Малвани поджал губы.
— Я уже вам объяснил, что мы следуем протоколу, поэтому, как только доктор Уилкокс осмотрит тело, мы заберём его. Поступить по иному — абсолютно незаконно, и я из-за этого могу лишиться своего места.
— Можете. Или вас может лишить его мистер Фроман, — мрачно предупредил Малвани мистер Айзман и удалился.
У Малвани перекосилось лицо.
— Я слышал кое-что о Чарльзе Фромане, — произнёс я. — Но то, что я о нём знаю, не объясняет того, почему все здесь настолько…
Я запнулся, пытаясь подобрать нужное слово: смесь уважения и страха, которые я видел в глазах и у мистера Айзмана, и у мисс Боуэн.
— Настолько необъяснимо напуганы этим человеком?
Малвани скривился, но потом снова посерьёзнел.
— Ну, почему напугана мисс Боуэн, я могу понять, — заметил Малвани. — Чарльз Фроман — глава Синдиката и руководитель сотен театров, а значит, именно он выбирает актёров и актрис, которые будут играть в его спектаклях. Он создал себе определённую репутацию — если он берётся за какую-то актрису, то делает из неё звезду. И если мисс Боуэн хочет стать — и оставаться впредь — одной из ведущих актрис, то ей лучше играть по его правилам.
— А мистер Айзман?
Малвани широко усмехнулся.
— А ему, я полагаю, очень хорошо платят.
Наш разговор прервал доктор Уилкокс, который, наконец, приехал и пробирался к сцене с чемоданчиком в руках.
Это был высокий, худой, чуть сгорбленный мужчина с лысиной и в очках в чёрной оправе. Он всегда был худощавым, но с тех пор, как я видел его последний раз — а было это почти год назад — кажется, он ещё больше потерял в весе.
Макс Уилкокс поприветствовал нас кивком головы и без предисловий приступил к работе. Здесь он проводил лишь предварительный осмотр, который должен выявить основную информацию о происшествии, прежде чем тело Анни Жермен будет перенесено.
Доктор надел плотные хлопчатобумажные перчатки и склонился над телом, аккуратно приподнимая волосы жертвы, чтобы осмотреть её шею.
— Вы уже сделали снимки? — уточнил он.
— Первым же делом, — рассеянно кивнул Малвани. — Мы сфотографировали сцену в целом, а затем само тело. Особенно сфокусировались на лице и шее.
— Отлично, — одобрительно пробормотал коронер.
Он медленно достал из набора инструментов металлический крючок и вывернул им веко жертвы. Подсвечивая нужную область электрическим фонариком — новым устройством на батарейках — он медленно наклонялся над каждым веком, затем резко опустил фонарь на пол и начал делать заметки в небольшой записной книжке, вынутой из кармана.
— Хм, неубедительно, — разочарованно нахмурился он.
Затем доктор снова схватил фонарь и поднёс его сначала к шее, а затем приоткрыл рот жертвы и осветил ротовую полость.
— Как я и ожидал, — покачал он головой. — Здесь я мало что смогу сделать. Можете перенести её в мой фургон, не травмируя? Не хочу, чтобы на ней появились новые синяки и кровоподтёки.
— На ней и так пока их нет. Вообще ни одного повреждения, заметного невооружённым взглядом, — отметил Малвани очевидное, чем заслужил строгий взгляд Уилкокса.
— После смерти синяки могут появляться в течение нескольких часов, — возразил коронер. — К тому же, могут быть внутренние кровоизлияния, особенно если предположить, что диагноз механической асфиксии подтвердится.
— А как ещё она могла умереть? — поинтересовался я.
— Скорей всего, её задушили, — пожал доктор плечами. — Конечно, это могло бы быть и отравление, хотя яд обычно оставляет весьма неприглядные внешние признаки, которые в данном случае отсутствуют. Но судя по положению тела, я бы предположил самоубийство.
— Это не самоубийство, Макс, — сказал Малвани. — Должно быть что-то ещё, что бы ты мог рассказать мне прямо сейчас. Мне не с чего начинать, кроме уверенности в том, что она была убита.
Голос Малвани стал мягким и спокойным, но по тону стало ясно, что он от своего не отступится.
Уилкокс склонил на бок голову.
— Уверенности? Ни в чём нельзя быть уверенным, капитан, пока это не подтвердит наука.
— В данном случае твоя наука лишь подтвердит то, что я и так уже знаю.
В голосе Малвани звучало тихое отчаяние.
Малвани не мог не понимать, что рискует оказаться в немилости у Чарльза Фромана, поступая не так, как хочет того театральный магнат. И последствия такого поведения могут выйти далеко за рамки того, с чем когда-либо сталкивался Малвани. Но я не верил, что всё дело в этом.
Уилкокс откашлялся и нехотя поставил на пол свой чемоданчик. Он устроил целое представление, заботливо поправляя шарф на шее, а затем произнёс:
— Что ж… Если принять во внимание то, что ты считаешь это убийством из-за доказательств, которыми ты со мной не делишься, то…
Он позволил словам многозначительно повиснуть в воздухе и продолжил:
— Я бы сказал, что самая вероятная причина смерти — удушение. Если провести всё аккуратно, то следов может и не остаться. Но я не могу ничего подтвердить, пока не проведу вскрытие, которое покажет, есть ли типичные для такого метода убийства повреждения хрящей гортани или подъязычной кости. Я заберу её на фургоне прямо сейчас.
И прежде чем уйти, Уилкокс поднял чемоданчик и слегка повернулся к нам боком.
— И пока я не исследую её внутренние органы и содержимое желудка, — заметил он, — я не поддерживаю твою теорию убийства. Это может оказаться и самоубийством. Вы скоро узнаете. Наука не лжёт.
Уилкокс направился к выходу, и Малвани ещё пару секунд хмурился, а я снова взглянул на тело девушка на сцене.
Одна хористка из сотни. Почему же именно она?
— В одном Уилкокс прав. Есть нечто важное, о чём ты нам не рассказываешь, — произнёс я, аккуратно подбирая слова. — Это как-то связано с тем, почему ты позвал меня на это дело?
Малвани молча упал в кресло на первом ряду и беспомощно посмотрел на меня. В его глазах плескалось беспокойство.
— Ты упомянул, что на теле нет ни единого повреждения. Так почему же ты настолько уверен, что перед нами убийство?
— Потому что если её не убили, то перед нами не просто одно самоубийство, — Малвани широко раскинул руки, — их уже два.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Театр «Гаррик», 35-ая улица, дом 67.
Второе убийство. Так вот что он утаивал от Уилкокса. И в этом заключалась причина того, что он позвал меня помочь в этом деле.