Перед отъездом на Север в редакции "Литературной газеты" мне предложили амуницию: полушубок, унты, меховую шапку. Приехав, убедился: воркутяне так одеваются, когда выезжают по делам в тундру. Здесь же, в городе, стараются выглядеть по-городскому и, чуть потеплеет, с сорока, скажем, до двадцати пяти, скидывают тяжелые меховушки и обряжаются в модные пальто.
- Вас тут отыскать не трудно, - сказал, усмехнувшись, Гринер. - Так и говорят: увидите посреди города полярника, это вы и есть!
Мы идем прогуляться, и сам он облачается в осеннее клетчатое пальто, в желтые ботиночки, ворот распахнут настежь.
- К оленю-то вас не водили? - спрашивает на ходу.
- Нет.
- Значит, поведут.
Пояснил, что обычно гости просят показать им живого оленя, и комбинатское руководство содержит для этой цели оленя Мишку.
Звонят в хозяйство: тут, мол, заезжие корреспонденты, готовьте для показа Мишку!
С Гринером ходить по городу как по большой деревне. Все его знают, здороваются, у каждо-го к нему разговор.
Зашли и на работу в управление комбината на центральной площади. Личный кабинет Гри-нера зарос пылью, на столе бумаги, старые газеты, пустые бутылки... На одной папке начертано: "А-ла-ла. Том 2".
- Что такое "А-ла-ла"?
Гринер отмахнулся:
- "А-ла-ла" значит "А-ла-ла"! - и добавил, усмехаясь: - Ну, доклады, речи, выступле-ния...
- Можно посмотреть?
- Бери... Только не удивляйся, там моей фамилии нет. Начальник комбината, заместитель, который двух фраз связать не может... Скажет слово, а потом сразу серединка второго. Я, говорит, писать не силен, но зато скажу так скажу... А еще бригадир Бортников, будущий герой, значит.
- Почему - герой?
- Потому что задача такая: десяток статей, и будет героем!.. На "Гертруду" вытягиваю. Статья в "Социндустрии"... А сейчас он пишет героическую биографию... Я уже три эпизода сочинил: прочтешь и зарыдаешь...
Я дома открыл папку "А-ла-ла. Том 2". Прочел: "Сладкая полынь". Поехал представитель шахты в Москву, поскольку запчасти нужны, а без них комбайн простаивает, уголек не идет... Денег не платят. С собой везет ногу оленью копченую, десяток пыжиковых шапок... Для взяток... Но чиновники плодятся быстрее, чем олени, из которых шапки делают... И, прокляв чертову столицу и ничего не добившись, заваливается представитель в кабак и пропивает последнее... Знает, вернется, его убьют свои за пустые руки...
Прочел я, набрал телефон Гринера:
- Ты в этом деле и правда рубишь?
- В каком?
- Ну... в запчастях... В шапках опять же...
- О господи, - простонал он. - Да там моя собственная поездка в Москву описана! Знаешь, один чудак объяснял другому, что такое рыбалка... "Наливай и пей. Наливай и пей"... Ну и здесь... Кстати, как ты насчет выпить?
- Нет, - настаивал я. - Сколько времени у тебя уходит на такие доклады?
- Ночка... Больше не дают. Ставишь перед собой стакан... бутылку... И к утру готово...
- Валя, ты - гений, - решил я.
Он грустно согласился:
- Буду... Если зайдешь... А я успею достать к бутылке селедочку...
Сейчас он лишь недоуменно осмотрелся, пожал плечами и заторопился на улицу, пояснив, что делать тут в кабинете ему, в общем, нечего. Доклады пишет дома, а когда понадобится началь-ству, оно найдет. Не найдет - еще лучше. Как учили в армии: не спеши выполнять приказ, будет команда "отставить".
Другое дело редакция газеты "Заполярье", куда мы с Гринером зашли. Там у него в номер стихи идут... Заказные... О технике безопасности в шахте... Поэма! Шедевр! Сто с чем-то строк... Сочинил за ночь... За полярную...
Полярную ночь Гринер хвалит. А полярный день недолюбливает. И не потому, что одеялами окна надо закрывать...
- Возвращаешься в два ночи от чужой жены, - говорит, - а все любопытные, которые не спят, смотрят в окошки и комментируют: "А вот и Гринер... Возвращается от Татьяны!"
- Итак, ее зовут Татьяной? - спрашиваю.
- Это я к примеру. А ее зовут... По-разному. - И громко на всю улицу захохотал.
У Дворца шахтеров, монументального здания с колоннами, тоже шедевр времен культа, высятся две столь же впечатляющие фигуры рабочих: один с отбойным молотком, другой с вагонеткой.
Зеки, которых прогоняли мимо на работу, ухмыляясь, приговаривали: этих-то не посадили... Пока стоят...
На фронтоне аршинными буквами стихи. Уж не Гринера ли?
Когда идет шахтер навстречу, благоговей,
Он света нового предтеча, он - Прометей!
Говорят, в сталинские годы, военные и послевоенные, тут был театр, поражавший созвезди-ем блистательных имен заслуженных и народных артистов, которых свозили со всего ГУЛАГа по личному распоряжению генерала Доброва. Он был тут и царь и бог.
Этого генерала мне довелось наблюдать в домашней обстановке, в доме чекистов на Садово-Триумфальной. Генерал был отцом моего приятеля, к которому я захаживал домой. Выйдя на пенсию в хрущевские времена, дядя Коля здорово поддавал, а приняв норму, это было не менее пол-литра, повествовал, весьма красочно, как со знаменитыми актрисулями осваивали они тундру, выезжая туда на американских виллисах, полученных в счет ленд-лиза, и в соответствующем сопровождении: со свитой, с музыкой и вином...
- Лучший театр в стране был... Но, правда, без зрителей... - похвалялся он. - "Зрителя-ми" был только сам.
Теперь днями он просиживал у телевизора, а если на экране возникал образ вождя и лучшего друга чекистов, рыдал, вытирая слезы ладонью...
Запомнилось, что его генеральская шинель с золотыми погонами и голубыми лычками всегда висела на вешалке в прихожей, будто хозяин собирался по первой же боевой тревоге снова ее надеть.
Прогулка с Гринером по городу подзатянулась, хотя город не велик. Ныне в Воркуте четыре района, а если скажут, что кто-то переехал в пятый район, это - на кладбище.
С продуктами в городе, как и везде, перебои... Но в отличие от Средней России, нет базар-чиков, а здешние сочинители поют частушку: "Птицеферму мы подняли, и другая строится. А шахтеры видят яйца, когда в бане моются..."
В редакции суета, выпуск номера, и фотокор Роман Юнитер, худощавый, с остренькой бородкой, рассказывает, как сегодня водитель рейсового автобуса забежал в магазин за хлебом, а кто-то находчивый сообразил: сел за руль да и повез сам себя домой. Он-то смылся, а пассажиры сидят, ждут...
Но это пустячки... Тут на шахту возят заключенных, а дорога-то, объединяющая все шахты, одна, в ширину машины, если застрянет кто, пробка на десяток километров... Возят заключенных в вагоне, поставленном на автомобильную платформу, называют почему-то "Марат". Так вот, "Марат" застрял на дороге, и охрана, обматеренная шоферней, открыла дверь и попросила зеков толкнуть дружно машину. Ну, они и толкнули... разбежались...
А еще новость: звонят с Рудника, где живут геологи: "Приезжайте, у нас книги жгут!" - "Какие книги?" - "Да те, что хранились в шахте!" - "Книги в шахте?" - "Ага. Тысячи... Как в Ленинке все равно..." Выяснилось, что в середине войны, когда запустили дорогу Воркута - Ленинград, ее зеки строили, пошли в блокадный замерзший город составы с углем, а обратно благодарные ленинградцы загружали вагоны книгами. Посылали целые библиотеки, то лучшее, что оставалось бесхозно в пустых домах (хозяева, большей частью интеллигенция, умерли от голода...).