Вы велели написать Вам длинное любовное письмо, чтобы заслужить право на новое свидание. Что ж, вот я пишу в лихорадке, которая все еще сотрясает меня от вычур нашей последней встречи. Что может лихорадить больше, чем мысль о той ночи, когда Вы позволили мне дрессировать на Вашем теле маленький батальон из десяти улиток. Две горсти улиток, столько их было… Меня изумило, как терпеливо Вы восприняли эти манипуляции, не такие уж безобидные. Вы не просто отнеслись к ним с пониманием — Вы отдали свое тело под эксперимент, к которому могут быть расположены не иначе как существа с богатым воображением.
Что касается меня, то я должен признаться, что никогда не заходил так далеко в дрессировке улиток. Даже тот десяток, который я выбрал для этой редкой муштры, впали, как мне теперь кажется, в глубокое смятение. Да, как для корриды с самыми искусными тореадорами приводят самых отборных быков, так и я, для наших игр прошлой ночи, отобрал десяток самых крупных и самых смышленых улиток из моего рассадника.
Вы могли сами заметить, сколько энергии понадобилось мне для их дрессировки. Вы видели, как долго пришлось мне натаскивать первую улитку, чтобы она смогла наконец самостоятельно, три раза подряд, преодолеть дистанцию от соска Вашей правой груди до соска Вашей левой груди. Вы заметили, сколько мне пришлось поработать с остальными улитками, чтобы они научились проходить гуськом осевую дистанцию между Вашими губами и Вашим лобком.
Сегодня Вы были так любезны (когда выставляли меня за дверь в пять утра), что похвалили мои достоинства хореографа. Слова, которые Вы сказали мне, Фавиола, значат для меня невообразимо много. Не стану отрицать, что в последние годы, постоянно муштруя улиток на женском теле, я приобрел некоторые навыки в обучении их хореографическим па: кружению, касанию, проходу от шеи до бедер и так далее. Однако Вы стали, с позволения сказать, ареной невиданного накала, живой ареной. Много раз мои улитки теряли голову, кружа по нежнейшей и горячей текстуре Вашей кожи. Когда они обползали Вашу левую грудь, биение Вашего сердца приобрело прямо-таки гипнотический ритм, так что одна из улиток даже оцепенела на целых полминуты.
Я уверен сейчас, когда пишу эти строки, что мог бы зайти и дальше с этими опытами. По крайней мере три из улиток научились следовать по трассе, прочерченной по Вашему телу одними моими глазами. А самая дошлая даже всползла под утро по Вашему лицу и отразилась в Вашем левом глазу.
Вы могли также видеть, какие затейливые узоры способны прочертить на Вашем теле мои улитки. Вы заметили, что каждая из них специализируется на какой-то одной геометрической фигуре: одна рисует только квадратики, другая — только кружочки, третья — только треугольнички. Та улитка, что чуть не утонула в Вашем взгляде, умеет чертить звезду Давида!
Прошу Вас поверить мне, Фавиола, прошлая ночь значила для меня больше, чем воплощение моих самых смелых фантазий: по сути дела, я спровоцировал встречу и стычку между двумя эротическими энергиями. А кульминация наступила в час ночи, когда Вы заснули, распятая улитками. В тот момент одна улитка сидела на Вашей левой ладони, одна — на правой, одна — на стопе левой ноги, одна — на стопе правой, одна улитка на левом плече, одна на правом, одна на лбу, одна на лобке и по одной на каждой груди. Ваш сон был делом святым, и клянусь, весь тот час ни единая из десяти улиток не посмела пошевельнуться. Когда Вы проснулись, Вам показалось, я знаю, что они задвигались в полном беспорядке. Но на самом деле они просто выполняли довольно сложную рекогносцировку. Улитки с груди начали долгое путешествие к стопам, а те, что на стопах, стали передвигаться к ладоням. Улитки с ладоней вскарабкались на плечи, встретились там, где в горле у Адама застряло яблоко, приветственно пошевелили рожками и пустились в разные стороны, одна — на лоб, другая — на лобок. Улитка со лба переместилась на Вашу левую грудь, а улитка с лобка — на правую… Да, я признаю, что в тактильном смысле Ваши ощущения говорили скорее о беспорядке. И все же, и все же не могу выразить, с какой точностью мои десять улиток сходились и расходились, вытанцовывая весь этот менуэт на Вашем гармонично-неподвижном теле…
Сейчас, когда я пишу вам эти строки, мои улитки, усталые, погрузились в сон. Они спят и видят сны, а их рожки подрагивают, и я вижу, как от них исходят тонкие струйки дыма. Может, они и вправду видят сны, почему бы улиткам не иметь такого права? Может, сны улиток, когда они яркие и им тесно, выбиваются наружу и тают в атмосфере.
Нет, Фавиола, не пытайтесь склонить меня к показу этого номера на публике. Нет, даже мысль позвать для начала нескольких друзей, нескольких посвященных в техники материализации фантазмов, мне не улыбается. Не улыбается мне эта мысль, драгоценное, немыслимое мое сиятельство, потому что я ревнив и не хотел бы, чтобы кто-то присутствовал при серии оргазмов, которые вызывают у Вас улитки, когда перемещаются по вашему телу. Вспомните все свои реакции, от легкой дрожи до настоящих телотрясений, от резких вспышек до долгих лихорадочных спазмов. Нет, я не хотел бы, чтобы такие интимности выносились на публику, хотя…
Поскольку я знаю, что Вы обожаете любовные письма, но не слишком затянутые, я закругляюсь. С одной только просьбой: я только что обнаружил, что одна из моих десяти улиток заблудилась где-то на Вашем теле, и я прошу Вас вернуть мне ее. Сегодня утром, в пять, когда Вы вдруг велели мне уйти, я был так ошеломлен, что без единого слова протеста сгреб своих улиток, как игрушки, и ушел, не пересчитав их как следует. Так что я прошу Вас вернуть мне недостающую улитку.
С бесконечной неспешностью и нежностью,
М.