тогдашнюю советскую действительность, жизнь. Идеологическое
оболванивание воспринималось, как нечто само собой разумеющееся, естественное, не как наглый обман, — тем более, здесь, в провинции. И
нельзя однозначно сказать, что народ, дескать, открыто роптал, недо
вольный своим существованием, ибо экономически почти все были рав
ны. И отношения то между людьми, в целом, были иными, чем сейчас, —
более, что ли, дружескими, более совестливыми и справедливыми. Дух
социалистического коллективизма, в то время, еще не совсем иссяк.
Простые труженики умели радоваться жизни, уверены были в завтраш
нем дне, не замечая, в повседневной круговерти забот, убожество и нище
ту не только быта, но и всех прочих сторон советской действительности.
Особенно, повторяю, это ощущалось в провинции, сельской местности.
Но другое дело, — крупное партийное и хозяйственное руководство. В
той же Чернушке, они, эти горе благодетели народные, как и везде по
стране, жировали обособленным, привилегированным кланом. Мы же, рядовые клубные работники, были лишь винтиком мощнейшей гос
идеологической машины, орудием воздействия на «массы» партаппарата
в узко корпоративных интересах, — в т. ч., и на «местах». Высокий уровень
жизни, почёт, власть — вот что, в главном, внешне отличало хозяев от
рабов (то есть, именно «масс» — как презрительно выразился, в приват
ном разговоре с коллегами, 1 й секретарь Чернушенского райкома; в
разговоре, нечаянно услышанном за кулисами сельского клуба, куда
прибыли районные «шишки» в преддверии выборов).
20
Но клубный то специалист уже не был «массой», постепенно осознавая
всю несправедливость социалистического общественного устройства.
Нет нет, — страстный «вольнодумец» совсем не хотел что либо, «корен
ным образом», в нём изменить, поскольку инстинктивно понимал, что
сие ни к чему позитивному, всё равно, не приведёт. То есть, не приведёт
даже в результате очередной «революции» (последующие 90 е годы
красноречиво подтвердили аксиому). Нет, — хотелось лишь понять глу
бинные, сущностные причины одного и того же, извечного(!) социаль
ного неравенства, ибо «частная собственность на средства производства», которой не имелось, естественно, тут отпадала. И, в дальнейшем, мне, —
как мыслящему существу, — суждено было причины эти, так или иначе, постичь.
4
О сень вступила в права. В сентябре октябре, пошли непрерывные
дожди, и все городские неасфальтированные, дороги и тротуары
превратились в непролазную Чернушенскую Грязь. Сознаться
честно, такой первозданной грязи приезжий «эстет», за свою жизнь, нигде и никогда не встречал. Утопая в ней чуть ли не по колено, местные
жители, впрочем, были, на удивление, спокойны. Привыкли, мол, уже, болезные… Но «молодой специалист», идя, к примеру, в столовую из го
стиницы, выделывая немыслимые акробатические телодвижения и рыв
ки, проклинал Провидение, решая одну и ту же, актуальную, на нынеш
нее время, дилемму: всё ж таки, почему, так ласково приютивший горо
док, был назван Чернушкой, а никак не иначе?! Не от того ли, что обитате
ли его живут, по горло, в этом всепоглощающем, властно торжествую
щем Болоте?!
Конечно, была и другая, официальная, что ли, версия, отчего «полис» так
необычно окрестили. Нефть! Здешний район, и по сей день, чрезвы
чайно богат «черным золотом». И сам то населённый пункт вырос, в
совсем недавнем прошлом, как демографическая инфраструктура к при
легающим нефтяным залежам,… Но я, тем не менее, упорно оспаривал