Алелин в кабинете был один. В нормальном настроении. Просматривал телепередачу и разбирал, отписывая на исполнение, почту — толстую пачку разномастных бумаг и бумажек.
— Что ты такой, раскрасневшийся? — встретил он Паромова. — Не заболел ли часом?
— Работа. Напряжение. Нервы… — отделался короткими, ничего не значащими фразами Паромов от дальнейших расспросов.
Не скажешь же Алелину на самом деле, что стоически, как древние герои, устоял перед обольщением женщины. Или за хвастуна примет, или на смех поднимет.
— А-а, — протянул тот, принимая объяснение следователя. — Тогда ладно. Ну, хвались достижениями. Уже слышал.
— Хвалиться особо нечем. Просто дружно поработали — и результаты не замедлили сказаться.
— Что, верно, то верно. Когда идет дружная работа, то и результаты зачастую бывают положительными. Но правильной версией оказалась твоя. Так что, не скромничай. С чем пришел?
— Планирую завтра предъявить обвинение всем троим, чтобы ускорить передачу дела в прокуратуру по подследственности. Нужен опять автомобиль и конвой, чтобы из ИВС их сюда доставить. В отделе сподручней.
— А какую меру пресечения собираешься избрать? — поинтересовался, как бы между прочим, начальник отдела.
— Пойду к прокурору за санкцией на арест… А даст или нет — его дело.
— Думаю, что даст. Дело-то к ним будем направлять…
— Конечно, к ним… по подследственности. Явное покушение на умышленное убийство. Тут двух мнений быть не может.
— Тем паче, санкцию даст, — был уверил Алелин. — А насчет конвоя и автомашины не беспокойся. Распоряжусь. Все?
— Все.
— Тогда иди, отдыхай. И так поработал на славу. Все бы так пахали.
— С отдыхом придется подождать, — вздохнул Паромов.
— Что так?
— Надо постановления о привлечении в качестве обвиняемых составлять и печатать. Хоть и дежурные, но все равно по трем-четырем эпизодам. Как минимум на полторы страницы каждое… Потом же опять, постановления на избрание меры пресечения заключения под стражу. Прокурор только визу да «толкушку» накладывает, а готовить все мне.
— Может, кто-нибудь поможет? Из следователей…
— У каждого своих проблем хватает. Да и как поможешь, если дело-то мое, мною изученное от корки и до корки. А для других — сплошной лес…
— Машинисток задействуй, пусть печатают, нечего без дела юбки протирать, да сплетни собирать.
— Придется. Пока буду одному предъявлять обвинение, да допрашивать его, на другого по образцу напечатают… Панкратова Галина Ивановна да Лидия Демьяновна — молодцы, сами все сообразят. Уже не раз выручали. Эти в отличие от молодых машинисток юбки не протирают и сплетни не ведут. Некогда…
— Правильно мыслишь. Так что, особо не переживай, не нервничай — нервные клетки, врачи говорят, не восстанавливаются. Все образуется, все рассосется. Ты мне вот что скажи, раз уж зашел: что с переводом на другую должность решаешь? А то меня и Озеров, и Киршенман теребят.
— Да не нужно мне никакого перевода. Эта работа пока устраивает.
— Вот тут-то ты, старичок, и не прав, — произнес доверительно Алелин. — Пришла пора и нашему поколению выдвигаться на руководящие должности. Если хочешь знать, это даже не требование времени, это диалектика жизни. Необходимость. Ты только посмотри, как наши одногодки и однокашники вверх идут: Сидоров Виктор Иванович уголовным розыском области руководит, Василенко Геннадий Георгиевич в нашем отделе в первых заместителях ходит, Михаил Иванович Астахов, с которым ты не один год на опорном пункте РТИ вместе проработал, тоже службу возглавляет. Так что, не дури, соглашайся. Таков мой тебе совет и приказ. Иначе поругаемся. Крепко поругаемся…
И замолчал, следя за реакцией Паромова.
— Хорошо, я подумаю. Разрешите идти, — не стал тот упрямиться.
— Иди. И думай! Не только о работе, но и о себе. Знаешь, о нас никто не подумает, если сами не подумаем.
— Уже проходил.
— Тем паче…
Домой Паромов отыскался к двадцати четырем часам, успев «расшифровать» на протокол видеозапись следственного эксперимента и отпечатать одно постановление о привлечении Злобина Ивана Ивановича в качестве обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных статьями 158, 111, 162 УК РФ. Остальную работу отложил на утро. Как говорится, утро вечера мудренее!
— Что-то ты зачастил после полуночи домов возвращаться, — недовольно вычитывала супруга, разогревая ужин. — И вчера, и сегодня.
— Работы много, вот и зачастил.
— Может, не только работы много, но и баб?
— Может…
— Тогда хоть бы что-нибудь про свои дела рассказал, а то обо всех происшествиях узнаю от посторонних людей, а собственный муж работает в милиции и молчит. Какое дело сейчас расследуешь?
— В милицейской среде говорят, что дела у прокурора, а у нас лишь делишки. И их много. А в них боль и грязь, кровь и слезы. Ничего хорошего нет. Так что, ворошить их не стоит. Ведь тебе, по большому счету, не дела нужны, а зарплата. А зарплата у нас хоть и стабильная, но маленькая. Впрочем, ты и сама это знаешь. Вот такие пироги.
— Никогда с тобой по нормальному не поговоришь, — насупилась супруга. — Меня о моей работе не спрашиваешь и о своей не рассказываешь. Вечно все молчком да молчком, как бирюк лесной. Словно не в городе живем, а в лесу…
— В джунглях, — с сарказмом бросил Паромов.
— Что — в джунглях? — не поняла жена. — Я говорю, что в городе живем, среди людей. Разве это не интересно?
— Неинтересно.
— Что — неинтересно?
— О работе расспрашивать.
— А молчать интересно?
— Возможно. За умного сочтут, — отшутился неуклюже. — Хоть слово и золото, но и молчание, жена, — серебро… тоже благородный металл.
— Или за день так наговоришься, что действительно дома рад помолчать? — все-таки попыталась супруга понять причину неразговорчивости мужа.
— В точку попала.
— Ладно, давай ешь, да пойдем спать. Завтра рано вставать.
— Уже сегодня, — кивнул на часы.
— Тем более.
Однако, как не пытался Паромов заснуть, сие долго не удавалось. Мысли постоянно возвращались к делам, к срокам, к версиям, к обвиняемым и потерпевшим, в том числе и к обольстительной Мальвине. И он крутился с бока на бок в супружеской постели.
«Что за натура, — корил себя, завидуя сладко посапывающей жене. — Ни днем, ни ночью нет покоя»!