— Могу вас утешить — запоминают студенты вас надолго, как пожар или наводнение. Вы остаётесь одним из самых ярких воспоминаний об учёбе в нашей академии.
— Хоть это и сомнительный комплимент, но приятно слышать.
И они выпили пива за приятность сомнений.
— Однако в этом что-то есть, экзистенция какая-то, — задумчиво продолжил Лощинин. — Солнце, пиво… не за горами лето, которое, как известно, маленькая жизнь. И я до всего этого дожил, так и не прибившись ни к какому берегу.
Хотя Татарников, который как раз мне и напоминает вот этого доброго толстого фраера под потолком, тоже прав, выдвигая тезис о невозможности существования одиноких бродячих профессоров.
— Всё так и должно быть.
— Вы говорите парадоксами. У меня как раз это «всё» не сочетается с понятием «моя жизнь».
— Правильно. Это и есть гиперреализм, как я его понимаю, — задумчиво сказал Белкин и погрустнел. — Говоря банальностями, самая красивая женщина может отдать вам только то, что у неё есть.
— Само собой.
— Однако даже самый умный мужчина может взять только то, что он чувствует. Понимаете? Только то, что у него есть внутри. В противном случае он не поймёт, что ему отдают.
— Это. это не банально.
— Понимаете? Иначе вы будете играть в шахматы, а с вами играют в поддавки. Оттого-то вы и чувствуете солнце, вкус пива, ожидание лета, что не прибились ни к какому берегу. Я вот чувствую сейчас не солнце, а тепло, не пиво, а алкоголь, не лето, а отпуск. Ощущаете разницу?
— Да.
И они долго молчали. Потом Лощинин сказал:
— Вы не поверите, но я квартиру однокомнатную построил. Сейчас отделываю. Потом вселюсь и буду обычным, нормальным профессором, каковым, собственно, и являюсь. Буду работать в академии — и в ещё одном вузе, на полставки, а третий брошу. И с женой разведусь. — Лощинин подумал и добавил — Может быть.
— Да. А я найду девушку, которая меня полюбит, и заключим мы с ней брачный контракт, по которому она не сможет претендовать на мою жилплощадь, — ответил Белкин. — И будет нам всем счастье.
И они выпили ещё пива за гармонию с окружающим миром здесь присутствующих. А потом Лощинин сказал:
— Может быть, вы и правы насчёт того, что я — лишняя деталь в Министерстве нашего образования и науки, сокращённо Минобразине, вносящая ненужный диссонанс. Я и сам, бывает, это чувствую. Но, как любят говорить ваши философские коллеги, если не удаётся переделать мир, то всегда можно изменить своё отношение к нему. В конце концов, и мир, и я — мы оба в равной степени не хотим, чтобы нас меняли или переделывали. Так что вы всё-таки преувеличиваете насчёт стихийных бедствий.
— Да бросьте, профессор, не кокетничайте. Миру нужны грозы и ураганы. И вы всем нам нужны, просто бывает трудно сказать об этом.
Лощинин и Белкин допили пиво, расплатились и пошли гулять по апрельскому Петербургу. Солнце стояло высоко, и, по оценке Белкина, до заката можно было не торопясь обойти ещё три бара, пропуская везде по кружечке за его счёт, — как сказал доцент, должен же он когда-то отблагодарить профессора за поездку на Байкал и своё знакомство с красивой, умной девушкой.
— Истина — она в вине, — напомнил Лощинин. — И мы её найдём.
И приятели отправились на дальнейшие поиски.
Хантингтон С. (1927–2008), один из авторов цивилизационного подхода. Относил Россию к так называемым стержневым государствам православной цивилизации, предполагая неизбежным отделение её исламских республик с одновременным союзом с другими православными государствами (см. С. Хантингтон. Столкновение цивилизаций).
Поппер К. (1902–1994), один из основоположников неопозитивизма. Ввёл понятие фальсифицируемости (лат. Ызиз — ложный) — необходимого условия признания теории или гипотезы научной (критерий Поппера). Представители логического позитивизма в качестве критерия демаркации науки и ненауки выдвинули принцип верификации. Поппер показал необходимость, но недостаточность этого принципа. Он предложил в качестве дополнительного критерия демаркации метод фальсифицируемости: только та теория научна, которая может быть принципиально опровергнута опытом. «Догму значения или смысла и порождаемые ею псевдопроблемы можно устранить, если в качестве критерия демаркации принять критерий фальсифицируемости, то есть, по крайней мере, асимметричной или односторонней разрешимости. Согласно этому критерию высказывания или системы высказываний содержат информацию об эмпирическом мире только в том случае, если они обладают способностью прийти в столкновение с опытом, или более точно — если их можно систематически проверять, то есть подвергнуть (в соответствии с некоторым „методологическим решением“) проверкам, результатом которых может быть их опровержение» — Поппер К. Логика и рост научного знания. Википедия, см.: тЫргйга. отд/тЫ/Поппер.
Полностью текст оригинальной этой буддистской песни звучит как:Когда я пришёл, ты уже уплыла.Я забыл, что ты — пароход.Я ведь сам тебе дал это море любви,А оно превратилось в лёд.Куда ты плывёшь, крыша моя?В какие реки, в какие моря?За какою кормой бьёт волна за волной?Я плыву за тобой, лечу за тобой,И я хочу найти, что успел потерять,Мне нужно догнаться, чтобы догнать.И в поисках крыши летает душаТо в самый низ, то в самые верха.Халигаликришна, халигалирама,Трали-вали крыша, где ты будешь завтра?Да где ты будешь завтра, тута или тама?Халигаликришна, халигалирама.Люди бесятся с водки, люди бесятся с жиру,Люди думают вечно одно.Люди тычут в спину, их пальцы горят,А в ботинки стекает дерьмо.Да только мне плевать: ведь это их дерьмо,Это их проблема, а мне всё равноИ задравши хвост, я лечу за тобой,Я ужасно тупой, очень тупой.Но я могу найти то, что смог потерять,Мне не нужно крыльев, чтобы летать —Хорошая крыша летает самаИ в самый низ, и в самые верха.
Веблен Т. (1857–1929), основоположник институционального направления в экономической теории. В качестве одного из основных институтов общества рассматривал завистливое сравнение: люди подражают богатым и успешным, копируя их образцы поведения: демонстративную праздность, расточительство и т. д. (см. Веблен Т. Теория праздного класса).