У Жоржа была зависимость: новости. Вполне наркотическая зависимость, без новостей он не мог прожить и дня. С минуты пробуждения и до минуты, когда он ложился спать, Жорж, чем бы он ни занимался, одним ухом слушал последние известия. В ванной у него был транзистор, а в туалет он заходил с маленьким приемничком типа уокмена, тоже забитым на новости. Завтракал он под телевизор, а после спускался в кафе, по дороге забирая из почтового ящика корреспонденцию и главные еженедельные газеты, на которые регулярно подписывался.
Перемещения Жоржа в пространстве были обратно пропорциональны его знаниям о том, что происходит в мире. Поскольку его квартира располагалась непосредственно над кафе «Манхэттен», на втором этаже, Жорж колоссально экономил время. За десять минут он мог транслоцировать себя из постели до прилавка, не потеряв ни крошки новостей.
А попав в кафе, включал сразу телевизор над баром и радио на полке за стойкой, между бутылкой мартини и бутылкой арманьяка.
«Может, мне надо было пойти в журналисты», — думал иногда Жорж. Его жизнь, бесспорно, была бы другой, не унаследуй он кафе от своей матери, а с ним и определенный комфорт, который давало это маленькое семейное предприятие. В то же время, слушая по радио или смотря по телевизору разные политические дебаты, Жорж отдавал себе отчет в том, что он лучше разбирается в геополитике, чем все эти фанфароны, которым платят большие деньги за ежедневное комментирование мировых проблем.
Жорж толком не помнил, как началась у него эта страсть к новостям, как переросла потом в одержимость и наконец в клинику. В юности он потреблял новости умеренно, как все. До двадцатилетнего возраста не было случая, чтобы он по собственной инициативе купил газету. Впрочем, в те времена новости не шли таким валом, не занимали в человеческой жизни двадцать четыре часа из двадцати четырех. Люди, разумеется, слушали выпуски новостей по радио, но они перемежались другими передачами (театральными, музыкальными, развлекательными), да и радиостанций было не слишком много. Телевидение тоже не изобиловало каналами, и встреча с информацией по большому счету происходила обычно вечером, когда все возвращались домой. Но вот в 1987 году произошло чудо, и Жорж очень хорошо запомнил этот момент, было начало лета, июнь… Во Франции открылась, по американскому образцу, первая радиостанция, закрепленная за новостями, круглые сутки нон-стоп. По времени это совпало со смертью его матери, когда Жорж окончательно обосновался за стойкой бара, переняв полученный в наследство семейный бизнес. Совпавшие во времени эти два события: создание круглосуточной новостной радиостанции и смерть матери — произвели резкий перелом в жизни, а главное, в мозгу Жоржа. Он просто прилип ухом к радиоприемнику и больше не выходил из-за стойки бара, иначе как затем, чтобы поздно ночью подняться в свою квартиру этажом выше с единственной целью — лечь спать.
Поток новостей сначала оказал на Жоржа эффект транквилизатора. Информация помогала ему эвакуировать из себя боль и восстанавливать равновесие после смерти матери, мамаши, как называли ее все в квартале, носительницы старой культуры кафе, знавшей к тому же по имени несколько тысяч своих клиентов. Эффект транквилизатора соединился потом с растущим любопытством перед феноменом новостей. Жоржа гипнотизировал, во-первых, постоянный их повтор, а во-вторых, саспенс, ими производимый — по крайней мере в его мозгу. «Франс-Инфо» передавала полную сводку новостей каждые пятнадцать минут и флэш — каждые семь минут. Первую полную сводку выпускали в пять утра, а последнюю — в час ночи. Но это не означало, что по ночам те, у кого бессонница, ночные сторожа, шоферы такси или просто полуночники, останутся без информации: «Франс-Инфо» по ночам выходила с полной сводкой новостей каждый час.
Долгое время Жоржа захватывало не столько содержание последних известий, сколько манера дикторов и журналистов их отбирать, обобщать и подавать. Журналисты вещали таким тоном, который не допускал сомнения насчет масштабов миссии, взятой ими на себя именем общественности. Все, что они говорили, казалось чрезвычайно важным, и в мозгу Жоржа действительно таковым становилось. Стоило им раскрыть рот (Жорж всегда предвкушал тот момент, когда журналист, сидящий у микрофона, открывал рот, чтобы начать выпуск новостей), так вот, с этого самого момента у журналистов с «Франс-Инфо» был такой вид, будто они передают жизненно важную информацию и в подтексте — предупреждение, что ее, упаси Боже, нельзя игнорировать. Всем своим видом они говорили: внимание, если вы пропустите мимо ушей то, что слышите от нас, это вам дорого обойдется, сию секунду мы меряем для вас температуру страны и мира, вы не сможете завершить день, не учтя то, что мы говорим, вы не сможете понять, что происходит в мире и с вами лично, если вы не поразмыслите над тем, что мы вам говорим. Новости звучали как откровение, как свод секретов, щедро раздаваемых миру людьми, находящимися в некотором роде на положении Бога, существами, которые раньше других видели как бы сверху движения, поступки и жесты, остающиеся невидимыми для остальных смертных. В каком-то смысле новости непрерывным потоком были как подсказка для слепых: внимание, господа слепые, мы будем подавать вам лучи света, чтобы вы могли иметь ориентиры.
Жорж был способен до бесконечности выслушивать одну и ту же сводку новостей, как, впрочем, часто и случалось, потому что иногда между двумя сводками, то есть в пятнадцатиминутный промежуток, в мире не случалось ничего существенного, так что диктор практически повторял одну и ту же информацию. Однако же в этом повторе были свои тонкости: диктор то менял прилагательное, то подшлифовывал фразу, то ужимал выражение, так что Жорж прямо-таки содрогался от удовольствия. Постепенно он стал со сладострастием ждать повторения сводки, чтобы увидеть, где тут нюанс, где журналист поработал или где новое известие вклинилось в структуру старого выпуска. Развитие сноровки улавливать минимальное отличие между сводками превратилось у него в род интеллектуальной игры, его персональной игры, от которой он получал наслаждение и которую не делил ни с кем. Только на его лице время от времени, пока он наливал клиенту пиво или мыл стакан, появлялись гримасы, которые его гостям не суждено было расшифровать. Они, правда, не принимали Жоржа всерьез: у каждого свои чудачества, подумаешь, приноровился человек слушать новости по радио и одновременно смотреть их по телевизору…
Ах, телевизор! После радиореволюции, произведенной созданием «Франс-Инфо», последовала великая телереволюция — появились каналы с новостями нон-стоп. Моду ввели тоже американцы, своим знаменитым Си-эн-эн. Франция тут же открыла сходный канал, Эл-се-и, он-то и стал для Жоржа главным изобразительным рядом. Теперь Жорж мог подкреплять новости, передаваемые по радио, теми, что передавали по телевизору. Он приобрел теперь двойную зависимость: как от звука, так и от изображения. Оказалось, что любое известие можно подать как в словах, так и в картинках. То, что Жорж слушал утром в ванной, пока брился, несколько минут спустя можно было увидеть по телевизору. Каким-то совершенно невероятным образом все значимое, что происходило в мире, попадало под телекамеры. Революции, государственные перевороты, манифестации, зрелищные аресты, гражданские войны, эпидемии, кораблекрушения, авиакатастрофы, крупные природные катаклизмы, почти все, если даже просто не все, происходило практически в прямом эфире.
От новостного фона, создаваемого вот так, образами и звуками, Жорж испытывал легкие конвульсии, особую форму оргазма. Будучи информирован выше головы, он следил к тому же за продолжением тех или иных событий. Когда в 1992 году вспыхнула война в Боснии, Жорж смотрел этот сюжет как приключенческий фильм, зная, что каждый день будут умирать уже другие люди, будут сожжены уже другие дома, будут изнасилованы уже другие женщины… Жорж поджидал иной раз с семи утра весть о том, что еще один снаряд разорвался на какой-нибудь площади в Сараево, разнеся в клочья людей, а особенным удовольствием для него было увидеть по телевизору картинку с убитыми и ранеными не позже десяти минут после передачи этой информации по радио. «Эх-ма, поспели-таки и туда», — говорил себе Жорж, посмотрев по телевизору долгожданные изображения.
Следя за событиями, как за перипетиями сериала, Жорж стал хорошо разбираться в главных конфликтах планеты: Ближний Восток, Ливан, Ирак, напряженность между Пакистаном и Индией, бесконечные гражданские войны в Африке (то в Алжире, то в Сомали, то в Дарфуре). Всякая сводка новостей была на девяносто процентов списком ужасов, но в хозяйстве дня ужасы имели свою иерархию. С первого, утреннего, выпуска новостей Жорж получал первое изображение насчет иерархии ужасов дня, другими словами, он знал, которые ужасы были на первом месте, которые на втором, которые на третьем и так далее. Но в течение дня, поскольку картина мировых ужасов была подвижной, конкретные, злободневные ужасы смещались по иерархии, и не раз какой-нибудь кошмар с третьего или четвертого места вдруг взлетал на top и занимал собой все. У Жоржа даже создавалось впечатление, что кошмары вроде как бы пихались друг с другом, чтобы вылезти на первое место, тем более что иногда в ансамбле дня разные радиостанции и телевизионные каналы не придерживались одной и той же иерархии ужасов. Такое, правда, случалось редко. Как правило, главные телевизионные каналы подавали новости в совершенно одинаковом порядке, что вызывало у Жоржа некоторое недоумение. Откуда они знали, эти журналисты, который ужас следует поставить на первое место? И как им удавалось составить список ежедневных ужасов в совершенно одинаковом порядке? Советовались они между собой, что ли, невзирая на то что работали на конкурирующие телеканалы?
Эти недоумения, да и другие, накопившиеся со временем, навели Жоржа на подозрение в мистификации.