— К тому же, — заметил он, — некоторые занятия продолжают проводиться здесь, в кампусе на Вашингтон-сквер-парк. Для многих наших студентов это оказалось наиболее удобным местом.
Мы вошли в просторную комнату, которую профессор, очевидно, использовал в качестве классной комнаты.
На дальней стене висела доска, а перед ней стоял круглый стол, за которым могли уместиться, по меньшей мере, десяток студентов.
Огромное, во всю стену окно по левую руку открывало потрясающий вид на конюшни нью-йоркского университета.
Возле окна стоял простой стол из орехового дерева, отполированный до блеска. За ним уже сидели Алистер с Изабеллой. Оба сразу же поднялись, чтобы поприветствовать меня, и мы обменялись несколькими ничего не значащими любезностями, прежде чем перейти к делу.
— Итак… Вы хотите, чтобы я взглянул на новые улики и в свете них пересмотрел свои старые заключения.
Доктор Вольман аккуратно опустился на стул и достал шелковый платок, чтобы протереть линзы очков.
— Верно.
Я открыл свой портфель и начал выкладывать на столе фотографии татуировки Эммелин Биллингс, которые вчера вечером проявил для меня фотограф в Добсоне.
— Мы надеялись, что вы сможете что-то из них вынести, — произнёс я, и эксперт по почерку придвинулся ближе к столу.
Он медленно рассматривал каждую фотографию, поднося её к свету и что-то бормоча под нос.
— Осторожней, — попросил я, когда мне показалось, что он обращается с ними гораздо более грубо, чем мне хотелось бы. — Нам ещё нужно вернуть их полиции.
Вообще то, я должен был отдать их Малвани уже давно, но он настолько радовался аресту По, что совершенно забыл про эти улики.
Я сделал восемь фотографий крупным планом, и сейчас мы трое с надеждой смотрели на изучающего их доктора Вольмана.
В конце концов, он печально покачал головой.
— Я не могу вам ничем помочь. Анализ почерка не может интерпретировать то, что было написано иглой, а не ручкой. Можно попробовать вынести что-то из грамматики, но не из самой манеры написания.
Он отодвинул фотографии в сторону и вздохнул.
— Ну как можно быть таким ублюдком…
Он покосился на Изабеллу.
— Простите мне это ругательство, мисс, но если Эммелин Биллингс была жива, когда убийца наносил татуировку, девушка пережила истинную пытку.
Он на секунду замолчал.
— А вы знаете, была ли она жива?..
— Не знаем, — покачал я головой. — Пока не знаем.
И чтобы это выяснить, мне необходимо связаться с офисом коронера. Вряд ли Малвани решит сам сообщить мне подробности.
Я проигнорировал ещё один укол вины за то, что мы продолжаем расследование за его спиной.
Алистер легонько барабанил пальцами по столу, чья поверхность была такой же блестящей, как и стол доктора Вольмана. Наконец, он заговорил, тщательно подбирая слова:
— Мужчина, которого мы ищем — а все свидетельства указывают на то, что это действительно мужчина, — имеет самый необычный преступный умысел, с которым я только сталкивался в своей карьере.
— Ты изучил стольких жестоких преступников, совершивших ужасные поступки. Я не понимаю, почему ты считаешь этого человека уникальным, — тихо произнесла Изабелла.
— Потому что я уверен, что мы ищем человека, чьё личное обаяние полностью скрывает его склонность к насилию. По словам друзей жертв, по меньшей мере, у двух девушек появился новый кавалер, который заваливал её подарками и всячески ухаживал.
— У многих актрис есть поклонники, — заметил я. — Нет никаких доказательств того, что за девушками увивался один и тот же человек.
— Как и нет доказательств обратного, — парировал Алистер и глубоко вздохнул.
— Кем бы он ни был, ему удалось завоевать доверие своих жертв и убедить их встретиться в театре в позднее время. Он убивает их только после того, как знакомится и соблазняет. И такое поведение показывает нам две яркие, черты личности этого убийцы: любовь к театральности и жестокость.
— Но его склонность к жестокости не была настолько очевидна до убийства мисс Биллингс, — взволнованно заметила Изабелла. — Первых два убийства были… почти поразительно красивыми.
— Потому что прежде он не отмечал их тела, — задумчиво произнес Алистер, — в отличие от последнего случая.
Эта же мысль посетила меня прежде в мертвецкой.
— Почему же он изменил свое поведение?
Алистер откинулся на спинку стула и переплел пальцы.
— Именно над этим я размышлял с тех пор, как ты мне об этом рассказал. И вот что я понял: в последнем убийстве, в отличие от предыдущих, его безжалостность не была так заметна.
— Но татуировка на её теле должна значить что-то еще! — настаивал я.
Я обращался к Алистеру, но ответила мне Изабелла.
— Возможно, мы сможем понять, зачем он это сделал, если взглянем на то, что он написал.
Я выпрямился на стуле.
— Да, об этом я тоже хотел поговорить.
Я снова разложил на столе фотографии.
«Во тьме безутешной — блистающий праздник…
… И Червь-Победитель — той драмы герой!»
— Я так понимаю, что «блистающий праздник» — это про театр, — произнёс я. — Он упоминал про это в письме в «Таймс».
— Либо это еще один способ упомянуть По, — заметила Изабелла, вскидывая на меня горящие глаза.
— Каким образом? — удивлённо поинтересовался я.