?
— Правда, вы очень нетерпеливы. Но и это не такой уж серьезный недостаток.
Он прищелкнул пальцами. Максим только сейчас обратил внимание, что один из громил, притащивших его сюда, попрежнему торчал в глубине комнаты. На знак хозяина он наполнил два бокала чем-то похожим на бренди и обошел сидящих с круглым подносом, терпеливо дожидаясь, пока каждый не возьмет по бокалу в руки. Бренди в бокалах, как ни странно, оказалось ровно наполовину, этот наемный убийца был прирожденным гарсоном.
— Так вот. Один мой давний приятель и партнер по бизнесу, выходец из ваших краев, как-то попросил меня помочь ему в поисках брата, с которым его разлучила война. Почти полвека прошло с тех пор, как они расстались. Скитаясь по свету, он не имел о нем никаких вестей. Кажется, прежде это его не очень беспокоило. Но вы же знаете, как старики подвержены ностальгии. Они готовы на что угодно, лишь бы навести хоть какой-то мостик в прошлое. Некоторые прямо-таки маячат этим… И что ж? Увы, поиски привели к могиле его брата… Но зато утешением старику было узнать о существовании племянника, брат успел жениться и оставить после себя сына. Приятель потребовал от меня доставить его к нему. Извольте! Я все устроил, дядюшка вот-вот должен был обнять своего племянника… Как вдруг случилось непредвиденное: автокатастрофа. Да, это ужасно! Племянник погиб, так и не встретившись с дядюшкой.
— Вашему приятелю пришлось нелегко, — заметил Максим, хотя от его слов за версту несло откровенной подделкой. — Должно быть, он сейчас сильно переживает.
«Баритон» поспешил возразить.
— В том-то и дело! Он ничего не знает. Старик очень плох. Я бы ни за что не решился сообщить ему о случившемся, это означало бы попросту свести его в могилу.
— Скажите лучше, вы боитесь, что он вам не поверит, не так ли?
— Что вы хотите этим сказать? — «баритон» удивленно приподнял брови.
— Только то, что автокатастрофы происходят не каждый день. Ваш приятель может не поверить в простое совпадение. Ведь вы это имели ввиду?
— Мне нравится ваш ход мыслей, — откровенно признался он. — И вы мне все более симпатичны.
— Зато меня кое-что настораживает, особенно, когда я думаю над тем, почему я здесь и с кем имею дело.
— Да? И что же именно?
— Скажите, вы и в самом деле непричастны к смерти его племянника?
— Ну что вы. Я, конечно, не святой, но было бы слишком несправедливо повесить на меня еще одно убийство.
— Значит, его все-таки убили?
— Я этого не говорил.
— Но вы сами только что произнесли это слово.
— Как я уже заметил, вы умны не по годам, но вместе с тем жутко настырны. Смею предупредить, что излишнее любопытство не доведет вас до добра.
— Это я-то настырный? Да это же вы от меня все время чего-то добиваетесь. Кто всучил мне документы на имя Петра Шемейко, кто заставил меня приехать в Варшаву и поселиться в отеле под его именем? Так что, быть может, вы перестанете играть со мной в прятки и объясните, в конце концов, какое отношение ваша мелодрама имеет ко мне?
«Баритон» зачарованно посмотрел сквозь золотистый бокал на пламя, разбушевавшееся за чугунной решеткой, и пожал плечами.
— Очевидно, вы уже догадались, но хотите услышать это от меня? Что ж. Я не могу сообщить правду моему приятелю, но я также не могу отказать ему в его просьбе. Надеюсь, вы меня понимаете. Тем более, что я успел его предупредить о том, что Петр уже в дороге. Так что… вам придется поехать к нему в качестве его племянника.
Максим и вправду был готов услышать нечто подобное, и все же едва не расплескал бренди на пол, когда «баритон» произнес это вслух.
— Что?! Да вы в своем уме?
Собеседник неодобрительно качнул головой.
— Вижу, вы не настроены отнестись к моему предложению серьезно?
В его голосе прозвучала на этот раз скрытая угроза. Максим взял себя в руки: с этим человеком следовало быть поосторожнее.
— Ну, допустим, я соглашусь. Допустим, — подчеркнул он. — А если ваш приятель заподозрит обман?
«Баритон» развел руками.
— Уж вы постарайтесь, чтобы этого не случилось. Успех целиком зависит от вас. Кстати. Вашу задачу максимально облегчит то обстоятельство, что до сих пор у него не было возможности познакомиться со своим племянником — ни в лицо, ни по переписке. Пожалуй, он не знает о нем ничего, кроме имени и того, что он сын своего отца. Вот вам и карты в руки.
— И все же, если я проколюсь — такое ведь не исключено, верно?
«Баритон» мрачно вздохнул.
— Что ж, тогда он вас убъет.
Запала мертвая тишина. Максим затаил дыхание, он лихорадочно соображал, сознательное ли это преувеличение с его стороны, или же все действительно настолько серьезно. Хотя «баритон», кажется, не собирался шутить.
— Ничего не поделаешь, придется поработать на совесть. От этого, как-никак, будет зависеть ваша жизнь. Кроме того, как я уже сказал, мы с вашим дядюшкой добрые старые приятели, когда-то у нас был общий бизнес, а сейчас он щедро платит за оказанные ему услуги, поэтому я предпочитаю не портить с ним отношения. Так что учтите: если вы сядете в лужу, тогда и на мою благодарность не рассчитывайте.
— Понимаю, — кивнул Максим.
— А с другой стороны, он довольно богат, ваш дядюшка, и вы сможете неплохо устроиться, — неожиданно прибавил «баритон».
— Вы так говорите, как будто он и в самом деле мой дядюшка.
— Думаю, что к этому вы скоро привыкнете.
— Почему вы так уверены, что я туда поеду?
«Баритон» секунду выждал, что-то обдумывая, затем снова щелкнул пальцами, привлекая внимание телохранителя и указывая глазами на телевизор. Верзила подошел и вставил кассету в видеомагнитофон. Экран засветился, появившаяся на нем «картинка» ожила.
Глядя на нее, Максим ничего не понимал. Припорошенные инеем, застывшие деревья, кладбище, похоронная процессия, впереди несут скромный гроб из наспех сколоченных досок, за ним следуют родственники с поникшими лицами…
В этот момент он резко подался вперед, и словно прикипел к экрану. Внутри у него что-то оборвалось.
— Что все это значит? — спросил он внезапно охрипшим голосом.
Сам «баритон», отвернувшись, шевелил кочергой в жаровне.
— А вы не догадываетесь? — безучастно поинтересовался он. — Ваши похороны.
— Мои похороны?!
— Впечатляющее зрелище, не так ли? Даже Яцек прослезился. Верно, Яцек? — обратился он к своему громиле за подтверждением.
Тот оскалил зубы. «Баритон» разочарованно вздохнул.
— Моим каннибалам незнакомо чувство сострадания.
Максим залпом допил свое бренди. Затем вытер пот со лба.
— Плохо себя чувствуете?
— Я же умер, как вы только что изволили выразиться.
— Все это очень занимательно, — продолжал «баритон», не обращая внимания на последние слова. — Сначала на границе задерживают вашу машину, напичканную наркотиками. Вы, естественно, успеваете вовремя скрыться. Тут же тайком переходите границу, захватываете чей-то там «Фиат», убиваете водителя и после этого исчезаете, — выдержав небольшую паузу, он с явным наслаждением потянул из бокала. — Впрочем, вы так торопились сбежать, что бросили в кабине «КамАЗа» проездные документы и паспорт, выписанные на имя Максима Чернецкого. Отпечатки ваших пальцев остались на пакетах с героином и на пистолете, из которого был убит водитель «Фиата». Пистолет тоже вскоре нашли, всего в двух метрах от сгоревшей машины, наверное, отбросило взрывом. Да, да, как видите, вам все же повезло, потому что угнанный вами «Фиат» обнаружили в кювете между Медыкой и Пшемыслем, а заодно и ваш обгоревший до неузнаваемости труп. Ваша смерть не вызовет кривотолков, поскольку, как заявила полиция, она считает ее делом рук самой мафии. Вполне справедливое замечание. Ну что ж, как говорят святые отцы: amen! — да будет так!
— Вижу, вы хорошо все продумали, — согласился Максим, с грустью заглядывая на дно опустевшего бокала. — Но, быть может, у меня еще остался какой-нибудь шанс? Например, вы забыли, что Виктора видели со мной в кемпинге. Или вы думаете, что полиция им не заинтересуется как возможным соучастником? Они найдут, о чем его спросить.
— Виктор?… — задумчиво произнес «баритон». — Нет, я ничего не забыл. Но прежде его необходимо найти.
Максим, однако же, ухватился за эту идею.
— А разве это так уж невозможно?
— Весь вопрос в том, где он сейчас, — и «баритон» как-то странно посмотрел на экран телевизора.
Максим проследил за его взглядом. В эту минуту могильщики медленно опускали гроб на дно вырытой ямы.
— О, нет! Нет! — вырвалось у него дважды вместе со стоном. — Только не это!
— Отчего же? — «баритон» невозмутимо пожал плечами. — Вы с ним одного роста, одного телосложения. Это же так замечательно.
— Признаюсь, он не вызывал у меня симпатий, но все же… Вы страшный человек.
— А по-моему, это был весьма удачный ход.
— Вы убили двоих человек и пожертвовали партией героина на кругленькую сумму, что для вас, очевидно, еще важнее. И все — ради того, чтобы заставить меня принять ваши условия?
— Это должно убедить вас в том, что я ни перед чем не остановлюсь, чтобы довести дело до конца.
— Вы и в самом деле страшный человек, — повторил Максим.
Вместо ответа «баритон» ткнул пальцем в толпу на экране.
— Видите вон того, в черной куртке с капюшоном? Этот из вашей милиции. Он из шкуры лезет, надеясь что-нибудь выведать про ваши связи с преступным миром. Его так и тянет на мертвечину, — добавил он с неожиданным презрением. — Это шакал. Нюх у этого зверя лучше, чем у собаки. Ко всему, он просто обожает слабых и беззащитных, — он снова повернулся лицом к собеседнику, — таких, как вы. Это по-настоящему трусливое животное, сильного оно не тронет, зато на того, кто споткнулся, набросится и растерзает.
Максим старался не смотреть на экран.
— Ну так как? — бесстрастно продолжал «баритон». — У вас еще есть возможность сделать выбор. Я обещал вам предоставить в этом полную свободу, и, как видите, держу свое обещание. Вы спокойно можете ехать к своему дядюшке на Цейлон, не опасаясь, что «Интерпол» ринется по вашему следу. Со смертью Максима Чернецкого дело практически закрыто. Или вы остаетесь Максимом Чернецким, и вам предъявляют обвинение в убийстве и провозе наркотиков.
— А если я только сделаю вид, что принимаю ваши условия? Вы не боитесь, скажем, что я сбегу по дороге на Цейлон? Вы же сами обеспечили мне надежное прикрытие.
— Верно. Я обеспечил вам прикрытие, — «баритон» попрежнему оставался невозмутим. — При условии, что в назначенный срок дядюшка увидит своего племянника. Согласитесь, это было бы справедливо. Полиция получает убийцу, а дядюшка — вас. Теперь скажите, что он, по-вашему, сделает, узнав о вашем исчезновении? Заявит об этом в полицию, не правда ли? А что решит полиция? Поставьте-ка себя на ее место. Сейчас у нее только один труп — и один кандидат в покойники: Максим Чернецкий. Вы следите за моей мыслью? Потому что после дядюшкиного заявления у нее появляется второй претендент на это место — Петр Шемейко, пересекший границу одновременно с Чернецким, но так и не доехавший до пункта назначения. Таким образом, Максим Чернецкий снова попадает в розыск, только на этот раз, вероятнее всего, под именем Петра Шемейко, которого он сам убил, чтобы занять его место и направить полицию по ложному следу. Вы со мной согласны?
Максим нервно заерзал в кресле.
— Вы правы, — сказал он, боясь и ненавидя «баритона» с каждой минутой все больше. — Не стоит продолжать, я вижу, вы все учли. Мне нужно подумать.
— О, пожалуйста, — охотно согласился «баритон». — В вашем распоряжении целые сутки.
— Как я с вами свяжусь?
— В этом не будет нужды, — ответил он с уверенностью, говорившей за то, что он полностью владел ситуацией. — Всего лишь попросите портье заказать вам билет на самолет. Он вылетает завтра в десять вечера. Я предупрежу дядюшку о вашем прибытии.
Он встал, видимо, считая разговор законченным. Максим сделал то же самое. Громила шагнул в его сторону.
— Если позволите, еще один вопрос.
«Баритон» остановился и посмотрел на него выжидательно.
— Почему — именно я?
— Поверьте, очень скоро вы это узнаете и без моей помощи, — недаром у Максима сохранилось ощущение, будто он чего-то не договаривает. Затем он добавил, распрямляя плечи и прячя руки за спину. — Мои люди отвезут вас обратно. Надеюсь, вы не в обиде за причиненные вам неудобства? Мера предосторожности.
Он стремительно вышел в ту же дверь, через которую вошел. Максим на этот раз безропотно позволил завязать себе глаза. Его вывели на улицу и снова втолкнули в машину. Загудел мотор, и спустя полчаса с него сняли повязку перед входом в отель.
— О, пан Шемейко! — портье келейно улыбнулся. — Будут ли какие-то пожелания?
— Пожелания? — скосив на него подозрительный взгляд, Максим уже сжимал в руке ключ от номера. — Ну разумеется. Позаботьтесь о том, чтобы меня не беспокоили.
Еще несколько секунд портье продолжал стоять с разинутым ртом. Потом дурацкая улыбка сбежала с его лица, уступив место презрительному выражению, с которым он проводил молодого человека. Но по крайней мере до завтра Максим мог себе такое позволить.
Все же утром, едва раздвинув шторы, он снова отпрянул от прозрачной стены, внезапно обнажившей перед ним глубокую пропасть. Небо полностью затянули облака, а в серой дымке у его ног лежала Варшава.
Несмотря ни на что, он проспал как убитый, никаких кошмаров, никакого ворочания с боку на бок. Память вернула его к реальности, столь же очевидной и настолько же внушающей страх, как и этот город, распростершийся внизу. Ночь не могла ничего изменить. Напротив, с еще большей ясностью он сознавал свою беспомощность. Любая надежда, любая попытка найти другой выход было не что иное, как самообман.
Он подошел к телефону и, поколебавшись еще самую малость, снял трубку. Меньше всего ему хотелось, чтобы на другом конце ответил вчерашний портье. У него из головы не выходила его приторно-нагловатая улыбка. Впрочем, голос оказался незнакомый.
— Мне нужен авиабилет на самолет, вылетающий ближайшим рейсом в Коломбо, — решительно сказал он.