Не снимая пальто, я прошёл через кухню, вышел на заднее крыльцо и нашёл невысокую поленницу. Дров там было мало, но для одной растопки камина нам должно было хватить.
Так мы хоть сможем согреть воздух в гостиной.
Я заставил Алистера помогать; вместе мы растопили камин, перенесли несколько поленьев в комнату и бросили их в ревущее пламя. Только после этого сели на неудобные стулья с деревянной спинкой и окинули взглядом всю комнату.
Всё здесь напоминало саму хозяйку — старое, ветхое и сломанное.
От камина до угла вдоль стены были свалены стопки газет — три ряда в ширину и около полутора метров в длину.
Алистер заметил, что опасно держать газеты в такой близости от открытого огня, но женщина лишь сухо рассмеялась, обнажив беззубые дёсны.
— Мои рецензии, — пояснила она и закашлялась. — Точнее, некоторые — мои, а некоторые — её. Моя мать всегда говорила, что старые вести не заслуживают внимания, и не нужно их хранить. Но мне нравится их просматривать.
— Какие рецензии? — уточнил я.
— Театральные. Да, мы когда-то были актрисами. У неё много рецензий.
Миссис Лейтон так пристально посмотрела в окно, словно за ним стоял человек, которого она знала; и я, естественно, обернулся.
Но там, конечно же, никого не было.
— Кто она? Подруга? — спросил я.
Женщина не ответила. Она снова сложила руки на груди и одарила нас ещё одной беззубой улыбкой.
Я не мог не задаться вопросом: она была немножко сумасшедшей или просто игнорировала половину моих вопросов?
Алистер поднял одну из пожелтевших газет и протянул ей.
— Могу ли я взглянуть на отзыв в этой газете?
Миссис Лейтон вновь усмехнулась и раскрыла газету. Её пальцы начали яростно перебирать страницы, и она даже не замечала, что большинство из них падает на пол рядом с ней. Но когда она нашла то, что искала, её пальцы с внезапной нежностью разгладили страницу.
Мы с Алистером пододвинулись ближе, чтобы рассмотреть то, что она нашла.
Резкий запах старых, пыльных газет смешался с запахом, исходящим от самой женщины.
Запахом старости и немытого тела.
Я сосредоточился на газетной статье, стараясь дышать только ртом.
На фотографии была изображена яркая молодая девушка в сценическом платье, и за руку её держал партнёр по спектаклю.
— Это она, — произнесла миссис Лейтон. — Она играла Розалинду в спектакле «Как вам это понравится».
Я переключил внимание на статью под фотографией. Автор в основном говорил о самой постановке, но в нескольких словах упомянул и имя Элейн Коби.
Неужели женщина на фотографии и женщина, сидящая сейчас рядом со мной — один и тот же человек? До того, как она изменила фамилию после замужества?
В статье о ней говорили, как о «освежающем новом голосе» и «удивительно эмоциональном диапазоне». И она была очень симпатичной. Печально было думать, что она превратилось из той красавицы в эту одинокую, брошенную, слабоумную старуху.
— Рецензия великолепна; должно быть, вы были очень талантливы в молодости, — заметил я.
— Это не я, — раздражённо ответила женщина. — Разве я не сказала, что это она? Я бросила сцену ещё до того, как она получила первую роль.
— Кто «она»?
Я надеялся, что она не растеряла остатки разума.
— Элейн, моя сестра, — ответила она недовольно.
Похоже, она была уверена, что говорила мне это уже не один раз.
Теперь становилась понятна бросившаяся мне в глаза разница в возрасте. Она составляла не менее десяти лет — и это вряд ли можно было объяснить отвратительными условиями проживания и быстрым старением.
Мы с Алистером вернулись на свои места.
— Она была младше вас?
Сначала мне показалось, что она не расслышала вопрос, но затем медленно кивнула.
— Мы обе начинали свою карьеру на второстепенных ролях в театре: я — в семидесятых, она — в восьмидесятых, — начала рассказывать миссис Лейтон. — Я была хороша. Но Элейн — лучше. Однажды она даже получила роль в спектакле с Эллен Терри.
— О да, восхитительная Эллен Терри! — воскликнул Алистер, пытаясь расположить к себе миссис Лейтон. — Я видел её в игру в паре с Генри Ирвингом в «Короле Артуре» около десяти лет назад. Её Гвиневра была просто великолепна!
— Это было её мечтой, — тихо произнесла миссис Лейтон. — Пока её не отняли у Элейн.
— Кто? — спросил я.
— Как «кто»? — вздохнула женщина. — Чарли Фроман поставил крест на её карьере всего несколькими словами. Он, его братец и их помощник распространяли об Элейн лживые слухи. Они не просто выгнал её из своего театра; они сделали так, чтобы она больше не смогла получить ни одну роль. И всё это только потому, что Элейн ждала ребёнка.
Алистер пояснил мне, что миссис Лейтон говорит о тех годах, когда Чарльз Фроман ещё только начинал создавать свою империю и работал вместе со старшим братом Дэниелом в «Мэдисон-сквер-гарден». С самого начала работы в театре Чарльз рьяно следил за своими актёрами и их поведением — особенно, за его моральной составляющей.
— Какой помощник? — уточнил я.
— Айзберг, — ответила женщина и содрогнулась. — Ужасный человек. Он был влюблён в Элейн, но в тот момент, когда ей больше всего нужна была его помощь, он отвернулся от неё.
— Вы имеете в виду Льва Айзмана?
Я старался, чтобы вопрос не выглядел наводящим, но фамилия, которую она произнесла, была очень созвучна.
— Может быть, — миссис Лейтон сплюнула на пол. — Кем бы он ни был, он был очень близок с Чарли.
Похоже, она действительно говорила о Льве Айзмане. Это было ещё одним напоминанием о том, что я не должен раньше времени сбрасывать со счетов бессменного помощника Фромана.
— А ребёнок Элейн?