30451.fb2
- Еще пожаловался на сырость. Кости, мол, ломит. Вот мучаюсь, хожу, хоть бы рюмашку пропустить...
- Ну дал бы отхлебнуть из корыта!
- Да мне не жалко... - Георгий пожимает плечами. - Но отвернулся, понимаешь, хвать, а он будто сквозь землю...
Мы покидаем неуютную стоянку, и Георгий шепчет мне на ухо, что колечко-то опять не увидели... Прям у колеса! Ну где еще класть?
- Только не гнать, - бодро кричит Люся из своего уголка. - В газете вон пишут, в горах занесло "Москвич" по мокроте да прямо в пропасть...
Погода прояснела, голубыми просветами-озерцами открылось небо, и машина, как добрая лошадка, почувствовавшая настроение седока, побежала резвей.
Съезжаем с гор в долину и где-то в Молдавии, миновав пограничный столбик, делаем остановку в дубравнике. Сегодня день моего рождения, и мы решаем не торопиться. Люся готовит свое коронное блюдо: капусту с мясом, а Борис ей помогает.
Меня же, в честь такого дня, освобождают от работы, и я ухожу побродить по лесу, солнеч-ному, просторному, как храм.
Вековые дубы мощно подпирают синее небо, в Молдавии оно почему-то особенно синее, а высокая зелень не мешает видеть все окрест - и дальние и ближние буровато-зеленые поля, и шоссе, сизой полоской прорезающее нагретое солнцем пространство.
Возвращаясь, вижу: Люся и Борис возятся у стола, готовят в четыре руки свое фирменное блюдо, а спиной к ним, тут же рядом, Георгий приспосабливает "золотое" колечко - прямо на пеньке.
Пристроит, посмотрит и так и эдак и на расстоянии, чуть не сталкиваясь с Борисом, отскочит, снова переложит, чтобы лучше поблескивало...
Розыгрыш - это искусство.
Однажды мой приятель в техникуме прибил у соседнего курса галоши гвоздями к полу. А в ту пору мы, кроме, пожалуй, сапог, все носили галоши и оставляли в раздевалке. Три десятка пар сверкающих черным глянцем галош... Поздно, все торопятся на электричку и, не нагибаясь, всовы-вают ноги в галоши, чтоб скорей бежать... А галоши-то как приклеенные...
Но за это и поплатились: их главный заводила Ильин запер на замок все наши пальто, соеди-нив между собой через пуговичные петли. Заглянул к нам в аудиторию, спросил, поднимая над головой ключ: "Кто потерял?" Сосчитал до трех и швырнул с четвертого этажа. Когда после заня-тий бросились в раздевалку, все пальто заперты... А ключ за окошком, но разве впотьмах найдешь!
Георгий - флегматик, рассказывает он о себе в несколько замедленном тоне... Сирота, воспитывался в суворовском училище. Училище попалось удачное, над ним шефствовали почему-то евреи Мексики.
Обучали светским манерам, даже музыке. При полном отсутствии слуха Георгий ежедневно мучил скрипку, которую с тех пор не может слышать. После университета преподавал в вечерней школе в Краснодаре историю... Об этом в его фильме "Большая перемена".
Комнату, первую в жизни, получил довольно поздно, в деревянном домике на окраине, собрал дружков и объявил, что с этого момента у него в шкафчике - и показал: вот в этом - будет стоять для гостей бутылка коньяку. "Вы проходите, скажем, мимо, захотите узнать, как я поживаю... А тут вам с порога - рюмочку..."
Новоселье закончилось под утро, все разошлись, и Георгий собирался вздремнуть, а тут стук в дверь. Смотрит, Эдик. "Здравствуй, - говорит, Жора, как поживаешь?"
Георгий удивился: расстались-то час назад. Но Эдик еще добавил, что шел мимо, решил вот зайти, узнать. Как он, значит, поживает...
И при этом выразительно смотрит на заветный шкафчик, где бутылочка для друзей.
Георгий, верный своему слову, как полагалось, извлек коньяк, налил рюмочку, вторую... В общем, бутылочку они всю укокошили.
А на следующее утро повторилось сначала. Постучал Эдик. "Здравствуй, Жора, - сказал, - вот шел мимо, решил узнать, как ты поживаешь?"
- Заходи, - пригласил Жора, но уже с меньшим энтузиазмом. Достал бутылочку, и они всю ее осушили.
Так продолжалось около недели, пока Георгий окончательно не иссяк.
В эту ночь Георгий летал, впервые, как он сказал, в жизни.
Летал, конечно, во сне, но так реально, что видел внизу и взгорья, поросшие елками, и наш дубравник, и стоящую под деревьями машину, палатку и столик с примусом... Даже какую-то ложку, оброненную на землю.
- И колечко? - тихо спрашиваю я.
- Ох, колечко, - говорит он с оглядкой. - Никто, представляешь...
Люся не слышит последних слов и реагирует так:
- Пить надо меньше! А то еще не туда залетите!
- Но ведь рождение, - оправдывается Борис, тяжко вздыхая.
- Ну и пили бы как люди... А то подавай им вчера румынское телевидение... они, видишь ли, хотят видеть заграницу!
- Почему... румынское? - спрашиваем мы хором.
- Потому что долетались... - И, уже садясь в машину, Люся предупреждает: - На машине прошу не летать... У нас был случай... Тоже с похмелья...
Перед самым Кишиневом ночуем в придорожном соснячке и выезжаем на рассвете, чтобы с утра застать дома знакомых, у которых собираемся остановиться. Георгий всю дорогу молчит. Но после томительной паузы, во время остановки, где набираем воду, вдруг шепчет:
- Кольцо-то пропало.
Поясняет, что положил его, как всегда, рядом с примусом, а утром не нашел. Даже руками шарил, правда, темно было...
И до Кишинева ни словечка.
Мы сидим в гостях у здешнего поэта Юрия Павлова. Жена хлопочет с закусками, а хозяин успел уже сбегать в соседний магазинчик и приносит знаменитый "Букет Молдавии", красное пахучее вино, настоянное на травах. Мы пьем, и неминуемо заходит разговор о дороге, что нашли да что потеряли...
Георгий, успевший размягчеть от винца, чуть поколебавшись, говорит с оглядкой на меня:
- Теперь, наверно... могу... рассказать?
- О чем? - спрашивают заинтригованно слушатели.
Георгий опять смотрит на меня.
Не торопясь пересказывает всю эту историю с колечком: как купил да как подкладывал на каждой стоянке и как Борис с Люсей ничего не увидели. Так что все его старания пошли прахом.
- Ой, я бы с ума сошла, - говорит Люся громко. - Чтобы золотое кольцо! Под ногами!
- И на пеньке... И рядом с примусом... И у колеса... - не без сожаления перечисляет Георгий.
Пока произносились охи да ахи, Борис, этого никто не заметил, полез в нагрудный карман и двумя пальцами извлек... колечко.
- Оно, что ли? - и протянул через стол, держа на ладони.
Люся первая сообразила, что к чему: