Я положил на длинный кофейный столик, стоящий между нами, два почти одинаковых письма.
Алистер смотрел на нас несколько мгновений и не двигался.
— Любовные письма? — вопросительно вскинул он бровь.
— Вроде того, — ответил я. — Не прочитаете? — я откашлялся. — Судя по почерку и выбору бумаги, мы полагаем, что оба письма были написаны одним и тем же человеком.
— Вы поместили их в защитный файл, — кивнул Алистер на письма. — Значит, это улики, а не просто случайные записки с места преступления.
— Да, мы так считаем, — произнёс Малвани. — Что вы можете нам о них сказать?
— Лучше вы сначала расскажите мне о деле, — возразил Алистер.
— Нет, прежде всего, мы хотели бы услышать ваше мнение о данных письмах, — сказал я, стараясь сделать вид, что моё предложение не просчитано заранее.
На лице Алистера отразилась мрачное упрямство, и на мгновение я подумал, что он откажет.
Но, в конце концов, он потянулся к кофейному столику и медленным, неспешным движением поднял письмо на нежно-голубой бумаге, подписанное: «Вещественное доказательство № 1».
Это было письмо, найденное рядом с мисс Даунс в театре «Империя», где её убили три недели назад.
Алистер первым делом проверил водяные знаки, но тут я был на шаг впереди него.
— Это бумага фабрики Крейна, — произнёс я, — и вы знаете, что её продают почти во всех магазинах в городе. Не думаю, что нам удастся определить автора письма по выбору бумаги.
— Само письмо — вот, что важно, не так ли? — спокойно произнёс Алистер. — «Я протянул ладонь… И задушил…», — он остановился. — Я правильно понимаю: эти строки относятся к человеку — точнее, к женщине, — которая была задушена?
Мы обменялись быстрыми взглядами с Малвани, и после того, как он почти неуловимо кивнул, я ответил:
— Мы считаем, что это возможно, хотя ещё ждём официального отчёта коронера.
— Значит, внешних признаков никаких не было? — Алистер заволновался ещё сильнее. — Никаких синяков на шее? А что насчёт глаз? Даже если они визуально не увеличены, то, по крайней мере, от давления и напряжения должны были лопнуть кровеносные капилляры.
Я вспомнил, как Макс Уилкокс раздвигал и выворачивал веки мисс Жермен, и покачал головой. Он исследовал сосуды, но не нашёл ничего определённого.
Я раньше слышал об убийцах, которые обладают достаточным умением для того, чтобы задушить жертву и не оставить следов. Но подобное мог провернуть лишь опытный убийца — и это я объяснил Алистеру.
— Если она действительно была задушена, то я думаю, доктор Уилкокс сообщит нам, что убийца использовал мягкую ткань. А я бы к этому добавил тот факт, что преступник, скорей всего, имеет в этом деле определённый опыт.
Алистер слегка прикусил губу.
— Что ж… Это действительно интересно, Зиль.
Он энергично потянулся за вторым письмом и быстро его прочёл.
— «Кровь её я не пролью, не раню кожу, что белее снега и глаже алeбaстpовых надгробий…». Ваш автор умеет красиво говорить, хотя я не думаю, что это строки его собственного сочинения. В первом письме он упоминает «мудрого поэта», а здесь — «одного из наших великих поэтов». Да и что-то в этих стихах мне кажется знакомым…
Он пристукивал ногой, размышляя, но когда в голову ничего так и не пришло, он позвонил в звонок миссис Мэллоун — своей невозмутимой горничной.
Она пришла совсем быстро и принесла огромный серебряный поднос с чаем и печеньем с миндальным маслом. Наверно, служанка приготовила всё, когда мы ещё только пришли.
Мы попробовали печенье, и, когда трапеза закончилась, Алистер попросил миссис Меллоун проверить, дома ли Изабелла.
— Я полагаю, вы хотите, чтобы она зашла к вам? — уточнила миссис Меллоун, собирая со стола тарелки, оставшиеся после еды.
— Прошу вас, — пробормотал Алистер, проглатывая последний кусочек печенья. — Вы, конечно же, помните Изабеллу, Зиль.
Как я мог её забыть?
— Она любит поэзию, так что уверен, эти строки ей знакомы, — произнёс Алистер.
У меня во рту пересохло, и я сделал глоток чая.
Встреча с Алистером сама по себе была сложной. А уж увидеть сейчас ещё и Изабеллу…
Когда мы встречались в последний раз, она поправлялась после огнестрельного ранения, которое получила в мой последний день расследования убийства.
Я решил, что лучше всего будет дистанцироваться от всего, связанного с миром Алистера — в том числе, и от его вдовствующей невестки, к которой меня тянуло. Это было неприемлемо и неподобающе.
Казалось, прошло всего пару секунд, прежде чем я поднял глаза — и увидел её.
Она выглядела более худой, чем в ноябре, и я чувствовал её сдержанность. Хотя глаза её по-прежнему горели мягким светом, она поприветствовала нас с Малвани официальным тоном.
«Она не хотела приходить», — с разочарованием понял я.
Если Алистер и заметил некую неловкость, то не придал ей значения. Сам он уже давным-давно забыл про обиду. Письма разожгли в нём неуёмное любопытство, а когда Алистера что-то захватывает, всё остальное не имеет никакого значения.
— Посмотри, — сказал он Изабелле, сдвигаясь в сторону и освобождая для невестки место на диване рядом с собой. — Я раньше читал это стихотворение, но думаю, тебе проще будет вспомнить, кому оно принадлежит.
Изабелла присела на диван, разгладила тёмно-коричневую юбку и взяла оба письма. Её глаза быстро перебегали со строчки к строчке. Я видел, как она наморщила лоб, когда поняла содержание писем.
— Где вы их нашли? — спросила Изабелла.
— Каждое из них было оставлено рядом с молодой девушкой, найденной мёртвой. Предположительно, задушенной, — ответил я.
Изабелла на минуту задумалась.
— Что ж, строки довольно просты. В первом письме автор цитирует Роберта Браунинга — тут сразу несколько столбцов из его «Любовника Порфирии».
Она положила письмо на кофейный столик таким образом, чтобы нам всем было видно.
«…Я протянул
Ладонь — и, волосы ея
Собравши в длинную струну,