Я был не в настроении обсуждать собственные сомнения.
— Тьфу ты! — развеселился отец. — Покажи мне неопровержимые доказательства — и я покажу тебе, как ими можно манипулировать. Даже отпечатками пальцев. Я и сам парочку раз такое проделывал.
— Только на этот раз всё не так просто, — я повернулся к Молли. — Так что вы хотели мне рассказать?
— Думаю, теперь это уже неважно.
Я без всяких угрызений совести поблагодарил Молли за попытку мне помочь и уверил её, что дело закрыто.
Это было не похоже на меня.
В любой другой день я всё равно попросил бы её рассказать, что она знала. Просто чтобы удостовериться, что не оставил непроверенной какую-то ниточку. Но сегодня я был сыт этим делом по горло.
Какое-то время я ещё посидел с ними и неохотно пообещал встретиться с отцом за ужином в пятницу. Затем сел на поезд и поехал в небольшую и не слишком уютную квартиру в Добсоне неподалёку от железнодорожной станции. В квартиру, которую я теперь называл домом.
На цыпочках поднялся по лестнице, чтобы не разбудить спящую на первом этаже домовладелицу, беззвучно открыл дверь и рухнул на выцветший жёлтый диван, оставшийся от предыдущего жильца.
Сегодня вечером он выглядел особенно потёртым и продавленным.
«Тоскливое местечко», — подумал я.
На стенах — выцветшие жёлтые обои с такими же выцветшими розами. Шаткое кресло-качалка со сломанной планкой. Только ковёр был красивым, с густым синим ворсом. Его выделила мне сама владелица квартиры, чтобы не слышать на первом этаже мои шаги.
Я мог позволить себе место и поприличнее, но зачем, если большую часть времени я провожу вне дома? Зачем, если мне будет не с кем наслаждаться уютом новой квартиры?..
Я потянулся к своему коричневому портфелю и вытряхнул содержимое.
Несколько листов бумаги с заметками. Наверно, надо будет отдать их Малвани, чтобы он подшил их к делу.
Помятое яблоко, которое я собирался съесть на обед, но так и не успел.
И когда я уже собирался отбросить в сторону пустой портфель, то заметил торчащий из бокового кармашка смятый, грязный лист бумаги.
Я вытащил его.
Первой мыслью было недовольство, что кто-то засунул что-то в мою сумку в моё отсутствие. Но затем я внимательно вчитался в него и попытался вникнуть в содержимое.
«Детектив Зиль,
я пишу вам в надежде, что смогу снова вас увидеть и что найду в вас сочувствующую душу. Вы кажетесь мне справедливым человеком, который выслушает меня даже тогда, когда все остальные обвиняют во лжи.
Я клянусь вам: я невиновен.
Я никого не убивал. Я не был в «Эриэл Гарденс» и никогда не прикасался к тем иглам. Меня подставили, обманули и ложно обвинили.
В субботу меня остановил мужчина, чтобы спросить дорогу. И когда я склонился над его картой, он прижал к моему носу и рту какую-ткань, и я потерял сознание. Я не помню ничего вплоть до момента моего ареста.
Я больше не могу так. Я уверен, что умру здесь, если вы не сможете мне помочь.
— Тимоти По».
Выходит, По засунул в портфель этот лист, когда бросился ко мне сегодня утром в участке.
Отчаянный шаг с его стороны.
Было ли содержание письма правдой? Я не был уверен. Но просматривая письмо снова и снова, я понимал, что не могу выбросить его и проигнорировать написанное.
Мои инстинкты говорили мне, что Тимоти По невиновен в этих убийствах. Он был хорошим актёром и смог меня обмануть, скрыв некоторые подробности личной жизни. И тем не менее, я не мог представить, чтобы Тимоти По угощал жертв ужином и вином, покупал им платья, обещал сделать звёздами, а потом хладнокровно убивал, как делал это настоящий преступник. А несвязные, беспорядочные мысли По, отражённые в лежащем передо мной письме, как раз и могли оказаться правдой.
Я знал, что Алистер со мной согласиться. Он тоже считал, что По не подходит под профиль убийцы.
В письме было именно то, что мне нужно, чтобы избавиться от разочарования и начать действовать. Чтобы спасти это дело.
После нескольких телефонных звонков мы с Алистером договорились завтра утром встретиться перед офисом доктора Вольмана в Нью-Йоркском Университете. Фотографии стихотворения с тела последней жертвы до сих пор находились у меня, и я согласился обработать их и принести завтра, чтобы знакомый Алистера — эксперт по почерку — смог их исследовать.
Я не стал звонить Малвани: он бы всё равно посчитал письмо По поступком отчаявшегося виновного человека и не стал бы принимать его во внимание.
Мы остались сами по себе.
Может, лучше бросить это дело и совать в него свой нос? Может быть.
Но, несмотря на все доказательства обратного, я верил в то, что написал По.
В худшем случае, я просто потеряю несколько дней, поведясь на отвлекающий манёвр. Это я переживу. К тому же, я ещё не был официально возвращён на службу в полицию Добсона.
А если Малвани действительно посадил за решётку невиновного, то я должен разобраться в этом деле хотя бы ради очередной, пока ещё неизвестной актрисы, которая, возможно, скоро сыграет свою последнюю роль.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«Положение наше стало иным,
и то, что прежде было для нас правильным,
сегодня невозможно».
Джордж Элиот, «Мельница на Флоссе».
Вторник
20 марта 1906 года
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Кофейня «Дорри».
После ночи безжалостной бессонницы я проснулся с жуткой головной болью.