другой, альтернативный, что ли, вариант, органически не умел. Всё его
плодовитое «творчество» шло в однобоком ключе отечественно славян
ского баянизма, и иная стилистическая трактовка заданной темы, пред
ставлялась самодеятельному «мастеру композиции» глубоко чуждой…
Что уж тогда говорить, о тексте столь «выдающегося» опуса! Сие надо
было просто слышать…
Особенно меня перепугали слова бравурного припева, исполняемого на
фортиссимо:
Дружба — это здорово! Дружба — это здорово!
Дружба — это очень хорошо!!
206
Да! Да! Да!
Дружба — это здорово! Дружба — это здорово!
Дружба — это очень хорошо!!!
— Ну как?! Пойдет?! — поставив инструмент на стол, жадно вперился, на первых своих слушателей, автор ужасающего «напева».
Слово взял коллега по работе.
— Есть, конечно, неплохие находки… Если правильно понял, песня, с баянных нот, будет аранжирована для эстрадно симфонического
оркестра?
— Ну, естественно, едрёна корень!
— Ох, и замахнулись Вы, однако, Евгений Семёныч!
Не обращая внимания на прикол, бывалый баянист переспросил:
— Дак что, музыка то моя ничего?!
— В этом отношении, всё, вроде, не так уж и печально. Но есть замеча
ние, по поводу текста!
Ощепков напрягся, — как никак, но к мнению специалиста с высшим
образованием, он не мог не прислушаться.
— Может быть, вот это «Да! Да! Да!» — убрать? Как то немного старо
модно звучит! Неубедительно… Хотя бьёт, как кувалдой по черепу! А то, что дружба — хорошее доброе дело, так ведь в детском саду, о сей глубо
чайшей истине, любой углан знает!
Шея «творца» стала наливаться кровью.
— А, по моему, очень удачная и даже, несколько, необычная песня… —
желая внести разрядку в создавшееся напряжение, вставила своё бабье
слово Лара. — Вы у нас молодчага, Евгений Семёныч, уникум в своём
роде!
Но сей фальшиво льстивый, хитроумный комплимент, уже, не мог предот
вратить гнева оскорблённого творческого самолюбия.
— Да что вы понимаете в труде композиторском, едрёна корень! —
заорал красный, как рак, Ощепков. — Кого учить удумали?! Сами то, хоть что сочинили?! Да я лауреат стольких конкурсов, дипломант, значит, разный! Да я, я…
Бедняга схватился за сердце.
— Что с Вами, друг мой? — погладил бесстрастный «ёжик», дарование
по плечу. — Мы же не сказали, что песня, так сказать, из рук вон! Отправ
ляйте её, с Богом, в белокаменную, — авось пройдет! Зачем же так вол
новаться?
207
Но ранимому куплетисту, действительно, стало плохо. Он начал задыхаться!
— Кажется, сердечный приступ! Лара, немедленно вызывай «Ско
рую»! — резко бросил «фрэнд». — Евгений Семёныч, валидол то есть?!
Трясущимися руками, Ощепков вытащил из кармана пластик с таблетками.
Виновник случившегося, выдавил одну из них и сунул больному в рот.