1999 год
— Заходи!
Перед Олегом широко распахнулась узкая металлическая дверь.
Сопровождающий мужчина лет тридцати не самой крупной комплекции кивнул внутрь камеры и отошел в сторону, пропуская вперед.
Тяжело вздохнув, Чернышевский, отстраненно глядя перед собой, ступил внутрь небольшой камеры, обустроенной для одного человека.
Без особых изысков. Такие же голые стены, как и в общей. Такая же шконка со скрипучей сеткой; тонкое одеяло, не особо согревающее холодными февральскими ночами; обшарпанная тумбочка; огражденное решеткой грязное окно. Но если приглядеться, можно найти множество отличий: маленький телевизор на подоконнике; полка со старыми книгами над тумбой; чайник и что особенно актуально ныне — обогреватель. Одним словом — индивидуалка. Та самая, куда сажали лишь привилегированных заключенных. Хотя тот, к кому привели Олега, в другой вряд ли сидел.
Хозяин камеры, вальяжно расположившись на кровати, с любопытством уставился на вошедшего, но своего занятия, тасовки колоды карт, не прекратил. Всем видом показывая статус и важность.
Это был представительного вида мужчина, возраст которого сложно определить из-за смольной черноты волос и бороды, почти не тронутых сединой, и кавказских черт лица. Но навскидку лет пятьдесят, не меньше.
Рассматривая оппонента, Чернышевский услышал, как сопровождающий вошел следом, дверь за спиной со скрипом закрылась. Перед ним приземлился старый деревянный табурет с облезшей зеленой краской.
Игнорируя предложение присесть, Олег вопросительно вздернул брови, не сводя глаз с кавказца. Устраивать здесь откровенные беседы было наименьшим из желаний. Чем вызван интерес к его персоне самим положенцем зоны [21] догадывался. После случившегося пару дней назад, только ленивый не обсуждал как Чернышевский лихо уделал главного быка Волка. Но что хотят в связи с этим мало представлял.
— Вот он ты какой. — Лениво заговорил авторитет. — Не прошло и месяца, как на зоне, а о тебе все говорят. — Рассматривая карты. — Хорошо справился с бойцом Волка. Но этим обрел очень сильного и серьезного врага в его лице.
— Я не специально. — Сквозь зубы процедил Олег.
— Верю. — Фыркнул мужчина, поддаваясь вперед. — Но это не поможет. Лучше скажи, как тебя такого занесло на зону?
— От суммы и от тюрьмы не зарекайся. — Безразлично отмахнулся Чернышевский.
— Разумно. — Усмехнулся кавказец. Резко спустив ноги на пол, в лоб спросил. — Ты знаешь кто я?
— Догадываюсь. — Бросив через плечо беглый взгляд на того, что моложе.
— Я Туз. — Коротко представился кавказец. Кивнув на другого мужчину, пояснил: — А это Тузик, мой поверенный.
Олег ухмыльнулся. Надо же додуматься до такого прозвища. Созвучно, но нелепо. Хотя, если этот Тузик на побегушках у Туза, вполне логично.
Кто такой Туз Чернышевский за время пребывания в тюрьме наслышан прекрасно. Положенец. Смотрящий зоны и общака [22]. Настоящий вор в законе. Авторитет, которого уважали и боялись не только осужденные, но и администрация. Именно отсюда все привилегии: личная камера и безнаказанность за любой проступок.
Тузика впервые увидел несколько дней назад. Кажется, именно он пытался подтолкнуть в драке с Кроном, не позволяя отступить. А на утро помог дойти до медпункта, когда Олег едва не потерял сознание от значительной утраты крови и не оказанной вовремя медицинской помощи после отвертки.
Тогда мало что соображая, Чернышевский лишь запомнил, как Тузик навешал врачу лапши, что раненый ночью неудачно упал со шконки и напоролся на торчащий гвоздь. Естественно, проверять правдивость версии никто не стал, а Олегу это было на руку. Не хотелось еще и по такому поводу встревать в очередные разборки, в бессмысленных попытках доказать правоту. Но тогда подумать не мог, что случайный спаситель столь тесно связан с авторитетом, а нелепое приключение завершится личной встречей. Учитывая вероятность, что данная встреча способна обернуться чем угодно.
— Тебя как кличут? — Спустя минутную паузу, уточнил Туз.
— Олег я. — Нехотя представился мужчина.
— А прозвище? — Удивился кавказец. — Неужто за эти недели тебе не дали прозвища? Тут по имени никого не зовут.
— Мусорок у него погоняло. — Вмешался Тузик, освобождая от обязанности изворачиваться.
— Как-то не очень звучит, тебе не кажется? — Прокручивая в руке колоду, хмыкнул положенец.
— Сомневаюсь, что тут кого-то интересует мое мнение. К тому же я действительно мусор. — Безразлично глядя сквозь Туза. — Что оказался по другую сторону закона, сути не меняет.
— Идейный, да? — Предположил Туз. — Справедливость, значит, любишь? Как тогда в криминал влез? Человека убил. Куда подевалась вся праведность?
— Понятие справедливости для каждого свое. Иногда даже закон очень далек от него.
— Значит, действительно, убил человека? — Допрашивался авторитет.
— Подставили. — Односложно признался Чернышевский.
— Вот как. — Мысленно что-то для себя подметив, смотрящий предложил: — Садись, сыграем в картишки. Расскажешь, как было.
‑ Не играю в азартные игры. — Отмахнулся Олег. — А что было, то было. Нечего рассказывать.
— Как знаешь. — Укладываясь на кровать. — Только тебе будет очень трудно. Боюсь, я здесь надолго не задержусь. Тогда Волк всю зону подомнет под себя, он давно метит на мое место. Я все тебе сказал. Теперь сам решай, как быть.
На мгновение Чернышевский задумался. Перспектива в любом случае вырисовывалась не самая удачная. Ничего хорошего после драки и нежелания подчиняться Волку его не ждет. А Туз еще хоть как-то удерживал власть в своих руках, не давая окончательному произволу заполонить зону.
Призадумавшись, Олег опустился на табурет, готовый к откровенному разговору. Какая разница, что с авторитетным вором. В свое время правоохранительная система ему не сильно помогла.
— Расскажи мне как было. — Устраиваясь поудобнее, попросил кавказец.
Тузик так же присел на стул позади Олега, намеренный слушать. И Чернышевский начал свой рассказ.
Впервые за долгое время признаваясь во всем без утайки. Как узнал, что Павел связался с преступниками. Как с помощью Шторма начал копать. Как вышел на имя Сизого. Как обнаружил чертову записку у Ритки дома. Как их обнаружили бандиты. Как его подстрелили и вместо того, чтобы помочь, попросту упекли за решетку.
Олег не знал наверняка, но почему-то искренне полагал, что может доверять Тузу. Возможно, что-то было в его взгляде внушающее доверие. Возможно, подкупил заинтересованностью и что за время рассказа ни разу не перебил, периодически сокрушенно качая головой.
Кто знает, может, потом Чернышевский и пожалеет о своей откровенности. Одно точно — хуже в любом случае не будет.
— Да, лихо тебя взяли в оборот. — Подытожил Туз, когда мужчина замолчал. — Слыхал, Тузик?
— Слыхал. — Поддакнул тот, протягивая Олегу алюминиевую кружку с чаем.
— Ой, заигрался Сизый, совсем заигрался. — Осуждающе встряхнул головой авторитет, снова спустив ноги со шконки. — Теперь понятно, откуда столько внимания к тебе со стороны Волка. Чую неспроста это. Колюниных рук дело.
— При чём здесь Волк? — Пригубив сладкий крепкий чай, Чернышевский невольно поморщился.
Настоящий чифир. Наверное, он никогда не привыкнет к такому, традиционному для зоны, напитку.
— Волк работает под началом Сизого. — Кавказец потянулся за своей кружкой с кипятком. — Поэтому не удивлюсь, если с воли кое-кто дал указку сделать так, чтобы ты там больше не появился.
— Я почему-то не удивлен. — Нервно хохотнул Олег, тут же поморщившись от неприятной боли в груди.
Ранение отверткой еще напоминало о себе. Лишний раз подтверждая правоту слов Туза. Неспроста всё, совсем неспроста.
— Но ты не бойся. — Положенец внимательно изучал Чернышевского. — Пока я здесь помогу, не посмотрю, что ты мент. Вижу, ты парень, который в первую очередь поступит по понятиям, а не как прикажут другие. Таких людей на зоне мало. Все привыкли подчиняться. Не мне, так Волку. Я ладно, свое положение заслужил, унижать и вынуждать идти против правил никогда не стану, а Волк ничего не постыдится.
— Спасибо. — Машинально поблагодарил мужчина.
— Так что хочешь того или нет, — Подводя итог. — Мы с тобой в одной повязке. Хотя бы из-за единого, общего врага.
— В смысле? Вы с Сизым знакомы? — Уточнил Чернышевский, не удивляясь вероятности подобного расклада. Мир тесен. Криминальный мир теснее раз в пять.
— Да, в свое время вместе начинали. Можно сказать, Сизый пригрелся под моим крылышком, оперился. Со мной пошел на первую ходку, со мной загремел за решетку. А потом ему захотелось свободы, теплого насиженного местечка. У нас это не самые сопоставимые вещи — если ты вор, значит, ты вор. Но его понесла нелегкая сначала проституток покрывать, потом в наркобизнес. Наркобарон, бл**ь хренов! Тут-то наши пути-дорожки и разошлись. Думаешь, чего Волк метит на мое место? — Презрительно фыркая. — Сизый хочет в этом городе все контролировать. Даже воровскую касту.
— В ту ночь его планировали повязать СБшники. — Поделился Олег известным фактом.
— Бл*, его повяжут, как же. — Возмутился Туз чертыхаясь. — У Сизого везде связи. Я тебе больше скажу — ты и на зону попал, потому что перешел ему дорогу. Тебе не стоило рыпаться, когда узнал, что это за люди.
— Но кто-то должен был что-то сделать. — Попытался возразить Олег.
— Парень, ты действительно считал, что в одиночку сможешь противостоять таким людям? — Уверенно перебил кавказец, махнув рукой. — Поверь, борьба за справедливость неблагодарное дело.
— А за любовь? — Смело допустил Чернышевский.
— Любовь… — Туз на миг задумался. — А что любовь? Где ты теперь из-за своей любви?
— Какая разница, где я? — Огрызнулся Олег. — Куда важнее, где сейчас Рита. Жива ли, что с ней вообще.
— У Сизого твоя Ритка. Как пить дать, у Сизого. И если ничего сама с собой не сотворила, значит, жива. А что с ней… мне ли тебе говорить, что может быть с молоденькой девчонкой в борделе.
— Твою мать! — Выругался мужчина, жмурясь и крепче сжимая горячую кружку.
Вот и услышал правду. Ту самую, которую столько времени пытался гнать из мыслей. Легче стало? Вряд ли.
— Вот тебе и твою мать. — Цокнул языком авторитет. — Не полезь тогда геройствовать, хоть на воле был, имел возможность помочь своей Ритке. А так, что я могу сказать… — Задумавшись, взглянул на помощника.
— В дерьме вы, короче говоря, со своей Риткой. — Подсказал Тузик.
— О, слышишь! — Подняв указательный палец вверх, согласился кавказец. — Верно говорит — в дерьме вы. Но ничего, будешь держаться меня, выберешься без последствий.
— Понял. — Слабо вслушиваясь в дальнейшие слова Туза, кивнул Олег.
В мыслях одно — Рита, и как она со всем справится.
Поставив практически полную кружку с недопитым чифиром на тумбу, Чернышевский со словами:
— Я пойду. — Собрался откланяться.
— Стой! — Приказным тоном окликнул кавказец, заставляя обернуться. — Садись, сыграем. — Кивнув на колоду карт, лежащих на койке.
— В азартные игры не играю. — Как заведенный повторил Олег.
— Парень, ты не понял, я не спрашиваю. Я утверждаю. Сыграем, значит, сыграем. — С нажимом выдал Туз.
Нахмурившись, Чернышевский перевел изумленный взгляд с положенца на Тузика. Тот едва зримо кивнул, мол, слушайся, иначе хуже будет. Но Олег отлично осведомлен о всевозможных уловках с карточными играми. Встревать в сомнительную аферу, пускай и ради благосклонности авторитета, не намеревался.
— А потом что? Стать Вам на счетчик? Превратиться в раба? — Дерзко предположил. — Нет уж, увольте. Я подставляться не намерен.
— Да, ты умнее, чем предполагал. — С восхищением протянул Туз. Перетасовав пару раз карты, обратив внимание на Олега, спокойно подметил: — Не боись, играем без интереса.
Чернышевский недоверчиво нахмурился. Как-то довольно странно услышать подобное заявление от самого Туза. Карточная игра в тюрьме предполагала возможность каждому урвать свой куш. Играть без интереса, ради простого времяпровождения, решались не многие. Тем более не предлагали аналогичный расклад новичкам, слабо себя зарекомендовавшим.
Напротив, новичков чаще всего разводили, заставляя играть «ни на что», «просто так». Все это по окончании легко обернуть в свою пользу. «Ни на что» может оказаться приличной суммой денег. А «просто так» и вовсе собственным очком. Искажали любые предложения. Кроме «без интереса».
Что это? Степень уважения или очередная уловка?
— Я свидетель. — На полном серьезе поддакнул Тузик. — Игра без интереса не подразумевает от тебя взамен ничего.
— Ну, так что? Уважишь одинокого старика? Или пойдешь дальше усугублять войну с Волком?
Это позже Олег узнает, что Туз тот еще карточный шулер. Ныне именитый вор, оказывается, начинал с обычного карточного мошенничества. Со временем заработав имя, владея совершенно иными источниками дохода, являясь главным смотрителем воровского общака, так и не лишился старых привычек. И регулярно, раз за разом, проверял новеньких именно посредством игры, предлагая какие угодно ставки. Кто-то отказывался, кто-то по наивности и незнанию соглашался, за что в итоге расплачивался. Но мало кому удавалось получить предложение, не имеющее никакого тайного смысла. Его удостаивались избранные, вызывающие у Туза уважение, и симпатию, быть может.
Тогда Чернышевский, поколебавшись около минуты, согласился лишь потому, что отдавал себе отчет — в противном случае запросто лишится поддержки Туза. Отчего-то верил, что тот сдержит слово, и игра при случае не обернется против. Опять-таки, после драки с отверткой мужчина сможет за себя постоять, даже если для этого придется идти против самого авторитета.
Когда Олег уселся, положенец безапелляционно заявил, что сыграют в буру[23]. Но Чернышевскому, никогда не будучи фанатом подобных игр, откровенно все равно, хоть в буру, хоть в деберц, хоть в покер. В любом случае авторитету пришлось объяснять правила игры, которые оказались не такими сложными: сдавай себе, да отбивайся, набирая очки и уповая на фарт, что из колоды попадется заветная «бура» из трех козырных карт.
Разобравшись с принципом, мужчины бросили жребий, который определил за кем право первым раздать карты. Повезло Олегу. В противном случае заподозрил Туза в подтасовке. А так, хоть и не гарантировал полнейшую честность, все же надеялся, что от прямого развода убережется.
Пока играли, Туз успел поделиться некоторыми негласными правилами, введенными в тюрьме. Разъяснил, как стоит вести себя в той или иной ситуации. Немного о Сизом и их совместном воровском прошлом. Было видно, что старому кавказцу подобные разговоры доставляли удовольствие и не исключено, что ему не хватало внимательного слушателя. Тузик-то, поди, знал все истории вдоль и поперек.
Олег увлеченно слушал и запоминал, не переставая по ходу восхищаться картами. Подобных не видел никогда в жизни. Учитывая, что они официально в тюрьме считались запрещенными, любителей подобных Тузу, это не останавливало.
Карты делали вручную и тщательно прятали. Выглядели они достаточно своеобразно и необычно. Казалось, что нарисованы акварелью, но сама мысль о наличии акварели за решеткой несколько удивляла.
— Нравится? — Заметив интерес Чернышевского, спросил Туз.
— Оригинально. — Односложно подметил Олег.
— Знаешь, чем они нарисованы? — Потянув из колоды очередную карту.
— Акварель? — Не сводя глаз с рук кавказца, мужчина допустил первое, что пришло в голову.
— Кровь. — Ни капли не смутившись, объявил авторитет.
— Кровь? — Чернышевский, собиравшийся взять положенную карту, от неожиданности отдернул руку от колоды.
— Да. — Ухмыльнулся Туз, знаком показывая, чтобы Олег не робел. — Кровь проигравших мне.
— Шутите? Вот такая у Вас плата за игру без интереса?
— Не боись. — Фыркнул положенец. — Я сказал, что без интереса, я свое слово держу. Вот если бы играли просто так, это была твоя кровь. Для новой колоды. Скажи, Тузик? — Обернувшись к помощнику, что немного поодаль наблюдал за исходом игры.
— Агась. — Утвердительно закивал тот. — Зуб даю, все честно. Повезло тебе, мусорок, что Туз такой добрый сегодня.
— Вскрываюсь. — Дождавшись, пока Олег доберет карту, выпалил Туз, игнорируя россказни поверенного.
Вместе с тем бросил на тумбу свои карты, рубашкой вниз, показывая — там ровно три козырных, оповещающих, что собрал буру и соответственно выиграл партию.
Сокрушительно качнув головой, Чернышевский, не глядя, что вытянул сам, открылся. Кто бы сомневался, что проиграет. Радует, что не было ставок.
— Ни хера себе! — Присвистнул Тузик. — Вот везет новичку!
Олег, не сразу сообразив, чем вызван столь явный ажиотаж, медленно перевел взгляд с противника на свои карты. Три туза. Среди них пиковый. Козырный.
— А ты говоришь Мусорок. — Лукаво усмехнулся Туз. — Я думал, тебе везет только в драках, а тебя, оказывается, и карты любят. В первую же игру вытащить самую выигрышную комбинацию, да еще и меня обскакать… Ты парень не Мусорок. Ты воистину Фартовый.
— Лучше бы не везло. — Пробормотал Чернышевский, припоминая известную поговорку.
Не везет в картах, повезет в любви. У него, кажется, все наоборот.
— Да брось ты. — Хмыкнул кавказец, догадавшись в каком направлении пошли мысли Олега. — В обратном порядке фраза не действует.
— Дай Бог. — Процедил мужчина.
— Ладно. — Сгребая карты в одну кучу, подытожил Туз: — Мы все выяснили, так что на сегодня можешь быть свободен.
Олег поднялся. Тузик тоже встал, собираясь проводить. Но у двери были остановлены авторитетом:
— Тузик, ты проследи, чтобы о происходящем за этими стенами узнали все, как надо и в нужной форме. А ты, парень, — Обращаясь уже к Чернышевскому. — Запомни, отныне и до тех пор, пока не случиться чего-то более выдающегося, ты Фартовый, кто бы чего не говорил.
Машинально согласившись, Олег вышел из камеры…
С того дня Чернышевский действительно стал Фартовым. Удивительно, как одна незначительная встреча может изменить жизнь.
Тузик послушно выполнил указание главного. Через пару часов вся зона гудела, что новенький навел шороху в камере, еще и самого Туза в карты обставил. И если первое могло уложиться в умах осужденных, последнее производило колоссальный фурор.
Обыграть заслуженного положенца в его любимую буру практически нереально. Настоящий карточный шулер, умеющий надуть любого, никому не позволял выиграть у себя. А тут чуть ли не впервые уступил принципам, еще и растрезвонил весть на всю колонию.
Пускай вслух об этом не говорились, все отлично понимали — отныне Олег у Туза на особом счету. Пускай мент. Пускай своевольный и непокорный. Беспристрастно выступающий против множества правил, заведенных среди осужденных. Ранее его за это пытались задеть, подколоть, подчинить, теперь попросту обходили стороной.
Кто захочет связываться с человеком, которого крышует сам авторитет? Верно, никто. Даже Волк на удивление поутих. Правда, тоже не сразу. Этот человек не отказал себя в возможности, прежде чем залечь на дно, задеть напоследок побольнее…
Был холодный зимний день. Конец января. После встречи с Тузом прошло всего пару дней. Они с мужиками вернулись в камеру с обеда, когда заглянул кум и оповестил Олега, что пришла передача.
Не скрывая удивления, Чернышевский последовал за положенной посылкой. Предполагал, что дед при возможности подсуетится, но не думал, что это случится так скоро. К тому же буквально пару недель назад получил одну. Забрав увесистый пакет, под любопытные взоры других зэков, вернулся в камеру.
Передача за решеткой была сродни празднику. Неважно тебе или кому-то из других мужиков. Принятую обязанность делится с остальными, выделяя значительную часть для общака, никто не смел нарушать. Похоже, от Олега ожидали чего-то подобного. Но сейчас мужчину волновало несколько иное. Ему не терпелось поскорее почитать записку, которую успел углядеть среди остальных вещей во время шмона.
Кинув пакет на шконку, Чернышевский стал нетерпеливо вытаскивать уже распечатанные администрацией кулечки с вещами. Несколько футболок, носки, мыльные принадлежности — это пригодится. Пара пачек чая, также разодранных и высыпанных в полиэтиленовые пакетики. Черт подери, можно подумать в пачку чая спрятать что-то противозаконное! По килограмму печенья и пряников, сгущенка в мягком пластиковом пакете — прямо-таки сладкая жизнь намечается. Блок самых простых сигарет — кто надоумил деда на подобное? Хотя сигареты здесь вместо обменной валюты, пригодятся большего другого. На дне пакета полотенце и, кажется, еще что-то. Впрочем, неважно.
Вот она, заветная записка!
Не сдерживая лихорадочного подергивания рук, Олег торопливо развернул изрядно смятую бумажку. Первое, что бросилось в глаза — почерк. Не деда. Игоря.
— Вы гляньте, наш Фартовый мусорок, как на курорте. — Где-то сзади послышался мерзкий смешок Волка. — Чуть ли не каждую неделю передачки.
Игнорируя происходящее вокруг, Чернышевский спешно пробежался взглядом по нескольким коротким фразам, написанным размашистым почерком друга.
Нахмурившись, резко тряхнул головой. Он, наверное, что-то неправильно понимает…
— Эй, Фартовый, делиться будешь?
Голос за спиной приближался. Но Олег сейчас думал о другом — как? Как такое возможно? Сознание и здравый смысл категорически отказывался принимать прочитанное. Этого не должно было случиться. Не сейчас. Не теперь.
Пару раз моргнув, снова уставился в записку, пытаясь более вдумчиво вникнуть в её смысл.
«Олег, крепись, Иван Степанович умер три дня назад. Проводили как надо. Похоронили рядом с Антониной Романовной. Извини, что не сообщил раньше и не приехал лично, сам понимаешь, нужно было организовать все как следует.
Собрал тебе вещей на первое время. Как только получится, сразу подъеду повидаться, поговорить.
Держись. Я найду способ вытащить тебя оттуда. Шторм».
Господи, что это такое?! Почему? Почему его жизнь с каждым днем входит в новые виражи, разрушаясь, как карточный домик. Почему уходят все, кого любил? Всё по его вине. Почему?..
— Ты чего заглох? — Недовольно окликнул Волк, толкнув Чернышевского сзади в спину.
Раздраженно скрипнув зубами, Олег машинально скомкал в кулаке записку, оборачиваясь к зэку.
— Чего тебе? — Сощурившись, невидяще оглянул Волка.
— Ничего. — Насмешливо ухмыльнулся наглец. — Говорю, негоже в одиночку хомячить. Делиться надо, батенька.
— С тобой, что ли? — Фыркнул Чернышевский.
Нервы на пределе. Кулаки так и чесались хорошенько съездить назойливому вору по роже.
— Отчего ж со мной? С мужиками. Взнос в общую казну, так сказать.
Несколько секунд Волк испытывающее смотрел на Олега. После чего неприятно хохотнув, как-то резко, не давая опомниться, выхватил смятую бумажку.
— Что тут пишут нашему мусоришке? — С этим быстро отскакивая, Волк развернул записку, собираясь прочесть. — С воли? Или решил и нашим, и вашим? В стукача заделаться?..
Данная выходка стала Чернышевскому сродни красной тряпки для быка. Плевать, что зарекался ввязываться в разборки. Похоже, здесь иначе никак. Он многое может стерпеть, но не столь беспринципное вмешательство в личную жизнь и память о родных людях. Не этот плевок в душу.
— Пошел на*ер! — Взревел Олег и, вырывая записку, другой рукой что есть мочи ударил Волка по лицу.
— Ах, ты, сученок! — Возмутился зэк, отбиваясь в ответ.
Сцепившись в беспощадной схватке, мужчины могли дойти до предела. Олег был слишком взвинчен. Волк ослеплен желанием поставить Чернышевского на место. Кто знает, к чему в тот раз привела драка, если бы не своевременное вмешательство Тузика и еще пары мужиков.
— Эй, Фартовый, остынь! — Прикрикнул старый знакомый, оттягивая Олега от Волка, которого пытались сдержать его шестерки.
— Он достал, пускай не лезет! — Фыркая, Чернышевский гневно сверкнул глазами на главного врага.
— Успокойся, я сказал! — Заламывая руки, осаждал Тузик. Когда Олег немного поутих, шикнул на ухо: — Еще не время для таких разборок, Фартовый. Еще не время…
Тогда чудаковатое заявление Чернышевский пропустил мимо ушей. Без того хватало, о чем думать и переживать, чтобы еще вникать в смысл каждой услышанной фразы.
Тогда сошла на нет не только драка, но и очередная придирка Волка. Олег точно не знал, что произошло, но поговаривали, будто у Туза с Волком случился серьезный разговор, после которого последний поумерил пыл.
Что это? Долгожданное и столь желанное спокойствие? О, нет. Чернышевский не надеялся. Не после судьбоносного разговора с Тузом. Не бывает, чтобы человек столь отчаянно желающий твоей смерти, вмиг из-за единой случайности успокоился и стал на путь к перемирию. Даже если ему как-то пригрозил сам авторитет.
Для такого как Волк Туз вряд ли серьезная преграда. Особенно если учесть, что метил на козырное место положенца. Он просто выжидал нужного момента, Олег чувствовал.
Ожидание затягивалось. Обстановка накалялась покруче, чем ранее, перед дракой. Спокойствие, которого так жаждал, с каждым днем больше превращалось в пытку, разъедая и разрушая изнутри душу. День за днем. Неделя за неделей. Месяц за месяцем…
Время тянулось, как размякшая резина — вязко и медленно, затягивая на самое дно необратимой воронки. Олег не жил, выживал, заставляя себя каждое утро сползать со шконки и что-то делать. Каждый вечер, перед сном, словно молитву вторя одну-единственную фразу: «Нужно выдержать, ради Ритки». Чертовы мысли о том, что могли сделать с его маленькой девочкой в том страшном месте, вынуждали кровь стынуть в венах.
Но мысль о Рите заставляла двигаться дальше. Если ранее было желание как-то очиститься от грязи, доказать всем ради деда, что внук чист перед законом, что никого не убивал, что не стоит теперь ставить крест на их семье и клеймить фамилию… То ныне, после его смерти, всё разом, кроме Маргариты, стало безразличным.
Любые доказательства ничего не стоят и никому не нужны. Люди давно сделали выводы и вряд ли изменят им. Отныне оставалось одно желание — отомстить. За себя, за близких, за Ритку. Спасти её. Спасти единственного живого человечка, который держал его на этом свете.
Чернышевский превратился в полноправного одиночку. Никто не желал общаться с человеком, негласно объявленным врагом. И если бы не поддержка положенца, в большей степени выражаемая появлением Тузика в нужный момент, стену неприкосновенности давно разрушили.
Последующие месяцы шли за годы. Годы за десятилетия. Бесконечные и невыносимые. За это время Олег вырос. Не физически, психологично. Морально. Каждый новый день не просто приближал к заветному, но столь далекому дню освобождения, но делал мужчину крепче, сильнее. Давно не боялся отражать нападки окружающих. Он стал черствее, в чем-то хладнокровнее.
Тюрьма меняла всех. Кого-то ломала, кого-то прогибала. Чернышевского ожесточила. Оно и понятно — когда жизнь ставит перед распутьем — либо ты, либо тебя, выбор очевиден. Во всяком случае, для Олега.
Равнодушие и бесчувственность стали его извечными спутниками. Везде и во всем. Оставалось одно единственное слабое место, которое предпочитал скрывать абсолютно ото всех. Ритка. На зоне о ней не должен был знать никто. Никто и не знал. Кроме Туза. Откровенность во имя защиты и неприкосновенности, в один прекрасный день обернувшаяся против него же…
2001 год
— Садись, Фартовый. — Пнув ногой хорошо знакомый табурет, хмуро бросил Туз, едва Олег вошел в одиночную камеру авторитета.
Не раздумывая, Чернышевский подчинился. После всех перипетий, из которых его вытащил положенец, мужчина не имел права артачиться.
Бегло осмотрелся — здесь все так же, как и в первый визит. Прошедшие три года мало что изменили. Такая скудная, но относительно жилая обстановка, и Туз, по-прежнему не расстающийся с колодой карт.
Вопреки сильно преувеличенному мнению окружающих, авторитет вызывал Олега к себе лишь несколько раз. После известия о смерти деда, чтобы разобраться, что заставило так бесшабашно вновь броситься на Волка. И пару раз, чтобы скрасить одиночество и перекинуться в картишки. Какова истинная причина сегодня — предстояло выяснить.
Выражение лица кавказца не предвещало ничего хорошего. Дальнейшие слова стали тому безапелляционным подтверждением.
— Мне тут с воли малява пришла. — Внимательно уставившись на Чернышевского, Туз вздохнул: — Поговаривают, Сизый решил активизироваться.
— В смысле? — Пытаясь взять в толк, уточнил Олег.
Он устал от нелепых догадок. Устал от ожидания чего-то неизбежного и пока неизвестного. Внутреннее чутье подсказывало, что вскоре что-то окончательно лишит его покоя.
— Я тебе говорил, что долго здесь не продержусь? — Вопросом на вопрос ответил положенец. Олег машинально кивнул и тот продолжил: — Через месяцок-другой мне с зоны откидываться. Только Николашу такой расклад мало устраивает. Если в городе появится настоящий вор в законе, обычному барыге, занимавшему эту нишу не по праву, туго будет. Война начнется. Ты понимаешь, о чем я? — Пытливо вздернул бровь.
— Догадываюсь. — Односложно согласился Чернышевский, мысленно прикидывая, какова его роль в разборках бывалых авторитетов за исключением личных счетов с одним из них.
— В общем-то, не выгодно Сизому, чтобы я выходил. Равносильно, как невыгодно, чтобы продолжал властвовать за решеткой. Волк из трусов выпрыгивает, не дождется, когда станет на мое место.
— Я не совсем понимаю, к чему Вы клоните. — Недоуменно махнул головой Олег.
Повисла короткая пауза. Несколько мгновений Туз угрюмо сверлил Чернышевского глазами. Когда мужчина успел перебрать сотни возможных вариантов, выдал наиболее безумный:
— Все просто — ты должен убрать Волка.
— Что? — Олег почти подскочил на стуле, если бы не придержавшая рука Тузика, стоящего позади.
— Тебе необходимо убрать Волка. — Невозмутимо повторил авторитет.
— Вы, очевидно, чего-то путаете. — Бегло оглянувшись, уверенно отрезал: — Я не намереваюсь ввязываться в ваши сомнительные разборки с Сизым. Уж тем более не буду никого убивать.
— Послушай, успокойся. — Жестом осадив поток возмущения, кавказец пояснил свою позицию: — Если считаешь, что до сих пор в них не ввязался, сильно ошибаешься, парень. Ты ввязался, когда перешел дорогу Сизому. И я предлагаю оптимальный вариант решения проблемы не потому, что в ближайшие дни планируют убирать меня. А потому что, если это случится, тебе здесь тоже житья не будет. Волк ждет удобного случая, чтобы убить тебя. Когда случай подвернется, сильно сомневаюсь, что замешкается. Так почему ты должен его жалеть?
— Дело не в жалости. — Неуверенно возразил Олег. — Это всего лишь Ваши домыслы.
— Будь это домыслами, я бы поделился ими с Тузиком, а не звал тебя.
— Все равно это звучит абсурдно.
— Что ж абсурдного? — Рассматривая карты. — Понимаешь, так или иначе, хуже от прихода Волка к власти будет тебе. Выйду я на волю, или умру, тебе не жить. Как ни крути.
— Почему именно я? — Нервно сглотнув, уточнил Чернышевский.
— А кто, Тузик? — Взглянув на помощника. — Ему это не надо. Он дорогу Волку не переходил.
— Спасибо, конечно, за заботу, но я как-нибудь разберусь без крайностей. — Вставая, пробормотал Олег.
Жизнь за решеткой его изменила, но не до такой степени. Пускай не раз желал хорошенько проучить или даже отомстить Волку за все его принижения. Но однозначно не такой ценой. Крышевание и приятельские отношения с авторитетами одно, а убийство совсем иной уровень. Ввязываться в криминальную среду столь глубоко Чернышевский не собирался.
— Что же. — Философски подметил Туз. — Тогда видно с твоей Риткой тоже придется кое-кому разобраться.
— Что? — Упоминание девушки мигом всё внутри перевернуло, заставляя наступить на горло любым принципам и убеждениям. — При чем здесь Рита?
— Ну как причем? Девочка в борделе работает. Ой, опасная профессия. — Поцокал языком кавказец. — Ой, опасная. В свое время слышал много рассказов о неадекватных клиентах, после которых девчонки инвалидами становились. Это в лучшем случае. Порой девочки сами друг друга убирают. Конкуренция она есть везде, сам понимаешь.
— Вот только не нужно её трогать. Не нужно! — Сжимая руки в кулаки, прошипел Олег.
— Никто её пока не трогает. — Успокоил положенец. — Это лишь предположение. Но знаешь, в борделе у Сизого работает один мой человечек и весточки ему будет достаточно, чтобы запустить механизм.
— Вы не посмеете!
— Конечно, не посмею. — Лукаво ухмыльнулся Туз. — Если будешь послушным парнем, то и с твоей девчонкой ничего не случится.
— Где гарантия, что Вы сдержите слово? — Глубоко втянул воздух Чернышевский.
— Разве я давал тебе когда-нибудь повод не доверять мне?
— Хорошо. — Согласно кивнул. — Где гарантия, что… — На миг прикрыв веки, выпалил то, чего боялся больше всего на свете: — Что она действительно у Сизого? Что она жива? Что эти россказни о Вашем человеке не блеф?
— Вот это деловой разговор. — Удовлетворенно подметил авторитет. С тем открыл ящик тумбы и вытащил какой-то лист. Протягивая Олегу, фыркнул: — Вот доказательства. Надеюсь, устроит?
Сдерживая волнение, мужчина выдернул из рук Туза бумажку.
Фото. В правом нижнем углу датированное позавчерашним числом. На фото она, Ритка. Такая маленькая и растерянная. Несчастная. Одна против всего мира.
Она стояла вполоборота, невидяще глядя куда-то сквозь толпу. В каком-то ужасном бежевом платье, слабо прикрывающем попу. Все такая же и вместе с тем совершенно другая. Повзрослевшая.
— Твою ж мать! — Про себя выругался Олег, на автомате сжимая снимок.
Правда. Все, правда. И бордель и Сизый. Но главное, жива. Главное, чтобы и дальше выдержала, пока не найдет способ освободиться и помочь ей. Чтобы выжила…
— А знаешь, парень. — Вырывая из омута вязких размышлений, позвал Туз. — Давай так. Ты у нас Фартовый? Вот и докажи это еще раз. Сыграй в буру. Но не со мной. С Тузиком.
— Зачем? — Непонимающе взглянул на кавказца Чернышевский.
Порой не успевал следить за ходом мыслей старого вора. Сначала просит убить Волка, теперь, будто ни в чем не бывало, рассуждает об игре.
— Ты же не хочешь убивать Волка, верно? Я дам шанс. Если выиграешь, так и быть, за тебя это сделает Тузик. Правда, Тузик?
— Правда. — Довольно поддакнул помощник.
— А если нет?
— Если нет, выбор за тобой. Либо пойдешь и убьешь Волка. Либо Волк убьет тебя. А я твою Ритку.
— Если откажусь? — Решил поторговаться Олег.
— Отказ равносилен проигрышу.
— Так понимаю, у меня нет выбора?
— Похоже на то. — Усмехнулся Туз, протягивая Чернышевскому новенькую колоду карт…
Положенец — на воровском жаргоне уголовный авторитет, находящийся на положении вора (т. е. может решать вопросы, отнесённые к ведению воров, в период их отсутствия в данном месте) и отвечающий за положение на определённой территории. Назначается «вором». Положенцы назначают «смотрящих», которые следят за ситуацией в отдельных районах города, в лагерях — в отрядах, в тюрьмах — в камерах. Положенец, в свою очередь сам является смотрящим высшего ранга. Как правило — за лагерем, за городом, за тюрьмой и т. п.Положенец в местах лишения свободы следит за соблюдением «воровских законов», ведёт переговоры с администрацией, занимается урегулированием конфликтов, руководит сбором средств в общак. Как правило в одной зоне или тюрьме — один положенец.
«Обща́к» («воровская касса», «котёл») — на уголовном жаргоне фонд взаимопомощи в среде преступного сообщества. В соответствии с «воровскими законами» взносы в «общак» должны быть добровольными, хотя на практике требование не всегда выполняется.«Общак» находится под контролем авторитетного преступного лидера, пользующегося доверием преступников («вор в законе», «положенец» или «смотрящий»).В местах лишения свободы состоит из денег, продуктов питания, сигарет, чая, вещей. Пополняется за счёт передач и средств регионального общака. Средства «общака» используются для подкупа администрации, оказания поддержки заключённым, находящимся в трудном положении, или их семьям. Рассчитывать на помощь могут лишь определённые категории заключённых («блатные»).«Общак» за пределами мест лишения свободы формируется за счёт доходов от преступной деятельности: взносы профессиональных преступников, рэкет (часто под видом защиты — «крышевание»), вознаграждение за помощь в разрешении споров между предпринимателями. Используется для организации новых преступлений, подкупа чиновников и сотрудников правоохранительных органов, материальной поддержки заключённых в местах лишения свободы («пацанов на зоне греть»).
Бура́ (тридцать одно) — карточная игра, так же называется и комбинация трёх козырей при игре в буру.Предпочтительнее всего играть в буру вдвоем, но можно играть втроем или вчетвером. Используется колода в 36 или в 32 листа. Туз оценивается в 11 очков, десятка — в 10, король — в 4, дама — в 3, валет — в 2 очка. Остальные карты ценности не имеют.Сдают по 3 карты каждому игроку. Вскрывается козырь. Ходить можно с одной карты, с двух или с трех карт одной масти. Если противник бьет карты хода, он забирает взятку себе. Если не может побить, сбрасывает любые карты (по количеству карт хода).После каждой взятки игроки добирают карты из колоды по одной карте друг после друга, до трех карт на руках.Выигрывает тот, кто первым наберет во взятках 31 очко. Комбинация из трех козырей на руках называется бура. Игрок, имеющий на руках буру, выигрывает партию, независимо от количества очков во взятках.Комбинация из трех тузов, один среди которых козырный, является самой выигрышной. Имея её на руках, игрок сразу выигрывает, невзирая на наличие буры у соперника.