У суки щеня, и то дитя!
Джулька развалилась на полу кухни. И тут Анька впервые заметила, что псинка раздалась в боках:
— Лейк, смотри, а чего у неё живот такой странный?
— Ну живот. Беременный.
— А может, Джулька объелась?
— Ну, тогда она хронически объевшаяся. У неё такой живот каждый день. И будет ещё больше.
Псина мирно поглядывала, как я разделываю свинину на столе. И не скрывала своего интересного положения. И аппетита тоже.
Андре после убийства Храма была вынуждена съехать на съёмную квартиру — ту, в которой певица жила, опечатали. Решалась проблема перехода жилья по праву наследования к государству: у Андрея Чернохрамова не оказалось наследников. Завещания тоже. Анька не находила себе места, плакала, ругалась в милиции при даче показаний, объясняла, что квартира куплена на её кровные деньги. Всё было бесполезно — доказательств Анька представить не могла.
— Нет, ну прикинь, Лейк, — рыдала на кухне подруга, — та квартира, на которую я жизнь положила, теперь замороченное имущество. Дура я конченая, всё надеялась на что-то лучшее! Замороченная жизнь, замороченная квартира…
— Может, выморочное имущество[6]? — с сочувствием поправила я, припоминая один из тяжелейших в моей жизни.
— Да какая теперь разница? — всхлипнула Андре. — На новую квартиру всё равно вряд ли накоплю. Практически нереально. Хоть и куча предложений гастролей и корпоративов. Может, мне в Москву податься, Лейк?
Я знала, что периодически на день-два Андре улетала на гастроли, взяв на время вместо Храма нового концертного директора, совсем ещё мальчишку. Мне было безумно жаль Аньку. Вот ведь как бывает в жизни: популярная певица, огромные, по моим меркам, гонорары, а жить негде.
— Ань, мне будет тебя очень не хватать, — я сама чуть не заплакала. — И потом, ты же обещала быть крестной мамой малыша! Хочешь — живи у меня, сколько будет нужно.
— Нет, Лейк, это не выход. У тебя и так Лятрекша прописалась. Но за предложение спасибо, кисюнь. Ладно, прорвёмся.
После того разговора Анька стала чаще бывать у меня, иногда оставаясь на ночь.
Жизнь текла своим чередом, вроде бы входя в нормальное русло. Иногда мне звонила Наталья Васильевна, расспрашивала про здоровье и житьё-бытьё, предлагала всяческую помощь, но я категорически отказывалась. Зато настойчиво зазывала её в гости. Только каждый раз она старательно переводила разговор на другую тему. Сам же Александр Мультивенко не позвонил ни разу. Я не знала, что и думать.
В начале ноября Джульетта разрешилась от бремени. До этого, в ночь с понедельника на вторник, она скребла ковёр когтями и нервничала. Днём залезла в кровать Али, пытаясь свить себе гнездо. А с обеда стала дышать тяжело, как будто от страшной жары, хотя в комнатах было прохладно.
Я настелила роженице на полу чистую простыню.
— Обычно она легко рожает, а тут чего-то не то… Мне кажется, ей плохо. — Я волновалась. И названивала во всякие ветеринарные клиники — посоветоваться.
— Да, собаке десять лет. Не молодая… Почему так поздно рожает? Да потому что… — я покосилась на Аньку, — духом не стареет.
— Она у тебя, мать, как столетняя Сара, — заржала Надька.
По другому телефону ветеринар пытался запугивать и развести на деньги:
— Думаете, ей плохо с сердцем… Сколько говорите? Десять тысяч за кесарево… А с анестезией больше?
Наконец опытный собачий акушер подсказал мне, что вызывать врача надо не раньше, чем покажется плодный пузырь. Но, по счастью, мы обошлись без посторонней помощи.
К вечеру вторника Джуля скулила и тряслась всем телом. Потом начала тужиться. Сначала стоя, но вскоре обессилев, легла. Забилась под письменный стол Аврашки, посчитав это самым надёжным убежищем в квартире.
В перерывах между моими метаниями Надька предлагала мученицу то усыпить, то утопить, то кремировать, подсовывая мне соответствующие рекламки из почтового ящика.
— Надь, даже не начинай опять! — рявкнула я. — Из года в год одно и то же.
Пока Надька за чаем продувала свою излюбленную тему об усыплении домашних питомцев, мне было не до шуточек. Джульетта старела вместе со мной, и я искренне переживала за «старородящую». Именно это чу́дное слово услышала про себя в женской консультации — значит, и Джульке оно подойдёт. Я то и дело заглядывала сучке под хвост в надежде увидеть пресловутый пузырь.
Но вместо пузыря через какое-то время показался алый кончик языка! А вскоре и передняя часть посиневшей мордочки!
Через пару минут дети прокричали:
— Первый родился!
Щенок был угольно-чёрный с белыми пятнами.
Совершенно не похож на свою мать. И не похож на колли! Которого, хоть и считали подлецом, но всё-таки — отцом. Собака тщательно вылизывала новорожденного. Особенно в районе пуповины, пока не перегрызла её. Следующие щенята выходили быстрее и безболезненнее — угольно-чёрный, рыжий с белым. Цвета шоколада. И ещё два тёмно-коричневых с белыми пятнами — с перерывом в час-полтора. Все щенки — вылитые морские свинки. Тупые мордочки, толстые тушки. Густая шерсть и весёлые хвосты.
К ночи шестеро слепых кутят лежали в ряд у сосков.
— Не может колли быть отцом этой пестроты, — я недоумевала. — Анька, наверное, у помойки был не первый случай, точнее, не первая случка.
— Кем бы ни был наш кобель-производитель, надо потребовать с него алименты, — сурово отрезала Надин. И тут же засомневалась в осуществимости выплат. — Судя по внешности щенков, отец их — бомж и нищий…
— Да, а колли-то был породистый. Зря я его лупила, — вздохнула Анька.
Дети рассматривали новорождённых и говорили, кому какой больше нравится. Звонили друзьям и активно предлагали разбирать щенков, когда те подрастут. Надин и Анька отметили событие по-своему — громким чоканьем бокалов и перетиранием баек про «самцов-подлецов».
…Последний, седьмой, щенок родился глубокой ночью, когда все в изнеможении уснули. Обнаружили его утром — у Джулькиного живота. Он был самый маленький и рыжий. Больше всех похожий на мать.
Если с Джулькой наконец-то всё прояснилось, то над расследованием обстоятельств смерти Стаса продолжал витать туман.
Некоторые разъяснения я ожидала получить от Мультивенко. Да, губернатор позвонил-таки мне на следующий день после того, как Джулька разрешилась от бремени. Я не удивилась. Во-первых, роды у собак — к счастью. Во-вторых, интуиция подсказывала, что мы обязательно должны встретиться. Разговор по телефону был коротким, но очень добрым. Все тревоги улетучились, доверие восстановилось полностью.
Я пригласила Александра Владимировича к себе домой. Вместе с женой. Договорились на ближайшее воскресенье.
На что и клад, когда в семье лад.
Подруги ели оладьи из кабачка, макая их в двадцатипроцентную сметану. Надьку здорово разнесло за последний месяц, но, по счастью, она этого не замечала. Правда, похудевшая Андре вдруг спохватилась, припомнив раздельное питание и то, что есть нужно из крошечной тарелки, а не из «той здоровенной миски, в которую я ей наваливаю». Но потом подруга забылась и снова трескала от души…
— Лейка, спасибо! Вкуснятина!
— Бабе Саре спасибо скажите.
— И мне, — встряла Забава. — Кто кабачки поливал? И муравьёв выковыривал из них.
Да, судя по всему, кабачки с муравьями — это надолго. Выбросить подарок бабки Сары рука не поднималась, а храниться они будут до весны — ни одного пятнышка гнили на толстых шкурах.
Дочка сложила грязные тарелки в новую посудомойку, купленную Андре под нажимом Надьки, ненавидевшей мытьё посуды.
— Ну вот, мать, теперь ты можешь в свободное время на фитнес ходить, а не у раковины стоять.
— И нас пилить перестанешь, — лукаво кивнула Андре. — Тем более это подарок. От нас с Лятрекшей.
Надька поперхнулась на полуслове, но промолчала. Я недоверчиво посмотрела на «адский агрегат». Однако Забава быстро сообразила, куда что совать. Хлоп дверкой, нажала кнопку, и вода зашумела внутри. Моется вроде, аж не верится.
— Сообразительная девочка. Умница, вся в меня, — пошутила Анька, одобрительно глядя на пышную фигурку дочери.
С Забавой у Андре сложились самые тёплые отношения. Если над моими мальчишками подруга в основном подшучивала, по-прежнему не особо доверяя мужскому полу, то с Забавой могла шушукаться часами. Дочь очень часто расспрашивала Мадемуазель Андре о гастролях, выпытывала подробности про звёзд отечественной эстрады. Певица таскала девочку по модным бутикам, прикупая ей брендовые шмотки. Я пыталась возмущаться, но с позором проиграла битву с гламуром. В силу численного перевеса последнего.
Надька целыми днями пропадала у Матвея. С моими детьми она держала дистанцию. Да и они были не в восторге: вонь от красок раздражала не только мою астму. Слава богу, сейчас у мадам Дельфининой наблюдался творческий простой. Я даже подозревала, с чем, вернее, с кем это связано, но мысли держала при себе.
От размышлений меня оторвал вернувшийся из школы Али. Помыв руки и наскоро переодевшись, плюхнулся за стол рядом со старшим братом и стал с жадностью хлебать куриный суп. Я заметила синяк под глазом и распухшую переносицу.
— Подрался с кем-то?
— Мамзик, с чего ты взяла?
— Авраш, вот скажи, ты видишь у брата фингал?
— Нет, не вижу, он сливается с кругами под глазами. Али обдурился за компом, до двух ночи вчера сидел…
— Сам ты, эльф двадцать пятого уровня, до утра сидел, — оскалился младший брат на старшего. — И в «ВОВ». Я ночью, когда пописать ходил, всё-всё видел.
— Авраш, что за Великая Отечественная? — изумлению моему не было предела.
— Мать, это игра, сетевая. Ворлд оф варкрафт, сокращённо — WoW. А один гад теперь сам всё решать будет. Стукач.
Али насупился. Я знала, что он ленился решать примеры по математике и подсовывал их под дверь Аврашке, предлагая за правильные ответы стольник.
Старший брат не соглашался, говорил, что за стольник — пошло. И только когда Алька просил: «А как брату? В дружбу», — Авраам решал ему не только примеры, но и задачи.
После ужина Андре, как всегда, когда оставалась у меня, уселась помогать Забаве. С упражнениями по физике и русскому. К педагогическому процессу присоединилась Надька. Обе подруги упоённо вспоминали свои неуспехи в школе и двойки у доски. Забава снисходительно слушала их советы, Аврашка давился от хохота, наблюдая, как, склонившись над тетрадкой, подруги гадали:
— Как пишется «натощак»: слитно или отдельно?
Надин приказала:
— Включи мозг, дурында!
— Я живу эмоциями, мозги у меня отсутствуют, — притворно вздохнула Анька.
— Ничего, мать, это дело наживное.
— Ты что, как можно нажить мозги в сорок лет?
— Наука идёт вперёд. Пересадят.
— Значит, есть на что надеяться. Тебе, кисюнь, тоже можно будет что-нибудь пересадить. На грудь.
Надька, обидевшись, свалила на кухню. В прихожей Али по сотовому делился с кем-то из приятелей:
— Да, я дал ему сдачи, подпрыгнул и завалил, и ещё башкой об пол припечатал. Возле столовой… Ага, он пошёл в медкабинет, а я не стал. Просто закосил историю, голова разболелась.
Значит, всё-таки подрался. Я тем временем смотрела, как Надин вытаскивает из «адского агрегата» помытую посуду.
— Ничего, привыкнешь, — хмыкнула Надька, поймав мой взгляд. — Смотри, как здорово!
— Блин, да как же она вымыла! Всё мылкое — в средстве, ты попробуй на ощупь — к рукам липнет! Ужас! — И, быстро перекидав посуду из посудомойки в раковину, отполоскала заново, получая неожиданное удовольствие от привычного труда.
— Ты маньячка! — заржала Анька, входя на кухню. — Ну признайся, что тебе просто нравится мыть тарелки.
Я не призналась, но и в самом деле мытьё посуды меня успокаивало.
Наконец подруги умотали в клуб на вечер памяти Майкла Джексона. Приглашали и меня пообщаться с бомондом, но настроение было не для вечеринки — умиротворённое, домашнее. Хотелось затихариться в уюте: укрыться тёплым пледом, похрумкать что-нибудь вкусное, почитать любимую книгу.
Дети смотрели «Универ», пили чай с ватрушками и добродушно веселились, отпуская в адрес друг друга шуточки и подколки. Сколько раз просила не таскать еду в комнату — бесполезно.
Мне вдруг захотелось их спросить:
— Вы хотели бы ещё одного братика или сестрёнку?
Али откликнулся первый:
— Я не против. Вот смотри: Аврашка поддаёт Забаве, она поддаёт мне, а я — уже мелкому. А то сейчас и поддать некому, кроме Джульки.
— Боюсь, я не буду успевать поддавать всем одновременно, — отозвался Авраам.
— А я хочу катать коляску, — мечтательно произнесла Забава. — Мамуль, ты мне разрешишь?
— Конечно.
— Так ты не пошутила?! — Все трое обернулись.
Пришлось признаться, что не пошутила.
Мальчишки, каждый по-своему, озадачились. Забава с интересом, как-то по-новому окинула меня взрослым женским взглядом. С любопытством посмотрела на мой живот. Девочка-то подрастает. И как быстро!
Я радовалась, что материальные проблемы хотя бы на время отодвинулись на второй план. И сейчас волнения касаются только сердца и души.
— Мамзик, а как же ты?.. — Алька со жгучим интересом посмотрел на меня.
— В воскресенье всё узнаете. К нам новые бабушка с дедушкой приедут. Вас же не устраивают те, которые уже есть… — Я с удовольствием посмотрела на озадаченные рожицы детей. — Завтра поговорим, завтра! А сегодня — спать. Прямо сейчас.
Но дети имели собственное мнение — мне пришлось выдержать почти часовую пытку про новых родственников.
Ничто так не улучшает вкуса домашних блюд, как изучение цен в ресторане.
В воскресенье утром Анька привезла полный багажник еды и специй по моему заказу. Я заранее распланировала, что и как приготовлю, — в грязь лицом перед губернатором никак нельзя было ударить. С подругами решили, что посидим все вместе — за большим столом. И Джуля — под столом.
Ещё с вечера я поставила свинину размораживаться на холодильник — в любом другом месте её бы утащила Джулька. Продумывая семейный ужин, решила приготовить блюда китайской кухни. Три перемены. Хорошо, что сладкое на себя взяли Мультивенко. Готовка требовала некоторых особых ингредиентов и продуктов, поэтому Андре и предложила свою помощь.
Всё воскресное утро я суетилась у мартена, а девчонки, не забывая о любимых спиртных напитках, лениво комментировали мои судорожные метания.
— Смотри-ка, Надюх, Лейка ананасы жарит. Неужели у всех беременных так вкус портится? — Андре, вытащив прямо из кипящего на сковороде оливкового масла ананасовую дольку, торжествующе посмотрела на меня.
— Жареный ананас с чесноком вряд ли подходит к абсенту. — Я, не отрываясь от сковороды, подрумянивала остро пахнущие дольки.
Надин ехидно ухмыльнулась, глядя на ошарашенное лицо Андре.
Но мне было не до подруг. Впервые я решила восстановить утраченный рецепт бабки Ли. (Мне всё детство отец рассказывал про вкуснейшую тушёную свинину с яйцами в ананасах, которую виртуозно делала его мать.)
До этого я готовила свинину во всех видах, но до фирменного семейного рецепта руки не доходили. То денег не было на продукты, то времени. Да и рецепт сильно отступал от традиционных китайских канонов. Но уж больно хотелось поразить чету Мультивенко.
— Так, перепелиные яйца сварились. Надь, надо их почистить, — я решила на свой страх и риск заменить куриные яйца на перепелиные. Их обжаривать удобнее на сковородке, да и выглядит изысканнее.
— Нет, Ань, чистить надо так, чтобы скорлупа по возможности оставалась по половинке — есть у меня одна задумка для оформления.
Подруги увлечённо выковыривали мелкие яички из пёстрой скорлупы, попутно проклиная мою китайскую бабку, меня и ненормальные фантазии некоторых сумасшедших беременных.
Я тем временем добавила мелко натёртый сыр в подрумянившиеся ананасы. Пока он плавился на тихом огне, на другой сковороде растопила сливочное масло и всыпала полстакана сахарной пудры. Теперь, главное — ничего не пропустить, колдовство со сковородками мне живо напомнило биохимические эксперименты в ЛГУ.
Сладкую золотисто-жёлтую патоку я разделила на две части, отлив на глазок половину в третью, самую большую сковороду.
— Не, Надюх, Лейку определенно сегодня клинит. — Анька, допив абсент, подлила себе в бокал ещё. — Никогда в жизни не готовила одно блюдо на трёх сковородах одновременно. Даже когда снималась в «Званом ужине».
— Ты, это, мать, не переборщи. А то будешь ловить фей на глазах у губернатора. Опозоришь нас с Лейкой. — Надька хлебнула коньяка.
— Тихо, самый ответственный момент: не мешайте! — рявкнула я, закидывая мелко нарезанную дольками свинину в закипающую патоку на третьей сковороде. Добавив по прописи бабки Ли соевый соус, вино, мелко порезанный лук-порей и имбирь, давленый чеснок (всё на глазок), я задумалась над порошком пяти специй. Перемешивая мясо, соображала: всыпать ли его?
О! Ананасы с сыром уже готовы — можно убирать с огня. Но что же делать с этим порошком? Я мучительно размышляла. Нет, без него никак — вкус будет не тот. Однако наличие в соусе измельчённых специй всегда мешало мне полностью насладиться вкусом.
Безусловно, сочетание гвоздики, семян фенхеля, корицы, аниса в звёздочках и сычуаньского перца-горошка, растёртых в мелкий порошок, даёт сказочный букет основному блюду, но и скрипит эта смесь на зубах тоже сказочно. Правда, я обычно покупала порошок подешевле, более грубого помола…
— Ань, а к порошку пяти специй не было приложения? В виде мешочков таких, специальных? — я с надеждой посмотрела на подругу.
— Ах да, кисюнь, забыла. Были там какие-то ослиные мешочки, в коробке, сейчас принесу. — Андре, пошатнувшись, встала.
— Дура, муслиновые мешочки. — Я облегчённо вздохнула.
Нет, всё-таки хорошо иметь много денег. Или щедрых подруг — не забыть, кстати, вернуть деньги Аньке за продукты. Хотя она скорее всего их не возьмёт.
Всыпав понемногу порошка пяти специй в три мешочка, я крепко-накрепко завязала их и бросила в кипящую массу. Подумав, добавила ещё чуток вина.
Убавив огонь под этой сковородой, стала обжаривать перепелиные яйца на другой до золотистого цвета.
Подруги смотрели на меня завороженно. В четыре не особо трезвых глаза.
— Главное, потом не забыть вытащить эти ослиные мешочки… — пробормотала я, выключая огонь под всеми сковородками. — Надь, тащи огромное фарфоровое блюдо в виде раковины из моей комнаты. Икебану выкладывать будем.
Я всмотрелась в последние иероглифы старенькой записной книжки бабки Ли. Так, что-то про грязь, свинью и избавление. Вот тут я сникла — надо же было вчера не дочитать рецепт до конца! Толкований возможен миллион, я с ходу штук десять придумала. Может, блюдо получится таким вкусным, что, избавив тарелки от еды, гости будут грязными, как свиньи? Или надо сказать, что свинью не мыли перед тем, как готовить, тогда — быстро избавишься от докучливых гостей? Бред, конечно…
Спокойно, не паниковать, будем рассуждать логически. С позиций современной биохимии. Блюдо подаётся в холодном виде. Угу, а главная проблема тушёной свинины — высокая жирность. В горячем виде нормально. В холодном — ужас просто. Точно, иероглиф «ни»[7] «грязь» можно перевести как «жир» или «сало». С точки зрения биохимии так оно и есть: жир — страшная грязь для организма.
Ага, поняла: надо избавиться от свиного жира. Ну, это просто — расфасую свинину в две двухлитровые банки в горячем виде, утрамбую получше и выставлю на балкон. Когда остынет, сниму корочку смальца. Кстати, на нём можно будет потом обжарить и рисовую лапшу. Ох, нет, тогда Аврашка с Алькой её есть не будут.
Через час первая перемена была готова. На почти метровой перламутрово-фарфоровой раковине по краям в виде осколков лежали пестрые перепелиные скорлупки; в центре высилась горка из умопомрачающе пахнущей повторно разогретой после обезжиривания свинины; окружала свиные дольки ананасово-сырная сладкая паста, в которой в художественном беспорядке были разбросаны золотистые перепелиные яички. Вуаля! Бабка Ли могла бы мною гордиться.
— Ну вот, не прошло и трёх часов, а первое блюдо готово, — я посмотрела на ошарашенные лица подруг.
— За дело, девочки, впереди у нас «гоцяомисянь» с белыми грибами и пармезаном и «янжоу паомо». И вот тут-то придётся действительно повозиться.
Подруги молча чокнулись бокалами, считая, видимо, что чокнулась я. Вечно голодная Джулька, постоянно крутившаяся под ногами, отчаялась привлечь моё внимание.
Псина села на потёртый кухонный линолеум и вдруг завыла. Скорее всего, по недоступным для неё деликатесам.
— Смотри, даже твоя собака в шоке от меню, — хихикнула Надька.
— Не, Джульетта просто не любит, когда Лейка матерится по-китайски, — возразила Андре.
Я только стиснула зубы. Ничего, впереди рисовая лапша: вот тут-то я на подругах и оторвусь. Авокадо поручу тереть Андре (с её-то маникюром!), а арахисовый соус с соевым попрошу смешать Надьку (ей дурно делается при одном только упоминании об арахисе). Когда будем готовить суп из баранины (его подавать только горячим — потому им заниматься надо в последнюю очередь, лапшу можно и разогреть), помоет и порежет кошерное мясцо брезгливая Анька. А краснокочанную капусту нашинкует Надин (она терпеть не может грязновато-фиолетовый оттенок). Под общую раздачу, глядишь, и Джульке достанется — вот не дам ей ни кусочка со сковородки, пусть трескает сухой корм из миски. А ведь сколько раз говорила, просила, умоляла: когда готовлю — не мешать…
Меня то и дело отвлекали от кухонных экспериментов.
И не только отчаянно сопротивляющиеся Анька с Надькой. И даже не дети, которым было поручено вылизать квартиру до зеркального блеска.
Поскольку чета Мультивенко приезжала в гости впервые, Наталья Васильевна несколько раз звонила, упорно допытываясь, что подарить детям. А я отнекивалась, говоря, что ничего не надо.
Забава сзади дергала меня за джинсы и шептала:
— Пусть принесут нам шоколадки. Квадратиш-практиш-гут.
— И пива, — пошутил Али.
— Значит, теперь губернатор будет нашим дедушкой? — Авраам всегда соображал лучше всех.
— Выходит, так, — неуверенно произнесла я, вдруг испугавшись визита родителей Стаса. Как они воспримут выходки Али? А милые шуточки Забавы?
Тем, у кого дети хорошо воспитаны, моей тревоги не понять. Ведь от этих сорванцов можно ожидать чего угодно! Непосредственность в сочетании с диковатостью манер делают их не просто обаятельными, а сногсшибательными в прямом смысле слова.
— Очень прошу вас, козлятушки… Даже не прошу, требую! — Я сурово посмотрела в лица детей. — Когда губернатор придёт к нам, хотя бы ПРИТВОРИТЕСЬ приличными. Это ненадолго, часа на три всего.
— Тогда, может, я лучше с друзьями потусуюсь до вечера? — быстро нашёлся Аврашка. — Приличных в нашей семейке Адамс нету, притворяйся не притворяйся.
Среди суеты человеческое сердце часто теряет свою непосредственность.
Воскресный вечер начался чудесно. Все были в хорошем настроении. Мультивенко-старший, придя к нам в гости вместе с женой, первым делом спросил Али:
— Ты уже смотрел последнего Гарри Поттера?
— Да, посмотрел.
— Кажется, «Дары смерти»? О чём там?
— О том, как смерть подарила пацанам крутые вещички.
Губернатор едва не взорвался от хохота. Но сделал вид, что в тусе.
Стол Александр Владимирович оценил по достоинству. Наталья Васильевна, едва попробовав первое блюдо, тут же стала просить у меня рецепт.
Мы не спеша готовились к важному разговору. Девчонки очень хотели выложить губернатору все факты. Всё, что знали и пережили за последние месяцы. Но начали общение, как обычно, с простой болтовни о житейском.
Мультивенко покровительственно, почти по-отцовски расспрашивал про нашу жизнь. Я охотно рассказывала про Забаву и Альку. Про то, как Аврааму нравится быть студентом.
— А ты-то сама как?
Я опять про детей. Про их заботы, про школу. Про здоровье. Про Джульку, её беременность, про родившихся щенков…
От последнего у Мультивенко даже брови поползли вверх. Он, видимо, решил, что беременность и роды — основное занятие женской половины нашей семьи.
— Ты про себя ничего не рассказываешь, только о детях да о собаке.
— Так я и рассказала. Всё это и есть про меня.
Надин похвасталась последней картиной. «Кающаяся Анна-Магдалина» была внесена для обозрения и одобрения гостей. И получила наивысшую оценку.
Хуже стало, когда разговор каким-то боком коснулся политики Уго Чавеса. Али встрял в беседу с присущим ему энтузиазмом:
— А-а, знаю. Уго Чавес — этот тот бразильский комментатор.
— У тебя в голове один футбол, — пнула его под столом Забава.
— Чего ты пинаешься? Не футбольный комментатор, а тот, который в стране перевороты делает.
— Диктатор? — догадалась я.
— Ну да, — невозмутимо подтвердил Али.
— У тебя в школе какие предметы любимые? — быстро спросил губернатор.
— Физкультура.
— А у меня была история.
Мультивенко, не переставая, улыбался. Это вселяло надежду, что детки ему нравятся. Ну, по крайней мере, они ещё не достали его окончательно.
— История тоже ничего, — одобрительно кивнул Али. — Но я не люблю заполнять контурные карты, наносить на них всякие дурацкие города: Мемфис, Фифы…
— Чего?
— Фивы, — поправила я. — У Али дикция не очень правильная… — это был единственный раз, когда я соврала. За весь вечер.
Гораздо больше понимания нашли между собой Наталья Васильевна и Забава. Они обменивались рецептами печенья и обсуждали приключения Рапунцель. Обе так увлеклись, что под конец случилось то, чего я больше всего боялась. Забава рассказала Наташе про свиные подарки от бабушки и про то, как она любит некошерную поджарку в луково-хренном соусе. А вот свинину с перепелиными яйцами мама приготовила первый раз, специально для гостей. Ну вот кто тянул дочь за язык? Пусть бы чета Мультивенко думала, что для меня это обычное дело.
К концу застолья к нам присоединился Авраам, вернувшийся домой после прогулки с друзьями-сокурсниками.
— Здравствуйте.
— Привет студентам. Как учёба?
— Отлично. — Аврашка был немногословен, но едва зашла речь об ИМХО, язык у него тут же развязался. — ИМХО — лучший институт в городе. Клёво, что поступил именно в него. Мне всё нравится: программа, наша группа. И даже туалет. Такой классный!
М-да, непосредственность — черта не только младших детей…
— А в столовке продают отменный бутер, всего за пятьдесят рублей, — сын продолжал заколачивать гвозди в крышку моего гроба. — Это разрезанный напополам батон, в который вложено… — и тут сынуля подробно перечислил все достоинства студенческой закуски.
— Сессия скоро? — поинтересовался Мультивенко.
— Да. Уже трясусь. Пока я по рейтингу на девяностом месте из пятисот.
— А что за рейтинг?
Аврашка рассказал о системе промежуточных аттестаций и про зачёты. Затем добавил, что стипендия в тысячу двести рублей, конечно, маловата.
За чаем разрезали вкуснейший торт, испечённый женой Мультивенко. Дети слопали сладкое в мгновенье ока, и, к моему ужасу, Али вылизал языком с тарелки остатки крема.
А уже остатки остатков долизывала Джуля, всё это время караулившая под столом. Она изрядно растолстела после родов. И рычала, потому что дети по очереди приносили и показывали гостям её щенков.
Когда женщина говорит о надёжном мужском плече, то, как правило, имеет в виду шею.
После чая Наталья Васильевна решила навестить бабку Аду. Оказывается, они часто созванивались, но вот увидеться никак не получалось. Авраам пошёл проводить жену губернатора, а подруги затащили Мультивенко в мою комнату.
Пока загружался новый компьютер, Александр Владимирович молча протянул мне книгу — «И-Цзин». На форзаце я увидела смешной профиль и надпись «Unelma Asu». А ведь всё могло бы быть… Сами собой покатились слёзы.
— Лия, всё серьёзнее, чем ты думаешь. Успокойся, пожалуйста, — впервые я увидела на лице губернатора гримасу боли. Впрочем, Мультивенко быстро пришёл в себя и попросил изложить то, что мы знаем, максимально подробно.
Мы в лицах — по очереди с Анькой и Надькой — рассказывали про всё, что с нами случилось. Начиная с того достопамятного момента обнаружения трупа в мастерской. Услышав про ненашего Стаса, губернатор заволновался. Долго переспрашивал, что и как. Что-то мучительно соображал. А потом пришёл в страшное возбуждение, когда я вытащила из томика Гоголя паспорт, найденный в кармане пиджака убитого, и показала фотографию.
Попросив разрешения забрать документ, губернатор стал расхаживать по комнате, отрывисто задавая нам множество уточняющих вопросов. Пришлось ещё и ещё раз, в подробностях, пересказать, как обнаружили труп в Надькиной мастерской. Как вывозили его в морг и из морга, как потом закапывали. Анька не удержалась и упомянула о проблемах с квартирой после смерти Храма. А я поведала о взломе уже моей квартиры, о раскуроченных и пропавших компьютерах. А ещё про камни, которые в меня кидали, и попытку сбить машиной.
Рассказывая, мы пытались увязать события по-своему, как виделось нам. Но нас очень интересовало, как отреагирует Мультивенко. Надька была уверена, что отец Стаса многое знает и может пролить свет на историю, в которой мы окончательно запутались.
Лицо губернатора всё больше хмурилось по мере того, как цепочка событий последовательно разворачивалась перед ним. Он внимательно слушал, снова и снова переспрашивая мельчайшие детали. И поговорил отдельно с каждой из нас.
Потом губернатор спросил:
— Лия, а можно я посмотрю файл?
— Конечно!
Открыв почту, я скачала на рабочий стол файл в странном формате. Мультивенко тут же достал из внутреннего кармана пиджака необычную флэшку, вставил её в разъём и, запустив какую-то особую программу, открыл злополучный файл. По тому, как менялось выражение лица губернатора при прочтении, мы поняли: там содержится что-то очень важное. И секретное. Скопировав файл, Александр Владимирович заметно погрустнел и озаботился. Но, к нашему разочарованию, ничего не сказал. Однако искренне поблагодарил за доверие и пообещал, что разберётся со всем в кратчайшие сроки. Причём так, что расследование не повредит никому из нас.
Мультивенко тоже нанёс визит бабке Аде, но очень быстро вернулся. После чего гости заторопились домой. Перед уходом Наташа обняла меня и сказала:
— Я отогрелась в вашей семье, Лия. Спасибо. Было так душевно!
— И я очень рада, — я говорила это совершенно честно.
Накинув шубку, проводила чету Мультивенко до машины.
Вернувшись, наткнулась на вопрошающий взгляд подруг:
— Всё отлично, девчонки! Губернатор — наш человек. Безо всякого пафоса и гламура.
— Не, ну ты слышь, Надь, она говорит, что мы без пафоса и гламура?
— Так и есть, — устало улыбнулась я.
— Ну да, мать, это ведь для публики ты «даёшь» Мадемуазель Андре. А среди нас, твоих смертных подруг, ты простая Анька, — съязвила Надин.
— Ну, Лейку простой смертной никак не назовёшь. У неё свёкор-губернатор. Да и тебя тоже, — как всегда, на автопилоте включилась в перепалку Андре. — Ты ж, кисюнь, у нас Пикассо и Ван Гог с Гогеном в придачу. В юбке. Художница… от слова худо. Но мы тебя с Лейкой лю-ю-бим! — и чмокнула обалдевшую Надин в щёку.
— Анют, а ты всего трёх художников помнишь, да? Изо всей мировой культуры? — подлила масла в огонь я.
— Нет, она ещё Тулуза знает, — поддержала мою шутку Надька, — Лотрека. За которого меня замуж выдала. Посмертно.
— Дуры вы, бабы, конченые. Если я включаю блондинку, то только «пользы для», — совершенно не обиделась на наши подначки Анька. — А художников я могу перечислять сутками. Был у меня один воздыхатель, на этом деле помешанный. Даже в постели жужжал о красоте раннего Гогена и буйстве красок. У этого перца, правда, Гоген в оригинале и висел, прямо возле кровати…
— У тебя, Ань, высшая постельная Академия, — резвилась Надька. — Отсюда и все твои познания.
— Чья бы корова мычала, — не осталась в долгу Андре. — Я, по крайней мере, не прыгаю из кровати в кровать как кенгуру-шизофреник.
— Одна я среди вас, девчонки, святая, — мне тоже зачесалось внести свою лепту в общее веселье. — Дева Мария прямо по сравнению с некоторыми. Коровами и кенгуру.
— Угу, точно. — Надьку несло уже без остановки. — Дева, да, Мария. Только беременная чуток.
Мы отрывались, как первоклассницы на переменке, вздохнув с облегчением и надеждой и наконец-то переложив часть своей головной боли на солидного человека. Которому можно не только доверять, но и от которого можно ждать помощи.
Всё было отлично. Настроение соответствовало новогоднему календарю, хотя до Нового года оставалось больше полутора месяцев. Мой любимый праздник, с детства. Хотелось прибраться не только в доме, но и звёздочки начистить на небе. И мысли прибрать. И всё-всё-всё вокруг наладить по-хорошему.
Медицина — одно из величайших заблуждений человечества.
Я всегда благодарила предков за здоровую наследственность своего организма. Вспомнить хотя бы боевую китайскую бабку! Не одно поколение моих потомков будет ощущать в крови частицу её бунтарского духа. Впрочем, дед-француз тоже через моего отца привнёс мне стремление к независимости и справедливости.
Да и физически я вынослива и крепка, как степная кобылка. Курские гены. Как выяснилось, ещё и еврейские, помимо украинских. От мамочки.
Надька говорит мне:
— Чего ты, Лейка, на старости лет рожать собралась?
— А бабка ведь в Париже не побоялась родить моего папу! — огрызнулась я. — Ей тоже за тридцатник было. И я себя старородящей не считаю.
Более того, я чувствовала себя переполненной силами и желанием жить. Мне казалось, энергии хватит на всё — и на переводы, и на детей, и на заботу о маленьком. Сорок лет — время, когда уже не растрачиваешься на пустое, мудрость подсказывает правильные пути.
Однако события нынешнего лета и осени незаметно подточили мои крепкие нервы. Как ни старалась я философски относиться ко всему, что случилось с нами, хроническая тревожность накапливалась. А в таких условиях и стойкий боец может пошатнуться.
В тот злополучный день в конце ноября я, как обычно, сидела за компьютером, переводила статью, вплотную придвинувшись к монитору. Текст был тяжёлый, но очень интересный. Хотелось сделать работу хорошо и вовремя. Трое суток подряд до этого поздно ложилась спать. Вернее, уже рано утром. Чашечку кофе — одну, другую. Да покрепче…
И вот неожиданно после двух часов дня почувствовала головную боль. В висках застучали молоточки, а вскоре и кувалды. Я прилегла, но лучше не становилось. Тело трясло от озноба. Головокружение, слабость — казалось, сознание уплывает куда-то… Позвала подругу:
— Надь, что-то худо мне. Как думаешь, отчего? Голова раскалывается, тошнит.
— Давление. У моей свекрухи постоянно так.
— У меня никогда не было давления.
— Всё когда-нибудь начинается. Сейчас смотаюсь к себе, привезу тонометр и таблетки, которые свекруха пьёт.
— Беременным нельзя какие попало таблетки.
— Но тонометр-то можно. Жди! Я мигом!
Пришел из школы Али. Не дозвонившись, ключом открыл дверь.
— Мамзик, я дико голодный, кушать дай!
— Мне не встать. Перекуси сам.
— Ты чего? — Глаза у Али стали квадратные. Дети настолько не привыкли, что я болею. — Может, врача вызвать?
— Погоди, — было трудно отвечать даже на простейшие вопросы.
Надин примчалась минут через сорок. Пристроила на руку тонометр.
— Ого, сто шестьдесят восемь на сто двадцать пять. Я в «скорую» звоню…
Аврашка, услышав про «скорую», прибежал из своей комнаты, где готовился к зачёту.
— Мать! Что с тобой? Забав, скорей сюда, маме плохо!
— Надь, у меня немеют руки и ноги. Я их не чувствую.
— Так бывает, потерпи. Уже вызываю. Алло! Беременная, сорок лет, сто восемьдесят на сто тридцать. Можно побыстрее, а? — Подруга, по своему обыкновению, слегка преувеличила показатели.
Дети столпились надо мной, и у меня мелькнуло: а вдруг я прямо сейчас умру? Так ведь случается — когда не ждёшь, настроишь кучу планов на будущее. А где-то там, наверху, решили по-другому. У меня выступили слёзы. Нужно успеть сказать детям самое важное, пока моя несчастная голова не отказала…
Надька-таки засунула под язык свекровкину таблетку, которая мешала мне вещать с дивана:
— Авраша, не бросай Али, заставь его окончить школу, выведи его в люди. Ты старший. И умница. Я на тебя надеюсь.
— Лейка, ты что, рехнулась? — зашипела на меня побелевшая от ужаса Надька. — Тебе ещё одного надо родить и вырастить, а ты с этими прощаешься!
— Забавушка, радость моя, доченька…
Ну, тут слёзы вообще полились рекой, — кровиночка Мечика моего родненького. Я любила дочку совсем иначе, чем сыновей, — нежней и трогательней.
— Присматривай за Али, ты ведь знаешь, какой он. Не покушает, уроки не сделает. И себя береги…
— Где эта «скорая»? Заблудилась, что ли? — Надька перезвонила в «03». — Чего так долго едете? Уже полчаса ждём! Ну и что, что вечер пятницы и снежные заносы? — орала она в трубку. — А тут человек умирает!
— Али, не груби Забаве и Авраше, слушайся их. Вы самые родные люди друг другу. Живите дружно, дети…
После Надькиного «умирает» я окончательно поверила, что так оно и есть. Положила руку на живот — а как же мой малыш? Что ему-то я скажу? Слёзы лились из глаз.
Надька снова измерила давление. От переживаний оно подскочило — сто восемьдесят пять на сто тридцать пять. Кувалды били изнутри черепа со всей дури.
— Надо же, оказывается, я даже преуменьшила, — с тревогой глядя на меня, пробормотала Надька.
Насупленный Али, стоявший в задумчивости, спросил:
— Ма, а кто нас теперь прокармливать будет? Тётя Надя?
Надька от неожиданности охнула:
— Я одна эту банду не вытяну. Только вместе с Анькой. Лейка, не вздумай копыта откинуть! Я тебя и на том свете достану!
«Скорая», видимо, совсем затерялась в сугробах и пробках.
— Всегда знала, что свекровка покупает дерьмовые лекарства! Ни фига её таблетка не действует, — чертыхалась Надька. — Сейчас я тебе грелку с горячей водой под ноги положу.
— У меня нет грелки… Надь, поклянись, что не бросишь моих детей… Нет, клянись… — я говорила через силу. — И Аньке передай: не поможет — прокляну с того света… На кухне, за рисом, на второй полке, триста долларов.
— Молчи, дурында! — заорала Надька. — Доллары твои пропьём втроём с Анькой в караоке. Кипяток в бутыль налью вместо грелки, — у Надьки бутылка помогает в любых условиях.
— Мать, ты чего в меня-то не веришь? — возмутился Авраам. — Я всех и выкормлю, и работать заставлю, — он сурово покосился на Альку.
— Мамуль, ты будешь жить! — зарыдала Забава, сделав обстановку ещё тягостнее.
После десяти минут нервной неизвестности Надин позвонила губернатору Мультивенко. Пока она с ним разговаривала, приехала Андре, оповещенная Надькой по сотовому. На такси, с другого конца города.
Тонометр в который раз показал, что таблетки Надькиной свекрови — скорее всего, обычный активированный уголь, упакованный цыганами на рынке.
Анька сразу же вытащила из сумочки ампулы, упаковку одноразовых шприцов. Разложила.
— Спирт есть?.. А водка?.. Ох, блин, да хоть духи тащите. И вату тоже.
Заправски отколола носик ампулы, протирая руки ваткой, смоченной в Надькином дорогущем французском парфюме.
— Не боись, Лейка. Папаверин и беременным колют, сейчас легче станет.
Я ничему не сопротивлялась. Да и не могла — сознание практически отключилось.
Анька вкатила мне папаверин, но на этом не успокоилась. Стала ломать вторую ампулу. Укол оказался дико болезненным.
— Это магнезия, кисюнь, тихо. Ну, тихо же, потерпи. Теперь точно будешь в шоколаде.
— Мать, ты где жопы научилась так припечатывать? — ошарашенно смотрела на Анькины манипуляции Надька.
— На курсы медсестёр ходила когда-то. По молодости, — хитро улыбнулась Андре, поглядывая на часы, — и никто здесь не умрёт. Минут через двадцать будет наша Лейка как огурчик. У тебя обычный приступ гипертонии.
— Ничего себе обычный! Она тут уже со всеми нами попрощалась. Ты не в курсе, но Лейка завещала этот детдом, — Надька ткнула в сторону моих козлят, — тебе и мне. Сказала, иначе проклянёт! С того света!
Когда наконец приехала «скорая», я окончательно и бесповоротно вернулась к детям и подругам. И выглядела если не огурцом, то по крайней мере не трупом.
Врач первым делом вытащил из чемоданчика ампулу магнезии.
— Уже сделали, кисюнь, — съехидничала Анька.
Доктор «кисюнь» потянулся за второй ампулой.
— И папаверин тоже.
— Тогда, может, снотворное? Сколько у неё сейчас?
— Сто тридцать на восемьдесят пять.
— Отлично.
Медработники, узнав, что нужные уколы сделаны, двинулись на выход. Напоследок обернулись:
— А вызывали-то зачем, если сами всё умеете?
— Пока вас дождёшься, помереть можно! Больше часа ждали! — заорала Надька, вытаскивая бутылку из-под моих ног.
— О! И до этого догадались. Браво! Население спасается само, — улыбнулся врач. — Молодцы!
— А то… — гордо тряхнула бюстом Анька.
— Лицо ваше удивительно знакомо, — врач внимательно посмотрел на Андре. — Вы не работали в четырнадцатой больнице?
— Нет, бог миловал. — Анька отошла от врача подальше, повернувшись к нему почти спиной.
— Всего доброго!
Весь оставшийся вечер Надин дежурила на телефоне, отвечая на звонки. Мультивенко выпытывал подробности про «скорую», которая ехала больше часа, — видимо, губернатор решил всерьёз разобраться в медицинском секторе Питера. Наталья Васильевна обещала навестить меня утром и приготовить обед детям. Позвонила даже Надькина свекровь, — спросить, помогли ли её таблетки. На что подруга язвительно ответила, что без её пилюль меня бы точно не откачали. И пусть она сама их пьёт до конца жизни…
Дети ходили тише воды ниже травы. Сделали без напоминаний уроки, тихо поужинали и легли спать. Даже посуду помыли за собой в посудомойке. Я цинично подумала, что, может, иногда их полезно и припугнуть. Хотя лучше бы такое больше не повторялось.
— Лейка, переволновалась ты за последние месяцы, вот оно и сказалось. И потом, ты режим дня и диету для беременных не соблюдаешь, — жуя бутерброд с анчоусами, вещала Анька. — Жрёшь, как трактор, всё подряд: и солёное, и острое, и кофеем запиваешь. Я теперь за тобой следить буду. Постный творожок и молочко, никаких компьютеров по ночам и прогулки три часа в день — вот что тебе нужно. Бросай хотя бы на время свои дурацкие переводы, не голодаешь ведь.
— Да она трудоголик просто, — кивнула Надька, — надо спрятать от неё монитор, и пусть лежит — о прекрасном думает, стихи читает. Режим соблюдает. Ишь, удумала: «Поклянись, триста баксов, прокляну…»
Врач со «скорой» успел-таки всадить мне напоследок димедрол в жопу, и скоро все разговоры подруг слились в тихий шелест. Мне снилось теплое синее море… Жёлтый песочек пляжа. И рыбки.
На следующее утро остаточные явления приступа ещё чувствовались, но в целом мне полегчало. Когда сознание вернулось в привычные берега, самым смешным мне показалось, что в полубеспамятстве я навязчиво думала про те триста долларов, спрятанные за рисом, и совсем позабыла, что у меня есть и немалые деньги с Надькиной выставки. Я объяснила это так: скопленные по крупиночке, заработанные кровью и потом сбережения представлялись мне спасительным кругом на чёрный день, вот и схватилась за них на смертном одре. А срубленный по-лёгкому заработок легко и испарился из памяти…
Потом я пересчитала пачку евро и пригорюнилась. Надо же, за четыре месяца умудрилась потратить больше пяти тысяч евро.
Ну да: новый компьютер и ноутбуки, бесконечные покупки детям… Впредь надо быть более экономной — на оставшиеся деньги придётся протянуть до рождения малыша.
Днём отослала по электронной почте клиенту текст злополучного перевода. И написала, что временно не беру заказы.
После школы Али и Забава почистили картошку. Наталья Васильевна привезла готовый обед в кастрюлях.
— Тебе получше?
Я кивнула. Не привыкла чувствовать себя больной. И окружённой такими невероятными заботами.
— Знаешь, мы тут подумали с Александром Владимировичем… Тебе надо поберечься, нагрузки снизить. Всё-таки семья большая. Так вот, чего я тебе предложу — только сразу не отказывайся, пару раз в неделю буду присылать тебе помощницу, мою домработницу Нину. Сделать уборку, закупить продукты, приготовить. Чтобы у тебя оставалось больше времени на себя — погулять, отдохнуть.
— Наташ, да я всегда сама справлялась!
— Ну всегда — это было раньше. А после вчерашнего мы рисковать не хотим и очень тебя просим. Не отказывайся от помощи, Лия. Лучше детям время удели. — Наташа умоляюще посмотрела мне в глаза. — Я не переживу ещё одну потерю. Мы так ждём внука! Ради меня, согласись!
— Хорошо, — улыбнулась я, понимая, что жизнь всё-таки придётся перестраивать. Хочется мне этого или нет. Заставят ведь.
И даже не верилось, что ещё в начале лета я не знала ничего о семье Мультивенко и не думала о прибавлении в семействе. Но мы предполагаем, а бог располагает. И видимо, права поговорка: что ни делается, всё к лучшему.
Стоило Емеле слезть с печи,
как выяснилось, что его фамилия — Пугачёв.
Ожидая ребёнка, я ощутила перемены, касающиеся не только физиологии, но и сознания. Точнее, осознания некоторых вещей.
Не первый раз я задумывалась над многофамильностью нашей семьи. Дочка — Непийвода, Аврашка — Хаимович, а мы с Алькой — Махмадали. И вот теперь родится малыш Мультивенко (бабушка с дедушкой мечтают об этом).
Получается, общая фамилия только у нас с Али. Остальные дети немного ревнуют Али, к его особому положению. Как будто он чем-то ближе к матери. Но я-то люблю всех одинаково! И мне хочется, чтобы они были в равном положении.
Мне уже давно казалось, что носить фамилию третьего мужа нелепо. Ведь двое детей не от него, а неродившийся малыш и вовсе представления иметь не будет, почему его мать — таджичка по паспорту. Поэтому в начале декабря я всерьёз решила вернуть себе девичью фамилию.
На этот раз мне не нужно выходить замуж за отца ребёнка. Обычно мужья требовали от меня принять их фамилию в браке. Как покладистая жена, всегда соглашалась. Но сейчас ничья воля не довлеет надо мной. И я вдруг вспомнила себя… Первоначальную.
Достала зелёненькое свидетельство о рождении, где в графе «фамилия» каллиграфическим почерком чернильной ручкой выведено «Лин». И перед мысленным взором пронеслась непростая история предков. Вспомнились легенды о бабке Ли. С возрастом начинаешь задумываться о таких вещах.
Раньше я выскакивала замуж, и мне было всё равно, как называться, Непийвода или Неешьсала. Думала, фамилия — просто запись в паспорте. А вот и нет. Имя и фамилия определяют путь.
Сколько раз я меняла фамилию, столько же раз менялась и моя судьба, делая то плавные повороты, то невероятные кувырки. И теперь мне захотелось наконец-то вырулить на путь, который предназначен только Лии Лин. Настало время вернуться к себе, в родовые границы. И перестать быть Хаимович-Непийвода-Махмадали…
Конечно, частички каждой мужниной фамилии, как след прожитого, остались во мне. Но всё-таки я Лия Лин.
Улыбаясь, я вспомнила, как любил мой отец рассказывать, что именно он выбрал имя для дочки — Лия. Потому что по созвучию оно напоминало ему певучее материнское Ли… Отец тоже был уверен, что не бывает ни имён, ни фамилий просто так. И ещё он пересказал мне библейскую историю про мою тёзку, старшую дочь Лавана-арамейца. Для маленькой девочки Лии это была очередная отцовская сказка — в советские времена мало кто мог цитировать Библию. Незнакомые слова и их сочетания: «патриарх», «ложе», «на смертном одре» будили моё воображение. В груди что-то замирало, мечтами я уносилась далеко-далеко.
Лишь гораздо позже, уже учась в ЛГУ, я тайком перечитала ветхозаветные строчки про «утверждённую, слабую»[8]. Вместе с библейской Лией негодовала по поводу Иакова-многожёнца. Задумывалась над словами «особенное чадородие», посматривая на симпатичных мальчишек-студентов вокруг.
По иронии судьбы первым моим мужем стал Иаков Хаимович, с которого и началась история переписывания фамилии Лии Лин.
Процедура изменения фамилии была не бесплатна и муторна. Ситуация осложнялась тем, что мои бракосочетания проходили в разных ЗАГСах. Пришлось съездить в каждый и выцарапывать из архивов справки о том, какой датой заключался брак, какой расторгался и какие при этом присваивались фамилии мужу и жене.
Первым делом я помчалась в загс Калининского района, где первый раз невестой в белом платье бракосочеталась с Иаковом. Там меня одарили бумагой о превращении Лии Лин в Лию Хаимович.
На следующей неделе навестила ЗАГС Ломоносовского района, где мы расписывались с Мечиком. Белого платья при Мечике уже не было, на мне развевался расшитый сарафан и ленты в волосах. Здесь я заимела документ о переименовывании Хаимович в Непийвода.
Последней ходкой (по восходящей) отправилась в Колпинский ЗАГС, где из меня когда-то сделали почти что мусульманку. Мусульманкой по духу старался сделать меня третий муж, Мухаммед. Там я взяла подтверждение реальности метаморфозы Непийвода-Махмадали. Со всеми вытекающими…
Наконец с добытыми документами я оказалась в конце длинной очереди в ЗАГСе по месту жительства. Десятки тёток вроде меня мечтали вернуться к первоначальному имени и фамилии. Они рассказывали истории жизни. Делились воспоминаниями:
— Аттестат о высшем образовании у меня на одну фамилию, диплом кандидата наук — на вторую, а документ о присвоении звания профессора — уже на третью, — жаловалась седовласая дама. — Хочу хоть перед смертью вернуть девичью.
— Зачем?
— Чтобы, когда похоронят, на могиле написали по-нормальному.
В кабинете я изложила инспектору хронику своих хождений замуж, отдала справки.
— Через неделю приходите за свидетельством о перемене имени на Лию Лин. Выдадут и новые свидетельства рождения на детей, где мать будет одинаково записана — Лия Лин. Так положено. А дальше — в паспортный стол, менять паспорт.
Я не ожидала обмена детских свидетельств, но потом даже обрадовалась.
Выйдя на морозную улицу, с облегчением вздохнула, словно перевалила через горный хребет и предо мной открылась чистая долина. Не спеша, брела домой, представляя, как теперь буду везде подписываться своей старой фамилией. В школе я так долго училась делать неповторимый росчерк, а получалось криво и смешно. Но дело, конечно, не в подписи. Просто я, как та старушка из очереди, вдруг поняла, что на моей могиле должны быть написаны имя и фамилия, данные при рождении родителями. И это правильно. Не знаю, выйду ли я ещё когда-нибудь замуж. Но уверена, что если выйду, то только по любви. Но вот фамилию менять не стану ни за что. Лия — отличная жена и с китайско-французистой фамилией!
От мечтаний меня оторвали слащавые звуки мобильного рингтона «Гитар-гитар-гитар»:
— Лия, ты где? Одна? Так, зайди в ближайшее кафе. Какое там рядом?
Я ошарашенно слушала указания Мультивенко. Почему у губернатора такой встревоженный голос? Александр Владимирович, насколько помню, всегда разговаривал подчёркнуто спокойно. Даже несколько вальяжно: не говорил — глаголил.
Оглянувшись, заметила: рядом кафе «Кувшинка», в котором мы с подругами ещё не так давно пытались понять, что с нами происходит. А через дорогу отделение милиции, куда нас вызывали на допрос. Надо же — почти пришла домой.
Сообщив о своём местонахождении губернатору, раздражённо поплелась в кафе. Мультивенко, не отвечая на град моих вопросов, диктовал по телефону непререкаемым тоном: зайти в кафе, сесть возле окна, смотреть на дорогу, ждать его звонка. И ни в коем случае никуда не уходить.
Зимой предприятие общепита «Кувшинка» выглядело жалко, съёжившись до небольшого зала в торце трёхэтажного дома. Грязные пластиковые столы, казалось, перекочевали с улицы. Как и стулья. Заняв стратегический пост у окна, рассеянно пролистала меню. Хотелось сладкого и солёного одновременно. Сонная официантка, не моргнув глазом, записала в блокнотике заказ: мороженое с фруктами и взбитыми сливками и селёдка с луком.
Что происходит? Зачем мне сидеть в этой забегаловке? Я с недоумением рассматривала в окно пролетающие мимо машины.
Луковые кольца с селёдкой изумительно шли под мороженое со сливками и фруктами. Вку-у-усно! Одна беда — ненавижу пластиковую одноразовую посуду. Тем более сомнительной чистоты: пластиковая чайная ложка была жирной на ощупь. Меня замутило.
Через полчаса под окном кафе остановилась чёрная иномарка с тонированными стёклами. Тут же раздалось: «Гитаргитар-гитар»:
— Лия, сейчас иди домой. Спокойно, не оглядываясь. — Голос губернатора почти не дрожал. — Когда поднимешься к себе, дверь не закрывай. К тебе зайдут двое мужчин. Не бойся, это свои люди. Они останутся у тебя. Так нужно, дочка.
Мультивенко отключился. Я, расплатившись, потащилась домой. Чёрная машина, обогнав, припарковалась у подвального магазина. Возле подъезда меня вырвало. Плохо переваренные парные кусочки селёдки и лука плавили белый снег. Утерев рукой рот, попыталась отыскать ключи от домофона в сумочке. Краем глаза заметила двух мужчин, выскочивших из чёрной иномарки и торопливым шагом направлявшихся ко мне.
«Да где же эти ключи? Каждый раз оказываются на новом месте. А эти „двое из ларца“ уже рядом…» Я наконец открыла дверь. Молча пропустив меня вперёд, мужчины поднимались следом по ступенькам. И так же молча вошли со мной в квартиру. Я повернулась к неожиданным гостям:
— Ну и что всё это значит?
Не обращая на меня внимания, один из мужиков, крадучись, прошёл на кухню. Второй, достав пистолет, просочился по коридору в комнату мальчишек, затем в мою. Я, как была в кроличьей шубке, стала тихонько сползать по стенке. Господи, что же происходит?
Ждать невозможно лишь тогда, когда ничего не делаешь.
— Мальчики, берите пирожки. С капустой, кабачками и грибами. — Я заглянула в комнату, где притаились «гости». — Сейчас принесу кофе.
— Не положено, — не глядя на меня буркнул мрачный Глеб. — И заходить вам сюда нельзя, Лия Ванна.
— Да ладно тебе, Глина, — весело скалясь, второй «гость» с удовольствием взял тарелку с пирогами. — И, надкусив один, застонал в притворном восторге: — Лейка, выходи за меня замуж, а? Такие пирожки только моя бабушка пекла!
— Заткнись, Серый, — коротко бросил Глеб, тоже взяв пирожок. — Ты на задании. Лия Ванна, вам лучше уйти. Сейчас же. Кофе не надо.
— Глина, не перегибай, на мониторах — спокойно, — посерьёзнел балагур.
Вот уже третий день бравые ребята жили в моей квартире. Вернее, в комнате мальчишек, в других местах их не видела. Неужели в спецназе даже в туалет не ходят?
Тогда, после кафе, события посыпались одно за другим. Губернатор по телефону строго-настрого приказал мне делать всё, что скажут эти парни. Причем снова назвал меня дочкой, и я поняла, что дело пахнет керосином. Сергей с Глебом провели со мной краткий, но ёмкий инструктаж. После чего жизнь нашей семейки кардинально изменилась.
Мне было категорически запрещено выходить из дома. Дети срочно отправились в Пилипец, якобы по приглашению бабки и деда. Ещё до каникул! Провожала детей Анька, которую я попросила временно не приходить ко мне, мол, неважно себя чувствую из-за беременности. Хотя ей и так было не до меня — в предновогоднюю неделю её разрывали по корпоративам. А Надька пропадала в мастерской и у Матвея, практически не заходя ко мне. Согласно инструкциям, я ни словечком не обмолвилась подругам ни о спецназе, ни о прочем. Скорее всего, потому что об этом мне было сказано несколько раз в ультимативной форме. Запрещено было даже упоминание про разговоры с Мультивенко.
В первый же день Сергей с Глебом чётким ураганом пробежались по квартире, развешивая во всех комнатах камеры. После чего явился «доставщик пиццы», притащивший, как выяснилось, кучу специального оборудования. Изображения с камер выводились на мониторы, установленные в комнате мальчишек, которая вдруг превратилась в странный гибрид казармы и центра управления космическими полётами. Там витал непередаваемый запах здоровых мужских тел, табака и пота, на батарее висели постиранные носки, а на жидкокристаллических экранах чётко отражались все закоулки квартиры, вплоть до туалета и ванной.
Последнее особенно возмутило меня. Балагур Сергей «успокоил», мол, на моё тело приятно будет посмотреть хоть на унитазе, хоть в ванне. Но его резко оборвал Глеб, с непонятным для меня прозвищем Глина, просто запретив мне думать об этом. Так нужно, и всё тут. К тому же при этом я должна вести себя естественно, кто бы из знакомых ни зашёл. Вроде как ничего в моей жизни не случилось, всё как всегда. Единственное — комната мальчишек — закрыта. Забыть о ней.
Я попыталась позвонить Мультивенко — тот не подходил к телефону. Его жена Наташа ответила мне лишь один раз. Всхлипывая, она попросила меня держаться и быть очень осторожной. Больше дозвониться до неё я не могла.
Оказавшись практически запертой в собственной квартире с двумя, пусть и симпатичными, но крайне серьёзными, малоразговорчивыми мужчинами, я с горя начала безостановочно готовить. Востребованными оказались те рецепты, которые я вечно откладывала «на потом». Например, эти пирожки с грибами и кабачками — тут весь секрет в том, чтобы смешать мелкорубленое яйцо с жирным паштетом. Растопившись в духовке, он даёт пирожкам особой, очень нежный привкус.
Раздавшийся дверной звонок оторвал меня от воспоминаний. Мужчины, резко посерьёзнев, молча вытолкали меня в коридор.
Я пошла открывать и увидела… Матвея.
Просчитался злодей: враг хитёр, а мы хитрей.
Он стоял с тортом, цветами и зажатой под одной мышкой бутылкой шампанского. Под другой — тёмно-синяя папка. Матвей близоруко смотрел на меня сквозь свои нелепые очки. Затем, смущаясь, протянул мне «Тирамису» и букет прямо через порог.
— Лейка, привет! Мне сегодня премию выдали на работе, а отметить это дело не с кем. Надька пропадает в мастерской, идти одному куда-то не хочется. Может, посидим вместе у тебя?
Жестом пригласив соседа зайти, я задумчиво потащилась за ним на кухню. Вот странно, одно время он мне очень нравился, а сейчас тот же Серый кажется в сто раз симпатичнее. Куда всё пропало?
Матвей по-хозяйски налил в чайник воды, попросив меня порезать торт. Ну да, красавчик-блондин много раз бывал у меня, пока не сошёлся с Надькой, чему удивляться.
— А дети почему так рано уехали на Украину? Али сказал, что они только после Нового года вернутся. — Сосед, открыв шампанское, разлил его по бокалам, которые сам же и взял с полки над посудомойкой.
— Да так получилось. Очень уж родственники настаивали. Да и мне спокойней будет. — Отказавшись от выпивки, я уплетала вкуснейшую выпечку, запивая чаем.
Матвей, ослепительно улыбаясь, виновато рассказывал про Надьку, про работу и проблемы с начальством. Последнее меня заинтересовало: оказывается, Матвею поручили перевести с английского на русский «Кодекс корпоративной этики».
— Ты что, в «Лайки-кола» работаешь? — Изумлению моему не было предела. — Но у них же целый штат профессиональных переводчиков. Почему именно тебе? Ты так хорошо знаешь английский?
— Лейка, под меня подкапывается начальница. — Матвей опрокинул второй бокал. — Она, судя по всему, виды на меня имела. А тут Надин, ну ты понимаешь… Нет ничего более жалкого, чем оскорблённая в ожиданиях женщина. Ну так как, ты мне поможешь? Вот этот кодекс. — Матвей ткнул в синюю папку, которую он кинул на край кухонного стола.
Я совсем не хотела быть жалкой, и уже через пять минут мы сидели в моей комнате у новенького компьютера.
— Так, что там у тебя, давай, — протянула я руку за папкой.
— Подожди, мне надо сначала зайти в почту, скачать файл с готовым переводом. Ведь почти половина уже сделана…
Матвей, отобрав у меня мышку, кликнул «Яндекс-почта». Высветилась страница с предложением ввести логин и пароль (Глеб в первый же день, удаляя тот самый злополучный файл из моей почты, переустановил браузер, снеся все сохранённые опции).
Сосед как-то странно посмотрел на меня.
— Так жаль, Лейка… Так жаль… Видит бог, ты мне даже симпатична… — Матвей медленно снял очки. — Вот зачем ты удалила автосохранение пароля? Что ж, сама виновата… Мне нужны логин и пароль от твоей почты.
Я сжалась в комок — настолько страшной была метаморфоза, происходившая с соседом. Обычно, когда человек снимает очки, взгляд его становится по-детски беззащитным. Взгляд серо-стальных глаз Матвея, напротив, был тусклым, устрашающе-холодным. Точно-расчётливым. Впервые я заметила, что у соседа сломанный нос.
— Я не скажу тебе ничего… — чуть не задохнулась я от страха.
— Как жаль, — словно не слыша, повторил Матвей и резко схватил меня за волосы.
Я взвыла.
— Значит, так. — Он сильно рванул мои космы. — Первое, что я сделаю, — ударю коленом тебя по животу. Си-иильно. Если и после этого не зайдешь в почту, я позабавлюсь, Лейка. Здорово позабавлюсь с тобой! Мне нужен файл.
— Отпусти меня! Сейчас же! — Я практически хрипела, пытаясь встать. — Файла ты не получишь, я его стёрла.
— Ага, так он всё-таки был у тебя, не соврала эта шлюшка, подружка твоя… — Матвей, ударив меня по лицу, вытащил из кармана брюк складной нож.
Упав на пол, я попыталась отползти к выходу. Из носа полилась кровь. Мужчина, раскрыв нож, перепрыгнул через меня, загородив дверь.
— Даже и не думай! Мне нужна твоя почта, очень нужна. Я должен убедиться, что файла нет.
«Глеб, Сергей, ну где же вы? Вы ведь видите, что происходит! — билась в голове отчаянная мысль. — Он же меня сейчас зарежет, как Стаса! Как Стаса, вот оно…» Словно в подтверждение Матвей присел рядом, рассматривая меня как экзотическое насекомое. Что же я раньше-то не замечала в нём эту изощрённую жестокость?
— Логин и пароль, сучка! — Садист стал водить лезвием ножа по моему животу. — Колись, если не хочешь ещё одно харакири!
— Матвей, ну, пожалуйста, я прошу тебя! Ребёнок же ни в чём не виноват! Логин «лиялин», английскими буквами. Пароль такой же, с двумя единицами.
Я понимала: скажу правду — тут мне и конец. Вдруг спецназ не видит? Всё может быть.
— Сейчас проверю. — Матвей отодвинул нож. — Не двигайся! Шевельнёшься — будешь вспоминать со вспоротым брюхом. Часа полтора протянешь.
Я закрыла глаза: «Отче мой, еже ты на небеси… Папа мой, папочка, твою девочку убивают. Помогите мне, оба…»
— Нет, сучка, смотри на меня! Я хочу, чтобы ты на меня смотрела! Как тогда, помнишь? Ты же хотела меня, шлюшка. Ты ТАК смотрела на меня. — Матвей, не прекращая говорить, уселся за компьютер. — Ничего, Лейка, потерпи! Потерпи, Лейка. Сейчас мы закончим с файлом. Работа прежде всего. А потом ты у меня получишь. Ты будешь стонать, сучка, тебе будет хорошо. Не закрывать глаза — смотреть на меня! Я буду тебя трахать, Лейка! Буду долго-долго трахать. А из тебя будет по капле уходить жизнь. Не переживай, сучка, я закопаю тебя рядом с тем хлюпиком.
От происходящего кошмара я оцепенела. Сейчас это животное поймёт, что я продиктовала неправильный пароль. А маньяк продолжал:
— Да-да, Лейка, я всё про тебя знаю. Знаю, Лейка, всё знаю. Ты правильно боишься, шлюшка. Смотреть на меня, я сказал! Я знаю, где ты с подружками прикопала того таракана, я ж за вами прокатился до самой рощицы. Как его звали, Лейка? Отвечать!
Я молилась всем богам. Господи, любой национальности, можешь не защищать меня, но спаси моего нерождённого ребёнка! Пап, папочка, где бы ты ни был, помоги своей дочке! Я вдруг чётко поняла, что мне нужно делать.
— Его звали Стас, — я с изумлением, как-то отстранённо, услышала свой собственный голос. — И это ты, подонок, его убил. Как и сына губернатора.
— Умная ты девочка. Да, ты права, умная девочка. А как они кричали, оба этих хлюпика… как кричали, когда я им разрезал брюхо… Когда бил по голове одного. Как он кричал. Другой был трусом — на коленях валялся. Пришлось ему горлышко перерезать. Храм не помогал, нет, только смотрел. Пришлось и его наказать.
Я перестала дышать. Ну же, ребята! Я правильно всё поняла? Вы получили, что хотели?
— Придётся наказать и тебя, — повернулся ко мне Матвей. — Шлюха, пароль-то не тот! Пароль неправильный, Лейка…
В глазах садиста застыло страшное намерение, от которого у меня зашевелились волосы на голове. Лезвие блеснуло в руке маньяка…
И в этот момент будто вскипевшая пластилиновая масса сковала приподнимающийся со стула корпус насильника. Я даже не успела рассмотреть, когда Глеб просочился в мою комнату. Спецназовец в мгновение ока скрутил подонка. Теперь понятно, почему Глеба прозвали Глиной — его движения были пластичными и в то же время вязко-сильными.
Сергей серой тенью маячил на входе, невидимый Матвею, и глазами приказал мне лежать. Затем навёл на спину Матвея пистолет. Но всё уже было кончено: Глеб, выбив нож, заломил подонку руки за спину.
— Ох, а я уж думала, вы не придёте. Мальчики, как же я вас люблю! — со стоном выдохнула я.
Руки и ноги тряслись от пережитого стресса. Смерть была так близко… Мысль, что мучения уже окончились, наполняла каждую клеточку тела блаженством.
— Ребята, с меня обед Мань Хань Цюань Си[9], если буду в состоянии его приготовить. Но ради вас — готова на всё!
Переглянувшись с напарником, Глеб впервые широко улыбнулся, лёгким нажимом придержав дёрнувшегося было Матвея. Смеющийся, как всегда, Сергей наклонился, вытер с моего лица кровь и выступившие от эмоционального перенапряжения слёзы. Протянул руку, помогая подняться.
— Лейка, тебе никто не говорил, что ты — классная телка? Не баба — молоток!
— Да какой я молоток, так — киянка… — наконец-то расслабившись, я тоже от души рассмеялась. Над собственной нелепой шуткой. Глубоко и свободно вздохнув, поднялась с пола, опираясь на руку Серого.
В каждой голове есть своя тайна.
Воскресным зимним вечером в моей квартире собралась почти та же компания, что и в первый визит четы Мультивенко. Не хватало только губернатора, который должен был вскоре к нам присоединиться, и детей, все еще дружно доводивших до очередного инфаркта бабушку с дедушкой на Сумщине. Слава богу — у козлят всё нормально, звонила им утром. Три мучительных дня до этого, начиная с того ужасного четверга, мы с подругами снова и снова отвечали на вопросы следователей в милиции. Припоминали мельчайшие подробности всех событий. Даже в субботу следствие не оставило нас в покое.
Наталья Васильевна помогала мне накрывать на стол, расставляя заказанную в ресторане еду. Мы тихонько переговаривались, а Андре с Надин спорили — строили и опровергали разные версии: Анька с задором, почувствовав просыпающийся в ней талант комиссара Мегрэ, Надька — вяло, всё более налегая на коньяк. Художница до сих пор не могла переварить до конца новость о том, что спала с маньяком-убийцей.
В принципе Наташа успела уже просветить меня, рассказав по секрету обо всем. В том числе и о том, как она переживала за меня, как умоляла мужа отменить операцию «Иуда». Но в ней было задействовано столько специалистов, что Александр Владимирович не мог дать «задний ход», ведь расследование деяний преступной группы, в состав которой входили высшие чиновники Питера, вступило в решающую фазу.
Главный чиновник города задерживался, предупредив Наталью по телефону.
Когда наконец губернатор приехал, мы уже успели незаметно для себя значительно поубавить угощение. И Александр Владимирович, отпустив охрану, весело посмеивался, наблюдая за моими судорожными попытками хоть как-то привести стол в порядок.
— Я не голоден, дочка. А вот коньячку пару бокалов пропустил бы. — Мультивенко посмотрел на жену, и Наталья, вздохнув, как-то особенно тепло улыбнулась мужу:
— Саш, сам знаешь, потом давление скакать будет. Но ты уже большой мальчик, тебе виднее.
«А ведь они до сих пор любят друг друга», — подумала я, глядя на пожилую чету. Надо же, столько испытали эти двое, а не озлобились, не скурвились. Ни деньги, ни власть, ни горе их не сломили.
Мне очень импонировала манера Мультивенко говорить — с лёгкими шутливыми нотками при полной серьёзности лица. Только морщинки у глаз выдавали затаённую грусть и боль.
Надька быстро плеснула из пузатой бутылки в бокал, протянула его губернатору. Мы, резко замолчав, смотрели, как Александр Владимирович неторопливо согревает коньяк в руках, затем делает круговое движение бокалом у носа.
— Саша, не томи девочек, имей совесть! — Наталья смотрела на мужа, как мать на подросшего сына. С улыбкой, но в то же время с лёгкой тревогой, желанием защитить. — Мы и так тебя заждались. Рассказывай давай!
Неторопливо глотнув коньяка и покатав его во рту, Мультивенко вдруг изобразил гримасу притворного изумления:
— Нат, можно подумать, ты ещё не всё успела выболтать Лии. Конечно же по величайшему секрету. — Губернатор, хитро ухмыльнувшись, посмотрел на нас.
Я, покраснев, опустила глаза.
— Лиюшка, не слушай его. Он всегда такой. Важная птица, высокий полёт! — Наталья Васильевна подмигнула мне. — Саш, мне ведь тоже многое непонятно.
— Да, история непростая, — Мультивенко глотнул ещё немного коньяку. — Про обычную человеческую жадность и нечеловеческую подлость.
Мы с подругами почти перестали дышать, внимая каждому слову Мультивенко.
— Началось всё больше года назад с моей просьбы к сыну… — Голос Александра Владимировича дрогнул. — Стас, где бы ты ни был, пусть тебе будет хорошо, сынок… Я так перед тобой виноват…
Наталья ободряюще сжала руку мужа.
Богов предают апостолы!
Чуть больше года назад губернатор впервые получил доказательства, что в его команде завёлся «крот». До этого были только подозрения.
Санкт-Петербург — город федерального значения. Управлять им непросто. Однако Мультивенко горожане любили, он дважды побеждал на выборах.
Свою команду Александр Владимирович подбирал тщательно: окружали его крепкие профессионалы, знатоки своего дела. Не обходилось, конечно, без кадровых перестановок и увольнений, но в целом сложился отличный, работоспособный аппарат.
Тем неожиданнее оказалась волна скандалов — вскрылись злоупотребления во многих областях: завышение цен на тендерах, грубые нарушения правил застройки, вымогание откатов у бизнесменов при госзакупках. Всё делалось через длинную цепочку посредников, и выйти на «крота» не удалось. За решёткой оказались мелкие чиновники, непосредственно общавшиеся с бизнесменами.
Мультивенко попробовал разобраться и был поражён. Во всех скандальных случаях при крупных контрактах городского масштаба на документах стояла его собственная подпись! Это мог провернуть только кто-то свой, из ближайшего окружения, поскольку Мультивенко подписывал документы либо тщательно их изучив, либо с подачи замов, которым доверял полностью.
Ситуация усугубилась, когда возник скандал с проектом строительства трёхсотметровой башни «Нефтапрома». Губернатор утвердил согласование, однако помнил, что по документам место для её возведения было отведено вне черты исторического центра. Более тщательно изучив документы, Мультивенко понял, что они были наглейшим образом фальсифицированы, и «заморозил» проект, отдав его на доработку и потребовав обсудить с общественностью. Тем не менее «резких движений» Александр Владимирович старался не делать — «крот» мог затаиться.
Хорошо обдумав ситуацию, губернатор пришел к выводу: ему нужна помощь со стороны. В противном случае есть вероятность, что он поручит разобраться с возникшими проблемами самому «кроту». И Александр Владимирович обратился к человеку, которому доверял абсолютно, — к собственному сыну. У Мультивенко-младшего — строительная компания, ему и карты в руки. Губернатор ввел Стаса в курс дела, и вместе они разработали план, как вывести «крота» на чистую воду.
Прежде всего требовалось найти средней руки компанию, которая пожелала бы выиграть тендер на благоустройство территории возле предполагаемого места строительства высотки «Нефтапрома». Самому Стасу светиться было нельзя, его слишком хорошо знают в городе. Губернатор просит сына найти доверенное «подставное юридическое лицо». Стас с энтузиазмом приступает к заданию. Он неожиданно обнаружил среди собственных подрядчиков своего тройного тёзку: руководителя небольшой строительной компании в Ленинградской области Мультивенко Станислава Александровича.
Фамилия Мультивенко — довольно распространённая как на Украине, так и в России. Но вот совпадение отчества! Да и имена почти похожи: Стас и Станислав. К тому же должности — оба генеральные директоры строительных фирм. Стас Мультивенко решил увидеться со своим альтерэго. Пригласил к себе в офис. Более того, встретившись, мужчины были поражены: они ещё и похожи друг на друга даже внешне! Оба до сих пор не женаты. Разница только в возрасте: Станислав старше на год с небольшим. Понимая, что такие совпадения маловероятны, Стас и Станислав, разговорившись, попытались понять ситуацию.
У Стаса закрадываются первые подозрения. И он, спросив у тезки имя и фамилию его матери, в тот же день встречается с отцом. А после уточнения некоторых деталей их расследования неожиданно начинает расспрашивать Мультивенко-старшего про его студенческие годы…
— Подожди! — перебила вдруг мужа Наталья. — Незадолго до смерти Стасик и меня расспрашивал про то, как мы с тобой познакомились.
— Да, Ната, именно от тебя наш сын услышал то, что подтвердило его подозрения. Станислав — его единокровный брат. И мой сын.
Мы все поражённо уставились на Александра Владимировича.
— Помнишь Ольгу Немченко? Ты с ней какое-то время дружила…
Губернатор протянул руку к бутылке коньяка. Надька молча придвинула её, выразительно переглянувшись со мной. Наталья Васильевна задумчиво посмотрела на мужа:
— Ты хочешь сказать…
— Да, она мать Станислава. Ната, клянусь тебе памятью сына, до того я ничего не знал.
— Саш, я всегда тебе верила. Верю и сейчас, не надо клятв, — еле слышно выдохнула Наташа, взяв мужа за руку.
Честная жена для супруга душа, а с хорошим умом и для всех хороша.
Чтобы прояснить ситуацию мне и подругам, Александру Владимировичу пришлось вернуться воспоминаниями во времена своей юности. Жена губернатора молча слушала, судорожно вцепившись в его руку.
Саша Мультивенко познакомился с Ольгой на втором курсе института. Красивая, ярко одетая девушка обращала на себя внимание с первого взгляда. На её фоне сразу было и не заметить подругу второкурсницы — Наталью Скицыну. Но студенческий роман Александра и Ольги продлился недолго — в конце второго курса Немченко завалила сессию и была отчислена из института. А незадолго до этого она рассталась с Сашей — закрутила роман с аспирантом.
Тихая, всегда спокойная Наташа Скицына, как могла, поддерживала отвергнутого Александра Мультивенко в его страданиях. Молодые люди, прогуливаясь по улицам Ленинграда, вместе вспоминали Ольгу, вернувшуюся к тому времени к родителям в Ленинградскую область.
Вскоре Саша понял, что за неброской внешностью и сдержанным характером Натальи скрывается умная, тонко чувствующая девушка, в которую можно влюбиться. На третьем курсе Александр сделал ей предложение — и получил согласие. В середине четвёртого курса Наташа ушла в «академ» — у них родился сын.
— Ты был таким романтиком… — слегка улыбнулась жена губернатора. — Помнишь, как слепил мне беременную снежную бабу под окнами роддома? — И вдруг Наталья неожиданно разрыдалась, шепча: — Господи, как же я могу в тебя верить, если ты забрал моего мальчика?
Мы с подругами отводили глаза, не зная, чем помочь горю матери.
— Тихо, родная, тихо… Стаса уже не вернуть… — Губернатор залпом опрокинул бокал коньяка.
— Простите меня, — сквозь слёзы прошептала женщина. — Стараюсь держать себя в руках, но получается плохо. Надюш, плесни и мне капель пятьдесят… — Наташа, утерев слёзы, попыталась улыбнуться. — Саша, тебе сейчас вдвойне тяжело. Но не вини себя, слышишь! Надо найти Ольгу, как-то поддержать её.
— Как выяснилось, Оля умерла пять лет назад. — Александр Владимирович с болью смотрел на жену. — Сыну, по всей видимости, она так и не сказала, кто его отец. Даже перед смертью. Единственный намёк — его отчество и фамилия. То, что у двух моих сыновей оказались одинаковые имена — необъяснимое совпадение. Так вот, дальше… Конечно, узнав от матери, что у меня был роман с Ольгой Немченко, Стас пришёл к выводу, что Станислав — его сводный брат, и, по-видимому, он поделился своими умозаключениями со Станиславом.
— Но вам-то почему сын ничего не рассказал? — перебила губернатора Андре.
— Скорее всего, он не хотел, чтобы мы с Сашей поругались, — ответила вместо мужа Наталья. — Стасик всегда очень переживал за нас. И думаю, боялся, что наши отношения испортятся, если я узнаю про внебрачного сына мужа.
Мультивенко напряжённо посмотрел на Наталью.
— Саша, ты ни в чём не виноват. Жаль, что мне не привелось узнать Станислава. Ты всегда хотел второго ребёнка — да бог нам не давал.
Мы с подругами тактично молчали. Александр Владимирович с благодарностью взял руку жены и нежно поцеловал. Вот не смущают же губернатора ни «маргаритки смерти» — старческие пятна на коже Натальи, ни присутствие посторонних людей…
«У них красивая старость, — подумалось мне. — И я хотела бы стареть так же. С кем-то, кто видит меня совсем другой. Красивой, молодой. Не обращая никакого внимания на возрастные признаки увядания».
— Саша, продолжай, я уже в порядке. — Наталья Васильевна с грустной улыбкой бросила взгляд на мужа.
Деньги камень расплавят.
Итак, Стас и Станислав обо всем договорились. Подставная компания (она принадлежала ближайшему другу Станислава) подала заявку на конкурс по тендеру на благоустройство территории возле будущей высотки «Нефтапрома». Руководству фирмы-подставы недвусмысленно дали понять: тендер выиграть можно. Но для этого — десятка зеленью сразу (за «правильное оформление документов») и откат десять процентов от суммы тендера потом, при перечислении денег на счёт фирмы, вышестоящему начальству (за положительное решение). «Крот» действовал осторожно.
Тогда Мультивенко-старший сделал ход конём — в условия конкурса вносятся дополнительные изменения: документы выигравшего тендер должны быть согласованы со всеми тремя заместителями губернатора. Ну да, к тому времени Александру Владимировичу уже стало понятно: зараза коррупции проникла в его ближайшее окружение. А ведь со своими замами губернатор был в отличных отношениях — дружили семьями, давно знали друг друга. Но проверить надо каждого. Поэтому Мультивенко даёт сыну указание: десять тысяч долларов чиновнику дать, но при этом отказаться от отката. Якобы невозможно освоить работы по тендеру при сумме за вычетом десяти процентов. Кто не подпишет согласование документа, тот — «крот».
Неизвестно почему, но Станислав постоянно находится рядом со Стасом. Возможно, мужчины прониклись взаимной симпатией друг к другу. Скорее всего, Стас полностью вводит в курс дела вновь обретенного брата. Они действуют вместе. Станислав узнаёт от друга, что того приглашают на беседу к продажному чиновнику, и рассказывает об этом Стасу. Последний через брата предлагает руководителю подставной фирмы согласиться. А чуть позже, чтобы его успокоить, лично с ним беседует и передаёт ему десять тысяч долларов. (Это было первой ошибкой братьев: они не знали, что за директором фирмы-подставы следят.)
Фирма выигрывает тендер — все три заместителя губернатора ставят свои подписи на документах. План Мультивенко-старшего по поимке «крота» провалился.
— Ничего не понимаю, — подливая себе и Наталье коньяка, сказала Надин. — Подставные фирмы, тендеры, «кроты»… Ведь Матвей сознался, что это он убил Стаса и Станислава. Ну когда требовал у Лейки пароль, мы же видели в милиции запись.
Я поёжилась. Мне совершенно не хотелось вспоминать тот эпизод.
— Матвей был лишь исполнителем. Руками, которые убивали, не головой. Но именно он, как выяснилось, следил за обоими моими сыновьями. И именно он предупредил «крота», — пояснил Мультивенко и стал рассказывать дальше.
Стас на свой страх и риск самостоятельно продолжает расследование. И, не посоветовавшись с отцом, идёт ва-банк: поочерёдно встретившись с тремя заместителями губернатора, намекает каждому, что «всё знает», но можно договориться. (Это была вторая ошибка Мультивенко-младшего: хоть он и говорил намёками, «крот» занервничал.)
События ускоряются. «Крот» подключает в помощь к Матвею Андрея Чернохрамова. По его любезной наводке Стас знакомится с Андре, которая, в свою очередь, знакомит его с Надин.
— Стас всегда был слаб по части женского пола, — с лёгкой иронией Александр Владимирович бросил быстрый взгляд на певицу, затем на художницу.
Подруги смущённо потупились.
Наглый блеф Стаса тем не менее приносит свои плоды: «крот» проявляет себя, через посредников предлагая фирме сына очень выгодный строительный контракт. Стас якобы соглашается продать отца родного, требуя в обмен срочного визирования документов по застройке целого района Санкт-Петербурга. При этом все бумаги Мультивенко-младший сканирует, сохраняя в виде электронного файла, специальным образом зашифрованного. (В своё время отец и сын по ряду причин решили пользоваться сделанной на заказ программой по криптографической шифровке данных.)
— Так вот почему я не могла открыть тот файл… — впервые за всё время я перебила Александра Владимировича.
— Да, Лия. Нужна вторая часть криптопрограммы, которая и расшифровывает информацию. В общем, у Стаса оказались на руках доказательства причастности одного из моих заместителей к коррупции. Сын позвонил мне, и мы договорились встретиться в пятницу вечером. Кстати, фамилию «крота» сын назвал, но я ему не поверил. Как оказалось, зря…
Кто думает о последствиях, не может быть храбрым.
Итак, седьмого июля Стас получает через посредников свои копии инвестиционных контрактов, заключённых с нарушением всех законов, и договаривается о встрече с отцом девятого июля вечером. При этом не замечает, что его разговор подслушивают. Матвей, следивший за ним, сообщает «кроту» новости и получает приказ: любой ценой уничтожить документы. Как печатные, так и электронные.
Имея при себе копии — вещественные доказательства в распечатанном виде — Мультивенко-младший едет на переговоры с финнами, с которыми у него совместный бизнес, но попадает в пробку и идёт к киоску, где покупает «Книгу перемен». При этом знакомится с симпатичной продавщицей и неожиданно для самого себя предлагает ей встретиться вечером.
Почему Станислав следует за Стасом, можно только догадываться. Возможно, просто хочет подстраховать вновь обретённого брата. Но он почти сразу замечает слежку — за машиной Стаса тенью следует серая «дэу» с тонированными стёклами.
— Ой, я вспомнила! Эта машина чуть не сбила меня на перекрестке возле дома! — У меня пересохло в горле. — Извините, Александр Владимирович, продолжайте…
Стас ведёт Лию в ресторан, оставив папку с документами в авто. Станислав, припарковавшийся неподалёку, видит, как Матвей, профессионально вскрыв дверцу машины (сигнализация в джипе Стаса не срабатывает), забирает с заднего сиденья папку. Станислав звонит брату, сообщает о произошедшем и слежке. Стас, увлечённый встречей с красивой женщиной, тем не менее понимает, что надо как-то подстраховаться с единственным оставшимся на руках доказательством — файлом. Поэтому, пригласив домой Лию, решает принять меры — договаривается с ней о том, что пришлёт по электронной почте файл, с условием обратной пересылки в пятницу вечером.
Станислав везде следует за братом. Ждёт в машине возле ресторана, в котором проводят время вместе Стас и Лия, едет за ними к дому Стаса, а потом, почти под утро, — к дому Лии.
В это время Чернохрамов обыскивает мастерскую Надин, посчитав, что Стас мог прислать файл ей. Продюсер рассказывает Аньке про отношения Стаса и художницы. Анька потрясена: ей нравится Стас. Ничего не найдя в мастерской, Храм решает, что файл Надька прячет у себя дома. Тогда же, по-видимому, он увидел довольно приметный кинжал отца художницы.
На следующий день рано утром братья созваниваются. Станислав, тревожась за сводного брата, предлагает ему переехать на пару дней к себе, в «Золотую долину» — старшему из братьев неудобно мотаться каждый день в Питер.
Я поражённо посмотрела на губернатора:
— Да, Лия, Станислав жил через три дома от твоей первой свекрови. Да ты и сама видела его жилище. Помнишь, когда вы с Матвеем отвозили собаку, он заехал якобы к другу?..
Губернатор снова вернулся к рассказу.
Стас зовёт Станислава к себе: братьям есть что обсудить. Мультивенко-младшему надо было бы нажать на отца, настоять на скорейшей встрече — но Стас решает не торопить события. Он же взрослый мужчина, сын губернатора к тому же. Подождёт пару дней, справится. Ему и в кошмарном сне не может привидиться, что ожидает его в ближайшем будущем.
Ранним утром восьмого июля, нервно ожидая приезда брата, Стас делает набросок Лии в «Книге перемен». И периодически посматривает в окно. Вдруг видит: Станислав, припарковавшись, не идет к подъезду, а бежит к подъехавшей серой иномарке и волоком вытаскивает из неё водителя. Завязывается драка. Стас спешит на помощь брату.
Но опаздывает — Станислав уже лежит на асфальте с пробитой головой. В это время подобравшийся сзади Матвей той же битой наносит удар по голове Стасу. Тот успевает слегка увернуться (удар получается скользящим), но теряет сознание.
Засунув труп Станислава в багажник своей машины, Матвей волочёт Стаса в его квартиру. Раннее утро, июль, сезон отпусков, поэтому свидетелей происшествия не оказалось.
Матвей звонит Храму — ему нужна помощь. На руках у подонка труп, который надо куда-то деть, и избитый Стас. Его садист крепко связывает и засовывает в ванную.
Лес без шакалов не бывает.
Мы подавленно молчали. Александр Владимирович с грустной улыбкой посмотрел на меня:
— Своей заботливостью ты сильно навредила себе, дочка. Пока Матвей ждал Чернохрамова, ты постоянно звонила Стасу. Садист видел на дисплее мобильного телефона «Лия Лин». И начал подозревать, что та женщина, которая была прошлой ночью в этой квартире со Стасом, ты. И файл может быть у тебя…
Быстро приехавший Андрей Чернохрамов тем не менее был замечен соседями. Они дали показания. Храм, узнав о произошедшем от Матвея, в полном ужасе звонит «кроту». Продюсер никогда никого не убивал, вёл почти законопослушный образ жизни, занимаясь только финансовыми аферами. В отличие от него Матвей — рецидивист, дважды успевший отсидеть в тюрьме солидные сроки: за кражу и участие в разбойном нападении.
«Теперь понятно, откуда на спине у Матвея два купола на церквях, — подумала я, услышав последние слова губернатора. — Хорошо помню, как когда-то переводила статью про арго и обычаи заключённых. Там была фраза: „Сколько ходок — столько и куполов на теле“. Урод просто добавил ярких татуировок поверх.
«Крот», узнав про ситуацию со Стасом Мультивенко, приходит в сильнейшую ярость. На убийство Станислава ему наплевать, чиновник просто приказывает избавиться от трупа. А по поводу остального Храм получает чёткие инструкции: на глаза Стасу не показываться, пусть все разговоры с ним ведёт Матвей; а файл надо найти и уничтожить любой ценой. Между Храмом и Матвеем происходит первая стычка: продюсер грозится пойти в милицию, с убийцей он не желает иметь ничего общего. Рецидивист резко осаживает его, посоветовав вспомнить про дела, которые Храм проворачивал вместе с «кротом», и пообещав достать продюсера даже на зоне.
Андрей Чернохрамов понимает, что стал заложником собственной жадности и любви к большим деньгам, но деваться ему некуда. Он помогает подбросить поздно вечером труп Станислава к мастерской. Именно припёртому к стенке продюсеру приходит в голову идея, что можно направить милицию по ложному пути, подставив Надин.
Храм едет в мастерскую Дельфининой, дожидается, пока художница выйдет ненадолго, и выкрадывает кинжал (где лежит запасной ключ, он знает от Андре).
Тем временем Стас приходит в себя. Матвей угрожает ему, бьёт, но не может заставить ответить на вопрос о местонахождении файла.
Тем временем постоянно раздаются звонки от Лии. Матвей утверждается в мысли, что злополучный файл может быть у продавщицы из киоска. Он едет к её дому и видит у подъезда объявление о сдаче квартиры. Решение у подонка возникает мгновенно: позвонив по указанному номеру, рецидивист договаривается о том, что снимет жилплощадь. То, что квартира бабы Шуры оказалась на одной лестничной площадке с Лииной, — гримаса судьбы.
Матвей дожидается прихода Лии и знакомится с ней — ему необходимо как можно ближе подобраться к файлу. А значит, и к соседке. Преступник включает всё своё мужское обаяние. Понимая, что ему нужно изменить внешность — она может испугать простую женщину, Матвей пользуется старым опробованным приёмом: надевает очки, которые ему не подходят. Искажение зрения на две оптических единицы делает его движения беспомощно-неуверенными, и нелепый внешний вид нового соседа вызывает у Лии доверие.
Поздно вечером подельники привозят в багажнике тело Станислава к мастерской Надин. И, дождавшись удобного момента, перетаскивают его в прихожую. Там Матвей, не моргнув глазом, вспарывает кинжалом Надькиного отца живот… еще живому Станиславу. Да, да, в тот момент несчастный был жив. От удара по голове и духоты в багажнике Станислав впал в кому.
Чернохрамов и Матвей возвращаются на квартиру Стаса Мультивенко. Методично обыскав её и просмотрев компьютер, преступники не могут найти нужного. С пленником надо что-то делать: во время избиений Стас признаётся, что файл в надёжных руках и что ключи от его квартиры есть у многих, и, значит, следует поторопиться — не дай бог, придет уборщица или заскочит сам губернатор.
Матвей проявляет звериную хитрость. Вспомнив, что Станислав жил за городом, он решает перевезти Стаса в «Золотую долину». Там можно будет пытать пленника не торопясь. Да ещё и всласть поиздеваться над ним — эксперты установили, что маниакально-садистское поведение Матвея обусловлено чертами характера, а не расстройством психики. То есть садист вполне здоров психически, но ему доставляет особое удовольствие мучить свою жертву. Видеть её испуг, беспомощность.
Матвей прекрасно понимает, что если сын губернатора пропадёт без объяснений, это вызовет подозрения. Под пытками Стас пишет коротенькую записку отцу, что вынужден срочно уехать в Москву, вернётся через неделю и всё объяснит, а звонить ему не надо.
Мультивенко-старший, приехав к сыну домой в пятницу вечером, как и договаривались, находит записку.
Беда — хороший учитель!
— Но я сразу насторожился, — пояснил Александр Владимирович. — Сын не мог так безответственно поступить, зная, как важна для меня проблема «крота». Лиюшка, поставишь чайник? В горле пересохло…
Наталья, жестом остановив меня, поднялась и вышла на кухню.
— А где Чернохрамов мог познакомиться с этим вашим «кротом»? — задумчиво спросила у губернатора Андре. — Храм же в основном в Москве тусуется. Тусовался… В Питере только наездами бывал.
— Так ведь именно вы, мадемуазель, и поспособствовали их знакомству, — с лёгкой иронией взглянул на ошарашенную певицу Мультивенко.
Мы с Надькой затаили дыхание. Ничего себе. Вот наша Мата Хари даёт!
— Здесь надо сделать небольшое отступление. О, вот и чай, спасибо, Ната.
Наталья, кроме чайника, на подносе принесла чашки, ложечки, сахар, молоко в сливочнике (где она его у меня только откопала?), чай «Липтон» в пакетиках и кофе в банке.
А ведь когда мы с детьми покупали этот чай, я тогда из жадности аж пять упаковок взяла, Матвей ждал нас у магазина. Наливая себе чай, я думала о крутых поворотах судьбы: простой симпатичный сосед может в одночасье оказаться маньяком.
Разобравшись, кому — чай, кому — кофе, мы дальше с огромным вниманием стали слушать рассказ губернатора…
Около семи лет назад в Санкт-Петербурге начался эксперимент по долевому инвестированию жилищного строительства. Это когда деньги за квартиру платят ещё на стадии котлована. Или даже раньше. Новоселья ждать приходится долго, но при этом цена квадратного метра жилья чуть ли не в два раза ниже.
Андрей Чернохрамов случайно услышал о программе на одной из светских вечеринок. Зная о проблеме с жильём у Андре, он, заинтересовавшись, принялся настойчиво расспрашивать собеседника. Мужчины познакомились, разговорились. Чиновник (это и был «крот») сразу почувствовал в Храме родственную душу. В результате подельники разработали простую схему: «крот» даёт деньги, продюсер их вкладывает от своего имени, а потом, когда квартиры уже готовы к сдаче, Храм их продаёт, имея с этого приличный процент. Дело пошло споро. Через год Андрей Чернохрамов стал получать первые комиссионные. Отсюда и частые появления в Питере известного музыкального продюсера.
Но жадному Чернохрамову стало мало одних процентов, и он решил несколько квартир купить самостоятельно. Однако свободных денег у него не было, ведь продюсер привык жить на широкую ногу. И тут ему вспомнилась «квартирная заначка» Андре. Храм наплёл певице с три короба про своего друга и всучил одну из квартир в только что построенном доме, причём в два раза дороже, а её деньги вложил в очередное строительство, заработав приличную сумму. Но и этого ему показалось мало — жильё оформил на себя, подвесив на «крючок» несговорчивую и слишком независимую подопечную. Мадемуазель Андре популярна и любима народом, гастролей у неё много. Можно, практически ничего не делая, «состригать шерсть с овцы» некоторое время.
Храм предлагает Аньке жить в квартире, купленной на её же деньги, но по закону принадлежащей продюсеру. Правда, он каждый год обещает вот-вот переписать её на певицу…
Мы с Надькой сочувственно посмотрели на Андре.
— Ладно, сама виновата, дура конченая. Впредь мне наука. Ничего, проживу, — буркнула та. — Жива осталась, а это главное. Но мне совсем непонятно, зачем Храм хотел отравить Лейку. Она-то чем ему мешала?
— Лия мешала «кроту», — поправил Александр Владимирович. И продолжил рассказ.
Человек достойно оценивается только после смерти.
Той же ночью, с седьмого на восьмое июля, когда три подруги обнаружили в мастерской труп Станислава, Матвей с помощью Храма перевозит сына губернатора в багажнике машины в дом его брата, в «Золотую долину».
К удовольствию садиста, в доме имеется подвал: связанного Стаса сразу же спускают туда. От невыносимой духоты и постоянных побоев Стас часто теряет сознание.
Заперев пленника, подельники возвращаются в Питер. Матвей поселяется в квартире бабы Шуры и следит за новой соседкой. Как у большинства людей с маниакальными наклонностями, у него потрясающее обаяние и внимательность к мелочам. Рецидивист пытается подружиться с Лией, оказывая ей знаки внимания, но всё напрасно: женщина не торопится идти на сближение.
Полной неожиданностью для преступника становится тот факт, что Лия и Надин — подруги. Затем ещё большая неожиданность: труп Станислава исчезает бесследно, когда перепуганные заговорщицы с помощью Даши отвезли мёртвое тело под видом «свинячьего подарка» в морг. Матвей и Храм в это время возвращаются из «Золотой долины»…
Тем временем «крот», у которого земля горит под ногами, давит на подручных. Чернохрамову поручена отработка версии Надин, то есть нет ли нужного файла у неё, а Матвей должен проверить версию Лии.
Субботним вечером десятого июля Храм угрозами и очередными обещаниями вернуть квартиру заставляет Андре помочь обыскать мастерскую.
Андре, которой претит предательство лучшей подруги, возражает продюсеру, но всё бесполезно. Храм понимает, что файл может быть сохранён на каком угодно носителе: дискете, диске, флэшке. Найти его сложно.
Чернохрамов ловит кота Мыша, заставляет Аньку держать его при харакири. Мышь бешено сопротивляется, расцарапывает ей руку. Тогда же отлетает чёрный страз с ногтя певицы. Какие мотивы при этом руководили мужчиной и почему он так зациклился на харакири, понять сложно. Возможно, его потрясло то, как поступил с телом Станислава Матвей. А возможно, что Чернохрамов, впервые в жизни близко столкнувшись с убийством и маниакальностью, начал погружаться в пучину безумия.
Желая припугнуть художницу, Храм левой рукой пишет кровью кота угрожающую записку. А у певицы берет клятву о молчании и обещание сообщить ему о реакции подруги.
Андре, пребывая в шоке, замечает пропажу страза только в магазине, где покупает продукты. И срочно мчится в салон восстанавливать утраченное. Так что Надин пришла к совершенно правильным выводам, подозревая Аньку.
Прождав три дня, к вечеру вторника подельники понимают, что от художницы не получат ничего. Андре в очередной раз говорит Храму, что Надька — человек «некомпьютерный». Судя по всему, никаких файлов ей Стас не передавал.
Матвей все пытается сблизиться с Лией, и ему везёт: она сама приходит в среду, четырнадцатого июля, с просьбой отвезти собаку за город. Садист вместе с соседкой и Джулькой едет в «Золотую долину», где «навещает» сына губернатора. До этого Матвей приезжал только в понедельник — покормить и попоить пленника. Его садист не развязывает все эти дни: даже в туалет Стасу приходится ходить под себя. Тот держится, ничего не говорит истязателю про файл, даже когда мучитель ножом вырезает на его руках и ногах иероглифы. Совсем ничего, за долгие двадцать шесть дней — в подвале Стас был до самого дня его смерти…
Я слушала Александра Владимировича и старалась не показывать виду, что чувства захлестывают, что сердце заходится от страданий. Оказывается, когда я ездила с Матвеем в «Золотую долину», Стас был совсем рядом. А я ни о чем не догадывалась, смеялась, шутила с его убийцей… О господи!
Вспомнив ледяной садистский взгляд Матвея, содрогнулась, представляя, с какой чудовищной жестокостью он истязал пленника. Если я с трудом пережила пятнадцать минут угроз и насилия, то почти месяц — это немыслимо! Где Стас брал мужество перенести всё это? Мне хотелось застонать от ужаса, и я зажала рот рукой.
Воображение продолжало рисовать жуткие картины мучений моего несчастного возлюбленного. Жалость смешивалась с отчаянием от бессилия что-либо изменить. Ведь я могла ему помочь тогда! Файл он просил вернуть в пятницу, а сам исчез. Вот тут и надо было бить тревогу, отослать файл губернатору, всё честно рассказать. А я… я повела себя, как обычная баба. Испугалась, растерялась, решила, что молчание — лучший выход.
Стас, конечно, не мог не думать обо мне все те ужасные дни, пока был в заточении. Сколько же раз он, наверное, взывал к моей интуиции… Строил догадки, как я поступлю с файлом… Надеялся на помощь, на меня… Чувство вины мучительно разъедало сердце. Теперь мне казалось, что будь я посообразительней, история могла бы повернуться иначе.
Воля и сквозь скалу пройдёт.
Во время второй отсидки вместе с Матвеем отбывал срок криминальный авторитет Японец. После рассказов последнего Матвей и зациклился на ритуальных самоубийствах самураев. Садисту оказалась близка жестокость средневековой Страны восходящего солнца, но только — по отношению к другим. Матвея завораживает красота смерти. Ему мало убить — важно сделать это по-самурайски, в понятии садиста.
Рецидивисту требуется постоянная «подпитка» — он раз за разом возвращается в «Золотую долину» пытать Стаса, по пути захватывая письма от детей и кабачки от свекрови для Лейки. Сын губернатора истощён физически, но не сломлен, продолжает твердить одно: файл в надёжных руках. Затем Стас просто перестаёт разговаривать с истязателем, впадая в полубессознательное состояние.
— Страшно представить себе то, что чувствовал мой сын в последние дни жизни, — Мультивенко вдруг разом постарел, сгорбился, превратившись из импозантного мужчины в разбитого старика. — Я смотрел запись допроса этого подонка, снова и снова. Чтобы забыть это, чтобы стереть из памяти — только пулю в висок.
Наташа беззвучно плакала.
— Урод живёт, ест, ходит, следит за вами, — губернатор посмотрел на меня и подруг мучительно-глубоким взглядом. — Земля его носит…
Понимая, что от Стаса тяжело добиться нужного, Матвей бросает все силы на слежку за Лией. Храм снова и снова пытается «продавить» Андре по поводу Надьки, но певица бешено сопротивляется: с Надин и Лейкой её связывает крепкая дружба.
В последнюю пятницу июля Матвею везёт — удаётся проследить, как подруги хоронят Станислава. Ситуация с пропавшим трупом теперь ему понятна полностью.
Губернатор уже обеспокоен долгим отсутствием сына. И тут он, получив от заместителя приглашение на выставку, неожиданно видит злополучный триптих. Интуитивно понимая, что картины могут быть как-то связаны с происходящим, Мультивенко-старший за рекордную цену покупает триптих. А на следующий после выставки день тело Стаса находят возле его дома. Сын губернатора убит точно так, как на картине Надин показана смерть смутно знакомого мужчины. Стасу делают харакири тем же восточным кинжалом — Мультивенко-старшему стоило огромных усилий замять подробности про состояние его сына на момент убийства.
Труп мужчины обезображен: на руках и ногах застарелые язвы; злополучным кинжалом нанесено несколько проникающих ранений, в том числе и в сердце. Харакири лишь довершает картину преступления.
Как рассказал на допросе Матвей, сын губернатора после трёх недель пыток предложил отдать флэшку, якобы спрятанную у него в квартире. Но при одном условии — он сам покажет, где находится электронный носитель. И его мучитель согласился. Конечно, он догадался, Стас намерен предпринять попытку освободиться, но пленник так ослаб физически, что справиться с ним будет легко.
При въезде в Питер Мультивенко-младший хотел на ходу выпрыгнуть из машины — Матвею удалось пресечь это. Садист, понимая, что сына губернатора в любом случае нельзя оставлять в живых, звонит Храму и требует привезти кинжал к дому Стаса.
В это время продюсер встречается с Лией и Андре, пытаясь выяснить судьбу файла. Звонок подельника застаёт его врасплох, Чернохрамов вынужден покинуть подруг.
У него возникла идея свалить смерть Стаса опять же на Надин, ведь отвергнутая любовница — прямой кандидат в убийцы.
Храм испуган и беспрекословно подчиняется: снова проникает в мастерскую, находит спрятанный кинжал. Возле дома Стаса он идет к машине Матвея и, к своему ужасу, обнаруживает на заднем сиденье труп сына губернатора. Матвей поясняет, что Стас попытался сбежать, и ничего не оставалось, как пырнуть его ножом. Тем самым, которым он потом будет угрожать Лейке.
Улучив момент, преступники выбрасывают труп из машины. Садист делает посмертное харакири второму брату.
Подельники расстаются — Храму надо вернуться к Андре и Лии. По пути продюсер заезжает для алиби в студию звукозаписи, берёт диски Андре с новым хитом.
«Крот», извещённый Матвеем, дозванивается до Чернохрамова и требует предельно быстро выяснить, у кого файл.
Сообщникам надо обыскать квартиру Лейки, но, как назло, там безвылазно торчат все три подруги. Матвей находит старого дружка, который должен помочь ему запугать Лию. Камни, толчки в спину — его рук дело. Садист надеется, что соседка придёт к нему за защитой и всё ему расскажет. А если попадёт в больницу — тоже хорошо, в квартиру будет легче проникнуть. План проваливается — Лия чудом избегает всех покушений, продолжает говорить с Матвеем о чём угодно, но не о файле.
Храм наконец придумывает, как удалить подруг из квартиры Лии: он организует запись песни Андре в Москве. Пока подруги посещали столицу, преступники перетрясли квартиру, забрали жёсткий диск из компьютера и ноутбуки и успокоились. Но ненадолго.
Андре, по возвращении из Москвы, начинает подозревать Храма. Тот приходит в гости к Лейке и подслушивает её слова, что файл у Лейки в почте.
Чернохрамов напуган. Получается, в любой момент могут выйти на «крота», а значит, и на него! Продюсер принимает поспешное решение отравить Лию. У него с собой пакетик с тубокурарин-хлоридом. Раздобыть порошок ему не составило труда — у Храма есть знакомый травматолог. Правда, вряд ли он догадывался, для каких целей Храм выспрашивал у него в подробностях историю медпрепарата. И что случается при передозировке. Узнав, что тубокурарин может вызвать спазм мышц бронхиол и остановку дыхания, Чернохрамов носит его с собой. Возможно, он готовил отраву для себя, на крайний случай.
Андре принимает удар на себя. Чернохрамову травматолог не сказал самое главное: тубокурарин очень плохо всасывается из кишечника, поэтому и вводят его обычно внутривенно. А в чашку сыпать — не столько травить, сколько нервы портить. В том, что миорелаксант так сильно подействовал на Андре, виновато было спиртное.
А губернатор, потрясённый смертью сына, подключает специалистов. Начинается операция «Иуда». Надин, Андре и Лия оказываются «под колпаком» у правоохранительных органов…
Сия есть кровь, о, Иуда, которую ты продал за тридцать сребреников!
— Осталось добавить совсем немного, — продолжал Мультивенко. — Когда ты, Лиюшка, приходишь ко мне, пню старому, рассказать про то, что я старался изо всех сил найти, я, не выслушав до конца, оскорбил тебя…
— Александр Владимирович, не надо так. Мне даже представить страшно, что вы чувствовали тогда… чувствуете…
— Если бы не Аделаида Ильинична и не Ната, я бы мог и тебя потерять, дочка, — губернатор с затаённой тоской смотрел мне в глаза. — Прости меня! Я видел на записи, что подонок делал с тобой.
— Саше вызвали после этого врача, Лия, — Наталья говорила тихо, сдержанно. — У него был гипертонический криз. Никто не ожидал, что всё зайдёт так далеко…
— В рамках спецоперации проверялось всё ваше окружение — родственники, знакомые, соседи. Каково же было моё удивление, когда выяснилось: Матвей, уголовник-рецидивист, — первый муж дочери моего заместителя, Марка Анатольевича Телюка.
— Как? Значит, Марк… — Наталья Васильевна посерела.
— Да, Ната, «крот» — Телюк. Тот самый, внучку которого мы с тобой крестили. Он виноват в смерти нашего мальчика не меньше, чем его бывший зять. И я тогда сразу же вспомнил, чью фамилию назвал мне Стас незадолго до своего странного исчезновения. Я не поверил своему сыну, так доверял другу!
Губернатор продолжал рассказывать, а я с болью смотрела на осунувшееся лицо Наташи…
…Первый муж дочери Телюка, Матвей, прожил с женой совсем недолго — оказался за решёткой за кражу со взломом. Марк Анатольевич предложил ему помощь, но в обмен на развод с дочерью.
В то время Телюк ещё не был заместителем губернатора, но упорно карабкался вверх по карьерной лестнице. Задействовав нужные связи, Марк Анатольевич добился досрочного освобождения Матвея, но сообразил, что криминальный талант бывшего зятя можно использовать в своих целях. С той поры тот стал его цепным псом. Кстати, именно из-за недавних афер бывшего тестя Матвей попал на зону во второй раз. Но Телюк не подкачал и тут: преступник опять вышел из заключения досрочно. И вскоре его ждало новое дело — как раз началась история с опасным для Марка Анатольевича файлом.
После неудачной попытки отравления Храм прятался за городом, в доме Станислава. И по телефону начал угрожать Матвею и Телюку, требуя от них помощи по переезду в Москву, где беглецу затеряться легче, иначе пойдёт в милицию и «сдаст» всех. Тем самым продюсер подписал себе смертный приговор. Садист Матвей по приказу бывшего тестя убил шантажиста, отвёз труп подальше от «Золотой долины» и отрезал язык и уши — в назидание за строптивость.
Когда Мультивенко получил от Лии файл, он уже знал, что «крот» — Телюк, а убийца, скорее всего, — Матвей. Но доказательств не было. Ознакомившись с содержимым файла, губернатор убедился, что Марк Анатольевич сделал попытку подкупить Стаса, предложив выгодный контракт по застройке. На сканах всех документов стояла именно его подпись. Однако были необходимы неопровержимые доказательства соучастия Телюка в убийствах — у заместителя губернатора найдутся хорошие адвокаты, и Мультивенко придумал план, как вывести преступников на чистую воду.
Оставив в своём кабинете на развороте ежедневника крупную запись: «Взять файл у Лии Лин», Александр Владимирович вызвал к себе всех трёх своих замов для обсуждения очередных проблем и на какое-то время вышел из кабинета, дав возможность посетителям хорошо рассмотреть его стол. Телюк не знал, что все его переговоры по телефону уже прослушиваются, и сразу же после совещания позвонил бывшему зятю, приказав убрать Лию, а файл уничтожить.
У правоохранительных органов теперь имелась запись этого его разговора с убийцей, но не хватало признания самого Матвея. Именно тогда и развернулась финальная часть операции «Иуда».
— Лия, ты и так много пережила за последнее время. И сейчас тебе важен покой. Но надо завершить расследование дела, и я хотел попросить о помощи. — Александр Владимирович посмотрел на меня, затем на молчащих Андре с Надин. — Выйдем-ка, дочка, на кухню.
Мы поднялись из-за стола. Уже на ходу губернатор бросил моим подругам:
— Всё, что я рассказал, не для посторонних ушей. Надеюсь на вашу порядочность, девушки.
На кухне Александр Владимирович долго молчал, словно собираясь с силами.
— Дочка, нужно показать оперативникам точное место захоронения Станислава. Я гарантирую: у вас не будет неприятностей. Все мы люди и поступаем в экстремальных ситуациях так, как велит инстинкт самосохранения, порой не подозревая, что нарушаем закон. В том, что вы закопали труп тайно, не сообщив в милицию, есть состав преступления, но дело оформят так, будто тело обнаружилось случайно. Лия, ты очень помогла следствию, благодаря тебе всё и вскрылось. Пойманы настоящие преступники. И поверь, беспокоить твоих подруг и особенно тебя мне очень не хотелось бы после всего. Надо отдать долг погибшему, похоронить его по-человечески… Я знаю, ты поймёшь. И объясни подругам. И ещё. Я бы не советовал тебе самой ездить на место захоронения, побереги себя. Думаю, Аня с Надей сами справятся…
— Я все понимаю. И поговорю с девчонками. Уверена, они поймут. И помогут.
На смерть, что на солнце, во все глаза не взглянешь.
Я не поехала на эксгумацию, попросив Андре и Надин. Они согласились и, несмотря на сильный мороз, отправились с бригадой следователей в заветную рощицу. Обе переживали, что не узнают точно место, где могила. Снега много намело в декабре. И деревья зимой такие похожие. Под которым? Разве теперь вспомнишь?
Анька сказала, что тогда, летом, примотала цветную проволочку на березе, возле которой мы закопали ненашего Стаса. Рассчитывала, что это поможет его найти.
Я осталась дома готовить обед для подруг. Дети, отправленные в Пилипец, собирались остаться там и на новогодние праздники. Вот и хорошо. Обстановка-то тут напряженная — едва закончив разбирательство с Матвеем, мы принялись за похоронные дела.
До сумерек я поглядывала в окно. Подруги вернулись уже в полной темноте. Анька была разбита долгой дорогой и усталостью и не очень охотно начала рассказывать о поездке:
— Знаешь, ехали туда, и я всё заново вспоминала, как в июле долбили землю. И голубя, которого сбили. Как нервы были напряжены, жару, ощущение нереальности происходящего с нами…
— Но всё было более чем реально, — перебила Надька. — Труп-то на месте. Эта дурында все никак не могла свою проволочку найти, наконец указала точное место, где копать. И знаешь, что самое страшное? Труп почти не изменился с тех пор. Когда чёрный мешок открыли, я думала, там черви, скелет, а там почти такой же ненаш Стас, как мы его увидели в мастерской. Следователь объяснил, что это потому, что закопали в торфянике, он и не разложился полностью — какие-то болотные кислоты помешали…
— А чего вы так долго не возвращались?
— Ну так пилили по Выборгскому шоссе. Ехать чёрти куда. Это летом быстро. А зимой каково? Заносы, пробки. Потом по нехоженым сугробам сколько шкандыбали. А копать-то как, прикинь! Четверо мужиков ломами долбили почву. А она каменная. Мороз сегодня восемнадцать градусов. Они умучились, жалко смотреть на них было. Затем — опознание на месте. Не день, а страшная картина… Замёрзли, как собаки. Сейчас труп в морге. Там тоже проведут какие-то процедуры по опознанию.
Анька, оказывается, почти всё время сидела в машине с включённой печкой. И только выглянула пару раз, когда звали следователи.
Я рассказала, что Мультивенко звонил. Сказал, что похоронит ненашего Стаса рядом с братом на Смоленском кладбище. Только сначала окончательно установят личность и оформят документы. До Нового года хочет успеть, чтобы оставить горести в этом году, не переносить их в следующий.
На следующий день утром опять позвонил Александр Владимирович, поблагодарил за помощь. Голос у него был невеселый. Всем нам казалось, что, пока не будет похоронен ненаш Стас, история печалей не окончена. Мы так привыкли называть Стаса «ненашим», а ведь для Мультивенко он оказался родным сыном… Это плохо укладывалось в голове — вот как причудливо сплетаются людские судьбы.
Прошла всего неделя, и день похорон был назначен. Губернаторское слово, видимо, весомее бюрократических проволочек.
И вот мы с Анькой и Надин собираемся на Смоленское кладбище, на Васильевский остров. Отпевание в церкви Смоленской иконы Божьей Матери назначено на полдень. Тридцатое число. Опять тридцатое! Кто б мог подумать… Ведь мы хоронили ненашего Стаса тоже тридцатого. Только июля.
Народу собралось совсем немного: Наталья Васильевна, охрана, да я с девчонками. Держа в руках свечи, под церковное песнопение каждый переживал и вспоминал события, приведшие нас сюда. Не знаю уж, о чём думали подруги, но у меня перед глазами стояла сцена, как мы яростно долбим горячую, сухую землю в той самой рощице… Теперь — земля замёрзшая и холодная.
Какая странная судьба у Станислава Мультивенко — быть похороненным дважды. Летом и зимой. Остаётся надеяться, что земные обстоятельства больше не потревожат его. Я искренне молилась за упокой души брата нашего Стаса.
После отпевания двинулись пешком к месту захоронения. И я впервые увидела могилу отца моего еще не рождённого ребенка. Я ведь не была на похоронах Стаса и только теперь узнала, где он нашёл последнее пристанище. Свежие цветы, венки и крест с фотографией. С удивлением посмотрела на лицо своего возлюбленного, на фотографии оно было более официальным, чем в жизни. И да, очень похож на брата. Хорошо, что в семье принято решение не разлучать их и похоронить рядом.
Анька и Надин тоскливо ёжились на морозе. Наташа как могла поддерживала мужа. Она прекрасно понимала, что ему безумно тяжело от двойной утраты.
Могила была вырыта до нашего приезда, заранее. Гроб опустили в могилу, не открывая. Не открывали его и в церкви. И вот уже по крышке застучали комья мёрзлой земли. Мистическое совпадение имён — Стас и Станислав — на соседних крестах… Мистически совпавшая смерть… Как будто братья, хоть и жили порознь, но были связаны между собой таинственною нитью. Ушёл один — не стало и другого.
Слов много не произносилось. Мороз сковывал губы, и живые цветы быстро превращались в изваяния. Я мысленно говорила со своим Стасом. Теперь он казался ближе, и я верила, что он меня слышит. Рассказывала, что увидела нарисованный им мой профиль в «Книге перемен». Что прочитала слова, написанные им. И как мне важно было прочитать их. Мне и ребёнку.
Отдав последний долг усопшему, мы пошли к машинам. Но я знала, что теперь буду часто приходить сюда, на Смоленское кладбище. Где почти у самой церкви похоронены два брата. Один из которых был мне так дорог. И останется дорогим.
Ближе всего к телу продажная шкура.
Последнюю неделю года Телюк давал показания, активно сотрудничая со следствием. Всю вину за убийства он возложил на Матвея. А тот, молчавший больше суток, раскололся, прочитав показания бывшего заместителя губернатора. Подельники стали изобличать друг друга во всех грехах, желая ужалить побольнее. Ну прямо два скорпиона, оказавшиеся в одной банке…
Тома с материалами дела множились, как потомство у Джульки. Помимо нашумевшего дела о строительстве высотки «Нефтапрома», всплыло множество эпизодов с подделкой официальных распоряжений о строительстве жилых домов и офисов; о заключении инвестиционных контрактов и проведении тендеров с грубейшими нарушениями и многомиллионными откатами; о ряде заказных убийств несговорчивых бизнесменов.
Я не вникала в суть происходящего. Александр Владимирович периодически звонил, успокаивал и приободрял. О наших с подругами противозаконных действиях (сокрытие улик, захоронение трупа) вообще никто не упоминал. Протоколы допроса про то, как мы закапывали ненашего Стаса, просто изъяли из дела.
Анька первой отметилась у следователя, подписав все необходимые показания. Мне десять пухлых папок для подписи привезли на дом. Дольше всех сопротивлялась походу в милицию Надька. Узнав, что Матвей — хладнокровный убийца, подруга впала в жесточайшую депрессию, совершенно нетипичную для неё. Впрочем, лекарство было вполне традиционным — Надька до потери пульса накачивалась каждый вечер коньяком, пытаясь заглушить угрызения совести.
— Как же я могла промахнуться? — пьяно рыдала она у меня на кухне в очередной раз. — Ведь Матвей был таким… таким…
— Сволочь он и гад редкостный, — хладнокровно заметила Анька. — И мне ничуточки тебя не жалко, Лятрекша. Сама виновата — уж больно ты не разборчива в выборе кобелей.
— Анют, перестань, Надьке и так плохо. — Я пыталась поддержать, как могла, подругу.
— Лейк, не защищай её. Она Матвея у тебя из-под носа увела, за что ей, кстати, сейчас спасибо надо сказать, — Анька сурово уставилась на съёжившуюся подругу. — Не было бы счастья, да Надин подсуетилась…
— А что я, собственно, такого сделала? — взвилась Надька. — Ну, переспала с ним. Но я же не могла знать, что парень убийца.
— Это ты в милиции расскажешь, Лятрекша. Тебя там заждались, особенно Мордасов, — злорадствовала Анька. — Он тебе устроит допрос с особым пристрастием. Ещё один том к делу добавится — про вашу с Матвеем камасутру. Ты же шпионом работала для своего кобеля, это ты хоть понимаешь? Всё про нас с Лейкой хрену своему обожаемому сливала…
— Да чтоб я ещё с кем-то в постель легла, не узнав как следует!.. Всеми святыми клянусь, не будет такого! — истерически заорала Надин.
— Зарекалась порося не хрюкать, в грязи не валяться… — Анька абсолютно не собиралась щадить Надькино самолюбие.
— Надь, а ты когда в милицию-то пойдёшь? — Я с сочувствием посмотрела на подругу. — Меня Мультивенко уже несколько раз просил тебя поторопить.
— Завтра, наверное, — обречённо пробормотала та. — Я пойду туда завтра. Ань, давай накатим, а? Хоть ты поддержи меня, а то Лейка ведь у нас теперь не пьёт. Блин, коньяк уже кончился… Ладно, лей свою полынную отраву — феи всяко разно посимпатичнее Мордасова будут. Лейка, я у тебя сегодня заночую? Мамаша моего бывшего просто озверела, сил нет от неё отбиваться. Свекр-икооовка…
Мне было мучительно жаль пьяно икающую Надин. Даже больше, чем Аньку, с её замороченным квартирным вопросом.
Со счастьем дело обстоит, как с часами: чем проще механизм, тем реже он портится.
Домработница Нина, доставая тарелки из посудомоечной машины, тут же ополаскивала их под струёй воды. Я удивлённо застыла в проходе. Надо же, не одну меня не удовлетворяют результаты усилий «адского агрегата».
— Добрева утречка, Лия Ванна, — поздоровалась Нина, продолжая перемывать посуду. — Эт хорошо, шо вы выспалиси. Вам таперича лучча поболеча спать. Но ить и гулять забывать не стоить. Ваша рисовая размазня ужо остываить. Чичас чайку заварю…
Голос домработницы гудел почти басом. Успокаивающе, умиротворяюще. Знакомые с детства неправильные словечки мягкой лапкой ласкали душу.
Нина родом из Курской губернии, как и моя мама. Более того, выяснилось, что даже из одного с ней города. В детстве я часто ездила на каникулы в уездный город Щигры. Полюбила его неброскую красоту и особую певучую речь жителей. «Шоканье» и всякие местные «таперича» так плотно въедались за лето в мою речь, что, вернувшись к первому сентября домой, я буквально шокировала простонародным говором маму.
Приходила Нина сначала раз в неделю, потом зачастила. Дети ещё до отъезда в Пилипец быстро подружились с ней — «тётя Нина» готовила каждому из моих козлят то, что им хотелось.
Когда домработница впервые появилась у нас, я не знала, куда себя деть и как себя вести. Женщине около пятидесяти, но она категорически отказалась называть меня на «ты» и по имени. Надьке и Аньке тем не менее с первой встречи постоянно тыкала, осуждая их за возлияния. Поэтому подруги немного побаивались Нину, что вызывало у меня улыбку. Такие безбашенные, они робко спрашивали домработницу, можно ли пройти по вымытому полу. И Нина строго поглядывала на них, чтобы Андре с Надин не совершали ничего такого, что нарушило бы мой покой и распорядок дня. Но только разве покой с такими подругами возможен? Конечно, Нина не могла уследить за всеми волнительными факторами, которые заставляли меня переживать и ворочаться ночами…
Например, поволноваться пришлось и в тот день, когда Надин отправилась на допрос к Мордасову. Я ждала её, она задерживалась. Мысленно я рисовала разные сценарии происходящего в милиции. Но реально случившееся в кабинете следователя опрокинуло все придуманные мною версии.
Вернувшаяся с допроса, Надька еле переставляла ноги. В растопырку она доковыляла до кровати и упала, как избитый в фашистских застенках коммунист из старого советского фильма про войну.
— Что он с тобой сделал, эта сволочь? — кинулась я к подруге.
— Ох, Лейка, что он со мной сделал… Тебе и не представить… — Надька перевернулась на живот и застонала.
— Пытал?
— Можно сказать и так…
— Надь, мы Мультивенко пожалуемся, если мерзавец силу применил!
— Ещё как применил… И какую силу…
Подруга продолжала лежать, как избитый коммунист, но что-то в её довольной роже начало меня настораживать.
— Надь, скажи, что случилось-то? — строго спросила я.
— Ну, сама понимаешь, придя к Мордасову, я тут же начала ему хамить в своём неподражаемом стиле. Насчёт его сломанной руки поинтересовалась. Не совсем вежливо, естественно. И не хочет ли он получить новые письменные показания в виде портрета — на вторую руку. Вместе с гипсом.
— Ага, понимаю. Ты можешь быть невыносимой. И что Мордасов?
— А Мордасов покраснел как рак и заорал: «Да пошла ты! Отвечай по существу!» А я после этих слов и пошла. То есть встала и, приняв оскорблённый вид, направилась к двери, собираясь удалиться из кабинета. Тут Мордасов очнулся и сообразил, что не может так просто отпустить эту сумасшедшую художницу, поскольку дело на учёте у самого губернатора. И что всё-таки надо её допросить. Я прям как будто читала всё это на его роже.
Тут Надька снова застонала и попросила стакан воды. Как раненому коммунисту, измученному на допросе, я принесла ей попить. Подруга даже не пошевелилась, пришлось заботливо приподнять ей голову. Надька отхлебнула и продолжила:
— Так вот, Лейк. Догнав, Мордасов схватил меня за руку и резко дёрнул на себя. А я была дико взвинченная и, повернувшись, на автопилоте вцепилась свободной рукой ему между ног.
У меня глаза полезли на лоб:
— Зачем?
— Ну как зачем… Лейка, этот приём самообороны я освоила во Франции. В парижской богеме научили. Когда пристают в тёмном закоулке, надо хватать мужика сразу за «корень» и орать что есть мочи. Кстати, пару раз я действительно так спасала свою сумочку. — Надька закурила в постели, рука её подрагивала. — Понимаешь, я инстинктивно ответила агрессией на агрессию. Но самое невероятное, Лейка, началось позже. Я схватила его — и тут пошло шевеление в его штанах. И я обомлела от масштаба шевеления. Пару минут мы просто смотрели глаза в глаза. А потом… потом набросились друг на друга — раздевать. Мордасов еле успел повернуть ключ в двери… — Надин прикрыла глаза. Наверное, от смущения. — Я была сама не своя. Он «пытал» меня минут сорок. И всё это на рабочем столе, одним движением скинув все бумаги на пол, папки с делами и прочее.
Надька рассказывала, расслабленно лёжа на кровати, как кошка, которая съела сливок больше собственного веса.
Теперь пересохло в горле у меня.
— Прямо на столе?
— Ага, на столе. — Лицо Надьки выражало неизъяснимое удовольствие, и она опять застонала. — Лейка, если бы ты знала, какой Мордасов гигант…
— Да уж догадываюсь, раз ты ходить не можешь.
— Набери мне ванну, умоля-я-я-ю…
— Ну ты и скотина! — Я перестала жалеть Надьку, поняв, что она вовсе не пострадавшая, а переигравшая в резвые игры. — Раз были силы на Мордасова, найдутся и ванну приготовить!
Надька ничего не ответила. Она уже сладко спала. Как младенец.
На следующее утро подруга призналась, что съезжает к Мордасову.
— Жить вместе будем.
Я в шоке переспросила:
— Ты уверена?
— Стопроцентно. Во-первых, квартира Мордасова рядом с моей мастерской. Нет, это во-вторых, — поправилась Надька. — А во-первых, меня так ещё никто не растягивал, и этого мужика я никому не отдам. И Мордасов, и я — трудоголики, пока я буду пропадать в мастерской, Мордасов будет гоняться за бандитами, а в редких перерывах между работой — офигительный секс. В-третьих, очень удобно: готовить Мордасову не надо, стирать тоже. Короче — идеальный гражданский муж. И то, что он зарабатывает меньше меня, — огромный плюс. Ты же знаешь, что я люблю чувствовать себя независимой. Только не говори пока ничего Андре.
Я фыркнула:
— Она сама обо всём легко догадается.
— Как?
— Да по твоим новым картинам! Они теперь все будут у тебя с фаллическо-милицейской символикой.
В дальнейшие дни меня и подруг закрутила предновогодняя суета.
Я забыла сказать, что ещё до похорон Станислава Мадемуазель Андре въехала в новую квартиру: ордер на неё лично вручал губернатор. А Надин перед самым Новым годом комитет по культуре предоставил новую мастерскую. В ней не только можно творить, но и жить. Как я догадывалась, и тут не обошлось без участия Александра Владимировича Мультивенко.
Коварная Надин умудрилась осчастливить Аньку.
Дело в том, что я пристроила всех Джулькиных щенков, кроме последнего — рыженького Лиса, названного так за апельсиновый цвет шерсти и хитрую узкую мордочку. Он был немного похож на колли. И очень похож на Джульку. Андре питала к нему симпатию: когда приходила в гости, не спускала с рук, кормила вкусненьким. Видя слабость бездомной подруги, Надька третировала её — при каждом удобном случае демонстративно грозилась отвезти Лиса на электричке в «экологически чистую зону», то есть попросту выбросить за городом в лесу. Причём мотивировала свои угрозы тем, что Лис обостряет мою астму, а беременным лишние аллергены ни к чему.
В очередной визит напуганная намерением зловредной художницы нарисовать щенка в картине «Лис в зимнем лесу» Анька забрала малыша к себе в новую квартиру, пообещав, что сама найдёт ему добрых хозяев. И нашла.
Уже через три дня она ни в какую не хотела расставаться с Лисом. И нянчила его с такой заботой и нежностью, что мы все удивлялись. Гламурный поводок, комбинезончик, каша по рецепту — Андре была в восторге от маленького друга. В какой-то степени она считала Лиса даром свыше, ведь в общем-то сама присутствовала при его зачатии.
Уходящий год, подводя итоги, раздавал каждой сестре по серьге. И мне хотелось верить, что всё плохое останется в прошлом. А всё хорошее — надолго с нами.
Выморочное имущество — имущество, оставшееся после смерти собственника при отсутствии наследников. По праву наследования переходит к государству.
ni>, ни — 1) гуща грязи; грязь; 2) сало, жир; лярд; жирная (скоромная) пища; 3) клейкий, липкий, грязный (обр. в знач.: надоедливый, настырный, противный); также модификатор результативных глаголов со значением «опротиветь», «надоедать» как результата действия, указываемого основой глагола (китайский).Лия, при толковании иероглифа, обыгрывает все эти значения.
Лия (утверждённая, слабая. — Быт. XXIX, 16) — старшая дочь Лавана и одна из жён Иакова.
Названный так обед взял лучшее из кухни Ман и кухни Хан. Каждое из блюд имеет свой характерный аромат и вкус. Довольно сложен в приготовлении.