Но вот тут-то и начинается самое интересное.
Шейвер отвечает:
— Не знаю.
Я заглядываю в свои записи.
— Что произошло вечером накануне убийства? — Я не буду преуменьшать, называя это инцидентом. Тем более в пользу тех, кто будет оценивать интервью позже, а не для Шейвера.
— Ты мне не поверишь, — говорит он.
— А ты попробуй.
Не моргая и не отрывая от меня глаз, он говорит:
— Я пытался ее спасти.
Ах. Вот и получил. Я ждал момента, когда Шейвер установит мяч для первого удара, раскроет, какой тип психопатии он пытается применить для своей защиты. Знаете, мне становится скучно, когда использую отсылки к гольфу.
— Пожалуйста, продолжай.
— Демоны съедали ее живьем изнутри, — говорит он. Он такой спокойный, такой рассудительный. Я убежден что, произнося эту речь, он верит собственной лжи. Он должен, чтобы передать этот уровень искренности с невозмутимым лицом. — Единственный способ спасти ее — освободить их, вырезать их.
Для широкой общественности внесем немного ясности: есть разница между психопатией и психозом. В то время как психопатия — это любое расстройство личности антисоциальной разновидности, психоз демонстрирует потерю реальности, как длительную, так и кратковременную, например, при кратковременном психотическом расстройстве. И обычно имеет главный стрессор, чтобы вызвать внезапное начало. Галлюцинации, бред, беспорядочное поведение — все симптомы. Удобно для Шейвера.
Видите ли, психопатия неизлечима. Но состояние психоза — не связанное с таким психическим заболеванием, как шизофрения (готов поставить на это деньги), можно лечить, корректировать. Есть шанс реабилитации с медикаментами и терапией и… сейчас будет самое смешное… в итоге излечиться. Вернуться в дикую природу.
Но как можно такое провернуть?
Придумать травму. Повреждение мозга.
Все что мне нужно сделать, это согласиться и не искать источник, и Шейвер получит сокращение срока и пребывание в милой психлечебнице, несколько рецептов, и досрочное освобождение, когда он будет признан вменяемым.
Но зачем мне это делать? Вот в чем вопрос, не так ли? Портер отстранили от дела, и единственной угрозой моей персоне была карта Таро на могиле моей покойной жены. Отправленная психопатом из-за решетки, который нападает на невинных женщин.
Я не вижу этого, мудак.
Я засунул руку во внутренний карман и охранник, о котором, признаться, я совсем забыл, делает шаг вперед.
— Просто карта, — говорю я ему, и держу так, чтобы он ее изучил. Затем опускаю ее на стол. — Шейвер, вы можете это объяснить?
Неуловимо. Берет карты в руки. Насколько далеко он хочет зайти?
Я наблюдаю за его лицом, ожидая увидеть, как раздуваются ноздри, расширяются глаза, узнавая, как подергиваются его губы, когда он пытается скрыть свое удовольствие от получения ответа от меня. Хотя вторжение в могилу Мелани и разозлило меня, я разыгрываю этот гнев в интересах Шейвера. Я хочу расколоть его, узнать его мотив.
— Это карта Таро, доктор Уэст, — просто отвечает он.
— Я вижу, — стучу по карте двумя пальцами. — Что я хочу знать, это что она значит для тебя?
Он подвигается вперед и тянется к карте, цепи царапают стол. Его пальцы благоговейно скользят по пластиковому покрытию.
— Когда я был мальчиком, в конце улицы жила старая цыганка. Дети смеялись над ней. Забрасывали яйцами ее дом. Прикалывались с дверным звонком, думаю, так называется это в Америке? Родители говорили нам держаться подальше, оставить несчастную старуху в покое.
Он переворачивает карту и передо мной появляется человек в плаще.
— Даже тогда, — продолжает он, — пока я не понял мир, я чувствовал ее присутствие. Знания того старого мира. Однажды она подошла ко мне, а дети разбежались, но я остался стоять. Она достала карту из кармана и приложила ее к моему лбу и сказала — Мужчина в плаще будет твоим спасением.
Я ощущаю, как меняется мое выражение лица, пока я смотрю на него. Я уверен, что выдаю свои догадки, поскольку он изучает меня так же пристально, как и я его, но мне все равно. Я полностью сбит с толку, является ли эта часть приукрашиванием его будущего заявления о бредовых состояниях, или это правда. В любом случае, я делаю быструю пометку проверить, жива ли еще эта женщина, а если нет, то, когда и как она умерла.
— Сколько тебе было лет? — спрашиваю я.
— Тринадцать. Возраст просвещения. — Его улыбка не коснулась глаз.
— Как ты думаешь, что она имела в виду?
Он пожимает плечами.
— Тогда, я не смог бы ответить. Только то, что я был особенным, и, вероятно, эта темная фигура в плаще, хотя мой юный мозг видел в нем супергероя в плаще, — усмехается он, — пришел за мной. — Он громко фыркает и садится прямо. — Или же Мрачный жнец.
А вот и раздутое чувство собственной важности, ребята. Наконец пролилась его истинная психопатия.
— Но он не мог быть Мрачным жнецом, если должен был спасти меня, — говорит Шейвер. — Я многие годы думал об этом, решив, что это метафора. Знаете, когда вы молоды, возникает этот определяющий момент? Что-то глубоко всплывает на поверхность? — Я киваю, чтобы он двигался к чертям дальше. — Для меня это была цыганка и ее пророчество.
— Вот почему ты стал изучать Арканы, — говорю я, подразумевая вопрос.
Он показывает зубы, не совсем улыбка или ухмылка.
— Да. Этот момент значительно повлиял на мою жизнь. Я научился читать карты, доверять их проницательности.
— И использовать карты Таро как инструмент для выбора.
Я огибаю линию безопасности здесь, делая вывод о процессе выбора жертвы. Но Шейвер достаточно умен, чтобы идти по ней. Он может дать мне правдивый ответ, не обвиняя при этом самого себя.
Он прищуривается.
— Я увидел Девин в картах, — отвечает он, следуя теме. — Я увидел ее боль. Ее страдания. Поэтому, когда она пришла ко мне, я не мог ей отказать. Я сделал для нее расклад, и тогда карты указали на демона внутри нее. Она вцепилась в свою кожу, умоляя об освобождении. А я просто…
— Сорвался? — предполагаю я.
Он медленно кивает.
— Я увидел себя… — он закрывает глаза. — Разрезающим ее плоть, вырезающим вокруг костей. Вскрывающим грудную клетку, чтобы добраться до ее сердца, потому что сердце — это то, что нужно освободить. Я чувствовал, как оно пульсирует в моих руках, но это было так, словно я смотрел со стороны, как во сне. Кровь… столько крови… на моих руках. Такая красная, как фигура на ее карте. Освобождение красного, освободило бы ее, и я не смог остановиться. Ее боль была заразительной. Я должен был это остановить.
Вплетение правды в выдумку отличный способ создать правдоподобную ложь. Тиллман, вероятно, царапала свою кожу. С необходимостью ее исправить. Но Шейвер "сорвался" объяснение никогда не прокатит у присяжных. Особенно у присяжных, которых я помогал выбирать.
— Ты сказал, она выбрала карту. Где эта карта сейчас?