Дыхание зимы окутало город, нагрянув, как это обычно и бывает, когда его никто не ждал. Вечер наполнился пронзающей прохладой. Холодный северный ветер безжалостно бил в лицо. Понемногу, робко, будто стесняясь своей поспешности, плавно опускались первые снежинки. Поспешно таяли, не успевая прикоснуться к земле, словно притворяясь очередным осенним дождём. Но их количество всё росло, и вскоре первый снег заполонил собой воздух, облепил белыми следами землю, дома, деревья, фонарные столбы, пустынные лавочки, машины и людей.
Ярко, несмотря на обширное городское освещение, сияла на небе полная луна. Редкие, безразличные, холодные и далёкие звёзды составляли ей компанию. Горожане спешили по своим делам, редко поглядывая на небо. Замкнутые в камере своих жизней они встречали очередную зиму. Кто-то просто и искренне радовался первому снегу; кто-то думал о том, что скоро нужно будет тратиться на зимнюю резину, вытаскивать из шкафов тёплые вещи, платить ещё больше денег за отопление; кто-то не хотел новой затяжной зимы, неумолимо сковывающей, казалось, всю их жизнь; а большинству было абсолютно всё равно на эту смену времён года. Время шло своим чередом, безжалостно сжигая прошлое, торопилось прийти к будущему. Стоило ли об этом задумываться? Конечно же, — нет. Лучше и дальше заниматься своим делом, жить своей жизнью. А лето или зима вокруг — не играет ни малейшей роли.
Первый снег в этом году выпал на вечер пятницы. Для многих рабочие деньки брали паузу, позволяя отдохнуть, взять передышку на выходные. Или, что вернее, создать видимость отдыха. Вечер в центре города, где изобиловали места, готовые дать людям возможность с лёгкостью расстаться с заработанными деньгами, положив начало своему отдыху. И плевать, если это развлечение аукнется на следующий день.
На улицах царило оживление. Весёлые компании со смехом и громкими разговорами сновали в поисках развлечений. У дверей заведений прохлаждались небольшие группки, вышедшие покурить и громко что-то обсуждавшие. Казалось, со всех сторон доносилась приглушенная музыка. Вдалеке, едва слышно, выла сирена. Этот звук заставлял думать, что не всем сегодня весело. Но кто вообще обращал внимание на эту сирену и задумывался, ради кого она сейчас разносится?
Андрей, подняв лицо вверх, под бодрящее прикосновение моментально таявших на коже снежинок, курил и разглядывал ночное небо. Он с детства любил первый снег. Ровно, как и первый дождь. Эти безразличные ко всему природные явления пробуждали надежду, источали особый, неповторимый запах, заставляющий лишний раз убедиться, что всё в жизни рано или поздно проходит. Щелчком отправив сигарету в мусорный бак и про себя порадовавшись меткому попаданию, он оглянулся на вход в небольшой, неприметный бар с выцветшей вывеской, деревянные буквы которой складывались в название: «Jordy».
На крыльце стояла, обнявшись, молодая, милая парочка, едва не соприкасаясь носами, о чём-то тихонечко щебеча. Чтобы не смущать их, Андрей спустился и немного отошёл от крыльца. Дверь бара открылась, оттуда, на ходу застёгивая куртку, вышел Виктор. Бросив взгляд на голубков, он изобразил недовольную гримасу на лице, потом достал сигарету, подкурил и сбежал вниз по ступенькам.
— Ну и где наша карета?
Вокруг, среди маленькой, едва заполненной парковки не было ни одной машины, которая могла бы оказаться их такси. Как это частенько бывает, звонок, сообщивший о приезде машины, оказался преждевременным. Парни вполне могли позволить себе не торопиться с выходом. Хотя, они и так не слишком спешили. И тотчас, будто отвечая на Витин вопрос, из арки блеснул сначала свет фар, а потом и вся машина неуверенно подъехала, остановившись прямо перед ними.
— Вот и карета.
Они сели в машину. Виктор устроился на заднее сиденье, Андрей сел вперёд. Таксист — немолодой мужчина с усами и в неприметных очках, довольно интеллигентной внешности, поприветствовал их, попытался завязать разговор. Однако, его никто особо не поддержал. Андрей попросил сделать радио погромче и перевёл взгляд на проносящиеся в боковом окне виды города, который в эту снежную погоду выглядел красивее, чем обычно. Виктор уткнулся в телефон, ведя с кем-то оживлённую переписку.
Они ехали под аккомпанемент ненавязчивой музыки из магнитолы, не разговаривая друг с другом. Молчание никого не тяготило. Таксист попытался было подпевать одной ужасной попсовой песенке, но быстро умолк, видимо, устыдившись самого себя. Друзей, занятых каждый своим делом, приятно согревал алкоголь, но всё равно, давящее чувство неправильности происходящего, стыда и одиночества окутывало каждого из них, трансформируясь для каждого в индивидуальный, ноющий стон души.
Несколькими часами ранее, они встретились в том баре. Нарочно держались веселее, чем им было на самом деле. Сразу же заказали водки. Выпили, не чокаясь. Разговор не клеился. Милая официантка попросила их пересесть в отдалённый, тихий, огороженный специальный столик. Не особо вдаваясь в причины этой просьбы, они пересели.
Обстановка призывала говорить о том, ради чего они встретились. Начать разговор, который оба так упорно не хотели начинать. А они лишь отводили взгляд друг от друга, перекидываясь ничего не значащими фразами, ожидая, кто же первый сдастся и переведёт разговор в ту тягостную, полную скорби степь, что своей холодностью прочно отталкивала от себя.
— Я не виню тебя, что ты не был на похоронах. Я сам хотел уехать оттуда поскорее, — как будто между прочим, начал Виктор.
— Я… просто не смог. Долго думал идти или нет. Но, в итоге, так и не заставил себя. Ты, извини… я должен был быть там, поддержать тебя. Просто, — кладбище, плач, Оля… Я просто не смог. И виню себя в этом до сих пор. Ты знаешь, что это для меня… — Андрей не смог закончить. Слова давались крайне тяжело. Избегая встречаться глазами, они замолчали. Не хотелось вести шаблонные, банальные разговоры, считавшиеся в обществе данью порядочности и воспитания.
— Как ты, Витя? — вопрос, на который Виктору хотелось кричать, беспрестанно говорить, вспоминать об Оле, рассказать, как он чуть было не потерял сознание на похоронах, как ревел ночами, как ему надоело видеть эти унылые, скорбные лица повсюду, как он каждый день напивался до беспамятства. Рассказывать о ночных, хмельных кошмарах, ссорах с родителями и о том, что он хотел бы сделать с убийцей при встрече. Все эти позывы были глубоко запечатаны в глубинах его разума, по соседству с гробом своей любимой, что был безвозвратно закопан в землю. Но вместо этого, он ответил лишь:
— Прихожу в себя потихоньку. С понедельника на работу хочу выйти. Только пить много стал, — с этими словами он наполнил рюмки водкой. Они вновь молча, не чокаясь, выпили.
— Многие бы пили на твоём месте. Ничего страшного, но не увлекайся особо. До добра это никого не доводило. Что, следствие?
— Сам-то как думаешь? Ничего у них нет. По-прежнему, я слышал, отрабатывают версию, будто убийца — баба. Мол, мужик-маньяк, — макияж и причёску такую, как на… Оле, не смог бы сделать. Бред полный. В косу волосы заплести — ума не надо много. Ну а так, что ещё… Ничего особенного: засады устраивают, на живца ищут, патрули усилили, психологический портрет убийцы составляют, чурок всяких и душевнобольных на допросы таскают — всё без толку. Видел, кстати, дамочку за стойкой?
— Да. Она ещё так посмотрела, что в другой раз, я бы подошёл познакомиться, — грустно улыбнувшись, ответил Андрей.
— Я её в прокуратуре видел, в форме. Наверняка, — наживка. Как она себя ведёт, — вряд ли они кого-то поймают, кроме бедолаг с надеждами затащить её в койку. Ах, да, кстати, в дружинники меня звали, искать его.
— Да? А ты что?
— Послал их. Я тогда пьяный был. А теперь, всё чаще думаю, что, наверное, вступлю. Шансы, что именно дружинники его поймают, понятно, что чуть выше нуля. А то, что именно я его поймаю, — вообще из области фантастики. При чём — не научной. Но есть. Вдруг… Он мне попадётся?
— В жизни, конечно, ничего исключать нельзя, но таких совпадений, даже во снах не бывает. Да и как ты себе это представляешь? С поличным его взять?
— Да хоть бы и с поличным. Я думал много над этим, Андрюха. Знаешь, что? Я бы с удовольствием убил эту мразь, — опрокинув в себя новую рюмку, с особым нажимом на фразу «с удовольствием», отвечал Виктор.
— Прямо так? А как же суд, всепрощение и прочее дерьмо? — усмехнулся Андрей. Ход мыслей друга был ему понятен, даже симпатизировал. Месть: око за око, зуб за зуб. Это представлялось логичным, желанным и оправданным. Подобных нужно было убивать. — А если серьёзно, — ты прав. Я бы тебе в этом с удовольствием помог. Ты даже не представляешь, с каким же я удовольствием тебе бы помог. А что, давай запишемся в дружинники! Я пока не работаю нигде, времени полно. А это всё лучше, чем слоняться по городу впустую или дома штаны просиживать.
Дальше их тема разговора плавно и незаметно сменилась. Они продолжали распивать графин с водкой, пытались шутить, больше не касаясь страшных тем. Хоть и видели по лицу друг друга, какой серьёзный отпечаток тьмы оставляли эти мысли о безжалостном убийце, лишившим их мир навечно осколка света.
То дружеское общение, которое было у них всегда, неспешно возвращалось. Но мрачный отпечаток смерти, тень убитой Оли вставала перед ними, незримым механизмом выстраивая стену одиночества между друзьями.
Виктор хотел — если не совсем сломать эту стену — то алкоголем пробить хотя бы трещину в ней и говорить с другом откровенно, выплёскивая всё, что накопилось на душе. Андрею же становилось всё более неловко. Он понимал, что этот короткий разговор в полутьме тихого бара — не то, чем можно было сполна исчерпать столь серьёзную тему. Но нужные слова никак не находились в его голове. А вот полушутливая, полусерьёзная мысль вступить в дружинники, патрулировать улицы, казалась ему всё более заманчивой.
Графин подходил к концу. Расслабление и лёгкая муть в головах становились явными и обволакивающими. Разговоры стали непринуждённые и затягивающими. Проскальзывало всё больше шуток, смешков, которые поначалу выглядели вымученными и неестественными, теперь сопровождались не столь притворным смехом. Между ними летали спасительные искры ничего не значащих разговоров, которые заслоняли их обоих от тоскливой неизбежности потери. Они оба нуждались в освободительной разрядке, в спасительном дурмане забвения. И всё равно, каждый ловил себя на мысли, как ничтожно и неправильно они себя ведут. Всё это бы совсем не то, ради чего они сегодня встретились.
Наконец, допив последнюю рюмку и громко ударив ею об стол, Виктор предложил:
— Скучно что-то тут сегодня! Поехали куда-нибудь, покутим, как надо! А то, порой мне кажется, я разучился радоваться жизни.
— Ну, если ты хочешь, то поехали, конечно. Я за любой кипиш — ты ведь знаешь.
— Давай тогда до меня сначала доедем, я переоденусь, ещё накатим и подумаем, куда двинуть. Я хочу верить, что Оля была бы рада, если бы… — Виктор не смог закончить свою мысль, вместо этого отрешённо уставившись на потолок бара.
В ожидании такси, они заказали ещё по сто грамм. Решили расширить компанию. Андрей предложил это наобум, тотчас пожалев о своём предложении. Всё-таки, ещё прошло не так много времени, и Витя вряд ли будет этому рад. Но тот сразу согласился. Ему, казалось, очень нужна была разрядка, нужно было весёлое забытьё, взамен ежедневным одиноким пьянкам, в компании призраков прошлого и безжалостной тоски. И плевать, что, зная себя, Витя рисковал на следующее утро только усилить свою депрессию неприятным зовом отчаянного и лишающего сил похмелья. В тот момент, только мимолётная потребность в сию секунду реализуемом желании двигала им. Он поддавался своим желаниям, пытаясь заглушить в себя нарастающую ненависть к самому себе.
Виктора кто-то узнал и подошёл с ним поздороваться. Это оказались какие-то его коллеги по работе. Пухлый дядечка, сразу чем-то сильно не понравившийся Андрею, с под стать ему выглядящей девушкой. Тихо запретив Вите увязывать эту парочку за собой — от чего тот громко рассмеялся — Андрей стремительно направился к выходу.
Девушка из воркующей парочки на крыльце была той самой дамочкой с барной стойки и, по совместительству, работницей прокуратуры.
— Остановитесь тут, у магазина! Сейчас мы, сбегаем быстренько, — обратился Виктор к таксисту, который без вопросов остановился у невзрачного ларька. Закон о запрете продажи алкоголя ночью, конечно, действовал, но купить выпивку, при большом желании, всё равно не составляло особого труда. Этот магазин как раз был один из тех, где все желающие получали в обмен на деньги предмет своего желания.
Андрей и Виктор вышли из машины, направились ко входу. У дверей, в обнимку с урной, лежал бомж, разивший наповал своим тошнотворным ароматом. Скорее всего, он крепко спал, не видя для этого помехи даже в падающем снеге и температуре ниже нуля. А может, он был и без сознания, может он был и вовсе уже мёртв. Кому было до него дело? Виктор с усмешкой кивнул на него:
— Устал видать, бедолага!
— Да хрен с ним. Что тебя в магазин потянуло?
Они зашли внутрь небольшого павильона. Известная точка была довольно многолюдной для этого времени. Ещё немного за полночь, а час пик магазинчика начинался после двух часов. Разношёрстная публика образовала очередь. На вновь вошедших с презрением и опаской поглядывала молодая парочка — оба очень приличного вида; три гастарбайтера в рабочей одежде изучали холодильник с пивом, звеня мелочью, перебираемой в руках и невнятно разговаривая друг с другом на родном языке; высокий мужчина в очках и длинном, дорогом пальто глядел в экран своего телефона, ожидая своей очереди; прямо у дверей межевались двое парней, которым на первый взгляд едва можно было дать и шестнадцать лет, но при этом они выглядели явно пьянее всех присутствующих.
— Нашлась вроде нам компания на вечер, — тихо проговорил, обращаясь к Андрею, Виктор. — Девчонки. А у меня, как я понял, и выпить ничегошеньки не осталось. Надо пополнить стратегические запасы.
— Девчонки говоришь, а как же… — Андрей хотел закончить фразу, но вовремя осёкся, вспомнив.
— Забей. — Ответил ему Виктор.
Действительно, он без всякого, впрочем, труда нашёл девушку, которая тоже отдыхала сегодня с подругами и без проблем согласилась приехать в гости вместе с ними. Неприятное чувство, будто дикий зверь, металось в сердце Виктора, и он легко нашёл ему название — совесть. Ведь прошло ещё так мало времени…
«Какая же ты сволочь! Но я же не собираюсь их трахать или чего-то в этом духе! Просто отдохнём с Андрюхой. Оля мертва, а я молод и жив. Я скоро совсем свихнусь от всего этого. Нет, сегодня я хочу расслабиться и попытаться найти в жизни радость. Плевать, плевать, плевать! Господи, какая же я пьяная, мерзкая сволочь…»
Через какое-то время они отстояли очередь, купили выпивки. Выходя с двумя пакетами и садясь обратно в такси, парни уже сильно сомневались, что они смогут после посещения Витиного дома ехать куда-то ещё.
Сев обратно в такси, они начали оживлённый разговор: Андрей пытался выпытать, что за особы согласились скрасить их вечер, а Виктор лишь усмехался и отшучивался, обещая, что Андрей сам всё увидит на месте. Таксист тоже решил включиться в беседу и очень косноязычно, но тем не менее довольно интересно рассказал смешной случай из своей рабочей практики, случившийся до того, как он забрал их из бара. По приезду, Андрей расплатился с водителем и с грустью обратил внимание, что в кошельке его осталась только одна мятая, несерьёзная купюра и насмешливо звенящая мелочь.
И вот он — дом Виктора, где совсем недавно они веселились ещё втроём. Этот подъезд, из которого последний раз вышла на работу Оля. Обоим казалось, что с того дня минула уже вечность.
Они вошли в тепло подъезда, вызвали лифт, поднялись до нужного этажа. Тяготившее молчание всё это время было их неизменным, мрачным спутником.