Глава 21.
Яна Лесневич была в панике. Нет, не так. Сказать, что она была в панике, — значит ничего не сказать.
Последнее, что она помнила, — как ложилась спать в своём номере. А очнулась в самом настоящем кошмаре. В полной темноте и в холоде, на твёрдом земляном полу, с прикованными к бетонной стене позади локтями, которые были, к тому же, неестественно вывернуты.
Яна, действительно, не сразу поняла, что всё это ей не снится. А когда осознала, попыталась вырваться. Впрочем, попытки оказались тщетными, локтям было только ещё больнее. Ещё она стала кричать.
Конечно, совладать с металлом она не могла. Конечно, на крик никто не отзывался. Только обессилела.
Яна не имела понятия, сколько прошло времени. Только догадывалась, что много. Точнее, чувствовала: по голоду, жажде и остальным физиологическим потребностям организма. Приходилось терпеть, ведь не то что сходить куда-то, даже дотянуться до трусиков, чтобы спустить их, она с завёрнутыми локтями не могла.
Неожиданно до Яны дошла простая истина: кричать бесполезно. Она в каком-то закрытом помещении, скорее всего, в подвале. Если сюда кто-то и придёт, то только те, кто сюда её притащил. И с этим пришло осознание: её похитили, в отношении неё совершено преступление. Почему-то, занимаясь криминальной журналистикой, Яна никогда не рассматривала себя в качестве возможной жертвы преступления.
Откуда-то сверху послышался звук, похожий на звук открывающейся двери. Потом дверь закрылась. На полную темноту вокруг это никак не повлияло. Это объяснилось тут же: открылась и закрылась вторая дверь. В это место, где бы это ни было, сверху свет и посторонние звуки не проникали.
Но главное, что теперь перед Яной стоял человек. Невидимый ей, но почему-то девушке казалось, что это довольно крупный мужчина. Впрочем, это всё, что она могла бы про него сказать. Он стоял молча, если бы не полная темнота, девушка подумала бы, что незнакомец её разглядывает.
— Помогите! — Слабо пискнула она. Никакой реакции.
Потом незнакомец чем-то зашуршал, и девушка почувствовала, как ей что-то надевают на голову. И прижимают на шее. И тут же стало нечем дышать. Яна слышала про пытку с полиэтиленовым пакетом, который человеку надевают на голову, но никогда не могла подумать, что это когда-нибудь будут делать с ней. А главное — почему? Даже паника не могла помешать тому, что эта мысль пульсировала в мозгу.
Пакет с её головы сняли, и она стала судорожно хватать ртом воздух. Но ещё до того, как Яна отдышалась, пакет надели снова, и на этот раз держали несколько дольше. На этот раз ещё до того, как пакет снова окажется у неё на голове, Яна, задыхаясь, сиплым голосом спросила:
— Что вы… от меня хотите?
Это подействовало. Во всяком случае, снова душить её не стали. Вместо этого она услышала шёпот:
— О, вот это деловой разговор. Назови пароль ноутбука. — Яна выполнила требование. — Теперь телефона. Пароль и адрес электронной почты. PIN-код карточек. — Девушка помедлила, и услышала многозначительное шуршание, после чего сразу назвала требуемое. — Пароль от фейсбука. Твиттер есть? А вконтактик? И от них тоже… И от клиент-банка на компе…
Получив требуемое, мучитель молча ушёл. Последовательно открылись и закрылись две двери. Яна осталась одна в кромешной темноте, понимая, что, кроме неё самой, в чьих-то руках оказались все её деньги, вся её переписка, всё, с чем она работала.
Не только её тело, над которым теперь можно было издеваться, как угодно, но и сама личность, какой её видят многие люди, теперь принадлежала кому-то другому. И она не знала, кому и зачем, да и сопротивляться этому никак не могла. Как не знала и того, стала она жертвой обычных грабителей, которым нужны её техника и деньги, (одинокая иностранка, которую никто быстро не хватится, — идеальная жертва), или это связано с расследованием, которое она вела? Конечно, следовало предполагать худшее. Но, во-первых, от любых предположений ситуация никак не изменится, освободиться они не помогут. Кажется, вообще никто и ничто не поможет, если только мучители сами не захотят её отпустить. А во-вторых, большой вопрос: а что в этом случае худшее?
Яна теперь точно помнила, что, как обычно, легла спать в своём номере. А очнулась здесь, где бы ни было это «здесь». Похоже на какой-то подвал. Кто-то это сделал тихо, незаметно… очень профессионально. Её ценности вряд ли могли заинтересовать способного на такую сложную операцию. Единственное расследование, которым она занималась, — это дело «занайского маньяка», и, хотя оно привело Яну в Киев, подозревать, что из-за этого против неё реализовали такой сложный план, было трудно: маньяки так просто не делают. Да и откуда бы враги узнали, что она здесь, и что именно ищет..? Основательность этого плана была видна даже по тому, как ловко её лишили всякой возможности освободиться и оказать сопротивление. Кричать она перестала, так как понимала, что, кроме мучителя, никто больше не придёт. Зато ещё попробовала расшатать сковывающую локти невидимую конструкцию. Бесполезно: сделано было на совесть, если, конечно, у сделавшего была совесть. И в этот момент Яна поняла, что может никогда не выйти из этого подвала живой.
— Есть? — Спросил Денис Легодаев, когда его напарник вошёл в комнату.
— Конечно. А куда она денется? — Самодовольно усмехнулся тот. — И без повреждений… Я ведь её саму даже пальцем не тронул!
Он достал из кармана маленький цифровой диктофон: памяти, ни своей, ни чужой, Денис не доверял, и потому запасся полезными девайсами и на этот случай. А телефон использовать не стал потому, что его, если найдут, легко привязать к владельцу. Слишком много в наше время в нём разной информации, да и история звонков сохраняется.
— С чего начнём? — Спросил напарник.
— С телефона и ноута, конечно! Нужно посмотреть, что она знает. Смотрите. — Денис кивнул на монитор, куда было выведено изображение с инфракрасной камеры в подвале. — Пытается скобу из бетона вырвать.
— Ничего у неё не получится, — Проворчал напарник. — Лишь бы цепочку твою не порвала. Надо было ещё ноги связать…
— Не надо. Хорошее обездвиживание в одной точке только больше напугает, — Усмехнулся Денис. — Если ничего с ним сделать не можешь. А она не сможет, не волнуйтесь, ничего с цепочкой не случится. В этом положении силы, нужной для разрыва, она приложить не сможет. Цепь алабая выдержит, перекрутить пару звеньев тоже невозможно. Всё продумано. — Он вновь взглянул на экран. — Классная фигурка! В конце…
— Мы на работе, — Укорил его напарник.
— Наша работа позволяет совмещать приятное с полезным. Ну ладно, посмотрим, что у неё в компьютере.
Просмотр всего, что было в компьютере, занял часа три. У Дениса, конечно, была флешка, на которую можно было скопировать файлы, казавшиеся ему важными. Периодически они посматривали на монитор с изображением из погреба. Минут сорок Яна билась, пытаясь освободиться, — судя по движениям, которые она делала, она и сама не знала, как это можно сделать. Естественно, если она не видела, каким именно образом и к чему прикована. Если бы видела, наверное, оставила бы эти бесплодные усилия, подумал Денис. Но так даже лучше. Потом попытки освободиться прекратились, девушка только старалась принять менее мучительную позу. Значит, сознания она не теряла.
— Силы кончились! — Сказал напарник, кивая на экран.
— Скорее, просто смирилась. — Денис ненадолго задумался. — Или надеется сбежать, когда будем… окончательно разбираться. И экономит силы.
— Тогда надо подержать подольше, чтобы сил меньше стало. — Они обсуждали это совершенно спокойным тоном, как два механика рассуждают, как лучше устранить неисправность в каком-нибудь агрегате. Денис себя и ощущал таковым. Что касается напарника, он не был уверен, но тот был совершенно спокоен и деловит.
— Конечно, хотя она и так никуда не денется. Наверно, так и не поняла, как здесь оказалась. Но так нам будет проще.
Так они работали, пока не проверили всё содержимое ноутбука. Их ждало разочарование: никаких новых текстов об интересующем их деле там не было. Судя по всему, Яна Лесневич вынашивала материал в голове, и садилась за его написание, когда знала всё, что было необходимо. Почти все ранние статьи были написаны за один или два приёма. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что отправить материал журналистка не могла, отправлять было нечего. Плохо потому, что не было понятно, что именно она успела узнать и от кого.
— Придётся… зайти к ней ещё раз, — Сказал Руслан. — Вы или я?
— Давай я. Ты можешь не удержаться…
— Ну, как хотите. — Руслан усмехнулся. — Если вы так переживаете. Сейчас посмотрим почту за последние дни и перейдём к телефону.
— А с карточкой её что делать будем? — Спросил напарник.
— Не хотите упускать выгоду? — Понятливо кивнул Денис. — Ну, каждому своё. Я покажу, как анонимно криптовалюту купить, и потом вывести, чтобы никто отследить не смог. Там тысячи на две с половиной долларов. Технику почистим, и можно на продажу… Видите, я вам иду навстречу.
Напарник сделал вид, что не понял намёка.
— А когда её вывозить будем?
— Завтра, наверное. Сегодня нельзя, выходной. Народу на природе много. Завтра в самый раз. Везти будем живую. Чтобы ни погреб, ни машину не пачкать. Всё сделаем на месте.
— А если попытается смыться?
— Да ничего она не сделает. Не сможет, я обеспечу. Да и сил не будет.
— Ладно. Бери телефон. Посмотрим, что там.
Ничего интересного, кроме сообщения главному редактору о том, что пришлось покинуть Занайск, и о выезде в Украину, там не нашлось. На то, чтобы проверить всё, ушло ещё полтора часа.
— Значит, придётся… ещё поговорить, — Задумчиво сказал Денис.
Он ещё придёт, подумала Яна. Обязательно. Когда — неизвестно, но придёт.
Она решила сделать ещё одну попытку спастись. Может быть, последнюю. Когда её мучитель спускался в подвал, или где она там находилась, он открывал дверь дважды. Яна сделала вывод, что откуда-то сверху сюда ведёт лестница, вверху и внизу которой имеется по двери.
Если так, то шансов, что снаружи её кто-нибудь услышит, больше, если одна из дверей будет открыта. Яна понимала, что шансов мало, и что неизвестно, есть ли там кто-нибудь вообще. И что это может плохо закончиться, — такая попытка наверняка вызовет гнев её тюремщика. Впрочем, она уже давно пришла к выводу, что это в любом случае не закончится хорошо. А потому нужно было рискнуть.
Когда сверху раздался звук открывающейся двери, Яна была в странной полудрёме, как бывает у совершенно изнурённых людей. Но, услышав шум, сразу пришла в себя. И закричала.
Снаружи этот крик был почти не слышен. А возле двери, где кто-нибудь мог бы услышать его, никого не было: даже Денис Легодаев сидел в доме, заканчивая разбираться с компьютером, — будучи человеком дотошным, он хотел ещё что-то там проверить.
Зато его напарнику, который уже затворил верхнюю дверь и спускался по лестнице, было отлично слышно. Когда открылась нижняя дверь, крик не стих. Яна находилась уже почти в истерике, и даже, когда ясно услышала, что закрылась и нижняя дверь, продолжала кричать.
Пока не почувствовала сильный удар носком кроссовка слева под рёбра. У неё на секунду перехватило дыхание, и вообще, удар привёл в чувство. Она замолчала. И услышала шёпот:
— Не трать силы. Никто не услышит. Всё продумано.
Яна поняла, что её мучитель прав. Если он (она понятия не имела, что есть кто-нибудь ещё) придумал, как лишить её малейшей возможности освободиться, то наверняка не допустит и того, чтобы кто-нибудь услышал её крик.
Потом раздалось знакомое шуршание. А через секунду у неё на голове оказался полиэтиленовый пакет, и чьи-то руки обжимали его вокруг шеи. От удушья Яна едва не потеряла сознание, но это явно не входило в планы мучителя, потому что в последний момент пакет был снят. И на этот раз, только чуть отдышавшись, Яна спросила:
— Что вы… от меня… ещё хотите?
Ответа она не получила. Видимо, с точки зрения тюремщика, она ещё не была в нужной кондиции. Потому что он повторил пытку ещё дважды, хотя и на меньшее время, и только потом прошептал:
— Что я хочу, ты спрашиваешь? Хочу, чтобы ты рассказала, что узнала по занайскому делу. До последней буковки.
У Яны упало сердце. Не от страха, — страх давно прошёл. От осознания, в чьих руках она, по-видимому, оказалась, хотя по-прежнему совершенно не понимала, как. И, если она была права, это означало, что вряд ли выберется отсюда живой.
Сидевший рядом с ней на корточках мужчина истолковал паузу иначе. И вновь оказавшийся на голове удушающий пакет, — на этот раз дольше, — призван был напомнить, что опасность умереть — это ещё не самое страшное.
Отдышавшись и откашлявшись, Яна спросила:
— Что вы… хотите знать?
— Всё. С самого начала — кто тебя послал заниматься этим делом, с кем беседовала, о чём, что видела, что снимала, что узнала. Лучше сделай так, чтобы не нужно было задавать вопросы. Каждый вопрос — будет значить сама знаешь что. Сделай, чтобы я просто слушал.
И, постепенно восстанавливая дыхание, она начала рассказывать. С самого начала она не стала лгать. Почему-то ей показалось, что так будет больше шансов… На что? Она не смогла бы сказать. Может быть, этому человеку всё-таки удалось сломить её дух. Или, когда девушка осознала, что вряд ли когда-нибудь ещё увидит солнечный свет, ей стало всё равно. Как бы там ни было, она говорила правду, чётко и ясно, как и положено журналистке, формулируя мысли. Её рассказ, который Денис слушал в доме с помощью наушников, длился почти два часа (Яне не было видно, что тюремщик мог всё это время отпивать воду из пластиковой бутылки, — ей пить, конечно же, не дали), и только дважды был прерван удушьем и вопросами.
— А потом… я проснулась здесь, — Закончила она.
— И тебе здесь не нравится, — Констатировал мучитель, поднимаясь. — Ничего, ещё посидишь… пока не станет понятно, что именно с тобой делать. И не ори. Всё равно никто не услышит, — Повторил он, открывая нижнюю дверь.
На этот раз Яна послушалась. Когда она опять осталась одна, в полной тьме, на девушку навалилась такая тоска, что даже лишила её начисто способности думать. Хотя она поняла, что означает эта фраза: «что именно с тобой делать». Она упала бы на земляной пол, но не позволили прикованные за спиной руки. Из глаз Яны полились слёзы бессилия, которых никто не увидел.