При первых утренних лучах солнца Эль-Морро[17] казался приземистой массой розового известняка.
Катер с такой медлительностью проходил мимо крепости, что создавалось впечатление, будто стоим на месте. Наконец сооружение осталось позади, и мы вошли в порт. Я снова был в Гаване. После прошедшей ночи у меня было ощущение, что ничего не случилось.
Я покинул катер и прошел к таможне. За последние три дня это было второй раз. Таможенники остановили меня для досмотра.
— Всего лишь небольшая поездка по срочным делам, — объяснил им.
Таможенники разрешили пройти.
Солнце поднялось над горизонтом и только начало окрашивать крыши в розовый цвет. День не набрал еще полной силы, не развернулся пока в своей ослепительной красе. На улицах — свежо и прохладно.
Я уже более-менее ориентировался в этом городе. Знал, куда идти, а это всегда хорошо. Я направлялся в центральное полицейское управление, к Акосте. Шел медленно и безмятежно. Было еще рано, и мне хотелось дать сыщику время прибыть на рабочее место.
И вот я вошел в здание. Акоста сидел за письменным столом и перекладывал бумаги. Наверное, только что пришел.
Акоста поднял глаза и увидел меня у двери.
— Как, вы уже здесь? В такой ранний час? — воскликнул он.
Я закрыл за собой дверь.
— Недавно я убил двух человек в Майами, — признался.
Его руки замерли над бумагами. Полицейский посмотрел на меня долгим взглядом.
— А почему пришли именно сюда? Почему не обратились в полицию там? Во Флориде?
— Не знаю, — ответил я. — Думаю, находясь здесь, буду… ближе к Еве, вот. А может быть, когда речь идет о таких делах, человек предпочитает обращаться к тому, кто его уже знает. К тому, кто уже говорил, что он для него больше не чужеземец.
Я улыбнулся.
Акоста отвел от меня взгляд и снова начал перекладывать бумаги. Как будто уже закрыл одно дело и теперь готов перейти к другому. Некоторое время я молчал, ожидая, но не выдержал:
— Ну что вы намерены предпринять?
— По поводу чего?
— По поводу того, что я сказал.
Акоста нахмурил лоб.
— Я не очень хорошо знаю английский, — отпарировал сыщик, — часто не совсем понимаю слова и фразы, произнесенные быстро.
— Я могу повторить более отчетливо. Недавно в Майами я убил двух человек: Эда Романа и Бруно Джордана. Я сказал достаточно ясно?
Акоста покачал головой:
— Мой английский никуда не годится. Если бы я получил телеграмму от полиции Майами, в которой просили бы задержать человека по имени Скотт, виновного в убийстве, совершенном там, тогда другое дело. Тогда бы пустился в поиски некого Скотта и, найдя его, задержал, потому что должен был это сделать. Но до тех пор, пока не получил такого сообщения, не откажите мне в любезности прекратить бормотать по-английски фразы, которые я не совсем понимаю.
— Полагаю, вы никогда не получите подобного сообщения, — заверил я. — Это вряд ли возможно!
— А тогда откуда могу знать об этом деле, если мне о нем не сообщили официально? — возразил Акоста. — Я не прорицатель и не читаю мысли других людей, черт возьми! Видите, вы здесь уже минут десять, а я так и не знаю, чего хотите, черт побери! Нет, зато я знаю, что делать! Buenos dias, senor.[18] Дверь там, позади вас.
Я понял, куда Акоста ведет. И должен был его поблагодарить. Правда, я не был уверен, что сыщик заслуживает благодарности. Что он сделал для меня? По его милости я провел долгую ночь, полную моральных мучений, а он, в качестве извинения, проявил обо мне заботу. Нет, я действительно не был уверен, что Акоста заслуживает благодарности.
Я повернулся и, направляясь к выходу, сказал:
— Я задержусь в городе.
— Знаю, — услышал я его бормотание. — Налегайте на ром, и время пройдет быстро.
В этот момент вошел полицейский. Он был возбужден и прижимал носовой платок к тыльной стороне ладони. Возникало подозрение, что его кто-то укусил или поцарапал.
Акоста поднял руки и схватился за голову. Потом неожиданно повернулся ко мне:
— Сколько у вас денег с собой?
Я сказал.
Цифра, кажется, устроила его.
— Вам не жалко оставить их здесь, как залог для временного освобождения этой… этой женщины? Мы хотим освободить ее…
Я не сразу понял.
— Эта девушка, эта женщина! — разъяснил Акоста. — Со вчерашнего дня устроила здесь ад. И это продолжалось всю ночь. Если ваших денег окажется недостаточно, остальное выложу я, из собственного кармана. Сколько угодно, только бы освободить ее!
Я положил на стол деньги.
— Но почему вы задержали ее? — спросил. — Как свидетеля? Но она не…
— Какой там свидетель! Она стащила у одного их моих агентов часы, когда тот вел ее сюда. И мы вынуждены были арестовать ее по обвинению в краже. С этого момента нет нам покоя! Она похожа на один из тех ураганов, которые время от времени приходят с моря. Но те, по крайней мере, в определенное время уходят!
Мне с трудом удалось сохранить серьезный вид.
— Она оступилась, — сказал, извиняясь за нее. А про себя подумал: «По всей видимости, женщина решила как-то поправить свои дела».
Штраф, или залог, или как он там назывался, был оплачен, и несколько минут спустя я услышал шум в коридоре. Создавалось впечатление, что тащат громадного зверя.
Дверь распахнулась, и вошли два здоровенных стража, держа кубинку за руки. И, наверное, третий здесь был не лишний. Да, задала она им трепку.
— Оставьте ее, оставьте, пусть идет! — нервно проговорил Акоста. — Если она еще кого-нибудь укусит, вынужден буду поместить фурию в изолятор. — И добавил с осторожностью: — Откройте входные двери.
Полицейские резко отпустили ее и, очень довольные, отошли назад, освобождая женщине проход.
Но Полночь не спешила воспользоваться открытой дверью. Сначала она осмотрела одежду и пригладила места, примятые пальцами агентов. Сделала символический жест, стряхивая с себя нечто невидимое. Очевидно, тем самым она хотела сказать, что боится заразиться от подобных контактов. Затем поправила на груди блузку.
Наконец, вместо того чтобы уйти, Полночь направилась к Акосте. Шла медленно, но, видно, настроена была решительно и воинственно. Она шла, как той ночью в комнате, когда увидел ее в первый раз. В такой момент с ней лучше не шутить!
Акоста оставался на своем месте за столом. Здесь еще находились его подчиненные, и ему негоже было отступать. Однако на лице сыщика читалось, что он не прочь сделать несколько шагов назад.
Полночь остановилась у стола и уставилась на Акосту. Казалось, она хочет испепелить его взглядом.
Все в комнате присмирели и притихли.
Я кашлянул, давая понять, что постараюсь вывести ее отсюда. Женщина даже не посмотрела на меня.
— Привет, Полночь! — сказал я, чтобы успокоить ее.
Но это не помогло. Она продолжала держать Акосту под своим взглядом.
— Поговорим на улице, — ответила женщина, не глядя на меня. — Здесь обстановка неподходящая.
Она так сильно фыркнула, что бумага перед Акостой взлетела в воздух.
После этого Полночь развернулась и пошла к выходу. Она по-прежнему шагала медленно, но решительно, с угрожающим видом. Двое стражей предусмотрительно отошли в сторону.
Полночь задержалась на пороге, обернулась и снова посмотрела на Акосту, во второй раз стараясь испепелить его предостерегающим взглядом. Потом подняла колено, извлекла из-под юбки огрызок сигары и сунула в рот. Продолжая демонстрировать свое отношение к полицейским, протянула правую руку к верхней части двери и провела большую поперечную черту по дереву. Черта кончилась тем, что зажглась огромная спичка.
Секунду спустя эта спичка, дымясь, летела через дверь по направлению к Акосте.
Полночь вышла. В воздухе осталось немного дыма от сигары.
Я взглянул на Акосту. Тот украдкой провел носовым платком по потному лбу. Потом взял пресс-папье и осторожно положил его на документы, которые чуть раньше взвились в воздух от фырканья Полночи.
— Закройте дверь, — приказал он полицейским. — Я не хочу ее больше видеть.
Через минуту я догнал женщину на улице. Она шла не спеша, уверенная в себе, и люди уступали ей дорогу. Я окликнул ее.
— Ну вот, все кончилось, Полночь, — произнес я, шагая сбоку.
— Все кончилось, guapo,[19] — повторила женщина.
Оказалось, что говорить нам больше не о чем, мы замолчали.
— Я бы пригласил вас выпить чего-нибудь, — начал я, — но…
— Я знаю. «Она» уже там — та, которая ждет вас. В могиле.
Ударом руки Полночь стряхнула пыль с моего рукава. Таким образом, мы попрощались друг с другом. Как корабли, которые расходятся бортами в ночи. Будто тропинки, которые пересеклись во мраке.
Я на мгновение задержал на женщине взгляд, затем повернулся. Полночь продолжала свое шествие по улице, я же вошел в «Слоппи».
Остановился у табурета, где мы сидели вместе. В уме всплыли Евины последние слова:
«О, Скотти… дай мне знать, как получилось наше фото.»
— Оно получилось хорошо, любимая, — вполголоса проговорил я.
Поднял бокал и выпил за нее. Затем разбил бокал о табурет.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
Колониальная крепость, которая защищает вход в бухту Гаваны.
Всего хорошего, сеньор (исп.).
Милый, голубчик (исп.).