Я направился к ним. Несколько офицеров кивнули мне в знак приветствия, а Дэвид Марвин протянул руку.
Малвани сидел на корточках и рассматривал чёрное пятно на полу.
— Не важно, — произнёс он и поднялся. На его лице ясно читалось облегчение. — Рад, что ты тут. Пришёл как раз вовремя.
Вокруг сцены и рядом со мной толпилось с десяток офицеров, но один человек явно отсутствовал. Жертва.
— Коронер уже забрал тело? — озадаченно поинтересовался я.
Малвани мрачно покачал головой. Марвин указал на занавес по бокам сцены.
— Мы ещё даже не сумели её спустить.
Я проследил за его пальцем и поднял взгляд вверх.
Там и было жуткое тело. Неудивительно, что я не заметил его на такой высоте.
Больше похожая на куклу, чем на человека, девушка смотрела на нас стеклянными глазами, одетая в ниспадающее платье с блёстками и боа из перьев изумрудно-зелёного цвета. Она качалась вперёд и назад. Медленно. Ужасающе медленно.
Фактически, на этот раз он её повесил, а не задушил?
— Возможно, если опустить занавес, мы сможем её освободить? — горячо предложил молодой офицер.
— Не смешите ме… — начал Малвани, но тут же осёкся. — Ну конечно! Тут же нет ни лестницы, ни подмостков. Откуда им взяться зимой? Значит, он просто подвесил её на занавесе и так поднял.
Малвани одобрительно кивнул молодому офицеру.
— Хорошая мысль.
— Как её нашли? — спросил я. — Сомневаюсь, что кто-то просто пришёл сюда в это время года.
Малвани с горечью ответил:
— Ты прав. Мы бы никогда и не узнали о её смерти, если бы он не захотел.
— Он?
Малвани взглянул на меня с тревогой.
— Убийца оставил нам ещё одно своего рода «любовное письмо».
Он повернулся, взял афишу — лист размером тридцать на сорок пять сантиметров, какие обычно вывешивают в фойе театров — и протянул его мне.
Я заколебался.
— С него уже сняли отпечатки?
Малвани кивнул и заметил:
— Не думаю, правда, что нам это чем-то поможет. Лист сплошь покрыт отпечатками. Такое чувство, что пол Нью-Йорка хватались за этот постер. И всё же…
Он протянул мне пару хлопчатобумажных перчаток, какие были и на нём. Я быстро натянул их и поднёс плакат к свету.
На чёрном фоне была изображена женщина в обтягивающем платье с огромным боа из перьев, которая прижималась, словно в танце, к мужчине в смокинге. Жирными жёлтыми буквами значилось название пьесы: «ПИГМАЛИОН».
А под изображением — два имени.
В нижнем правом углу красным шрифтом — женское. Эммелин Биллингс.
— Это её имя?
Я бросил взгляд на девушку, всё ещё висящую над нами.
Паетки на платье блестели в лучах утреннего солнца — совсем как на афише.
— Мы почти в этом уверены, — кивнул Малвани. — Пытаемся проверить, не пропадала ли она. Я уверен, что мы сможем опознать жертву, как только спустим её вниз.
— А что насчёт второго имени? Уолтер Хоу?
— Ещё один актёр, который играет в нескольких спектаклях в этом театре. Среди них «Венецианский купец» и «Ричард III», — сухо ответил Марвин. — Я уже послал офицера найти его и опросить.
Но я по-прежнему был в замешательстве.
— Расскажите ещё раз, что произошло. Я до сих пор не могу понять, как этот плакат, — постучал я по афише указательным пальцем, — привёл вас к жертве, — я бросил ещё один взгляд вверх.
Марвин вздохнул.
— Малвани уже говорил вам, что «новый Амстердам» — театр, принадлежащий синдикату, да? На данный момент внизу играют репертуар из постоянно повторяющихся шести пьес — от Шекспира до нового видения «Красавчика Браммела». А вот «Пигмалион» сейчас не играют — его ставят только на крыше в «Эриэл Гарденс». Но афиша висела.
Марвин кивнул на постер.
Малвани подхватил мысль коллеги.
— Уборщик, который подготавливал помещение к дневному сеансу, заметил, что этот плакат — подделка, Но подделка необычная. Он понял, что имя ведущего актёра настоящее. Поэтому он поднялся в лифте наверх, чтобы удостовериться, что никто не валяет дурака и не задумал грязное дельце.
Малвани перевёл дыхание.
— Вот тогда он её и нашёл. Вызвал мистера Штрауса, который незамедлительно проинформировал нас.
Мы все уставились на безжизненное тело девушки. Кто-то отыскал подъёмный механизм и теперь начал опускать занавес. Шкив протестующе заскрипел после стольких холодных месяцев простоя.
Когда тело спустили, оно оказалось опутано шторами, как коконом.
Я оглянулся и посмотрел на мистера Штрауса. Он не смотрел на сцену, спрятав лицо в ладонях.
— Письмо на сцене оставили? — спросил я Малвани.