Воспользовавшись свободной минуткой, Паромов стал подшивать к уголовному делу собранные за первую половину дня документы: протоколы задержания подозреваемых, протоколы допросов, копии постановлений, уведомлений, запросов. Дело пухло на глазах. Еще вчера была тонюсенькая папочка из десятка листочков, а теперь уже просматривались контуры дела.
Будучи участковым Паромов привык как к аккуратному оформлению документов, так и к аккуратному делопроизводству и не любил, чтобы были разбросаны, не подшиты. А когда стал следователем, то по несколько раз на день мог перешивать дело, чтобы, не дай Бог, какой-нибудь документ случайно не затерялся. Даже пословицу: «Семь раз отмерь — один раз отрежь» он переделал по-своему: «Семь раз подшей, чтобы потом ни разу не дергаться!»
Вот за этим занятием и застал его старший оперуполномоченный Аверин, возвратившийся из ИВС.
— И охота тебе то и дело подшивать белыми нитками дело, — скаламбурил он.
— Охота — пуще неволи, — отозвался Паромов, снимая с нитки «цыганскую» иголку и стягивая и завязывая концы капроновой нитки. — Лучше я буду сто раз подшивать чужое, чем кто хоть раз мое. Что, не раскололся Крюк? — перевел он разговор в нужной русло.
— Нет, не раскололся. На прежних показаниях стоит. Правда, про каких-то ребят стал говорить, которых он будто бы видел в ту ночь возле Смирновского гаража. Может, придумал, а, может, и действительно вспомнил. Но по описанию смахивают на наших Злобина и Апыхтина.
— А что по низу? — поинтересовался следователь, пряча подшитое дело в сейф, стоявший справа от него — только руку протянуть.
— Да то же самое. По-видимому, Крюк все же не при делах… — нескрываемое разочарование слышалось в голосе оперативника.
— А я что вам говорил? — не без некоторого ехидства подколол старший следователь своего коллегу. — Но вам, операм, все заговоры да интриги везде чудятся… Сами себе уже не доверяете!
— Ну, ты и скажешь! Лучше ответь, что с Крюком будем делать?
— А что делать? Освободим, принесем официальные извинения за беспокойство, да в дознание и передадим. Ведь хулиганство имело место. И никуда он от хулиганства не денется. Еще вам спасибо скажет, что разобрались в его деле как следует и поступили с ним по закону.
— Ты и скажешь — благодарить! Да он жалобу скорее накатает на нас, — не согласился со следователем оперативник.
— Не думаю. Впрочем, хватит о Крюке. Надо думать о Злобине и его сотоварищах.
— Почему о сотоварищах? — хитровато-непонимающе прижмурил один глаз старший опер. — О сотоварище… Об Апыхтине…
— Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что кроме этих ребят был еще кто-то. Возможно, он в деле прямо и не участвовал, не бил и не резал потерпевшего, но постоянно незримо там присутствовал. И знаешь, как бы этим третьим не был сосед потерпевших Нехороших Олег… Как бы не он был там подстрекателем и наводчиком… — пояснил Паромов.
— В наше время ничего исключать нельзя, — как бы соглашаясь с доводами следователя, высказался опер, убрав хитровато-непонимающий прищур. — Тут столько случаев, когда сын убивает отца, а дочь — мать родную! Что тут говорить о чужих людях, о соседях, когда родная кровь не является преградой для негодяев!
— Вот я и думаю: пока суть да дело, пока мы будем возиться с подозреваемыми, не занялся бы кто-нибудь из твоих подчиненных плотненько Олегом? — взглянул вопрошающе следователь на собеседника.
Тот согласно кивнул.
— Тем паче, что у него от родителей остался гаражик… — продолжил Паромов развивать мысль. — И не стоит ли в том гаражике похищенная у Смирновых «девяточка»? Или ты уже сам все это без подсказки следователя проделал? Тогда поделись результатами. Хотя, какие тут результаты, если все твои хлопцы на Крюке повисли, — скаламбурил старший следователь, знавший что на зоне Аверина осталось только два оперативника: сам Аверин, да Студеникин.
— Собирался, да все руки не доходят, — не ударил лицом в грязь Аверин.
Поди узнай: собирался он или не собирался…
— Вот сегодня и выкрой пару часиков, — посоветовал без особого энтузиазма Паромов, так как понимал, что вряд ли сегодня опера что-либо смогут сделать в этом плане.
— Да я бы рад, но надо опять в ИВС… поработать с нашими подозреваемыми. Всей зоной едем, чтобы своеобразный конвейер устроить.
— Ну что ж, раз надо, значит надо. Тогда уж, по случаю, захватите постановление об освобождении Крючкова из ИВС и повестку ему, о явке завтра к … допустим, к 10 часам в отдел. Думаю, что я к этому времени успею отксерокопировать необходимые материалы и вместе с ним передать их в отделение дознания. Сделаем подарок Александру Васильевичу Винокурову. Пусть себе палочку поставит!
— Какой подарочек, — засмеялся старший опер, — от такого подарочка он плеваться будет. Не любит Васильевич со шпаной возиться.
— Ничего, полюбит. Ему, считай, готовое дело передается. Только собрать характеризующие документы да обвинение предъявить!.. Мне бы такие дела расследовать, когда все готово…
— Постановление давай, но с освобождением спешить не будем. У него срок завтра истекает?
— Да, завтра утром, — уточнил следователь.
— Вот завтра утром и доставим его без лишних заморочек в отдел. Чтобы никому никакой головной боли…
— Ну, что ж, резонно, — согласился следователь. — А то вдруг Крюку вздумается в бега удариться — и гоняйся тогда за ним!
— А я что говорю? — обрадовался Аверин.
— Толк ты говоришь. Бери постановление и дуй в ИВС. Да будьте повнимательней. Мозгами шевелите больше, а не руками!
— Обижаешь, начальник! — схохмил Аверин. — Мы только мозгами…или по мозгам. Но тоже аккуратно, как в лучших домах Лондона и Парижа, — коротко хихикнул он.
— Кстати, на чем будете добираться? — спросил следователь, не принимая оперской шутки.
— Вроде бы на служебной, — неуверенно произнес опер, обрывая хихиканье. — А там, кто его знает, не исключено, что придется в общественном транспорте толкаться.
— Если на отделовской, то меня до Центрального рынка прихватите. У нас ксерокса нет, придется у городского следствия поклянчить, — пояснил Паромов свою просьбу.
— Без проблем.
Следственный отдел при УВД города Курска располагался в старом двухэтажном здании в конце Центрального рынка на Верхней Луговой улице. Вместе с дежурной частью УВД города. То есть, по пути при поездке в областное управление внутренних дел.
— Какой разговор, — согласился опер. — Если машину дают, то подбросим. Звякну.
Он взял постановление на освобождение Крючкова из ИВС и покинул кабинет старшего следователя. Не успел Аверин покинуть кабинет, как пришла Подаркова.
— Привет, а то с утра не виделись, — поздоровалась она, прикуривая сигарету при помощи одноразовой зажигалки, взятой ею со стола Паромова. В ее тонких пальчиках сигарета смотрелась чуть ли не сигарой.
— Привет, — ответил вполне дружелюбно Паромов, однако от насмешливой подначки не удержался. — Когда же теперь с утра увидеться, если ты мне такую бяку подсуропила. Не ожидал, Мариночка, от тебя такой каверзы. Не ожидал.
— И ты туда же, — театрально обиделась Подаркова. — Дежурный Кулинич обвинил в том, что нарушила местное табу — присела на краешек стола — а это, оказывается, дурная примета, а потому и случилось, по моей вине, тяжкое преступление. Опера меня в том же обвиняют. Теперь, вот, и ты.
Она уселась на стул, жадно затягиваясь и выпуская через рот клубы дыма.
— Что, через нос слабо дым пускать? — подметил Паромов. И добавил: — Я в приметы не верю. Ни в хорошие, ни в плохие…
— Женщине не слабо, а некрасиво, — парировала она. — Представить даже страшно, как дым через нос пускаю. Фу, гадость какая! — сморщила симпатичное личико. — Лучше скажи, как дело продвигается? Крюка еще не «раскололи»?
— Не раскололи. И, думаю, не расколют… — ответил Паромов.
— Это почему же? — не поверила она.
— Да примета такая…
— Какая? — усмехнулась Подаркова, только что слышавшая от Паромова, что он ни во что не верит.
— Не при делах! — По слогам, нараспев произнес Паромов.
— Как, не при делах, — усомнилась она, — а кровь, а побои, а следы драки? Я же сама к нему в гараж на осмотр места происшествия вчера утром выезжала! Видела.
— Бывает. Но не все то золото, что блестит. И не всегда к истине ведет то, что на поверхности лежит. А ты в курсе, что у Смирновых еще и автомобиль пропал?
— На самом деле? — округлились миндалевидные глазки Марины Юрьевны. — Вот так посидела попой на краешке стола… — посетовала она на себя.
— Брось, твоя попа тут не при чем. Хотя, конечно, такой попе, — Паромов сделал вид, что собирается погладить данную часть тела Подарковой, — место не на столе, а в кроватке…
— Голодной куме одно на уме, — улыбнулась, отстраняясь, она. — И что, висун будет?
— Не обязательно — висун. Есть и другие подозреваемые.
— Все-таки есть?
— Работаем, — поскромничал Паромов. — Вот собираюсь съездить в городской следотдел, кое-какие материалы отксерокопировать.
— Тогда мешать не буду, — встала со стула Марина Юрьевна, машинально, чисто по-женски, оправляя рукой юбку. Загасила в пепельнице окурок, резко, почти по-мужски, раздавив его до самого фильтра.
— Удачи тебе.
— И тебе.
Уж такие они, следователи. Своей работы не впроворот, но и товарище не забывают. А участие, оно никогда и не кому не мешало, обузой не было. Не только опера славны своей взаимовыручкой. Отделовские следователи им в том не уступят. А если желают удачи, то знают, что в следственной работе без удачи никак нельзя. Удача нужна всем. И операм, и участковым, и следователям.