Я работал у «Него» уже неделю, когда увидел Еву в первый раз. Семь дней я не знал о ее существовании.
Стоит особо отметить, как я нашел это место. В уличной канаве, можно сказать. Кто имеет склонность к мистике, увидел бы в этом символический смысл. Я не очень-то в это верю, но, видимо, именно там я должен был найти занятие, которое искал.
Дело было в Майами. Меня зовут Скотт. Все, что имел тогда, сейчас — при мне. У меня была такая же одежда, потому что, когда тебя арестовывают, без нее не обойтись. Один комплект необходимой одежды — весь мой гардероб. Кроме того, у меня имелась скамеечка в парке. Конечно, скамеечка часть городской собственности, но пользуясь только ею каждую ночь, я приобрел особое право на нее. Это было мое достояние. Однажды пришлось прогнать оттуда другого типа и уговорить его поискать более подходящее местечко.
Вставал я тогда рано — с рассветом или даже чуть позже. В Майами рассвет прекрасен. В нежно-розовых и часто голубых красках, как лицо и глаза детей. Невозможно насладиться цветами рассвета. Умывался в фонтанчике в том же парке и причесывался половинкой расчески, которую ревниво хранил в кармане.
В то утро я вышел из парка и прогуливался в одиночестве, следуя за своей длинной тенью, по улице, окрашенной в розовое. Проходил мимо ночного ресторана, кажется, он назывался «Акации». Я редко обращаю внимание на рестораны. Майами — место отдыха и развлечений, оно изобилует ночными заведениями. Но этот был огромным и казался даже более сверкающим, чем другие. Поэтому его и заметил. Должно быть, ресторан закрылся недавно, приблизительно с час назад, потому что я чувствовал исходившие от него волны тепла, оставленного людьми за ночь. Между тротуаром и улицей тянулась полоска травы, и в этой канаве что-то лежало. Однако я не был в этом уверен, потому что мешала блестевшая на солнце роса. Прошел мимо, но потом решил проверить, повернул назад и пнул предмет ногой. Предмет перевернулся. Это оказался бумажник. Я наклонился и поднял.
Наверное, его потерял клиент ресторана, когда садился в автомобиль. А может, уронил кто-то другой и не нашел, потому что место здесь слабо освещено. Бумажник был из черной тюленевой шкуры с углами, отделанными золотом. На шелковой подкладке было отпечатано «Марк Кросс» — магазин, где приобретен бумажник. Внутри лежали деньги. Меня интересовали только они: сорок один доллар. Я продолжил прогулку.
В бумажнике еще находились документы, удостоверяющие личность владельца: водительские права, выписанные Эдварду Роману, сорока четырех лет, проживающему в Эрмоза Драйв, и визитные карточки. Вовсе не анонимный был бумажник!
Однако мои моральные принципы не вызывали восхищения у пустого желудка. Он требовал своего. Потому плотно позавтракал, на этот раз не занимаясь мытьем посуды и не разгружая грузовик. Когда успокоил голод, в бумажнике стало на полтора доллара меньше.
Потом заметил, что мои моральные принципы опять стали брать верх. Удивительно, как легко побеждает честность, когда желудок полон.
Пришлось расспросить трех человек, прежде чем узнал, где находится этот дом. Первый, к кому я обратился, был полицейский. Он никогда не слышал о таком названии и честно признался в этом. Второй человек имел о нем слабое представление. Наконец водитель грузовика показал мне, в каком направлении двигаться. Добавил, что сочувствует, если буду добираться туда пешком. Он с удовольствием бы подбросил меня, но, к сожалению, едет в другую сторону. Итак, я продолжил свой марш. Правда, мелькнула мысль, что есть более легкие способы остаться честным, но все равно дел никаких не имелось, и мне было совершенно безразлично в какую сторону шагать.
Мне показалось, что я прошел только полдороги до Пальм-Бич, когда, наконец, прибыл туда. Это был большой и прекрасный дом.
Вокруг разместились и другие похожие виллы, но эта понравилась мне больше всех. У нее была своя внутренняя улочка, отходящая от автострады. И это объясняло, почему не многие знали о ее нахождении.
Эрмоза Драв стояла фасадом к морю, а тыльной частью к автостраде. У нее был частный пляж и прекрасный внутренний берег.
Я поднялся по маленьким ступенькам перед входом и позвонил. Мне пришлось ждать несколько минут, прежде чем подошел афроамериканец в белом пиджаке, как те, которые одевают слуги в клубах. Он открыл дверь и испытующе посмотрел на меня.
— Могу я видеть господина Романа? — спросил.
— По какому поводу?
Я проделал слишком большой путь, чтобы теперь, вот так просто, отдать бумажник негру.
— Мне нужно отдать то, что ему принадлежит, — ответил.
Слуга недоверчиво посмотрел на меня и закрыл дверь. Пришлось ждать еще. Создавалось впечатление, что за мной наблюдают, но я не знал, откуда и кто, потому не стал убегать.
Потом появился тот же негр.
— Зайдите на минутку, — сказал он.
Итак, меня впустили в дом на время, будто проверяли. Я понял это по сухой фразе. Негр не сказал, что господин Роман меня примет.
Я последовал за слугой, который направлялся вверх по лестнице. Но прежде чем успел достичь ступеней, кто-то возник передо мной и вынудил остановиться. Человек не выглядел на сорок четыре года, как значилось в водительских правах господина Романа. Он был коренаст и ростом мне до бровей. Кожа мужчины была цвета корки сухого лимона и такая же неприятная на вид. Волосы напомажены чем-то блестящим. Глаза смотрели пристально, но казались затуманенными. Свет приглушался в них. Не знаю, как определить этот взгляд, — описания никогда не были моей сильной стороной. Даже собаки имеют блеск в глазах, а у него не было этого блеска. Я думаю, в них отсутствовала душа. Эти глаза напоминали пуговицы ботинок или зерна кофе — гладкие, твердые, простые предметы.
Мужчина был одет в рубашку из черного шелка и спортивный пиджак горчичного цвета. Босые ноги с фиолетовыми венами всунуты в соломенные сандалии. В общем, тип, который не располагал к веселью, а создавал впечатление скрытой опасности. Словно вы находитесь перед гремучей змеей, свернувшейся в кольца на расстоянии всего лишь сантиметров тридцать, поэтому ей не надо даже прыгать, чтобы ударить и отравить. Вот такое впечатление произвел на меня этот человек.
Неясно, почему же от него исходила враждебность и угроза? Если честно, так сразу и не скажешь. Он говорил мягко, вытягивая слова, безразличным тоном, будто спросонья. Даже руки, которые время от времени как бы невзначай касались меня, казались сонными.
— Какое послание?
Я не сразу понял его.
Человек коснулся левой части моей груди тыльной стороной ладони.
— Что вы сказали слуге? — спросил он.
— Я хочу видеть господина Романа и отдать то, что ему принадлежит.
— Это может означать многое.
По-прежнему не пропуская меня, мужчина переговорил со слугой, который остановился на первой ступеньке и уже держал ногу на второй.
Потом человек с глазами-пуговками провел рукой по моему бедру, но жест был настолько быстрым и ловким, что казался почти незаметным. Я опустил глаза, но рука исчезла.
— Извините, — сказал он, — вы немного запылились.
Слуга спросил:
— Все в порядке, мистер Джордан?
Афроамериканец вел себя так, будто эти сцены были для него не в новинку.
— Да, теперь можете подниматься, — ответил мужчина.
Я последовал наверх за слугой. С минуты на минуту ожидая услышать позади себя жужжащий звук, который издает гремучая змея, но так и не услышал.
Негр постучал в дверь.
— Человек к хозяину.
Из-за двери послышалось:
— Пусть проходит.
Слуга открыл дверь.
— Входите, — произнес он.
Я очутился в большой спальной комнате, одну стену которой заменяло окно, выходящее на террасу.
На террасе в кресле сидел человек. Лица не видно — его брил парикмахер. Перед ним на табуретке сидела девушка и обрабатывала ему ногти.
Я в ожидании остановился посреди комнаты.
— Отмерьте точно виски, — услышал.
Афроамериканец опустился на колени. Он вытянул из кармана сантиметр и измерил длину висков сначала с одной, потом с другой стороны.
— Сантиметр ниже верхушки уха, — приказал хозяин. — И оставьте прямые. Мне они нравятся.
Я продолжал ждать.
Вдруг человек в кресле вскрикнул:
— Ой! — и поднял колено.
Но вины парикмахера в этом не было.
— Вы двигаетесь, господин Роман, — заметила маникюрша.
Мужчина выпрямился в кресле и с силой ударил ее по лицу. Девушка очутилась на полу.
— А ты, наоборот, не двигаешься вовремя! — прорычал хозяин виллы с сарказмом.
Девушка заплакала.
— Выйди отсюда! — выкрикнул человек. — Пока не залила мне террасу.
Девушка собрала свои принадлежности, и слуга проводил ее из комнаты, держа за плечи, чтобы она быстрее шла. Потом я заметил, как он передает ей банкноту — десять долларов, как мне показалось.
— Не принимай так близко к сердцу, малышка, — услышал, как он шепчет девушке. — В следующий раз получится лучше. Не обращай внимания на то, что сделано.
«Однако сделано любопытным образом», — подумал я.
Роман встал с кресла, пригладил волосы и вошел в комнату. Он не выглядел на свои сорок четыре года. На нем была шелковая пижама в полоски: темно-лиловую, ярко-зеленую и еще два цвета, которые лишь подчеркивали приходящее на ум сравнение с брюхом рыбы в аквариуме. К счастью, большую часть пижамы покрывал халат — видны были грудь и верхняя часть брюк.
Роман подошел к зеркалу и хорошенько осмотрел себя. Я вдруг подумал: «У вас, должно быть, крепкий желудок, мистер!»
Потом Роман взял сигару и, откусив кончик, прикурил. В конце концов, он, кажется, заметил меня и спросил:
— Что я могу сделать для тебя, Джек?
— Я подумал, что, может быть, доставлю вам удовольствие, вернув это, — сказал, протягивая ему бумажник.
Хозяин виллы с удивлением посмотрел на бумажник. Но даже после того, как осмотрел его и исследовал содержимое, казалось, не хотел верить, что это его вещь.
— Это не мой, — произнес он, наконец. — Где вы его нашли?
Я объяснил.
Роман приказал слуге:
— Посмотри одежду, которую я одевал вчера вечером. Есть ли там бумажник?
Негр ушел, потом вернулся и сообщил:
— Там нет его, хозяин. Нет.
— Но я даже не заметил, как он выпал! — воскликнул Роман.
Видимо, он хорошо выпил в ту ночь, подумал я. Вдруг хозяин стал усердно рыться в бумажнике, не обращая внимания на деньги. Открыл ящичек и вытащил оттуда другой бумажник из крокодиловой кожи. Заглянул в него.
— Ага, здесь, — сказал Роман, как показалось мне, с облегчением. — Сколько в нем было? — обратился он ко мне с равнодушным видом.
— Сорок один доллар, — ответил я. — Мной потрачено полтора доллара на еду, так что там осталось тридцать девять с половиной долларов.
— Я бы этого не заметил, — проговорил хозяин виллы и взглянул на слугу. — Ты представляешь, в мире существуют честные люди.
Дело приобретало странный оборот.
— И мало того, — продолжал Роман, — они приходят сюда с бумажником…
Неожиданно Роман повернулся ко мне:
— Возьмите его, он ваш.
Я не взял, но поблагодарил:
— Спасибо, но через день-два, я его все равно продам…
— Вы мне нравитесь, — сказал хозяин виллы. — И я хочу вам это доказать. Что вы умеете делать?
Я перечислил небольшой список своих возможностей:
— Немного понимаю в садоводстве, столярном деле, могу водить машину…
На этом пункте он меня прервал:
— Считайте, что вы нашли работу.
Тем временем в комнату вошел человек, который остановил меня внизу у лестницы. Точнее сказать, обратил на себя внимание. Потому что он имел способность появляться рядом неожиданно и оставаться незамеченным.
— А что вы сделаете с Клэйборном? Вы хотите двух шоферов, Эд? — заметил вошедший.
— Пошлите к черту, — махнул рукой Роман. — Дайте ему двадцать минут, чтобы он убрался. — Но когда мы оба уже были на пороге, хозяин изменил свое решение: — Дайте ему пятнадцать минут. Может быть, через полчаса мне понадобиться машина, а я не хочу ждать.
Это произошло во вторник.
Я работал на него целую неделю, прежде чем увидел Еву, прежде чем узнал, что она живет в этом доме.
В моей комнате зазвонил телефон, и в трубке раздался голос Джоба:
— Скотт, приготовьте машину. Через две минуты.
Джоб — мажордом, который открыл мне дверь неделю назад.
— Есть, — ответил я.
Полагая, что поеду как всегда с хозяином, я надел пиджак, берет. Вывел из гаража автомобиль и остановил его перед парадной дверью. Вышел, открыл дверцу и стал ждать. Все это я обычно проделывал, когда подавал Роману машину.
Дверь открылась, и вышла девушка.
Молодая, красивая девушка. Справедливо сказать, она была красивой, но это неважно, — важен эффект, который красивая женщина производит на вас.
У меня непроизвольно дернулись веки, но лицо осталось неподвижным.
Ева вышла медленно, как будто не было у нее необходимости идти туда, куда направлялась. Еще медленней девушка развернулась, закрыла за собой дверь и спустилась с лестницы.
На меня она даже не взглянула. Глаза опущены, веки полузакрыты. И не обратила внимания, что шофер — другой… Да и как она могла это заметить, если не смотрела на меня? Наверное, видела меня, как видят нечто расплывчатое через зеленое стекло. Ее фигурка, спускающаяся по лестнице, отпечаталась тогда в моем сердце и осталась там навсегда.
На ней было кремовое платье до колен, из тех, которые одеваются как рубашка. Вокруг талии — узкий поясок. Косынка на голове полностью скрывала волосы и была завязана на два узла по обе стороны лица с торчащими кончиками, что делало Еву похожей на котенка с маленькими ушками. Правая рука украшена прекрасным бриллиантом.
Мысленно я проговорил: «Тут все ясно. Красивая и совершенная снаружи, а внутри — опилки».
— В город, пожалуйста, — тихо сказала девушка. И села в машину.
Я закрыл дверцу. Садясь, она попыталась расправить платье под собой, несмотря на то, что оно было короткое. Жест механический, обычный для всех женщин.
Я занял место за рулем, и мы поехали. Хозяину нравилась скорость, но с Евой я ехал не спеша. Во всяком случае, судя по виду девушки, она не волновалась.
Мы катили по автостраде, когда красавица вдруг сказала:
— Остановите здесь на минутку.
Я остановился и осмотрелся, не понимая причины остановки. Не увидел ничего, кроме моря… Хотя место было удачным, с хорошей панорамой. С одной стороны — пальмы, с другой — бескрайний морской простор.
Не знаю, сколько мы просидели вот так, в машине. Время от времени я поглядывал в зеркало заднего вида. Она положила руки на край окошка, чтобы лучше видеть, и упорно смотрела на простирающееся перед ней море. На лице застыло выражение восхищения и задыхающейся радости, как у заключенного, который смотрит на небо через решетки окна. Она смотрела на линию горизонта, туда, где соединяются вода с небом. Эта воображаемая линия манит и искушает, но всегда обманывает, потому что достичь ее невозможно.
Я молчал. Мне казалось бесполезным демонстрировать нетерпение. Я перестал волноваться, а просто сидел, уставившись на сложенные руки.
Наконец мы снова двинулись. Девушка быстро управилась со своими делами и сделала покупки. Каждый раз я ожидал ее у входа и провожал до следующего здания.
По пути домой Ева обратилась ко мне и произнесла всего лишь две фразы.
— Что случилось с Клэйборном? — спросила она, словно только заметила, что водитель другой.
— Он уволился, мисс.
— Миссис, — поправила она. — Я — миссис Роман.
Мое удивление было двойным. Оказывается, она жена Романа, и удивил ее тон, которым это было произнесено. До этого момента я пытался уверить себя, что такая красивая куколка годится лишь на сезон или даже на одну ночь. Теперь понял, что передо мной прекрасная и несчастная женщина. Я почувствовал это по оттенку покорности, по тону, почти извиняющемуся, когда она сказала, что является женой Романа.
И все, ни одного больше слова. Женщина садилась в машину медленно, нерешительно, выбиралась из машины еще более неохотно, а до двери дома шла, еле передвигая ноги.
На следующий день — снова голос Джоба по телефону:
— Машину, Скотти. Через две минуты.
И опять тот же маршрут и та же остановка.
Как и в прошлый раз, она сказала:
— Остановитесь здесь.
И хотя остановились мы не в той именно точке, что днем раньше, причина остановки была та же самая.
Я смотрел на нее в зеркальце и чувствовал себя растерянным. Не мог понять ее. Вначале мне показалось, что Ева испугана или чувствует себя не очень хорошо. Женщина глубоко дышала, ее грудь тяжело поднималась и опускалась. Но вскоре я пришел к выводу, что она, как человек, сидящий взаперти, просто изголодалась по свежему воздуху. И только здесь, в этом одиноком месте, имела возможность свободно дышать и неотрывно смотреть вдаль, надеясь, может быть, когда-нибудь достичь невидимой линии горизонта.
По пути домой она снова произнесла две фразы.
— Между прочим, как вас звать?
— Скотт, мисс… — Потом вспомнил вчерашний день и добавил: — Извините, я забыл. — И повторил ответ: — Скотт, миссис Роман.
— Именно так, — подтвердила она, обращаясь больше к себе, чем ко мне. — Даже если я предпочитаю называться по-другому.
Прошло несколько недель.
В тот день, возвращаясь из своей обычной поездки в город, мы опаздывали и не должны были задерживаться. И все-таки остановились. Говорят, ясная луна опасна, но это можно сказать и про закат. Были сумерки, час грусти: умирает день, умирают надежды, несбыточными кажутся мечты.
Я заметил, что Ева плачет. Лицо ее было печальным, почти спокойным, слезы катились медленно и тяжело.
Мне бы следовало подумать о себе, быть более осторожным, но легко ли сдерживаться, видя, как плачет красивая женщина.
Я резко повернулся к ней.
— Я могу что-нибудь сделать для вас? — спросил.
Взгляд, который она вернула мне, тронул мое сердце.
— Да, — ответила она. — Сделайте так, чтобы не было этих последних трех лет. Отведите стрелки времени назад на три года. Если вы не можете этого сделать, называйте меня «мисс». Если вы не можете сделать даже это, тогда отвернитесь.
Не помню, как я очутился на заднем сидении рядом с Евой, не отдавая отчета в том, что делаю. И слова вырвались у меня спонтанно, помимо воли:
— Я вас люблю. Уже три недели. Полюбил вас с того момента, когда в первый раз сели ко мне в машину. Но только сейчас это понял.
Оторвав свои губы от ее губ, я попробовал укротить себя:
— Извините, больше этого не повторится. Завтра я уйду.
Ева ответила тремя словами, но их было достаточно.
— Не делайте этого!
В дальнейшем к теме моего ухода не возвращались. Мы были влюблены и не могли жить друг без друга. И нечего к этому добавить. Мы любили, и точка.
Три дня спустя, когда ехали по автостраде, я сказал:
— Знаешь, я ведь ничего не могу предложить тебе взамен того, что ты имеешь.
— Именно этого я и желала.
— Ты уверена?
— Совершенно уверена.
Она посмотрела на линию горизонта:
— Что находится там? В той стороне?
— Гавана, думаю. Но не прямо перед нами, а немного вправо.
— Мне неважно название места. Здесь на море так просторно, свободно, чисто… И через такую глубокую воду невозможно добраться к тому, кто находится там…
— Значит, Гавана?
— Да, Гавана.
— Есть корабль на Гавану. Он пришел из Нью-Йорка и сейчас стоит в порту. Вскоре отчалит. Я разузнаю о времени отплытия. Заказывать два места на самолет — неосторожно. Они имеют привычку звонить для подтверждения заказа и могут нарваться на «Него». И почтовым судном рискованно — у Романа лучшая яхта в Заливе.
— Нельзя терять время. Действуй быстро, быстро! За спиной у нас смерть. Каждую минуту, каждую секунду, даже когда мы сидим здесь. Не смотреть, не дышать, не думать, пока не уедем.
Я вспомнил о Джордане. Этой гремучей змее, свернувшейся в кольца, чье шипение я ожидал услышать всегда. Ева была права, смертью дышало все вокруг постоянно.
— Отход возможен в ближайшее время. Как-то раз я видела его в порту, но до среды… Корабль, я имею в виду. Он останавливается здесь на три-четыре дня, не более. Если у тебя нет возможности уточнить день, то это можно сделать завтра в городе…
Я почувствовал, как дрожит ее тело, совсем рядом. И прижал Еву к себе.
— Не приближайся! Будь осторожен. Мне так страшно, Скотти.
— Из своего окна ты видишь мое?
— Да, я видела его еще раньше, до того, как все произошло. Этот светящийся прямоугольник над парком гипнотизировал меня.
— Тогда сделаем так. Пока ты одеваешься к обеду, около семи, смотришь на мое окно и считаешь, сколько раз гаснет свет. Так ты узнаешь время отхода. Если только судно не уйдет раньше, чем мы выедем завтра из города.
— Отвези меня домой, уже поздно. На днях «Он» заметил: «Мне кажется, что теперь ты слишком часто ездишь в автомобиле».
На следующее утро я повез в город Романа. Пока он занимался делами, я успел съездить в агентство за билетами. Судно должно отплыть сегодня в полночь. Я заказал две каюты до Гаваны. Вначале свободных кают не было, но потом оказалось, что в Майами сошли несколько пассажиров, поэтому в агентстве смогли удовлетворить мой заказ. Не спрашивайте, почему взял две отдельные каюты. Если бы у нас была обычная любовная интрижка, мы могли бы никуда не ездить, остаться там и делать у него под носом все что нам захочется. Несмотря на риск и опасность. Но мы хотели постоянства, хотели жить свободно и любить свободно.
Я не видел Еву днем. Не было возможности связаться, дать ей знать. Хозяин держал меня постоянно при себе. Непонятно было, делается это с целью или нет — лицо Романа выглядело невозмутимым. Очевидно, это было простое совпадение. Хотя я вспомнил, что Ева мне рассказывала о его замечании насчет частых поездок. Хозяин ограничивался тем, что бросал мне:
— Оставайтесь здесь.
И я оставался там, где он приказывал, боясь сделать неосторожный шаг или лишнее движение, даже когда Роман поворачивался спиной ко мне, чтобы, не дай бог, не разрушить все. А время шло, день близился к концу.
Отвез я хозяина на виллу в шесть. Мчались «с ветерком», как ему нравилось. Когда на большой скорости проезжали «наше место» — там, где останавливались много раз я и Ева, — произошло нечто интересное. Именно в тот момент, когда мы там проезжали, Джордан издал глухой сдавленный смешок. Естественно, Джордан всегда был с хозяином. Можно сказать, Роман и шагу не делал без него.
Так как мы всю дорогу молчали, этот смех получился не к месту и требовал объяснения.
— Почему ты смеешься? — спросил его Роман.
— Я подумал, — послышался голос Джордана, — что там, где мы сейчас проезжаем, идеальное место для влюбленных.
Роман не ответил. Но я почувствовал на шее легкое холодное дуновение. Мне удалось сдержать желание взглянуть в зеркальце заднего вида. У меня было ощущение, что если бы я туда посмотрел, то наткнулся бы на взгляд Джордана. Может быть, я и ошибался, точно сказать не могу. Если опять идет речь о простой случайности, то это насмешка судьбы! Ехидная насмешка! Я почти реально слышал у себя за спиной, как стучит хвостом гремучая змея, предупреждая меня о предстоящей опасности.
Когда приехали домой, уже стемнело. Я поставил машину в гараж и поспешил в свою комнату. Последующие два часа были самыми тяжелыми в моей жизни. Я нетерпеливо ходил по комнате, останавливаясь каждый раз, чтобы взглянуть в окно напротив. Но вместе с ее окном светилось рядышком другое. Это было «Его» окно. Я не мог подать сигнал, пока Роман находился в своей комнате. Он мог это заметить.
Мне пришла в голову мысль, что супруги ссорятся и могут пропустить время обеда. Ведь в семь они обычно сидят за столом. Потом подумал, что, может быть, «Он» пошел вниз и забыл выключить свет. Но в этом случае Ева зашла бы в его комнату и выключила свет.
Я очень волновался. Конечно, у нас было еще пять часов в запасе, но она ничего не знала! Я должен дать ей знать. Она могла решить, что отъезд только завтра, и поэтому сразу после обеда пойти спать. Ева говорила, что часто так поступает, стараясь как можно меньше видеть мужа.
И вот неожиданно, около семи двадцати, я увидел, что освещено только ее окно. Я побежал к выключателю, выключил свет, выдержал так минуту, потом принялся включать и выключать. И так — двенадцать раз.
Потом, вернулся к окну и подождал.
Свет в ее комнате погас, затем зажегся только один раз. Она увидела. Ева получила мое послание!
Я спустился на первый этаж и поужинал в компании с Джобом, как это делал каждый вечер. Там, в той части дома, где живут слуги, я был еще более отделен от нее, чем в своей комнате, потому что не мог видеть даже ее окно.
— Здесь как в могиле, — посетовал негр, кивая головой на дверь с автоматическим запором. — Не успеешь сесть за стол, а еда уже остыла.
Я не ответил. «Знал бы ты причину, по которой мне побыстрее хочется вырваться отсюда!» — подумал.
— Вы плохо поели, — заметил Джоб, забирая тарелки. И добавил, складывая их в раковину: — И Ева тоже плохо ела сегодня вечером, почти не дотронулась до еды.
Я посмотрел прямо ему в глаза, чтобы проверить, не являются ли слова намеком. Но Джоб казался невинным. Я успокоил себя: если бы что-то было, он бы иначе ответил на мой взгляд. В таких случаях обычно смотрят, попала ли стрела в цель. Должно быть, здесь тоже было простое совпадение, как смех Джордана, когда мы проезжали мимо «того места с пальмами».
Я отодвинул стул, встал и вернулся в свою комнату. Было без четверти девять. Оставалось три часа. Чистых два часа, учитывая время, чтобы добраться до порта.
Я нервничал. Никогда раньше не был так напряжен. У меня взмокли ладони, но не потому, что испугался Романа или Джордана. Я боялся, что не удастся увезти Еву отсюда, боялся, что она вынуждена будет неожиданно остаться дома, боялся потерять ее. Это тревожное ожидание влюбленного.
Я кружил и кружил по комнате. Наверное, пробежал несколько километров!
Девять тридцать. Без четверти десять. Десять. Осталось два часа. Час чистого времени.
Вдруг зазвонил телефон. Я почувствовал, как холодок пробежал по моей спине. Раздался голос Джоба:
— Пожалуйста, приготовьте машину, Скотти. Сейчас.
Наконец-то. Должно быть, она придумала что-то… Я бросил сигарету, сбежал вниз, сел в машину. Давая задний ход при выезде из гаража, чуть не зацепил не полностью открытые ворота. На большой скорости подъехал к входу и шумно затормозил.
В этот момент дверь открылась и вышла Ева, одетая в длинное вечернее платье из белого атласа. На ней были все бриллианты. Роман часто ей дарил украшения.
Я смутился, почувствовал, как холодеет кровь. Ей не следовало так одеваться для побега. В этом наряде девушку за километр видно!
Лицо ее было бесстрастным, будто она меня вообще не знала. Я придерживал дверцу автомобиля. Проходя мимо, она прошептала:
— Осторожно. За мной идут.
Сначала вышел Роман, надутый, пахнущий лосьоном. На шее — белый шелковый шарф.
Секунда ожидания, потом хозяин буркнул:
— В чем дело, Джордан?
Я заметил одну особенность: Роман называет своего телохранителя полным именем, когда хочет сказать, что раздражен по какой-то причине, которая, может быть, даже к Джордану не относится.
— Должно быть, он забыл свой пистолет, — иронически проговорила Ева.
Наконец появился телохранитель — гремучая змея в боевой позиции на хвосте — высокая, стройная и зловещая.
Они заняли места по бокам от нее. Я закрыл дверцу и сел за руль.
Роман приказал:
— В «Трок», Скотти.
Это был один из его излюбленных ресторанов. Я не смотрел на них в зеркальце, чтобы не выдать себя чем-нибудь. Глядел только на дорогу, которая катила мне навстречу. На небе перемигивались звезды.
Мы проехали три четверти пути, но никто из пассажиров не произнес ни слова.
Наконец Роман заметил:
— Ты молчаливая сегодня.
— У меня нет желания говорить, — ответила Ева.
— Не понимаешь, Эд? — вмешался Джордан. — Может, сегодня вечером миссис не собиралась выходить.
Ева ничего не сказала.
— Ты не собиралась выходить? — спросил Роман.
— Ты меня уже об этом спрашивал дома, — возразила жена. — Но я же здесь. Я еду. Чего же ты хочешь?
Остаток пути она молчала. Я вел машину спокойно.
Мы подъехали к «Троку», сверкающему изнутри голубоватым светом. Портье, негр с Багамских островов по имени Уолтер, который в этом голубоватом свете казался еще черней, чем был на самом деле, хорошо знал Романа. Увидев его, он склонился в глубоком поклоне.
У Евы не было возможности перемолвиться со мной. Она вынуждена была пойти вперед, двое мужчин ее сопровождали. Я наблюдал за ней, когда девушка входила в ресторан. В этом свете ее белое платье отражалось голубым, красивые плечи казались мраморными с едва заметными голубыми прожилками вен.
Все вокруг было голубым — и мое опечаленное сердце тоже.
Я поставил машину немного в отдалении, за углом. Не знал, что делать. Стена ресторана с той стороны, где я остановился, была без окон. Люди продолжали собираться.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
Увидел, как вышел официант и что-то сказал Уолтеру. У меня тут же родилась надежда, что она послала мне записку, поэтому я приблизился к входу, ожидая оклика. Но официант на мгновение задержал на мне взгляд, потом повернулся и вошел внутрь. Очевидно, он вышел, чтобы сделать глоток воздуха.
Я вернулся на свой пост. Знал уже, что с улицы невозможно увидеть зал ресторана, поэтому не делал попыток приблизиться к входу.
Наступило одиннадцать часов. Потом одиннадцать двадцать. Одиннадцать тридцать. Я стоял рядом с машиной и водил рукой по гладкой поверхности, как бы снимая с нее нервное напряжение.
Вдруг увидел, как что-то блеснуло там, где прежде было лишь слабое отражение голубого света. Ева бежала ко мне в своем белом платье, без шарфа и сумочки.
Я сделал несколько шагов навстречу, обнял ее.
— Быстро! — задыхаясь, проговорила она. — Ничего не говори! Поехали!
Она прыгнула на переднее сидение, я уже был за рулем.
Спешно отъехали.
— Сколько у нас времени?
— Двадцать минут.
— Я не могла уйти раньше. Черт возьми! Они выбрали столик как раз напротив коридора. Им был виден и коридор, и выход на улицу. Я не могла выйти незамеченной.
— Тогда как тебе удалось…
— Немного спустя пришел их друг и сел за наш столик. Они вынуждены были изменить положение, чтобы дать ему место. И потому вход оказался уже вне поля их зрения. — Она пошарила за декольте. — Держи!
Это был замшевый кошелек с деньгами. Ева протянула его мне. Я продолжал держать руки на руле.
— Чьи это деньги? — спросил.
— Мои.
— А до этого чьи были?
Секунду она размышляла.
— Ты прав, — сказала и, высунув наружу руку, перевернула кошелек. Посыпались банкноты. Они уносились прочь с большой скоростью. Кто-то завтра найдет на улице доллары.
— Мы когда-нибудь приедем?
— Еще немного, и будем на месте. Теперь уже успеем. Судно не отойдет до полуночи. У нас есть еще… — Я почувствовал, что Ева прижалась ко мне. — Почему ты так боишься?
— Потому что они знают, Скотти! Они раскрыли наш заговор раньше времени. Не знаю, удастся ли нам прибыть на судно раньше их!
Я спросил, что она хочет этим сказать.
— Кто-то видел тебя. Тот, кто знает его, видел тебя, когда ты покупал билеты. Или узнал машину Эда. Несчастливое стечение обстоятельств, понимаешь? И надо же, чтобы оно случилось именно с нами! Это все тот друг, присевший за наш столик. Он думал, что билеты заказываются для меня и Романа. Я слышала, как он расспрашивал Эда. К счастью, Эд не придал этому значения, так как я находилась с ними за столиком. Он подумал, наверное, что это какое-то недоразумение. Но с того момента, как я встала из-за стола, с того момента, когда они заметили мое отсутствие… То, что видел тот друг, подтверждается. Они знают: Гавана, корабль. Судно заходит сюда каждые десять дней, исчезли мы вдвоем. Они поймут, кому были предназначены билеты. Определят, где мы находимся, раньше чем отойдет корабль.
— Но машина у меня.
— Машина есть и у того друга, который все рассказал. Может быть, они уже позади нас. Преследуют.
Я увеличил скорость.
— Будем начеку. Еще десять минут — и мы на месте.
— Впрочем, умирают только один раз.
— Мы не умрем, — пообещал я. Но как оказалось в дальнейшем, свое обещание не сдержал.
— Что-то виднеется там сзади. Кажется, за нами следуют две фары. Но они далеко.
— Не смотри назад, — попытался успокоить Еву. — Ни к чему это.
Мы прибыли в порт за шесть минут до полуночи. Сделали резкий поворот и остановились прямо перед молом. Я дал ей билеты и сказал:
— Возьми и жди меня у трапа. Отведу машину, чтобы она не оставалась на виду.
Ева хотела, чтобы пошел с ней, но я жестом вынудил ее повиноваться.
Мне нельзя было оставлять там автомобиль. Если фары, которые девушка видела в отдалении, означали преследование, то машина становилась уликой.
Я отвел автомобиль подальше в тень и бегом вернулся к трапу. Прибывали другие машины, группировались в длинный хвост перед пристанью. Теперь уже невозможно было определить, какие фары мы видели позади себя. Основная часть людей, выходящих из машин, были одеты элегантно. И это естественно, так как речь шла о круизе. Сирена судна с воем испустила пар, перекрывая в течение минуты любые другие звуки.
Я нашел Еву у основания трапа. Было очень много других дам в вечерних платьях, и это меня радовало: так она не сильно бросалась в глаза. Мы показали билеты и быстро поднялись на борт. Нас встретил стюард и проводил в каюты, которые находились напротив друг друга. Он вошел, чтобы закрыть иллюминатор, но я протянул ему чаевые и попросил:
— Оставьте все как есть.
Человек тут же ушел.
— Закрой дверь, — прошептала Ева. Я закрыл дверь на ключ, но несмотря на это, девушка с силой оперлась на нее руками.
— Я взял другую каюту, для себя, — напомнил я.
— Нет, не оставляй меня. К черту приличия. В эту ночь ты останешься со мной.
Судно начало двигаться.
— Ну вот, корабль отплывает. Мы сбежали! — вырвалось у меня.
— Не думаю, что нам это удалось, — ответила она. — Ты веришь?
— А ты не чувствуешь? С каждой минутой корабль увеличивает скорость. Дело сделано.
Мы сидели рядышком на низком диване под иллюминатором, и свежий бриз дул в лицо. Я обнял Еву за талию, она положила голову мне на плечо. Так мы прободрствовали всю ночь. Вся история моей любви сконденсировалась в этой единственной ночи. Но я думаю, что этих часов нам было достаточно. У нас имелось время сказать друг другу все. И может быть, даже лучше, что над нами висела смертельная угроза. Деньги и материальные жизненные трудности в последующие недели и месяцы сорвали бы покров романтики нашего приключения. Мы наслаждались пылающей любовью, мы все начинали сначала, все впереди было наше. Что можно еще желать?
Мы оставались сидеть так всю ночь: ее голова отдыхала на моем плече, второе плечо опиралось на стенку. Над нашими головами колыхалась занавеска иллюминатора, как корабельный вымпел, а за бортом сладко пела морская вода. Мы плыли на пароходе навстречу прекрасным приключениям. Плыли к горизонту, где небо соединяется с водой, к этой несуществующей линии, к нашей страстно желанной мечте.
Через круг иллюминатора начал проникать слабый свет. Наступал новый день.
И вдруг кто-то постучал в дверь — мы едва услышали. Было около шести. Слишком рано для прибытия в Гавану. Однако кто-то стучал: тихо, вкрадчиво.
Мы вскочили, все еще находясь в объятиях друг друга.
— Они на борту! Они сели вчера вечером! — растерянно прошептала Ева.
— Нет, нет, успокойся. Они бы не ждали столько, если бы находились здесь со вчерашнего вечера.
Мы не двигались, надеясь на ошибку. Но услышали, как постучали еще раз.
— Кто там? — спросил я грубым тоном.
Мужской голос ответил:
— Телеграмма, мистер.
Старый как мир трюк!
— Не открывай! — тихо проговорила Ева.
— Подсуньте под дверь, — попросил я.
Из-под двери медленно просунулся желтый листок бумаги. Это действительно была телеграмма.
Я подождал, и когда конверт появился полностью, поднял его. Мы вскрыли телеграмму и вместе прочитали. Она была с пометкой «срочно». Адресована Еве. Телеграмма была краткой и горькой. Содержание состояло из единственного слова: «Судьба». И подпись: «Эд».