На следующий день, тринадцатого марта, старший следователь Паромов на работу пришел пораньше: требовалось подготовить документы в ИВС на выдачу конвою ОМ-7 УВД города Курска задержанных по подозрению в совершении преступления и содержащихся в ИВС Апыхтина и Злобина.
Следственная работа состояла не только из допросов, опознаний, очных ставок, выемок, обысков, осмотров, то есть, прямых следственных действий, но и огромного количества второстепенной писанины. Составления справок, запросов, требований. И на эту второстепенную писанину, порой, время уходило намного больше, чем на сами следственные действия. Вот и поспешал Паромов, чтобы подготовить всевозможные запросы, да и постановления как на задержание подозреваемого Нехороших, так и на обыск в его квартире и в гараже. Однако, как не спешил, но обогнать начальника отдела не смог: тот уже находился в дежурной части и изучал собранные за прошедшие сутки материалы.
— Что-то рановато, — увидев Паромова, пошутил Алелин, — наверное, супруга из дома гонит?
— Думает, глупая, — в тон ему ответил следователь, — что чем больше буду работать, то тем больше станут платить! Никак не поймет, что наша зарплата от количества рабочего времени не зависит…
— Вот именно! — засмеялся Алелин. — Но все равно рановато. Мог бы еще чуток подремать. Живешь же рядом с отделом. Идти — пара минут…
— А я пример с начальства беру, — отшутился старший следователь. — Но и тут, вижу, промашка вышла. Обогнали вы меня.
— А ты раньше батьки в пекло не прыгай, а то состаришься быстро, — ответил Алелин. А потом, посерьезнев, добавил: — Очередного твоего подопечного ребята только что доставили. Беседуют с ним. Так, что можешь подключаться.
Паромов понял, что речь идет о Нехороших Олеге, которого вытащили из дому сотрудники дежурного наряда по вчерашнему распоряжению Алелина.
— Обязательно. Только сначала с бумажной писаниной разберусь.
— Да, вот еще что… — словно вспомнил что-то начальник отдела, — ты материалы в отношении Крючкова выделил?
— Выделил.
— Будь добр, занеси. Надо посмотреть…
Выделенные материалы все равно пришлось бы заносить начальнику отдела. Для получения резолюции перед направлением в отделение дознания. Паромов планировал это сделать и сам попозже, но раз начальник спросил, то можно было их ему занести сразу. Чего кота за хвост тянуть!
— Хорошо. Сейчас принесу.
И пошел на свой этаж.
Портативная печатная машинка работала как часы, и вскоре постановления и запросы были готовы.
«В какой еще стране государственные служащие на работу притаскивают собственную технику»? — вяло подумал Паромов, отставляя машинку в сторонку, чтобы в очередной раз полистать уголовное дело и освежить в памяти показания фигурантов. Предстоял допрос Нехороших. И к нему надо было подготовиться, как следует.
«Да ни в какой! — ответил он сам себе. — Это только мы за символическую зарплату тащим на работу что-то из дома, не надеясь на государственное или ведомственное обеспечение. Всегда один и тот же ответ: в стране денег нет! Денег нет, обеспечения нет, зато служб, обязанных обеспечивать сотрудников материально-технической базой, столько, что со счета сбиться можно. Толку от них, как от козла молока, но все ходят, задрав носы, в постоянном ожидании досрочного присвоения званий, росте должностных окладов. А чего им не ходить с задранным носом, когда ни за раскрываемость, ни за общественный порядок, даже за невыполнение собственных обязанностей никто не спрашивает. Их бы, козлов, посадить на наше место, чтобы посмотреть, как они будут голыми руками дела расследовать, жуликов ловить, преступления раскрывать».
Сетования старшего участкового легко понять, так как, когда весь мир уже работал с персональными компьютерами, таковых в милиции еще и не было. Да что там, компьютеры, простых печатных машинок не хватало. А если они и имелись по инвентаризационной описи, то давно уже не работавшие, сотни раз чиненное перечиненное старье, место которому давно в музее археологии.
Да, не любил старший следователь всякие штабы да службы тыла, а точнее заносчивых и нагловатых представителей этих даром не нужных структур, только и умеющих, что очередные циркуляры вниз спускать, да закорючки ставить во время всевозможных согласований. В том числе и при подписании обходного листа как при увольнении со службы, так и при переходе из одного подразделения в другое.
В половине девятого в кабинет старшего следователя заглянул Аверин.
— Ну, что, планы не меняются? — поздоровавшись, спросил он на всякий случай.
В милиции, как ни прискорбно это констатировать, планы могли меняться по несколько раз на день. Так что любопытство опытного сотрудника праздной болтовней не было.
— Вроде не меняются, — отозвался Паромов. — По крайней мере, я никаких изменений не собираюсь вносить.
— Да если бы все только от нас зависело, — был скептически настроен старший оперуполномоченный. — Впрочем, после оперативки едем за подозреваемыми. Требования на их выдачу готовы?
— Держи, — передал Паромов старшему оперуполномоченному подготовленные запросы в ИВС. — Да не забудьте Крючкова забрать для отделения дознания. Я вчера необходимые материалы отксерокопировал и выделил в отдельное делопроизводство.
— О, кей! — буркнул Аверин, покидая кабинет следователя. — Не забудем.
«Вот и хорошо, что не забудете. И мне надо не забыть доложиться Глебову о ходе следствия и о планах на сегодняшний день, а то снова окунусь в допросы да очные ставки, да следственные эксперименты — замотаюсь и забуду, — подумал Паромов. — А с Глебова тоже спрашивают. Как же — всеобщий контроль. Все должны быть в курсе дел и событий. Одни контролеры вокруг… Жаль, что исполнителей мало».
Доклад у начальника следственного отделения время много не занял.
— Ну, что? — ответив на приветствие, спросил Глебов, — можно поздравить нас с раскрытием преступления следственным путем?
— Возможно, нескольких, — ответил с чувством удовлетворения хорошо проделанной работы Паромов и пояснил, что подозреваемые, кроме подреза Смирнова, еще рассказывают о кражах автомобилей и новом соучастнике — Нехороших.
— Считаешь, что одних показаний, даже записанных на видеокассету, достаточно?
— Думаю, что сегодня при проведении следственного эксперимента добудем и некоторые вещественные доказательства, — ответил Паромов. — А там подойдут заключения экспертиз. Может, еще случится чудо, и Смирнов как-нибудь выкарабкается с того света.
— Ну-у-у, — протянул Глебов, — это все из области фантастики и мистики. Мы — реалисты. Так что, давай, на чудеса особых надежд не возлагай, сам больше старайся.
— Александр Петрович, честное слово, не сижу сложа руки! — искренне возмутился Паромов. — Рад бы был, да не удается. А доказательств по данному делу будет достаточно. Сейчас допрошу подозреваемого Нехороших, да обыска у него проведем — и похищенную «девятку» вызволим из заточения, — пошутил он. — Надеюсь, что еще не успел перепрятать ее.
— Ладно. Считай, что неотложные вопросы мы обсудили, — подвел итог беседе Глебов. — Иди, работай… Впрочем, подожди. Что ты надумал с переводом? Что мне Озерову говорить, если спросит?
Паромов, было направившийся к двери, остановился.
— Так и скажите: не желает!
— Это не разговор.
— Возможно, но я не хочу никуда из отдела уходить, и никакого повышения мне не надо. И так забот — полон рот! Зачем же мне добровольно дополнительные на себя взваливать? Разрешите идти?
— Иди, но думай!
От начальника следственного отделения Паромов направился на второй этаж, к оперативникам, беседовавшим с Нехороших. Дежурного опера уже сменил Студеникин. Он-то и стоял рассерженным коршуном над сидевшим на стуле Олегом.
— Молчит, товарищ следователь, — вместо приветствия с раздражением бросил опер. — Как деревянный истукан. Я ему и так и этак расклад даю, а он, как бычара, видиков насмотрелся и «быкует» тут…
— Здравствуйте, Олег, — поздоровался с подозреваемым Паромов. — Значит, решили тактику молчания избрать в качестве мер защиты. Похвально, похвально… Мне меньше работы. Только на один вопрос ответьте: адвоката вам вызывать, или своего имеете?
— А зачем мне адвокат, если я ни в чем не виноват, — поднял голову Нехороших, впиваясь в следователя нагловатыми глазами.
— Вот видите, товарищ следователь, — скривил губы в язвительной улыбке опер, — чем не Пушкин: то молчит, то стихами говорит. — И передразни: — «Мне не нужен адвокат, я ни в чем не виноват!»
— Придется вас задержать, как подозреваемого. Суток так на трое. По подозрению. Вот и адвокат может понадобиться, — обращаясь к подозреваемому, не отреагировал Паромов на оперскую шутку. — А что невиноват, это вы адвокату как раз и скажете. Он, возможно, и поверит. Такова уж его профессия: верить своим клиентам, да в черном видеть белое, а в белом — черное… Так нужен или не нужен?
– Нужен, — уже не таким нахальным голосом вымолвил Нехороших, однако не удержался и добавил: — Чтобы ваш милицейский произвол перед народом раскрыть.
— Имеются конкретные предложения или дежурным бйдемся? — уточнил следователь, проигнорировав упоминания о «милицейском произволе».
— Давайте пока любого, а там посмотрю…
— Было бы сказано, — усмехнулся Паромов и, обращаясь к оперативнику, добавил: — А ты, Данила, особо не мучайся… Молчит — и пусть молчит. У нас доказательств против него достаточно. Сажай его в КАЗ и отправляйся на обыска в его квартире и в гараже… С ним я как-нибудь сам разберусь.
Упоминание об обысках подействовало на Нехороших удручающе. Он даже изменился в лице, что не укрылось от следователя и оперативника.
— А на каком таком основании обыска? — насупился он. — Я жаловаться буду на ваш беспредел. Прокурору…
— Хоть в ООН, — усмехнулся следователь.
— Ты лучше Богу на себя пожалуйся, — оборвал его Студеникин. — Да покайся. Смотришь, и простит. Ишь, законник хренов выискался: прокурору жаловаться будет! А что же ты не жаловался, когда соседа убивали? Когда воровать соседскую машину ребятишек подбивал? А?
— Оговор и поклеп! — чуть стушевался Нехороших. — Ничего я не знаю. Ничего я не делал.
И добавил после небольшой паузы:
— Не скрою, Иван Злобин раза два брал у меня ключи от гаража. Но для какой цели, не сообщал. Так что, я не знаю, что он туда мог без моего ведома притянуть. Сам я в гараж давно не ходил. Делать мне там нечего, — подготавливал Олег пути к отступлению.
— А ты мне говорил, что молчит, — усмехнулся следователь, обращаясь к Студеникину. — Видишь, как разговорился. То ли еще будет!
Вернувшись в свой кабинет, Паромов принялся названивать в юридическую консультацию, чтобы вызвать адвоката для Нехороших.
Трубочку поднял сам заведующий юридической консультацией, Рашкевич Дмитрий Станиславович.
Рашкевич когда-то работал в милиции, даже начальником районного отдела был. Но потом жизнь сложилась так, что ушел в адвокатуру. Изменив милицейской профессии, он не изменил своего отношения к сотрудникам милиции: всегда относился к ним с уважением и пониманием. Что, впрочем, не мешало ему в полной мере осуществлять свой профессиональный долг по защите клиентов. Тут, как говорится, друзья — друзья, а табачок врозь!
— Дмитрий Станиславович, нужна помощь, — поздоровавшись, обратился по конкретному вопросу к адвокату Паромов.
— Ты что, решил весь округ в СИЗО отправить, — пошутил по телефону Рашкевич. — Вчера двух адвокатов просил. Сегодня еще одного. Точно, решил всех жуликов перевести. С кем же тогда работать будешь?
— Я бы рад их перевести, да вы со своей консультацией не дадите этого сделать! — в тон ему отшутился Паромов. — За каждого паршивца бьетесь, как за отца родного…
— Что поделаешь, работа такая!
— Скоро так доработаемся, что на улицу будет не выйти! Ни ментам, ни адвокатам, ни прокурорам…
— Не слишком ли пессимистично?
— Считаю, что нет…
— Ладно, ожидай.
Через двадцать минут пришла адвокатша в годах и со стажем Изверова Инесса Эдуардовна, довольно-таки импозантная женщина.
— Добрый день, — поздоровалась она, присаживаясь на стул возле стола и заводя ногу за ногу. — Что за беда? Что за пожар? Рашкевич сказал, чтобы не на ногах шла, а на крыльях летела. В мои-то годы…
Не спеша и вальяжно достала из внутреннего кармана норковой шубки пачку сигарет «Парламент», закурила, «забыв» спросить разрешения у хозяина кабинета. Чувствовался класс женщины и адвоката.
«Моей бы жене тоже не сдурнило такую шубенку заиметь, — подумал следователь. — Но ей такой не видеть, как собственных ушей. Никогда! Не с нашими зарплатами норковые шубки покупать…»
— Так, что за беда? — переспросила следователя, упершись в него черными цыганскими глазами. (В молодые годы в этих глазах, наверное, такое пламя бушевало, что ой-ей-ёй! Не один мужчина в них утонул…)
— Не возьметесь ли защищать очередного прохвоста? — поинтересовался Паромов. — Подозревается в подстрекательстве на кражу чужого имущества в крупных размерах и… на убийство.
— Серьезно? — сделала она удивленные глаза.
— Серьезно.
— А с доказательной базой как? — проявила профессиональный интерес. — А то вы вчера кого-то тут задерживали, а они молчат. Так наши адвокатские говорили… Скорее всего, невиновны… Вам, милицейским, только бы людей невинных в кутузку сажать.
Намек был на Апыхтина и Злобина, которые при адвокатах действительно ничего существенного не сказали. Но уважаемая Инесса Эдуардовна еще не знала, что уже вечером оба подозреваемых «пели соловьями».
— Знаем мы вас, поспешников, — продолжила со все той же лучезарной улыбочкой и скрытым ехидством.
Возможно, она хотел сказать прохиндеев или проходимцев, так как недолюбливала всех милицейских работников, — что ворожить, — что сказала, то и сказала, подчеркнув присущую милиции поспешность в делах.
— Поработаем, что-то и найдется, — уклонился от прямого ответа следователь. — Жизнь покажет. Бывает, что сначала задерживаем, а потом и отпускаем, как вот, например, с некоторым Крюком случилось. Не подтвердились наши подозрения в покушении на убийство, — с сожалением пояснил он, — приходится освобождать…
— Правильно, — не стала спорить Инесса Эдуардовна, — жизнь всех рассудит. Кстати, сегодняшнее задержание со вчерашним делом связано?
— Напрямую.
— А как с оплатой? Надоело пахать по сорок девятой, — пожаловалась она. Даже глаза потускнели. А, может, просто так показалось следователю из-за облачка сигаретного дыма после очередной затяжки Инессы.
— Как договоритесь, — вновь был лаконичен следователь. — Ну, а если не повезет договориться, государство в соответствии со своими возможностями отблагодарит ваш благородный труд.
— Отблагодарит, как же… — скептическая гримаса исказила губы адвокатессы, — держи карман шире! От государственной благодарности можно ноги с голоду протянуть и зубы на полку положить… по причине полной профессиональной непригодности.
Пока беседовал с адвокатессой, пока она с глазу на глаз беседовала с Нехорошим, пока допрашивал Олега и записывал его измышления — такой способ защиты избрал он с подачи Инессы Эдуардовны — из ИВС привезли Злобина и Апыхтина.
— Придется очные ставки проводить, — поставил следователь в известность подозреваемого Нехороших и его защитника Изверову. — С подозреваемыми Апыхтиным и Злобиным в связи с существенными разногласиями в ваших показаниях.
— Может, как-нибудь попозже, — попыталась сорвать следственное действие адвокатша. — У меня еще судебное заседание.
— И у меня еще куча дел, — не согласился с ней следователь. — Поэтому проведем очные ставки, не откладывая, а затем уж займемся другими делами.
— Насколько я знаю, ни Злобин, ни Апыхтин показаний против моего клиента не давали. Они вообще воспользовались статьей 51 Конституции, — попыталась настоять на своем мнении Инесса Эдуардовна. — Какой смысл в очных ставках? Не понимаю!
— Это, как вы правильно выразились, по вашим данным, — съязвил следователь, — а по нашим данным все основания для проведения очных ставок имеются.
Следователь не ошибся: и Апыхтин, и Злобин с каким-то радостным настроением на очных ставках топили Олега. Так что к концу очных ставок весь скептицизм Инессы Эдуардовны полностью испарился.
— Может, дадим возможность Нехороших явку с повинной оформить? — попыталась Инесса хоть каким-то образом облегчить судьбу своего подопечного, когда они остались в кабинете следователя одни.
— А с какого рожна? — вопросом на вопрос ответил Паромов.
Тут в кабинет вбежал Студеникин. Возбужденный и довольный.
— Нашли! — с порога заявил он, не обращая никакого внимания на адвокатессу. — В гараже у Нехороших. И «девятку», и запчасти от «шестерки». Во дворе, вон, выгружаем. А «девятка» исправна, только регистрационные знаки отсутствуют. Своим ходом пригнали. Вот протоколы обыска.
Для большего эффекта потрепал он в воздухе довольно энергично свернутыми в трубочку протоколами.
— Все нормально с оформлением? — остановил его Паромов, переживавший за соблюдение оперативными работниками процессуальных норм. Ибо малейшее нарушение процессуальных норм впоследствии влекло большие неприятности.
— Все в порядке. И понятые были, и супруга потерпевшего. Все присутствовали, все видели, все расписались. Так что — все чин-чинарем!
— Что ж, спасибо, — забирая постановления и протоколы обысков, поблагодарил старший следователь опера. И добавил вслух, словно рассуждая сам с собой, или отвечая на чей-то вопрос:
— Вот и вещественные доказательства стали поступать.
Не удержался, подошел к окну, выглянул во двор. Там, в сторонке от милицейских автомобилей, стояла белая «девятка».
— Не желаете взглянуть? — обратился к Инессе Эдуардовне. — Такая красавица стоит во дворе!
— Нет уж, извольте, — отказалась та. — И все машины одинаковы по сути: ма-ши-ны, — пропела по слогам. — Куча бездушного железа. Так что, я, пожалуй, пойду. Предупредите заранее, когда будете предъявлять обвинение, чтобы я смогла спланировать свою работу.
— Обязательно, — пообещал Паромов. И искренне добавил: — Спасибо!
Адвокатесса ушла, а старший следователь и опер стали обсуждать обстоятельства, сопутствовавшие обыску, и планировать свои дальнейшие действия. Впереди предстояло проведение следственных экспериментов, и их целая уйма. Время же поджимало: весенний день был по-прежнему короткий. На улице хоть и весна, но темнело, по-прежнему, довольно рано. А надо успеть все сделать засветло.
Тут хоть ужом на горячей сковородке вертись, но, кровь из носу, успевай.