вывала на хрустящем снегу подружка. — Вы, говорит, девушка еще юная, весьма неопытная, мало что понимаете! Надо быть, мол, осторожнее в
выборе спутника жизни! А этот молодой вертопрах (так и назвал тебя), знаю, мол, серьёзных намерений не имеет! Поиграет Вами, как игруш
кой, а когда надоест, выбросит, без сожаления, в сторону!
— А не положил ли он, старый хрыч, сам на «весьма неопытную»
глаз? Девка видная, симпатишная, — к тому же, активистка, комсомолка…
Уж не здесь ли, собака зарыта?! — прикололся кавалер.
— Очень даже может быть! — включилась в игру деваха и, тут же, прыснула — Смотри, парень! Отобьёт ведь, меня Мохнаткин у самого ру
ководителя оркестрового ансамбля! Прошляпишь, блин, золотое счастье!
— Ой ёй ёй! Тоже сказала, — счастье! Осчастливила, блин! Да таких, как котик, если по Чернушке пройтись, — сотни! Бери — не хочу! А вот
я то, один разъединственный в своём роде: музыкант, философ, краса
вец, наконец! Где еще такого сыщешь то?
— Хи хи хи! Красавец нашелся! Насмешил! Это здесь, в Чернушке, гармонист что то из себя представляет, а если Пермь взять, то вся твоя
«красота», — тьфу, — обыкновенная сопля на палочке!
— Но но! Полегче на поворотах! — задыхаясь от смеха, выдавил
«фрэнд». — Но, коль уж не по нраву гармонист, — шагай тогда домой, на
94
печку! Иди, иди, так и не разглядевшая в друге, титана мысли и просто
очаровашку! — и шутливо, стал подталкивать чувиху к воротам.
— Но ты, болт мазутный! Отрыжка морковная! Чё это еще себе
позволяешь?! — толкнула в грудь, схватившаяся за живот от хохота, Ла
ра. — Я ведь, всё таки, дама, а не какая нибудь срань подзаборная!
— Не срань, а хрень из под ногтей!.. — сказал и поперхнулся. — Ой, Лариса, больше не могу! Хорош ржать! Так мы, никогда не расстанемся…
Иди уж себе в хлев, коза брянская!
— Ладно, так и быть! Пойду. Карась канализационный!.. А вообще, —
вдруг серьёзно вымолвила девушка, — так много и сильно смеяться, мать говорит, — не к добру… Хохочут много, дескать, тогда, когда беда
на пороге!
— «Если на душе сегодня счастье, значит, скоро новая печаль…» — так, если не ошибаюсь, у Макаревича в песне… — отрезвившись, в тон подруж
ке, отозвался «ёжик». — Давай, расстанемся, что ли, — уже одиннадцать
часов.
— Поцелуй, золотце! Котику так хорошо с тобой!..
Я крепко прижал к себе Лару и долго не отпускал её губ.
— Ну, всё, милый. Иди… Завтра встретимся. Любимый мой!
Однако разойтись, оказалось не так то просто. Нас притягивало друг к
другу, словно магнитом!
— Знай, буду скучать… Порою кажется, что и часа не прожил бы без
тебя!
— Мне тоже, так кажется. Но ведь, хоть как, а нужно домой… Всего
хорошего!..
Девчонка нехотя, виновато, отпустив руку возлюбленного, скрылась за
воротами. «Фрэнд» же, склонив голову, еще какое то время стоял на
тропинке, но потом, чувствуя, как от жуткого холода леденеют руки, лицо и ноги, быстрым шагом пошел, в морозном дыму, по направлению
к гостинице.
Потом, пришлось бежать, чтобы, вовсе, не околеть от промёрзшего воз
духа. Курточка, что носил, хотя и была утеплённой, но, всё равно, счита
лась осенней. Нужно было отправляться, — после Нового года, — за шу
бой домой. В середине сентября я уже ездил в Пермь, на четыре дня, за
вещами. Теперь же, вновь возникла необходимость побывать там и, понятное дело, не только из за одежды… Сына заждались родители, —
особенно мать. Каждую неделю, она присылала письмо, в котором рас
сказывала о житии бытии с отцом, спрашивала, как «кровиночке», 95