Виктор наблюдал за подъездом, не спеша глушить двигатель. В сотый, наверное, раз сверяясь: на правильный ли адрес он приехал?
Терявшиеся в белой мгле верхние этажи создавали впечатление, что Виктор припарковал свою машину напротив непонятной и чуждой для их небольшого города таинственной башни. Башни, хранившей в себе множество секретов, среди которых и главный, — тот, ради которого Виктор бросился в дорогу, наплевав на все возражения, источаемые разумом. И вот осталось лишь набраться смелости, выйти из машины, окунувшись в снежную пелену, обволакивающую всё вокруг, и начать своё восхождение к правде. Правде, к которой Виктор не был уверен, что готов. К правде, которая легко могла оказаться страшной иллюзией или, того хуже, просто-напросто глупой, неуместной шуткой.
«Если ты хочешь отомстить за Олю, приезжай по адресу… Я знаю, кто её убил».
И вот, он здесь. Буравит взглядом подъездную дверь, надеясь на появление в ней кого-то наиобычнейшего: пусть это выйдет пожилая женщина, презревшая неистовство природы, ради своей потребности похода в магазин; или компания местных забулдыг, непонятным образом оказавшихся в подъезде явственно элитного дома; или хотя бы детишки, для которых снегопад мог стать отличным задельем для бесконечной войны в снежки. Но дверь не открывалась, и сколько Виктор ни крутил головой по сторонам, надеясь увидеть хоть одно живое человеческое существо, — всё тщетно. Только он и эта «Башня», одновременно зовущая и отталкивающая от себя.
После пяти или десяти звонков Андрею, Виктор понял, что его друг не возьмёт трубку. Его друг там, вверху этого жилого, зловещего монолита. Андрей не стал бы так шутить никогда. Значит, он действительно что-то знает и готов поделиться своим знанием. Вот только, что именно? И хочет ли разделить эти знания сам Виктор?
Волнение колотило мелкой дрожью. Он никак не мог поверить, что всё происходит на самом деле. Виктор едва смог заставить чуть потускнеть бушевавшую в нём боль потери, а теперь она разгоралась вновь. На этот раз ещё сильнее. Ощущалась физически. СМС бередило едва начавшую заживать рану.
Виктор сидел в машине и дрожал от страха перед неизвестностью. Перед чем-то таким, что может на корню разрушить всё его мировоззрение. Перед чем-то, что окончательно переломит его жизнь, отправит… куда? В изнанку, в некоторое новое пространство, окутанное мраком. И какие у него шансы вырваться оттуда?
Детское желание бросить всё, нажать на газ и уехать к родителям; бросить всё, плакать в их объятиях, надеясь на то, что они как всегда смогут помочь, подбодрить, поддержать и успокоить. Желание — то и дело возникающее в сердце Виктора, но всегда глохнущее от доводов его разума. Вот и сейчас, он яростно помотал головой, сбрасывая с себя гнетущее переживание, собрался с силами, закурил сигарету и вышел из машины.
Снежные хлопья в момент облепили его лицо и одежду. Виктор чуть ли не бегом добрался до подъезда. По инерции хотел было набрать указанный в том СМС номер квартиры, но, уже набрав первую цифру, решил — просто так — дёрнуть за дверную ручку. Дверь легко поддалась на приложенное им усилие и, не издав ни звука, открылась.
Обычный подъезд многоэтажного, но малоквартирного дома, где на каждый этаж лишь по паре дверей. Всё вполне чистенько, уютненько, даже постелены до сих пор не изгаженные коврики на лестницах, нетронутые почтовые железные ящики, прилично выглядящие ворота большого лифта. Вполне милая, отличная от стандартных жёлто-зелёно-розовых цветов, мягко-оранжевая и тепло-бежевая краска на стенах. Внутренности таинственной «Башни» были вполне заурядны и не вызывали никакой тревоги.
Виктор решительно нажал на кнопку вызова лифта, затушил бычок о стену и даже повертелся в поисках мусорки или пепельницы, ожидая лифт. Но таких удобств в подъезде не оказалось. Дворовое мальчишеское прошлое заставило Виктора просунуть бычок в один из почтовых ящиков, находящихся около лифта, прежде чем зайти в кабину.
Поднимаясь на нужный этаж, он прикладывал все усилия, чтобы побороть последние признаки волнения, концентрируясь на электронном табло, на котором сменялись цифры этажей. Подбадривал себя, заряжаясь яростью на случай, если это всё-таки розыгрыш. Не мог и не хотел всерьёз задумываться о том, что будет, если сообщение правдиво.
И вот — нужный этаж. Промелькнуло смутное чувство, что, возможно, он уже когда-то был здесь или, по крайней мере, слышал об этом доме, этой квартире. Возникшее чувство скорее напоминало déjà vu или воспоминание из давно виденного сна, чем отзвук реальности. Стопроцентной гарантии в том, что он действительно был здесь когда-то, Виктор дать не мог.
И вот — нужная дверь: последний рубеж перед той чертой, — перейдя которую, станет невозможным отмотать время вспять, сделать шаг назад, вернуться в свой привычный мир, как ни в чём не бывало. А существует ли этот привычный мир? Есть ли что терять, через что переступать? Или лишь неуёмное стремление к истине движет им в эту минуту? Что он будет делать, если это сообщение — правда? Если он сейчас встретится с человеком, который, на самом деле, убил Ольгу? Отнял у него частичку себя, разрушил всё привычное мироощущение — то, что Виктор с гордостью мог называть самим собой. И вот, он должен смотреть в глаза существу, которое прервало жизненную нить человека, которому Виктор посвятил все самые искренние и нежные слова, когда-либо сходившие с его уст…
За дверьми громко ухала музыка, отбивающая набившую уже оскомину, слышимую едва ли не каждый день со всех щелей мелодию. Но теперешнее её звучание было совсем другим. Гораздо менее весёлым, гораздо более навязчивым. Совсем новые нотки угадывались в ней. Нотки тревоги.
Быть может, это всё-таки злой розыгрыш, а за дверями Андрей устроил ему вечеринку, чтобы поддержать старого друга? Возможно, подключил и Катю, с которой он так неожиданно спелся. Витя хотел, чтобы всё так и было. Даже по-настоящему желал этого. Но кроме музыки, по ту сторону двери не доносилось ничего. Ни весёлых разговоров, ни громкого смеха, ни намёка на любые движения и присутствие кого-либо в квартире. Мелодия упорно отбивала ритм, и, видимо, совсем не слабенькая стереосистема добавляла к ней уханье басов.
Виктор нажал на дверной звонок, заметив неприметную камеру, оборудованную над дверью. Не услышал звук звонка и, не сомневаясь, что из-за музыки с той стороны двери вряд ли можно услышать его робкое нажатие на звонок, он стал начал звонить настойчивей. Причудилось движение за дверью. Виктор ощутил на себе чужой взгляд из камеры наблюдения. Даже рефлекторно сделал шаг назад, чтобы его могли получше рассмотреть и сделать вывод: открывать ему или не стоит. Несколько мгновений ожидания и раздалось копание в замке. Дверь отворилась, на пороге из полутьмы возник Андрей.
Не дав себя толком рассмотреть, он схватил Виктор за рукав и втащил внутрь квартиры. Приложив указательный палец к губам, Андрей шикнул, предупредив Виктора, чтобы тот не разговаривал, потом закрыл за ним дверь и жестом призвал следовать за собой. Виктору ничего не оставалось, кроме как разуться и шагать за другом, от которого резко повеяло запахом пота, а в его жестах и походке сквозило что-то настораживающее, незнакомое, чужое.
Виктору почудилось, а скорее, он решил, что ему почудилось, будто из-за прикрытых дверей по пути раздавались звуки, напоминающие одновременно мычание, рычание и плач. «Наверное, показалась. Как же орёт телевизор! Зачем Андрей попросил не шуметь, когда от этой музыки своих мыслей не слышно?»
Проходя длинный коридор, они не обменялись и словом. Андрей резко свернул налево, закрыл дверь в противоположную комнату и жестом пригласил Виктора войти в другую комнату — справа.
По всей видимости, это была спальня. Большая широкая кровать занимала большую часть помещения. Спальня была выдержана в дорогом, но строгом стиле. Зелёные стены с картинами. Помимо кровати, широкий дубовый письменный стол, на нём ноутбук; занавешенный плотными шторами вход на балкон; зеркальный шкаф-купе; полки, прибитые к стенам, с множеством книг; кожаное внушительное кресло рядом с кроватью; огромный плазменный телевизор, висевший на стене напротив кровати. Это всё, что успел заметить с первого взгляда Виктор, после чего обратил внимание на своего друга, который устало развалился в кресле и сейчас разглядывал Виктора, довольно улыбаясь.
— Привет, Витя. Рад, что ты приехал. Присаживайся! Я по твоим глазам вижу, что ты о многом хочешь меня спросить. И ты имеешь на это полное право! — на последней фразе Андрей хихикнул и вскинул руку с поднятым указательным пальцем.
Витя продолжал стоять и безмолвно удерживать взгляд на своём старом друге. Одну вещь он понял сразу. Андрей был под кайфом. Зачем-то нацепил одноразовые, синие резиновые перчатки. На чёрной кофте и таких же тёмных джинсах явно просматривались пятна непонятного происхождения. В глазах, помимо дурмана, блестела какая-то новая искра, которую Витя никогда в них не замечал. Весь теперешний облик Андрея вызывал тревогу. Человек, которого знаешь с самого детства, вдруг резко будто снимает маску, за которой оказывается совсем не тот Андрюха, с которым им многое довелось пережить. Или, быть может, он только надевает другую маску…
— Спросить? О, да! Чего ты тут развалился, сыщик хренов? Что здесь вообще происходит?! Чья эта квартира? Что за бред ты мне написал? Ты под чем вообще? — начав довольно громко задавать свои вопросы, Витя под конец осёкся и, увидев вновь поднесённый к губам Андрея указательный палец, последний вопрос прошептал едва слышно.
— Да не суетись ты так и говори потише. Пока, по крайней мере. Так, давай по порядку. Под чем я сейчас? Немного травки, чтобы успокоиться, вот и всё. Хотя, я походу переборщил, — Андрей снова глупо хохотнул, потёр глаза и под вопросительный взгляд друга продолжил:
— Тебе бы, кстати, тоже не помешало! Ладно, давай серьёзно теперь. Только не перебивай, а то я ход мыслей потеряю. Мы находимся в доме твоей обожаемой подруги — Кати, — выбросив это имя, Андрей презрительно перекосился.
— Чего? Ты совсем сдурел? А в комнате, что, она? — Виктору всё сильнее казалось, что это розыгрыш, и вот-вот в комнату войдёт Катя, такая же обдолбанная, и они вдвоём начнут смеяться над его наивностью. Однако, ничего не происходило, и эта подвешенность начинала злить Виктора. Он уже собирался выйти из комнаты в поисках хозяйки, как Андрей неожиданно рявкнул:
— Стоять! — Виктор зло и удивлённо посмотрел на него, прокручивая в голове десятки язвительных и грубых ответов, но что-то внутри удержало его от их озвучки. Выражение лица Андрея, на несколько секунд искривившиеся в крике, вновь приняло расслабленно-весело-дебильный вид.
— Давай я договорю, а потом, если ты хочешь, можешь уйти. Если сможешь…
Итак, да. Это квартира Екатерины. А точнее, её отца и её старшего братика. С ним, кстати, ты чуть попозже обязательно познакомишься. Хорошая квартирка такая, богатая, мне тут сразу понравилось. Да и ночь с Катькой я провёл вполне занимательно… Так, что-то я отвлёкся! Самое главное — Ольгу убили Катя и её брат, — деланно равнодушным тоном, будто сообщая о само собой разумеющихся вещах, произнёс Андрей, тотчас опустив взгляд в пол.
— Бред! — воскликнул Виктор. Ситуация становилась всё тревожней. Андрей всё сильнее смахивал на опасного безумца, а Виктору всё сильнее становилось не по себе. Назойливые мысли — уйти отсюда, не слушать больше ни единого слова, может быть, позвонить в полицию, — оплетали голову Виктора, словно лозой здравомыслия. Андрей же убрал наконец свою идиотскую улыбку и теперь смотрел прямо в глаза другу.
— Витя, прости, но это правда. Ты должен был это узнать, поэтому я и отправил тебе сообщение. Я не сомневался, что ты приедешь. Я… не смог бы ничего сделать без тебя, если бы ты не был рядом. Чёрт, это же Олька! Олька и ты… Я до сих пор не могу поверить, что её больше нет! Поверь мне, для меня это было большим ударом, ты не представляешь, насколько большим.
Эта Катя, понимаешь, она сразу вызвала во мне что-то, чего я не могу тебе объяснить. Разве ты сам не задавался вопросом, а почему она так внезапно появилась в твоей жизни прямо после смерти Оли? Такая вся невинная, раскаивающаяся, странная девочка, навещающая тебя, помогающая по мелочам, сопереживающая, во всём согласная и кроткая? Не показалось ли тебе это хоть сколько-нибудь странным?
Виктор наконец присел на край кровати. Он слышал то, что говорил ему Андрей, воспринимал это, но продолжал наблюдать за тем, как кто-то другой разговаривает с ним из тела друга. Неуловимо поменялись движения знакомого с детства собеседника, тембр его голоса, сама манера говорить, складывать слова в предложения. Андрей вновь избегал Витиного взгляда, всё чаще опуская глаза.
— Допустим, но что в этом такого? Она последняя, кто видел Олю перед смертью. Она тоже чувствует себя виноватой. Андрюша, тебе не кажется, что это у тебя сейчас проблемы? Ты так уверен в своих словах, а вдруг это неправда? У тебя есть какие-то доказательства, конкретные улики, чтобы подтвердить ту чушь, что ты несёшь, обвиняя людей только из-за своего предчувствия? — тихо, монотонно и медленно ответил Виктор, как будто говорил с человеком неадекватным, ненормальным, возможно, даже опасным.
В голове у Виктора уже проносились все возможные худшие варианты развития событий после этой встречи. Но ещё больше его интриговала запертая комната, от которой даже на расстоянии, даже сквозь орущий телевизор, доносились странные, тревожные звуки. От той комнаты он ожидал самой большой беды, самых больших проблем. Что-то трусливое, а может быть и благоразумное, в его душе кричало, что сегодняшний вечер не окончится добром. Нужно немедленно уходить отсюда, бежать со всех ног, уверяя себя, что никто, кроме Андрея, его здесь не видел.
Андрей выглядел всё более странным. Особенно сейчас, когда он приподнял мутные глаза на Виктора, наставив на него тяжёлый взгляд, который невероятно трудно было выдержать, но Виктор всё же попытался. Рот Андрея приоткрылся, изображая гримасу, которую трудно было верно истолковать: от глубокой заинтересованности до обиды, разочарования и удивления. Выражение этого лица заставило Виктора внутренне напрячься и даже испытать мимолётный, но заставляющий вздрогнуть укол страха. Одновременно с опасениями, Виктора подталкивало и всё нарастающее нездоровое любопытство. Вдруг, и вправду, здесь и сейчас высветятся хоть какие-то ниточки, которые помогут поймать того, кто забрал жизнь Оли?
— Андрюша, с тобой точно всё нормально? Может, тебе стоит сначала умыться, успокоиться, а потом можно и поговорить?
Андрей лишь раздражённо махнул рукой:
— Ты хочешь доказательств? Да пожалуйста! Ты видел её серьги?! Ты замечал, что у неё надето на уши?! — срывающимся в истеричный возглас голосом вопрошал Андрей, безумно вытаращив глаза на Витю.
— Нет, я не обращал внимание. Стой, ты сейчас серьёзно говоришь? Это серьги заставили тебя думать, что Катя замешана в убийстве? Просто сам скажи это, дружище, произнеси это, и ты поймёшь весь абсурд ситуации!
— Да! Слепошарый ублюдок, я произнесу это, если ты так хочешь! В тот день, когда мы бухали у тебя, на ней были серёжки Ольги! И ты даже не заметил этого! Закрывал на всё глаза, обжимая ту шалаву! А Катя водила тебя вокруг пальца, смеясь над твоими чувствами! А ты до сих пор закрываешь глаза на правду, как будто последний грёбанный трус!
Андрей выкрикивал обвинительные фразы, поднявшись с кресла и всё ближе придвигаясь к другу, заставляя того отползать по кровати к противоположному от него углу, а потом и вовсе вскочить на ноги, наблюдая за тем, как по мере продвижения своей тирады, глаза Андрея внезапно начали наполняться слезами.
— Стой, не ори ты! С чего я должен ей в уши заглядывать? Это ты с ней спал, а не я!
— Спал! И до тех пор, пока не оказался сегодня здесь, готов был спорить с кем угодно, что убийца — не она! Но теперь, после разговора с её братиком, теперь я уверен до конца. Витя! На Кате были те самые серёжки, которые я подарил ей на прошлое день рождение! Те серёжки, которые были на ней в тот вечер, когда мы последний раз видели её живой. Напряги свою сраную память и вспомни, наконец!
Витя вспомнил лишь тот день, больше года назад, когда он составил Андрею компанию, чтобы выбрать Оле подарок на день рождения.
Они долго слонялись по торговым центрам, шутили и смеялись вдвоём над всякой тупой, но смешной ерундой, лезущей к ним в головы. Вроде даже выпивали понемногу. И вот, в конце концов оказались в самом старом в городе, потрёпанном, уже давно потерявшем былую привлекательность торговом центре, прямо на их старом районе. Без всяких конкретных целей, потехи ради, когда они уже собирались перевести этот неудачный шоппинг в хорошую такую пьянку, решили зайти и туда. Исключительно ради галочки. Время выпало почти на закрытие. Кроме друзей, других покупателей не было. Это создавало особенную атмосферу, будто их послали в кошмар «среднего класса» современной России.
Унылые лица продавцов всюду. Застигнутые в то время, когда им начинало казаться, что можно уже закрывать магазины и идти по домам, к своим ежедневным вечерним занятиям. И тут заходят два молодых, подвыпивших тела, праздно слоняясь по рядам с мерзкими, самодовольными улыбками, что они, хотя бы в свои выходные, вырвались из нового социального рабства XXI-го века и смотрят сейчас на тех, кому в данный, конкретный час повезло чуть меньше. И все работяги провожают их взглядом, и кто-то из них мечтает, что вот эти два пьяных куска их будущей зарплаты заглянут именно в тот магазин, в котором они работают. А вдруг, и правда, что-то купят и символично довыполнят план продаж в последний день месяца, в конце рабочего дня, конце последнего шанса молодого человека или девушки сохранить своё место работы на хотя бы ещё один долгий, мучительный месяц.
И вот Андрей вдруг останавливается у входа в один из самых дорогих ювелирных салонов торгового центра, задерживает свой взгляд на молоденькой продавщице-консультанте. Миловидное, совсем не выражающее раздражения, злости или усталости, по-настоящему счастливое молодое лицо. Ничего примечательного, но и ничего отталкивающего. При других обстоятельствах эту девушку можно было и вовсе не заметить. Но точно не в ту минуту, когда её увидели друзья.
Жизнерадостная улыбка не сходила с её лица, она то и дело прикрывалась пышным букетом и мило щебетала по телефону, прижатому к уху. Столь непривычная жизнерадостность, маленькое счастье маленького человека не могло не привлекать взгляд. В этом царстве вечно уставшего нового пролетариата, душащего свои амбиции во всё надвигающихся волнах мелкого, бытового «благополучия», закрывающего глаза, старающегося навязать ложное чувство причастности к современной жизни и социальной успешности, одним свои статусом «работающего».
Андрей тотчас двинулся к ней. Следом за другом, неохотно шёл и предающийся своим собственным грёзам о продвижении Витя.
— Здравствуйте, девушки! У моего близкого человека завтра день рождения. Нет, не надо думать, что на меня уже не стоит соблазняться! Этот близкий человек, всё равно, что сестра! — задорно, стараясь соблюдать наиболее «соблазнительную» улыбку, вошёл в магазин Андрей, обращаясь сразу к двум девушкам-продавцам, но большее внимание, конечно, уделяя той милашке с букетом ярко-красных хризантем в руках.
Девушка поняла намёк и, как примерный сотрудник, сразу переключилась на клиента, ни на секунду не спуская с себя той искренней, доброжелательной и бесконечно милой улыбки. Андрей таращился на неё преданно-влюбленным, но нетвёрдым полупьяным взглядом. А та оформляла его по полной. В итоге она и уговорила его купить те самые серьги. Ничем не примечательный сплав серебра с металлом, с крошечными вкраплениями золота. Себестоимость этих украшений, по самым максималистичным взглядам, была много меньше, чем те деньги, которые за них выдал Андрей. О порядочной пьянке уже можно было забыть, да и просто на более-менее приличное пиво в нужном количестве уже возможны были споры по поводу равноценного вклада в его покупку.
Виктор даже толком не рассматривал форму этих серёжек, ему хотелось побыстрее увести друга оттуда, пока ему не впарили ещё что-нибудь такое, что его друг мог бы купить на кураже и ещё долго потом сокрушаться над этой бесполезной покупкой. Поэтому Виктору пришлось чуть ли не силой вытаскивать Андрея из-за кассы, а потом долго объяснять ему, что эта девчонка уже, ясное дело, занята прочно и безоглядно. И если не без пяти минут замужем, то, по крайней мере, уже обручена или беременна. Андрей лишь слушал друга и смеялся над ним.
— Плохо, но помню, — вздохнул Витя, так как это воспоминание показалось ему очередным осколком прошлой жизни. — Блин, Андрюха, — это были не супер-эксклюзивы из бриллиантов и платины. Таких по городу может сотня ходить, не меньше!
— Я уверен в том, что это те самые серьги, Витя! Поверь мне, я часто их рассматривал. Я знаю каждую их неровность. Я специально их разглядывал ночью, когда Катя уснула. Витя, на ней были Ольгины серьги! Ладно, чёрт с тобой, не хочешь верить мне, пойдём познакомимся с её братцем…
— Андрюха, я слышал о её брате. Да, он был какой-то не в себе. Но он же где-то в психушке, далеко отсюда! А… ты уверен, что это нужная нам квартира, вообще? Андрюха, ты мой лучший друг, но сейчас я не могу быть уверенным ни в чём. Андрей, может ещё не поздно просто уйти?
— Уйти?! Ну уж нет! Пойдём к старине Игорю, только, пожалуйста, хоть тогда не предавайся скоропостижным выводам. Понимаешь, он может прикинуться кем угодно, может соврать и натянуть личину кого угодно. Пожалуйста, не забывай кто твой друг, и что нам нужно. Нам сейчас нужно обязательно дождаться Катю!
Андрей резко развернулся, застав Витю на долю секунды врасплох, отчего тот даже немного отшатнулся назад. Но Андрей пошёл не на него, а в коридор. Витя, несколько смутившись от своей трусливой реакции, последовал за другом.
И вот — те двери, что манили своей неизвестностью, открыты. Витя зашёл внутрь. Посередине комнаты, привязанный к стулу сидел полуголый молодой парень, на первый взгляд, не старше Андрея с Витей. В его рту тряпка или носок, не позволяющие ему выговорить ни слова. На лице множественные кровоподтёки и синяки. Особенно сильно досталось губам и заплывшим фингалами глазам. На диване рядом с ним лежал открытый чехол с инструментами, наполненный, в основном, ножами. И сразу Вите бросились в глаза многочисленные порезы и уколы на теле пленника. Их пленника…
Большинство ран уже потихоньку начинали подсыхать и затягиваться. Одни порезы выглядели запёкшимися. А из других кровотечение всё никак не останавливалось. Один порез, находящийся на груди, выглядел особенно уродливо. Виктор с ужасом понял, что этот порез был прижжён огнём. А сам пленник, привязанный к стулу, увидев новое лицо, ещё больше выпучил глаза, начал судорожно дёргаться, громко, насколько позволял кляп, рычать и мычать. Он безнадёжно пытался выговорить хоть слово более-менее разборчиво.
Андрей, находившийся позади него, резко и сильно ударил ему кулаком по рёбрам, отчего привязанный зашёлся в глухом, приглушенном кляпом кашле. Потом Андрей сделал потише орущий телевизор. Ненамного, ровно настолько, чтобы они все могли слышать друг друга. Затем Андрей нагнулся к уху пленника, из которого тоже скатывалась тонкая струйка крови, и прошипел:
— Заткнись, мразь! Если, когда я вырву из твоей глотки кляп, ты завизжишь, ты больше никогда не увидишь свою сестрицу!
— Андрей, что за дерьмо здесь творится! — Виктор отшатнулся назад и приложился спиной к стене. Пленник Андрея вызывал к себе лишь жалость, а Андрей казался всё страшнее в своём внезапном жестоком безумии. — Это что, ты его порезал?! Андрюха, ты вообще в своём уме? Что ты здесь нахуй вытворяешь?! Развязывай его, давай!
— Ну что, Игорёчек, а теперь повтори ему всё, что ты рассказывал мне. И не смей ослушаться, сука, иначе ты поймёшь, что я с тобой ещё даже не начинал всерьёз заниматься!
— Андрей, прекращай это, слышишь! — Виктор направился к своему другу.
Виктор знал, что он сильнее Андрея, и последняя их пьяная схватка наполняла его уверенностью. Но тогда он шёл драться, пребывая в состоянии злой решительности, тогда он готов был порвать этого человека. А сейчас, видя его помешательство, находящийся рядом набор ножей и что-то неизвестное, что Андрей держал в руке, заложенной за спину, Виктор робел. Он чувствовал, как всё сильнее бухает в груди сердце, как плохо слушаются руки и ноги, как неприятно сосёт под ложечкой. И вот остаётся расстояние на один прыжок, перед отчаянной схваткой с другом, которая неизвестно к чему может привести. А после, оставить за собой ещё большую гору вопросов, если Виктор всё-таки сможет победить.
Андрей же выхватил кляп изо рта человека, привязанного к стулу, и, заметно напрягаясь, отскочил назад. Ощутив робкое дуновение свободы, пленник с надеждой посмотрел на Виктора и крикнул:
— Дружище, помоги мне! Он сумасшедший! — Андрей тотчас оказался с другой стороны и с воплем «Заткнись!» ударил его по лицу. Тот дёрнулся от удара, но продолжал настойчиво взывать к Вите:
— Спаси меня, он хочет меня убить! Пожалуйста, я Катин брат!
Витя в нерешительности остановился. Этот возглас показался ему столь правдоподобным, что захотелось немедленно броситься на помощь, но его излишнее признание, что он — Катин брат, заставило Витю оступиться на полушаге, перевести взгляд на Андрея, который стоял, сложив руки на груди, и старался одним взглядом показать, чтобы Витя верил ему, а не пленнику. Витя остановился напротив Андрея, между ними сидел Катин брат, беспокойно переводя взгляд с одного друга на другого.
— Витя, я на твоей стороне! Всегда на твоей стороне. Не заставляй меня снова драться с тобой! Тот, кто нам нужен, сейчас сидит здесь и пытается наебать тебя!
— Посмотри, что он сделал со мной! — завизжал парень. — Он сумасшедший! То, что я ему наговорил — это ложь, чтобы он перестал делать мне больно!
Виктор вконец растерялся. Две пары глаз ожидающе уставились в него, в унисон тараторя свои аргументы. Андрей незаметным (как он хотел обставить это) движением вытащил один из ножей и теперь обе его руки оказались за спиной. Он всё дальше пятился назад. Виктор примечал все эти движения.
Андрей всегда был его другом, какая бы ужасная хрень не творилась сейчас, нельзя было так просто кидаться на него. «Что же выложил ему этот парень? Вдруг, я сейчас конкретно облажаюсь, если ошибусь?» Глаза Андрея просили поддержки, но в то же время ясно давали понять, что нападать на него сейчас было бы большой ошибкой. Чувствуя максимальную угрозу для себя, на этот раз Андрей будет драться до конца. И то, что находилось сейчас у него в руках недурственно снижало шансы Виктора на победу. Момент свободного выбора был утерян. И вновь Андрей полностью завладел инициативой. «Придётся играть по его правилам».
— И что же ты ему наговорил? — Виктор смотрел в пол, когда обращался к привязанному.
— Я могу рассказать тебе всё в деталях, дружище, — ответил вместо пленника Андрей, на лице которого выступила подбадривающая улыбка.
— Заткнись! Я хочу послушать его! — резко бросил Виктор другу, продолжая наблюдать за избитым лицом неизвестного светловолосого парня с веснушками, который сейчас метался в представлении Виктора между двух ролей: убийцы Оли, убийцы ещё шести невинных девушек и, в то же время, сам пребывающий жертвой Андрея. Этот человек мог им обоим создать крупные неприятности. В дополнение ко всему, он ещё и представился братом Кати. Девушки, которая за последние дни стала по-настоящему близким человеком для Виктора.
— Хорошо, я всё расскажу! Я живу с Катей. Я сидел, ждал её дома, когда появился этот чокнутый. С порога накинулся на меня и стал избивать. Он вон буйвол какой, а я вообще насилие не приемлю! Я буддист и пацифист! Вон у меня, не видишь что ли, голова бритая?!
— Зачем же ты ему открыл тогда? Ты его знаешь?
— Катя! Катя мне говорила, что у неё свидание сегодня намечается. Я и хотел его впустить, а сам уйти. Он представился другом Кати.
— Лжёшь, сука! Я тебе слова не сказал, но ты всё равно открыл мне дверь, — тихо, но с явной неприязнью в голосе прошептал Андрей.
— Замолчи! Я хочу услышать его версию, — раздражённо оборвал друга Виктор.
— Да-да, послушай, как всё было, на самом деле! Меня зовут Игорёк, я брат Катьки, и я болею сильно, у меня душевная болезнь! И вот врывается этот… — Игорь поёжился, не закончив предложение, опасаясь принять новый удар. — Я его впервые вижу, ну вживую, в смысле! Я откуда знаю, что у неё такие друзья чокнутые?! Я думал познакомимся, пообщаемся… Я же имею право знать о парне своей младшей сестры?! Открываю ему значит, а он бац-бац, давай меня мутузить, а я ему слова даже не успел сказать! Привязал меня к стулу, достал свои ножи… Это вообще нормально, что он пришёл на свидание с набором ножей?! Он маньяк какой-то! Потом давай меня пытать: кто я такой, что я здесь делаю. Я ему всю правду сразу выложил, чего мне врать-то? А он всё продолжал пытать, как фашист какой-то, проклятый! Про Олю какую-то выпрашивал, мол, я её убил! А я вообще понятия не имею, кто такая эта долбанная Оля! Я за свою жизнь даже мухи не обидел, всё от своих болячек в мозгу лечился, у меня и справка есть! А он кричит: я её убил, Катя её убила! Катя убила! Да это святая девочка, мученица Божья! А этот всё продолжал меня мучить да резать… Пожалуйста, милый человек, спаси меня от этого Сатаны в людском обличье, он правда-правда, совсем чокнутый! — Игорь быстро и невнятно протараторил свой монолог, перебиваемый Лепсом, чей клип шёл по телевизору, наконец остановился, облизнул покрывшиеся кровавой коростой губы и теперь с нескрываемой надеждой смотрел на Виктора.
Тот же внимательно слушал всю эту околесицу, которую прямо в его глаза нёс пленник, и с каждым словом она всё меньше нравились Виктору. Этот суматошно и безумно бегающий в разные стороны взгляд не был похож на взгляд невинной жертвы обстоятельств, оказавшейся не в том месте, не в то время. Порой Игорь начинал смотреть исподлобья. Тогда его взгляд выражал глубокую сосредоточенность и пристальность. Он словно пытался понять, какой эффект производят его слова, и что стоит говорить дальше. Такое поведение вызывало не жалость, а в большей степени неприязнь, даже отвращение. Выражение глаз пленника ярким контрастом различалось от его наигранной, полной излишних эмоций речи. Разбитое лицо иной раз складывалось в неприятную, отталкивающую гримасу, будто в подтверждение его слов о душевной болезни.
Игорь сам говорил, что он психически больной, а значит сам создавал вокруг себя излишние подозрения. Но готов ли был Виктор принять эти подозрения за чистую монету?
Пока ему оставалось лишь оперативно впитывать полученную информацию, стараясь по крохам выделить то, что было действительно важно. Виктор старался абстрагироваться от источника этой информации, которому явственно необходима была медицинская помощь.
Андрей тем временем отложил молоток и нож обратно, облокотился на стену, спустился на корточки вниз и, казалось, полностью ушёл в себя, возложив всю ответственность по принятию решений на друга. «Игорёк», как он представился, по-прежнему сверлил Витю взглядом, напоминая ему голодную собаку или бомжа-попрошайку в ожидании милости. Вите ничего не оставалось, кроме как тщательно всё обдумать, в попытках найти что-то, вызывающее подозрение в речи этого типчика.
— Эй, алло! Хватит уже молчать, развяжи меня! — несвойственным ситуации повелительным тоном, с нотками визгливости и истеричности воззвал пленник.
— Развязать? Подождёшь, ничего с тобой не сделается, — Виктор посмотрел на Андрея, который продолжал сидеть, прислонившись к стене и уставившись в экран телевизора, который всё это время не переставал сменять друг за другом музыкальные клипы. Андрей создавал видимость, что вся эта кутерьма вокруг совершенно его не касается. — Андрюха! Что он имел в виду, говоря, что вживую видит тебя первый раз?
— Понятия не имею. Если честно, когда я с ним общался, он не был таким многословным, — ответил Андрей, не пошевелившись.
— Ты садюга! Тебя расстрелять надо, маньячелло! Ты меня ножом резал, гад! — не выдержав и наклонив голову назад, будто пытаясь сделать невозможное — посмотреть своему мучителю в глаза, визжал Игорь, продолжая своё негодование рядом нецензурной лексики. Андрей вновь не повёл и бровью.
— Что ты имел в виду, говоря, что видишь его первый раз в живую? — напрямик задал свой вопрос Виктор, изложив первое, что сразу напрягло его при прослушивании рассказа Игоря.
— Да вон, в её комнате фотографии… — Игорь осёкся на полуслове и замолк.
— Что? Какие фотографии? — требуя ответа, Виктор вглядывался во всё ещё находившегося в их плену человека, при этом непонятное отвращение к нему всё больше прокрадывалось и заполняло сознание. Андрей в это время поднялся и двинулся к своему другу. Виктор непроизвольно напрягся и хотел было отступить назад, но большим волевым усилием заставил себя остаться на месте.
— Я первый раз об этом слышу, но мне очень интересно было бы на это посмотреть. — сказал Андрей, оказавшись рядом с Виктором. Тот, посмотрев в его лицо, кивнул, и рукой указал в сторону коридора, приглашая Андрея выйти и начать разведывать поступившую информацию.
— Эй, так ты меня развяжешь, или ты такой же, как этот? Ты слышишь меня? Отвечай, когда я тебя спрашиваю! — своим поведением Игорь ни капли не увеличивал симпатии к себе и слабо влиял на решение Виктора оставить его пока связанным или отпустить.
— Посиди здесь, сейчас мы придём.
— Что значит, посиди здесь?! У меня затекли руки, затекла жопа, у меня всё болит, я хочу в туалет, я хочу размяться! Что с тобой не так, если ты веришь этому психопату, почему ты не хочешь мне помочь?! — Игорь продолжал канючить и выкрикивать свои мольбы, вперемешку с проклятиями, в спину удалявшемуся Виктору, который закрыл за собой двери, стараясь не слышать всей грязи, что исторгалась изо рта их пленника.
Прежнее чувство нереальности и фальши всего происходящего вновь овладевало Виктором. «Не может связанный, невиновный человек, подвергшийся пыткам, так разговаривать! Пускай, даже и сумасшедший». — думал он, бредя по коридору в комнату, которая, предположительно, должна принадлежать Кате. «Хотя, много ли я видел людей в таком положении? А что, если он всё-таки прав? Вдруг, он невиновен? Однако, с ним явно что-то не так».
Виктор изо всех сил старался вспомнить всю когда-либо слышанную им информацию о старшем брате Кати, но, как назло, мозг показывал лишь темноту, которая периодически разбавлялась и пульсировала от звука громко бухающего сердца Вити. Да, он вспомнил, что с её братом было что-то не так. Какая-то болезнь. Катя сама говорила несколько раз об этом. «Неужели это правда, неужели всё сходится, и Андрей прав?»
Виктор зашёл в спальню Кати, успев увидеть, как Андрей стремительно засовывает что-то в карман джинсов. На комоде располагалось множество, видимо, выложенных Андреем бумаг и фотографий. Ящик — единственный, что был открыт — оказался заполнен нижним бельём девушки.
— Что ты там, трусы на память украл? — Виктор чувствовал, что его шутка, мягко говоря, была не очень уместна, но слова вырвались из уст прежде, чем он смог это предотвратить.
— Нет, не трусы. Посмотри — да она же моя фанатка! — ответил ему Андрей, фальшиво хихикнув и указав рукой на свои находки.
Виктор подошёл ближе и действительно увидел, что на многих фотографиях запечатлён Андрей. Большинство фото были взяты и распечатаны из социальных сетей, но некоторые вызывали вопросы.
Судя по всему, Катя следила за ним. За Андреем, и за Витей тоже. Вот Андрей выходит из своего подъезда; вот Витя на кладбище; вот Оля в гробу; Андрей на каком-то пустыре; Андрей, запечатлённый бегущим, но при этом его лицо заснято поразительно точно. Помимо этого, вместе с фотографиями раскиданы и вырванные из блокнота страницы, на которых неровным почерком, без сомнений, принадлежащим Кате, оставлены какие-то записи. Витя взял одну.
«Он знает Витю! Я, как никогда, близка к нему! Нужно всё спланировать, нужно подобраться ещё ближе. Как это волнует! О боже, боже, куда заведёт меня эта игра? Плевать! Мне уже давно нечего терять…»
— Что это значит? — демонстрируя прочитанную записку, спросил Витя у друга. Андрей лишь пожал плечами, сделав шаг назад.
— Покажи мне то, что ты спрятал в кармане! — Витя чувствовал, что он начинает закипать. Теперь сомнений не оставалось: в этой квартире, на самом деле, сегодня решаются судьбы людей. И его судьба — в том числе. Вопросы, вопросы, вопросы всё вспыхивали в его мозгу, а он продолжал переводить взгляд с Андрея на фотографию, где Ольга лежала в гробу. «Как? Когда она могла сделать этот снимок? При чём здесь вообще Андрей?»
— Тебе стоит сделать, что я велю, братан.
— У меня в кармане просто наша с Катей фотография. Она к делу не относится.
— Ну так покажи её мне!
— Витя, тебе правда хочется посмотреть на нас голых? Ты серьёзно? — лицо Андрея повлажнело от выступившего пота. Он врал, он явственно врал и сам понимал, что делает это из рук вон плохо, но всё равно изо всех сил старался не допустить, чтобы Витя узнал нечто такое, что Андрей во что бы то ни стало хотел скрыть. Витя всё видел и понимал. Его раздражение, переходящее в злость, доходило до невиданного ранее предела.
— Дай мне посмотреть эту сраную фотографию! — чеканя каждое слова, больше прорычал, чем сказал Виктор, требовательно подняв руку и медленно, напряжённо надвигался на Андрея.
— Витя, если ты сделаешь ещё шаг, то это станет самой большой ошибкой в твоей жизни… Пойми, не я твой враг. А то фото, что у меня, клянусь, не имеет к делу ни малейшего отношения. — Переходя в конце на шёпот, произносил Андрей, напрягаясь в предчувствии близящейся настоящей отчаянной схватки за выживание с человеком, которого он считал братом.
За окнами стало совсем темно, и друзья, сверлившие друг друга взглядами, продолжали стоять на расстоянии рывка друг от друга. Развязка должна была произойти с мгновения на мгновение, как в неподходящий моменту саундтрек, — издававшийся со стороны гостиной от включённого телевизора, надрываясь произведя полузабытый трек из конца 90-ых, — ворвался новый, отрешённый, но настойчивый звук:
УАУ УАУ УИИ
УАУ УАУ УИИ
Виктор и Андрей, казалось, одновременно вычленили эти новые, беспардонно вторгшиеся в их казавшийся отрезанным и изолированным мир противостояния. Первым среагировал Андрей. Приложив указательный палец к губам и прошипев «тсс», он, не обращая внимания на готового броситься на него с кулаками друга, стремительно покинул комнату.
Виктор, как вкопанный, остался на своём месте, глазами провожая друга. Друга ли? Быть может, он враг? Опасный психопат, с которым воля судьбы заперла его в одном помещении?
Окоченение быстро спало. И вся абсурдность, дикость и невозможность ситуации нахлынула на него вновь, заставив испытать лишь безудержный страх перед неизвестным. «Кто это может быть? Вдруг, это полиция? Что я им скажу, что им скажет Андрей? Как объяснить изувеченное и связанное тело в гостиной?»
Эти и ещё тысячи вопросов пронеслись у него в голове. Совершенно не понимая, что делать и как выкручиваться из назревавшей беды, в которой он сам был абсолютно не виновен, Виктор подался первому порыву, первому сигналу, что предложил его мозг. Он судорожно начал собирать разложенные на тумбочке бумаги и прятать их, накрывая лифчиками и трусиками девушки, которой, несомненно, была Катя.
УАУ УАУ УИИ
УАУ УАУ УИИ
Тревожно раздавалось с другого конца квартиры. «Ну вот и всё» — зациклилась в мозгах единственная мысль, за которую Виктор усердно цеплялся, чтобы полностью не потерять самообладание. Как вдруг, одна из фотографий приковала его внимание.
На ней были Катя и Андрей. Это была очень пошлая фотография, явно непредназначенная для третьих глаз. Витя с Олей тоже делали нечто подобное, не столь откровенное, но схожее по задумке, правда, потом всегда незамедлительно всё удаляли — Оля настаивала. Но эта фотография переплёвывала их самые дерзкие и смелые фотосеты. Однако, Андрей не спрятал её…
Что же тогда должно быть на той фотографии, из-за которой они чуть не подрались?