Этим она мне и понравилась.
Признаться, мы встречались нечасто: раз, самое большее два в месяц. Поужинав, шли в бар, джаз-клуб, гуляли в ночи.
Рядом с ней мне было беззаботно, я напрочь забывал о работе, которую не хотелось делать, о никчемных спорах без малейшего намека на результат, о непонятных людях с еще более непонятными мыслями. В ней крылась какая-то особая сила. Слушая ее бессмысленную болтовню, я впадал в легкую рассеянность, как в те минуты, когда смотришь на плывущее вдали облако.
Я тоже о многом рассказывал, но при этом не коснулся ни одной важной темы. Не оказалось ничего такого, о чем я должен был ей рассказать. Правда.
Нет ничего, о чем я должен рассказывать.
Два года назад весной умер от инфаркта отец, оставив, если верить ее словам, небольшую сумму денег. На них она решила ненадолго съездить в Северную Африку. Я так и не понял, почему именно туда, однако познакомил с одной подругой, работавшей в посольстве Алжира в Токио, благодаря которой она все-таки отправилась в эту африканскую страну. В конце концов я же и поехал провожать ее в аэропорт. Она была с одной потрепанной сумкой-бананом. Багаж досматривали так, будто бы она не едет в Африку, а возвращается туда.
— Правда же, ты вернешься в Японию?
— Конечно, вернусь.
…И вернулась — через три месяца, похудев на три килограмма и черная от загара. Вдобавок к этому, привезла из Алжира нового любовника, с которым попросту познакомилась в ресторане. В Алжире мало японцев, и это их объединило и сблизило. Насколько мне известно, он стал для нее первым настоящим любовником.
Где-то под тридцать, высокого роста, опрятный и вежливый. Правда, с совершенно невыразительным лицом, но человек симпатичный и приятный. Большие руки с длинными пальцами.
Почему я знаю о нем такие подробности? Потому что ездил их встречать. Внезапно из Бейрута мне пришла телеграмма, в которой значились лишь дата и номер рейса. Похоже, она хотела, чтобы я приехал в аэропорт. Когда самолет сел — а сел он из-за плохой погоды на четыре часа позже, и я всё это время читал в кафе сборник рассказов Фолкнера, — эта парочка вышла, держась за руки. Совсем как добропорядочные молодожены. Она представила мне его, и мы почти рефлекторно пожали друг другу руки. Крепкое рукопожатие человека, долго живущего за границей. Затем пошли в ресторан — она хотела во что бы то ни стало съесть «тэндон»,[7] и съела его, а мы с ним пили пиво.
— Я работаю во внешнеторговой фирме, — сказал он, но о самой работе не распространялся. Может, потому, что не хотел о ней говорить, или же постеснялся, предположив, что это может показаться скучным, — я так и не понял. Правда, я и сам не жаждал слушать рассказы о торговле, поэтому задавать вопросы не отважился. Темы для беседы не находилось, и тогда он поведал о безопасности в Бейруте и водопроводе в Тунисе. Похоже, он неплохо разбирался в обстановке в странах Северной Африки и Ближнего Востока.
Покончив с «тэндоном», она широко зевнула и заявила, что хочет спать. Казалось, она тут же уснет. Да, совсем забыл: за ней водилась привычка засыпать, невзирая на местонахождение. Он сказал, что проводит ее до дома на такси, на что я возразил, дескать, электричкой выйдет быстрее, да мне и самому возвращаться… При этом для меня осталось загадкой, зачем я вообще приезжал в аэропорт.
— Рад был познакомиться, — сказал он мне без какого-либо намека на извинение.
— Взаимно…
После этого я виделся с ним несколько раз. Заприметь я где-нибудь случайно ее, рядом обязательно находился он. Назначь я ей свидание, случалось, он подвозил ее на машине до места встречи. Он ездил на спортивной немецкой машине серебристого цвета, на которой нельзя было найти ни единого пятнышка. Я почти не разбираюсь в машинах, поэтому подробно описать не могу, однако это была машина в духе черно-белых фильмов Федерико Феллини.
— Он наверняка богатый? — поинтересовался я как-то у нее.
— Да, — ответила она без всякого интереса. — Наверное, богатый.
— Неужели так хорошо зарабатывают во внешней торговле?
— Внешней торговле?
— Он же сам так сказал: «Работаю во внешнеторговой фирме».
— Ну… Может, и работает. Правда… Не знаю я толком. Он вообще-то не похож на работающего человека. Встречается с людьми, звонит по телефону, но так, чтобы трудиться изо всех сил…
— Совсем как Гэтсби.
— Ты о чем это?
— Да так, — ответил я.
Она позвонила после обеда в одно из воскресений октября. Жена с утра уехала к родственникам, оставив меня одного. День выдался солнечным и приятным. Глядя на камфарное дерево в саду, я жевал яблоко. Уже седьмое за день.
— Я сейчас недалеко от твоего дома. Ничего, если мы вдвоем заглянем в гости? — поинтересовалась она.
— Вдвоем? — переспросил я.
— Ну, я и он.
— Да… да, конечно.
— Тогда мы подъедем минут через тридцать, — выпалила она и повесила трубку.
Рассеянно посидев некоторое время на диване, я пошел в ванную, принял душ и побрился. Затем, вытираясь, почистил уши. Поразмыслив, прибираться в доме или нет, решил отказаться от этой затеи. На полную уборку времени не хватало, а если не убираться, как полагается, лучше не делать этого вовсе. По комнате валялись разбросанные книги, журналы, письма, пластинки, карандаши и даже свитер. При этом грязно в ней не было. Так, творческий беспорядок… Я как раз накануне закончил одну работу, и на другие занятия уже не оставалось ни сил, ни желания. Усевшись на диван, я взялся за очередное яблоко, посматривая на камфарное дерево.
Они приехали больше чем через два часа. Зашуршали колеса спортивной машины, затормозившей перед домом. Выйдя в прихожую, я заметил на дороге знакомый силуэт серебристого цвета. Подружка махала мне рукой из открытого окна. Я показал за домом место для парковки.
— А вот и мы! — воскликнула она, улыбаясь. Сквозь тонкую блузку отчетливо виднелись ее соски, мини-юбка отливала оливково-зелеными тонами.
Он был одет в спортивную темно-синюю кофту европейского стиля. Мне показалось, он производит несколько иное впечатление, чем при последней нашей встрече, из-за по меньшей мере двухдневной щетины. Однако в его случае даже щетина не делала его неряшливым, просто тени на лице стали гуще. Он вставил солнечные очки в нагрудный карман и слегка шмыгнул носом. Этак стильно.
— Извините, мы так нежданно нагрянули в выходной… — сказал он.
— Ничего страшного. У меня каждый день похож на выходной. Да и… скучал я от одиночества, по правде говоря.
— Мы привезли немного еды, — сообщила она и достала с заднего сиденья большой бумажный пакет.
— Еды?
— Так, ничего особенного. Просто подумали: неудобно идти в гости с пустыми руками. К тому же в воскресенье, — пояснил он.
— Вообще-то это хорошая мысль, если учесть, что я с утра питаюсь одними яблоками.
Мы вошли в дом и разложили продукты на столе. Признаться, получился неплохой наборчик. Хорошее белое вино и сэндвичи с ростбифом, салат и копченая красная рыба, голубика и мороженое. И всего — помногу. В сэндвичи с ростбифом, как полагается, входил кресс-салат, горчица тоже была настоящей. Переложили еду на тарелки и открыли вино — будто небольшая вечеринка.
— Мне даже как-то неудобно…
— Ничего-ничего. Считайте это маленькой компенсацией за нашу бесцеремонность.
— Давайте уже есть! А то у меня в животе урчит! — взмолилась она.
На правах хозяина я разлил по бокалам вино и предложил тост. Вино оказалось несколько терпким. Хотя после нескольких глотков это ощущение притупилось.
— Можно поставить какую-нибудь пластинку? — спросила она.
— Давай, — ответил я.
Она уже была один раз у меня дома, поэтому без всяких объяснений знала, что где можно взять. Достала с полки несколько любимых пластинок, смахнула с них пыль и поставила на проигрыватель.