Аверин, как истинный оперативник, обладал корявым почерком, о котором говорят: курица лапой нацарапала, писать бумаги не любил, — это отдадим следователям: им сам Бог велел заниматься писаниной, — только внимательно слушал собеседника, да иногда что-то помечал в своей записной книжке ему лишь одному понятными каракулями. Впрочем, он, как опытный опер, ненавязчиво предложил подозреваемым вызвать следователя, чтобы официально написать явку с повинной.
— Да не пойдет следователь, — чуть ли ни слово в слово повторяли с недоверием и дрожью отчаяния в голосе Апыхтин и Злобин, — не пойдет. Он еще в отделе сказал, что раз сразу шансом написать явку с повинной не воспользовались, то другого он не предоставит. Может, вы бы посодействовали?..
— Я бы рад посодействовать, но следователь мне не подчиняется, — плел «кружева» Аверин. — Вам надо вызвать следователя через администрацию ИВС. Письменное обращение на имя начальника ИВС, тот передаст его в отдел милиции, а там следователя найдут, никуда он не денется. Из дома вытащат, если он дома, от любовницы заберут, если он будет у любовницы. Таков закон. Как говорится, суров закон, но он — закон.
— А где взять бумагу и авторучку, — ухватился за «подсказку» Апыхтин.
— Найдем, — заверил Александр Иванович, ставший чуть ли не другом для каждого из подозреваемых. И посылал своего подчиненного Студеникина, прибывшего на помощь к своему старшему:
— Сходи, поищи пару листиков бумаги, надо помочь человеку.
Студеникин ушел за бумагой, а Аверин стал угощать собеседника очередной сигаретой. Специально новую пачку купил.
— А что писать, — заискивающе спрашивал Злобин, заглядывая в глаза опера, в надежде что-нибудь там увидеть для себя интересное, когда Студеникин принес несколько листов писчей бумаги.
— Пиши, что желаешь сознаться в совершенном преступлении и для этого просишь прибытия следователя, — с самым серьезным видом говорил Аверин.
— А мне это на суду зачтется?
— Обязательно.
— Вы не обманываете?
— А какой мне резон тебя обманывать? Так в статье шестьдесят первой УК написано. Следователь ведь зачитывал.
— Да мало что написано, — сомневался подозреваемый, находясь в состоянии, когда и хочется, и колется, и мама не велит…
— Тогда не пиши. На всю катушку получишь, — делал вид, что забирает листы бумаги, опер.
— Ладно, напишу.
— Да уж сделай одолжение. Себе. Не нам… — словно холодной водой из ушата обдавал словами подозреваемого, Аверин. — Нам это уже ни к чему… А тебе, друг мой, ой, как нужно!
Так что, к приезду следователя Паромова и криминалиста Андреева письменные заявления подозреваемых Злобина и Апыхтина с просьбой вызвать следователя для дачи признательных показаний уже лежали на столе начальника ИВС, с наложенными на них его резолюциями, при соответствующей регистрацией в журнале. А опера поочередно «обрывали» телефон, то докладывая многочисленному руководству о сдвиге в деле Смирнова, то разыскивая куда-то запропастившегося следака, надумавшего в такой момент отбыть в следственный отдел УВД города.
— Тоже нашел время!