9. Тюрьма и сума.
Уважаемый Владлен!
Задача: установить прошлое и историю замужества Вашей сестры оказалось сложнее, чем я думал.
Как Вы знаете, Злата Бурсак родилась в 1993 году в Санкт-Петербурге. Мать умерла при родах, и они с отцом через год переехали в Южанск. Причиной, скорее всего, было то, что там жила сестра покойной матери, она могла, вероятно, чем-то помочь отцу… Последний умер, когда девочка была подростком. Тетя с мужем оформили опекунство, и Злата жила у них.
Мне пока не удалось установить, имел ли она свое жилье. Получить доступ к документам того времени трудно (тем более — в провинции). А свидетелей, которые бы помнили такие подробности, пока найти не удалось. Но идет работа в этом направлении. Судя по всему, Злата имела характер довольно замкнутый, была «закрытой» личностью. Например, с одноклассницами особенно подробностями жизни своей семьи не делилась, хотя, конечно, те знали, что она росла без матери, а потом осталась и без отца.
Как бы там ни было, но после школы Злата поступила в Южанский университет, на биологический факультет. Но не доучилась.
Возможно, Вам будет неприятно это узнать, но, к сожалению, таковы факты. Семья жила бедно, может быть, потому, еще на втором курсе, она оказалась фактически в роли содержанки у одного из местных предпринимателей. Был в Южанске такой Николай Рубинский. Владелец местной сети супермаркетов, по всему Южанскому краю, был человеком весьма состоятельным. Ему было тогда 49 лет. Сами понимаете, как бывает.
Потом Рубинский погиб. Официально — это был несчастный случай на охоте (он был заядлым охотником). Позже за убийство по неосторожности осудили одного из тех, с кем они охотились. Но, как Вы понимаете, когда дело касается таких людей, версии могут быть разные. Само по себе к предмету расследования это отношения не имеет, поэтому в истории с этим убийством я не разбирался. Если захотите — могу это сделать, но думаю, Злата в любом случае не имеет отношения к этому.
Но через некоторое время она была арестована. Якобы дело было о мошенничестве, и касалась как раз имущества умершего, а заявил об этом сын Рубинского. Он, как понимаете, не имел оснований хорошо к Злате относиться. Но это все, что пока удалось установить. Как закончилась уголовное дело, и как Ваша сестра оказалась в Каластане, замужем за Искандером Тлаевым, установить пока не удалось.
Продолжаю работу.
С уважением,
Дмитрий Ратников.
Влад ответил на письмо частного детектива, попросив его продолжать расследование. Его охватили смешанные чувства.
Была пятница.
Так уж случилось, что этот день недели часто бывал для него несчастливым. Именно в пятницу его лишили профессии. В пятницу погибла мама. Окончательный разрыв с Катей произошел тоже в пятницу.
Но сегодня, кажется, все было хорошо. Утром он, наконец, завершил эпопею с автомобилями. Все они заняли место в арендованном ангаре, уже с украинскими номерами, а он был полноправным владельцем. Правда, им с Владимиром Раскутенко и двумя водителями фур пришлось долго перемещать их с автовозов в ангар. Потому что таможенный брокер оказался еще и ловким логистиком: машины во все организации, где их должны были осмотреть, он решил возить вместе, все теми же двумя автовозами. Так проще, чем перегонять все своим ходом, и быстрее. К тому же, самому садиться за руль чужих машин, некоторые из которых — очень дорогие, и ездить по киевским дорогам, он не хотел. Кое-где пришлось «договариваться», чтобы «пошли навстречу», но, наконец, все было преодолено. Влад считал, что Владимир честно заработал свои деньги.
Так что он вернул прокатной фирме «Прадо», на котором ездил до сих пор, вернулся на такси в промзону, где располагался ангар, и выехал оттуда за рулем «Рейндж Ровера». Выехал с удовольствием и пониманием того, как он все-таки правильно сделал, что перевез эти машины в Киев. Они были не просто дорогие, — все, даже не новые, в очень хорошем состоянии и с небольшими пробегами. Оно и неудивительно: если Юнус и Искандер Талаевы имели по десятку машин каждый (а Юнус еще и служебный «Мерседес» с водителем), то каждым автомобилем пользовались мало. Вот этот «Рейндж Ровер», к тому же, в максимальной комплектации, хотя и предыдущего поколения, — машине девять лет, пробег — сорок три тысячи километров. Надолго хватит, и, действительно, можно получать удовольствие за рулем. Кстати, до того, как сесть за руль «Инфинити», принадлежавшего Марьям, — тот все еще ожидал заказанных запчастей на СТО, — Влад и не ездил на больших внедорожниках. Разве что, когда они ездили из Хасанкалы в Ростов… Но быстро оценил преимущества, потому и арендовал «Прадо», а теперь, имея выбор, выехал именно на «Рейндж Ровере».
Пока он занимался всем этим, — позвонила Анастасия, сообщила, что продавец дома согласился на его последнее предложение по цене. И собирался прилететь в Киев на следующей неделе, чтобы завершить сделку. Казалось, Влад имел основания быть довольным этим днем.
Затем он поехал в офис «Нефтяных гор», и уже там открыл письмо от российского частного детектива. Настроение у него испортилось, — сразу по нескольким причинам.
Но тут зазвонил его смартфон. «Марьям» — было написано на экране. Влад только хотел ответить что-то шутливое, но услышал:
— Меня задержали! Прямо здесь, в суде. Везут в полицию.
— Куда везут, сказали? — сразу спросил Влад. Мгновенно сработал профессиональный инстинкт адвоката, — которым он уже не был, но кое-что в мозгу остается навсегда. Марьям, несмотря на панику, поняла, что от нее требуется.
— Городское следственное управление.
— Ничего им не говори. Ни слова. Что бы они тебе не рассказывали, слышишь?! Держись. Меня к тебе не пустят, но помощь идет.
Тут же он набрал другой номер.
— Гриць, ты на месте? Помнишь, ты говорил заходить, если что?
А поздно вечером, — может быть, это было уже начало ночи, — Влад и Григорий сидели на кухне в квартире Марьям, пили кофе и курили.
— Сразу вижу, здесь еще и обыск был, — сказал Гриша. — Что забрали?
— Мелочи какие-то. Сумочку женскую, еще что-то… Ноуты не трогали, как ни странно. — Для Влада это было очень важно. — Ну, и все деньги из дома, как они делают. Но это не проблема, у меня в банке все, а потом я их за это так взгрею… Лучше скажи, как там дела?
— Паршиво. Ночевать твоя подруга в камере. Завтра — санкция. Ты же понимаешь, они это намеренно делают, чтобы раньше понедельника залог внести было невозможно. И они большую сумму определят.
— Сумма-то не проблема… Но вытащить ее надо любой ценой. В чем подозревают-то?
— Сто девяностая. — Статья 190 Уголовного кодекса предусматривала ответственность за мошенничество. — Какая-то бизнес-леди заявила, что твоя Марьям требовала у нее деньги, якобы для судьи, в качестве взятки. Но на самом деле в это время находилась в отпуске, и вообще никаких денег передавать не собиралась.
— В отпуске, говоришь? — Влад прищурился. — А ну, расскажи с подробностями с датами. Какая сумма там, кстати?
— Двенадцать тысяч долларов. Двумя частями.
— Угу… А из квартиры забрали двадцать две. И большая часть — это мои деньги, что я легко докажу… Но это потом. Надо Марьям вытаскивать. Так какие там, говоришь, дать?
Григорий рассказал, о чем шла речь в подозрении. Влад выслушал и сказал:
— Идиоты!
А потом они вдвоем составили план действий на завтра.
— Кстати, твоя подруга беспокоится, что я с тебя возьму много! — улыбнулся напоследок Грць.
— Завтра ей скажи, что это не имеет значения. А что до прочего… — он улыбнулся. — А знаешь что? Пусть кое-что останется сюрпризом. Только не забудь мне сбросить все материалы, которые вам вручат вместе с ходатайством о мере пресечения. Все, до последнего листочка. А я уж подберу, чем все это опровергнуть…
После ночи в камере Марьям была в состоянии странного оцепенения. Григорий Фертель не мог понять причины, — он просто не знал, что с ней произошло совсем недавно, в Каластане. Казалось, после этого все стало хорошо… Но теперь жизнь, казалось, снова пошла под откос. Какая разница, потерять ее физически, или просто потерять все, что в жизни есть? Пока вчера ехали в полицию, ей прямо в машине обрисовали перспективы. Тогда мозг, кажется, не воспринял все, как положено. Но бессонная ночь в камере, — и воображение нарисовало все, что должно произойти дальше.
Конечно, Григорий Михайлович попытается что-то сделать. Но… она сама знала, как в судах часто слушают адвокатов.
А теперь ее завели в стеклянный «аквариум» в зале суда, и сняли наручники. Для конвоя не было разницы между ней и теми, кого подозревали в насильственных преступлениях, — меры безопасности были одинаковы. А ее эти скованные за спиной руки добили. Почти, как тогда…
Вот только Искандер больше не окажется рядом. И Влада рядом нет. Хотя адвоката пригласил именно он, но…
Кажется, слова Фертеля проникали в сознание через одно. А тот рассказывал, что, кроме обычных вещей, будет пытаться опровергнуть подозрение уже на этом этапе.
— Вообще, следственные судьи не очень любят оценивать достоверность подозрения. Но у нас есть козыри… — У кого это — «у нас»? — Сейчас кое-что подвезут… К тому же, — загадочно улыбнулся адвокат, — с судьей нам повезло.
— Почему? — спросила Марьям. Но опытный адвокат чувствовал: это — чисто механически. Все ее мысли — далеко. Что она там себе представляет, будущий срок заключения?
— Потому что он нас знает. — Опять она не поняла — кого это «нас»? — Увидишь. Итак, ты называешь себя, а потом говоришь, что пояснения пока давать не будешь. Все остальное буду делать я. — Адвокат не придерживался бы такой тактики, но видел, что подзащитная не в том состоянии, чтобы активно защищаться. Более того, еще и может сказать что-то не то. — Сможешь?
— Да. — Плохо, подумал он. Даже не «конечно». Простой односложный ответ. Но, кажется, хотя бы поняла, что от нее требуется.
— И еще одно. Я бы мог требовать, чтобы тебя выпустили отсюда и посадили рядом со мной. Я часто так делаю, и практика Европейского суда позволяет. Но в твоем случае — не буду этого делать. Судья — мужчина, пусть он тебя пожалеет. — Адвокат улыбнулся. Марьям никак не отреагировала. Только потерла пальцами левой руки запястье правой, а потом наоборот, — наручники сняли, а неприятное ощущение сохранялось. Ей было все равно, да и какая разница, если потом отправят обратно в камеру? Установят ли залог? Будет ли Влад его вносить? — Ладно, мне тут должны кое-какие документы привезти. Сейчас вернусь. — Григорий Михайлович вышел из зала. Марьям понимала, что сейчас он вернется, но почувствовала себя еще более беспомощной. И присела на скамейку в «аквариуме».
Свое место за столом занял прокурор, — его Марьям видела впервые. А в зале сидел следователь, который ей объявлял подозрение и пытался вчера допрашивать, — она, как и говорил Влад, а потом Григорий Михайлович, отказалась давать какие-либо показания. Следователь пожал плечами и записал это в протокол. Затем адвокат сказал, что давно его знает, и охарактеризовал: «Тварь редкая!». Это Марьям еще раньше успела понять. Фертель вернулся в зал последним, в руках его была папка с какими-то документами, — помимо тех, что уже лежали на столе. Он ободряюще кивнул, но сказать ничего не успел, потому что в зале появился судья. Фамилия его была Родаченко, об этом Григорий Михайлович уже говорил. Но до сих пор она никогда о нем не слышала. Он занял свое место, пригласил всех садиться и объявил о начале рассмотрения ходатайства прокурора о применении меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении Аевой Марьям Каримовны. Секретарь сообщил, кто присутствует в зале, и судья начал выяснять ее анкетные данные. Марьям механически назвала фамилию, имя, отчество, место жительства и работы. На вопрос о семейном положении ответила: «вдова». Судья на секунду посмотрел на нее удивленным взглядом, — но она этого почти не заметила.
— Слово для обглашения ходатайства предоставляется прокурору, — сказал, наконец, судья. Прокурора можно было почти не слушать. Письменное ходатайство ей было вручено, — как и адвокату, — несколько часов назад. Она его прочла и, кажется, могла наизусть процитировать некоторые места, но… сознание не воспринимало, что это о ней самой. А уж юридических документов она видела много, хотя и не по уголовным делам, — административный суд, где Марьям работала, их просто не рассматривал. Вину свою в том, в чем подозревали, она все равно отрицала. В ходатайстве фигурировали статьи 15 и 190 часть 3 Уголовного кодекса — покушение на мошенничество в крупных размерах. Прокурор зачитывал, что какая-то женщина подала заявление, будто Марьям требовала у нее деньги — больше чем десять тысяч долларов — для передачи судье. Но та не поверила, однако почему-то первую часть денег передала, при встрече в кафе, а потом заявила в полицию. Прокурор указывал, что подозреваемая может пытаться скрыться, или скрыть доказательства, воздействовать на свидетелей и потерпевшую, и этим обосновывал необходимость ареста.
— Слово предоставляется защитнику, — заявил судья. Фертель поднялся со своего места:
— Ваша честь, прежде всего, прошу принять во внимание жалобу на незаконное задержание моей подзащитной, которую я подал сегодня. Задержание произошло с нарушением статьи двести восьмой УПК. Как известно, преступление, в котором она подозревается, не является коррупционным, но тогда задержание без решения следственного судьи могло произойти только во время или непосредственно после совершения преступления. А еще, ваша честь, у меня будет несколько ходатайств… Об исследовании доказательств.
— На этом этапе? — удивился судья.
— Да. Я хочу доказать не просто необоснованность подозрений, а то, что подозреваемая не могла совершить то преступление, о котором идет речь в ходатайстве прокурора. Просто не могла, а доказательства сфальсифицированы. Вы знаете, что я нечасто делаю такие заявления, и нечасто заявляю такие ходатайства при рассмотрении вопроса о мере пресечения. Но в данном случае это необходимо.
— И о чем вы просите?
— О допросе одного свидетеля. А потом еще будет ходатайство о приобщении копий нескольких документов… Это не займет много времени, ваша честь.
— Хорошо, заявляйте ходатайство насчет свидетеля. — Судья явно намеревался его удовлетворить.
Василий Родаченко работал судьей не первый год. С этим делом что-то было не так. Он научился разбираться в людях. Состояние этой девушки, — хотя она сказала, что вдова, — было какой-то ое Кажется, она никак не ожидала… нет, не задержания как такового, а того, что ее вообще могут в чем-то обвинить. Или тут что-то еще?
Фемида должна быть слепой, но судья, действительно, не хотел отправлять молодую женщину за решетку без сверхвесомых оснований. Тем более, та сама была сотрудницей суда. Он хорошо понимал, что сама по себе история, которую изложил в ходатайстве прокурор, могла иметь место. Но… видел в ней некоторые нарушения логики. У него тоже была помощница, девушка примерно такого же возраста. И судье казалось, что если бы нечто подобное произошло в этом суде, — это был Шевченковский районный суд Киева, потому что в этом районе располагалось городское следственное управление, и вопрос о санкции на арест по инициативе его следователей решали судьи этого суда, — то… все происходило бы несколько иначе. В сочетании со странным состоянием подозреваемой, это заинтересовало его. К тому же… Простую помощницу судьи защищает Григорий Фертель, один из самых дорогих адвокатов по «коррупционным» делам. Он сразу решил, что даст защите подать все доказательства, какие она считает нужным. Тем более — после такого заявления адвоката. В таких делах обычно говорили об отсутствии доказательств, а не о невозможности совершения преступления.
— Хорошо, заявляйте ходатайство о допросе свидетеля.
— Я прошу допросить в качестве свидетеля Бурсака Владлена Юрьевича.
— Он присутствует в суде?
— В коридоре, ваша честь.
— Пригласите в зал.
Влад с иронией подумал, что сегодня он вспомнил молодость. Потому что жалобу на незаконное задержание писал именно он. Конечно, от имени Григория Фертеля, утром завез тому на подпись, а уже адвокат неизвестными путями заставил канцелярию суда принять ее в выходной. Это был подвиг. Обычно работать в выходные никто не любит, хотя следственным судьям приходится: если истекают сроки задержания. Или, как сейчас, следователь подает ходатайство об аресте в выходной, чтобы, если судья определит залог, его нельзя было внести раньше понедельника, и человек хотя бы пару ночей провел в камере.
Затем Влад вернулся домой, — в квартиру Марьям, — ему оставалось только ждать. Но ждать пришлось недолго. Следователь, как и положено, вручил копию ходатайства об избрании меры пресечения за несколько часов. Григорий отсканировал все документы, — само ходатайство, протокол допроса заявителя, некоторые другие, а протокол обыска Влад сам видел, как как присутствовал, — в смартфоне адвоката была установлена программа-сканер. И сбросил Владу на электронную почту, а тот на ноутбуке открыл pdf-файл и быстро все прочел. Ругаясь по поводу идиотов в полиции, быстро подобрал соответствующие документы, а потом поехал искать ксерокс, — у Марьям дома даже принтера не было. Быстрее всего было поехать в офис «Нефтяных гор» и самому сделать все необходимые копии, а потом приехать в Шевченковский суд и перед самым заседанием передать все адвокату. А самому остаться ждать в коридоре.
Теперь он вспоминал, как в дороге услышал по радио, в программе, где можно было передать привет и песню, сообщение: «Влад, извини, я была неправа. Ты самый лучший! Катя». И песня была соответствующая. «Ах, вернисаж, ах, вернисаж!». Если это было адресовано ему (имена не были редкими), то… Еще пару месяцев назад он бы задумался. А теперь — только вспомнил анекдот, когда женщина говорит мужчине: «Ты лучший!», и тот понимает, что где-то таки было соревнование… Видимо, все это было все же для него. Бывшая невеста знала, какую станцию он обычно слушает в машине, и какие песни ему нравятся, вот из этого советского ретро… Но… слишком поздно. И мало кто из мужчин простит, когда его называют бездарностью и ничтожеством. Где-то на краю мозга пробежала мысль, а не могла ли Катя узнать о наследстве? Хотя — откуда бы? Об этом, к счастью, нигде не писали, ни в Украине, ни в России.
Впрочем, сейчас ему было не до того. Особенно, когда открылась дверь зала суда, и его пригласили внутрь.
Краем глаза Влад посмотрел на сгорбленную фигуру Марьям на скамье в «аквариуме». Хотя Григорий изначально ему объяснил эту тактику, — сердце сжалось. Марьям, кажется, сидела, совсем отрешенная от происходящего. Но подняла глаза, когда он вошел в зал. Невольно он сравнил ее взгляд теперь и тогда, в старой крепости. Тогда в ее глазах была мольба о спасении, это он хорошо помнил. Возможно, потому, что каждый человек из ее народа знал об этой традиции… и был внутренне готов…? Теперь — безнадежность. Тогда она сначала смирилась, — наступило принятие, — но, когда появился вариант спасения, мгновенно приняла решение и начала действовать. А теперь — смириться не могла, но и действовать была неспособна. И думать тоже.
Нет, так не пойдет. Но нельзя сейчас подавать никаких сигналов. Судья смотрит на него. Смотрит внимательно. Даже на его расстегнутый полушубок, тот самый, купленный в Чарахкале. Недешевая и необычная в Киеве вещь. А сегодня холодно, хотя и нет снега…
Началось выяснение личных данных, — когда Влад назвал место работы и должность: акционерное общество «Нефтяные горы», член наблюдательного совета, — судья посмотрел на него с любопытством. Затем задал вопрос:
— Какие у вас отношения с обвиняемой?
И Влад ответил лаконично и честно:
— Близкие.
Взгляд судьи стал еще более заинтересованным. А Марьям, наконец, села прямо, глаза ее расширились. Пожалуй, покраснела бы, если бы не то, какой бледной была она, наверно, еще со вчерашнего вечера. А судья дал защитнику слово для допроса свидетеля, вызванного по его ходатайству.
И Гриць задал вопрос о дате, когда Марьям якобы, будучи в отпуске, продолжила вымогательства денег у заявительницы.
— Вам известно, где тогда находилась подозреваемая?
— Известно. В городе Хасанкала, Республика Каластан, Российская Федерация, — ответил Влад. — А еще точнее — в моем тамошнем доме.
— Сколько это километров от Киева?
— Я не считал, но несколько тысяч. Это — Северный Кавказ. И я хочу сообщить суду некоторые важные детали. Мы… познакомились за несколько дней до этого, там же, в Хасанкале. Из личных данных вам, вероятно, известно, что это — ее малая родина… Со слов Марьям я знаю, что она там перед этим находилась около двух недель. Но, как я уже говорил, познакомились мы за несколько дней до этого. В результате… тех событий, когда мы познакомились, она потеряла паспорт. Это мне известно абсолютно точно. Потому что за день до той даты, о которой вы спросили, мы вместе ездили в город Чарахкала, — это столица Каластана, — где Марьям подала заявление о потере паспорта в местную полицию. А после этого, через несколько дней, мы поехали на машине в Ростов, там находится украинское консульство. В консульстве Марьям получила удостоверение для возвращения в Украину вместо утерянного паспорта. Это мне известно совершенно точно, мы ездили вместе, на моем автомобиле. И, конечно, между этими датами находиться в Украине она физически не могла.
Взгляд судьи стал заинтересованным. А Фертель продолжал задавать вопросы:
— А могла моя подзащитная из этого, — как вы сказали, Каластана? — позвонить кому-нибудь, например, с целью вымогательства денег?
— Только если бы ей кто-то дал для этого телефон. Потому что ее собственный был поврежден… одновременно с утерей паспорта. Он не работал. Из этого поврежденного телефона я лично вытаскивал сим-карту, которую отдал Марьям только в Киеве, после покупки нового аппарата. Поэтому звонить с собственного номера она не могла. И я не видел, чтобы она там пользовалась еще чьим-то телефоном, — кроме моего, для разговора с братом, который живет там же, в Хасанкале.
— Может быть, вам что-нибудь известно о том, когда именно у моей подзащитной появилась сумка… — адвокат посмотрел в свои записи… — бренда «Валентино», коричневого цвета, с золотистой металлической буквой V?
— Известно. Поскольку эту сумку я ей и подарил, — улыбнулся Влад. — Но для того, чтобы объяснить, как это произошло, хочу сообщить: я вообще-то поехал в Каластан, чтобы принять наследство. — Он коротко рассказал историю смерти сестры и наследственной трансмиссии, но не сказал ни слова о том, что сестру при жизни не знал. Это не относилось к делу. — Так вот, сумка, о которой вы спрашиваете, принадлежала как раз сестре. Вместе с некоторыми другими вещами, — обстоятельства сложились так, что возникла такая необходимость, — я ее подарил Марьям. Она, правда, отказывалась… Сумка была вместе с другими вещами в доме в Хасанкале. Сестра была большой аккуратисткой, — улыбнулся Влад. — Все чеки на такие покупки она хранила, а я на всякий случай привез их в Украину, — на те вещи, которые мы везли с собой. На случай, если будет нужно для таможни. Эта сумка, если судить по чеку, была приобретена в бутике в Москве, в 2018 году.
— А привезла подозреваемая сумку в Украину когда?
— Мы возвращались вместе. Уже после тех дат, о которых вы спрашивали. — Он назвал день. — И уже здесь Марьям иногда ходила с этой сумкой, это я видел.
— А другой такой сумки у нее не было? — уточнил адвокат. Влад пожал плечами.
— Я не видел. И сомневаюсь: если верить чеку, она стоила на российские деньги больше двух тысяч долларов. Моя сестра была замужем за довольно состоятельным каластанским бизнесменом… Сомневаюсь, чтобы Марьям сама покупала такие вещи.
— Что еще вы можете сообщить по делу?
— По делу? Ничего. — Влад снова пожал плечами. — Понятия не имею, чем там Марьям занималась в своем суде, мы почти не разговаривали ни об этом, ни о том, чем я занимаюсь в своей компании. Хотя мне известно о двух инцидентах, которые можно расценить как нападения на нее. Об одном я знаю с ее слов, — провокация, которая произошла в суде. А вот во втором, точнее, первом по времени, — участвовал сам, потому что был за рулем ее автомобиля. — Влад коротко рассказал о столкновении с «активистами». — По данному факту есть уголовное производство, расследуется Печерским райуправлением. Мы оба признаны там потерпевшими, я — как лицо, на которое произошло нападение, Марьям — как владелец поврежденного автомобиля. Насколько мне известно, двое фигурантов под арестом, третий — под ночным домашним. Пожалели…
— У меня все, ваша честь, — развел руками Григорий. Не надо было быть психологом, — а Влад после лет жизни с Ольгой немного разбирался в этой науке, — чтобы увидеть, насколько заинтересовался судья. Взгляд его из-под очков перескакивал с Марьям на Влада, с Влада на адвоката. А вот на прокурора и следователя он не смотрел.
Но слово прокурору для допроса свидетеля, конечно, предоставил. Тот сначала спросил, что же такое произошло с паспортом и телефоном подозреваемой в России. На что Влад ответил коротко:
— Сгорели.
— Можете сообщить, при каких обстоятельствах? — спросил прокурор, и Влад уже начал формулировать ответ, который не объяснил бы ничего конкретно, но вмешался судья:
— Уважаемый прокурор, разве это является предметом нашего рассмотрения? По-человечески мне тоже, может быть, интересно. Но для решения вопроса о мере пресечения это не нужно. А расследование чего-то, кроме указанного в ходатайстве, мы здесь не ведем, и я не буду тратить на это время. Ваш вопрос снимается.
Затем прокурор пытался сбить его с толку по датам, из чего, конечно, ничего не получилось.
— Вы мои анкетные данные внимательно слушали? — спросил Влад. — Это все произошло сразу после моего дня рождения. Сорокалетие, которое пришлось, так сказать, отмечать там одному, в чужом городе. Как вы думаете, я бы мог перепутать даты?
Правда, прокурор еще не знал, что его ждет впереди. А Влад сказал, отвечая на вопрос, который, чувствовал, был у прокурора последним:
— Я сообщил, что знаю. А сейчас скажу то, что думаю. Подробностей, в чем заключается подозрение, я не знаю. Но не верю. И дело здесь не только в том, что, мне кажется, я Марьям понимаю. Еще и в другом. Мы… планировали будущее. А, если уж мне пришлось сказать об этом наследстве, которое получил в России… Тогда объясню, что… на этом фоне любые суммы, которые, теоретически, может получить, чем-то злоупотребляя, помощник судьи, — это мизер. Я не верю, что она стала бы рисковать… будущим, ради этой мизерной выгоды. А то, что я знаю, что я видел собственными глазами, я вам рассказал. — И он посмотрел сначала на прокурора, а затем прямо в глаза судьи.
— Хорошо, свидетель, можете быть свободны, — сказал судья. — Если больше никто не имеет вопросов.
Влад отошел от трибуны, за которой давал свои показания, и занял место в зале, сбоку от «аквариума». Вот теперь можно было встретиться с Марьям взглядом и подмигнуть. В ее глазах теперь светилась надежда, и сидела она на скамье с прямой спиной. Очень хорошо.
Судья в этот момент смотрел на защитника, который заявлял новое ходатайство:
— А теперь прошу приобщить к делу несколько документов. Копию справки, выданной УМВД Чарахкалы, Республика Каластан, Россия, об обращении гражданки Украины Аевой Марьям Каримовны об утере паспорта. Копию удостоверения, выданного на имя Аевой Марьям Каримовны консульством Украины в Ростове, Россия. Копии авиабилетов на ее же имя. И прошу обратить внимание на даты всех указанных документов, и сравнить с датами, указанными в ходатайстве и сообщении о подозрении, когда, по версии следствия, совершено преступление. Копия свидетельства о праве на наследство на имя свидетеля, где указано, что наследство в порядке наследственной трансмиссии переходит от Талаевой Златы Юрьевны. Копия чека о покупке сумки «Валентино», где указано имя и номер дисконтной карточки Златы Талаевой. Копию выписки из Единого реестра досудебных расследований в уголовном производстве о хулиганстве, где потерпевшими признаны как моя подзащитная, так и свидетель, а описание обстоятельств уголовного производства совпадает с тем, что сообщил свидетель. — Адвокат сделал паузу, а затем нанес последний удар. — Копию сообщения судьи Окружного административного суда города Киева Наймытовской в Высший совет правосудия о вмешательстве в ее деятельность, а именно — попытку подбрасывания денежных средств в помещении суда в сумочку ее помощницы Аевой Марьям Каримовны.
— Ставиться на обсуждение заявленное ходатайство, — сказал судья. — Подозреваемая, поддерживаете ходатайство своего защитника? Понятно. Прокурор, что скажете?
— Считаю эти документы не относящимися к делу. Зачем нам сообщение судьи, или свидетельство о праве на наследство на имя свидетеля? — смог выдавить из себя прокурор. Было видно, что нечасто ему приходилось получать такие удары в судебном заседании, тем более, на «рядовой» санкции на арест.
— Суд постановил: ходатайство удовлетворить, — произнес судья. — Указанные документы приобщить к материалам дела. Стороны предоставили все доказательства..?
Судья объявил, что предоставляет слово для выступлений сначала прокурору, потом защите. Влад и Марьям не слушали их, а смотрели друг на друга сквозь стекло.
А меньше, чем через час, они, стоя, слушали решение, которое оглашал судья. До этого им удалось коротко поговорить, — кажется, то, что произошло, произвело впечатление даже на конвой, поэтому, когда судья удалился в совещательную комнату, а Влад подошел к «аквариуму», его попросили отойти только через несколько минут. А он успел сказать:
— Не паникуй. Все будет хорошо. В любом случае.
— Теперь… я верю! — Кажется, само присутствие Влада, то, что он… явился на помощь и взялся за это дело, вернуло ей силы надеяться на лучшее.
И вот судья вернулся из совещательной комнаты. И огласил решение, резолютивная часть которого была:
— В удовлетворении ходатайства о применении меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении Аевой Марьям Каримовны отказать… Признать незаконным задержание Аевой Марьям Каримовны… Освободить Аеву Марьям Каримовну из-под стражи в зале суда.
А потом судья зачитал обычную формулировку о том, как может быть обжаловано определение. Это, конечно, было интересно не Марьям с адвокатом, тем более не Владу, а прокурору. Хотя требования закона о том, как обжаловать такие решения, он сам знал. Но сразу решил: будет пытаться доказать своему руководству, что при таких обстоятельствах делать это нет смысла.
Конвой открыл двери «аквариума», и Марьям, наконец, вышла наружу. И сразу оказалась в объятиях Влада, а потом просто повисла у него на шее. В буквальном смысле — на какое-то время ее ноги оказались в воздухе. А когда отпустила его, то услышала, как судья говорит прокурору, который собирал свои бумаги:
— Не отправлю я человека в СИЗО при таких доказательствах. Займитесь своими заявителями лучше, это точно подстава какая-то.
Секретарь, молодой парень, подошел к адвокату и сказал, чтобы они дождались решения, — копии должны были вручить всем участникам процесса. Судья в своей мантии вышел из зала, за дверью исчезли и прокурор со следователем. Краем уха Влад услышал сердитый голос прокурора:
— Что же ты нас так подставляешь? Как вы там работаете вообще? С ума сошли — с таким алиби человека… — Дальнейшее уже не было слышно.
Они втроем с адвокатом тоже вышли из зала суда. Марьям говорить почти не могла, в глазах стояли слезы. А Влад успокаивающе говорил:
Ну, я же говорил, что все будет хорошо! Сейчас получим все бумаги — и поедем домой…
И, действительно, меньше, чем через час, они сидели на кухне и курили. Даже перехватили только по бутерброду, — есть хотелось, а вот готовить настроения не было. За окном было темно.
— Ты… опять меня спас! — сказала Марьям. — Я бы там не выдержала.
— Ну, не я, а Гриць, — улыбнулся Влад. — Я только немного помог.
— А… как вы это сделали?
— Ты, кажется, не очень следила за процессом, — со смесью укоризны и юмора сказал Влад. Она нервно рассмеялась и глубоко затянулась сигаретой.
— Да как-то мне не до того было. К тому же… там, в Хасанкале, у меня как-то… календарь смешался… Поэтому и не подумала сразу…
— А зря. Если бы ты сопоставила даты… Это же очевидно: когда ты сидела в Хасанкале без документов и телефона, то точно ни у кого требовать деньги не могла. А вот то, что на описание этой заявительницей сумочки, которая в то время, о котором она писала, еще лежала в шкафу, оставшемся мне от Златы, обратил внимание я, мужчина, а не ты, — это уже просто позор! Ну, а после того — мне пришлось только подобрать документы, скопировать и завезти Григорию перед заседанием. Только чтобы получить копию обращения твоей судьи, ему пришлось связаться с ней самой. Она, кстати, в выходной на работу приехала, чтобы копию снять… Так что она к тебе хорошо относится…
— Но ты же сам вышел на ту трибуну показания давать! И о наследстве своем рассказал…
— О наследстве — пришлось, да это и не секрет. Ты думаешь, каждый, кому действительно интересно, из той же полиции, не выяснит..? А что касается показаний… Ты, возможно, уже поняла, что Гриша… в уголовном процессе любит свою драматургию. А тут еще с судьей повезло. Василий сам из адвокатов. Мы некоторое время даже вместе работали. Друзьями не были, но отношения были хорошие. И… он в курсе моей истории. И профессиональной, и семейной… Ты, конечно, не обратила внимания, но ему было очень интересно, где я сейчас работаю. И этим делом он таки заинтересовался. Отчасти из-за меня, а отчасти — сам заметил, что здесь что-то нечисто. Но это же было бы неразумно — не использовать такое преимущество, правда? А потом — немного откровенности и убийственные факты… Лучше скажи, почему ты все-таки была в таком состоянии?
— Я не верила… что выйду оттуда. Не только сейчас… Этот следователь, еще пока мы ехали вчера…
— Его я тоже знаю. Мерзавец еще тот. Фамилия его — Канис…
— Да, он рассказывал, что его прадед был латышским стрелком и чекистом… Тоже запугивал, что ли… Иначе зачем мне это знать..?
— Он всем это рассказывает. — Влад рассмеялся. — Кстати, про латышского стрелка — это правда, кажется… Не уверен, что фамилия прадеда было именно такая: сто лет назад при оформлении документов большевистские писари часто делали ошибки… Но дело не в том, что он гордится предком. Наш следователь, кроме всего прочего, страшный антисемит, и очень переживает, чтобы его, из-за фамилии, никто не воспринял за еврея. Ну, и немного давит на психику… Но мы-то — юристы, мы учили латынь. А потому знаем, что Canis — это просто собака!
Здесь рассмеялась и Марьям, немного нервно. А потом продолжила:
— Так вот, он мне по дороге рассказывал, что меня посадят, и все, даже квартиру, конфискуют. Пойду, говорил, лет через восемь жить на вокзале, никому не нужная. Да, потом приехал Григорий Михайлович, но я понимала…
— И так запаниковала, что даже не подумала о датах, о том, что у тебя есть алиби…
— И как бы я… оттуда это доказывала? Даже если бы вспомнила…
— Ну, способы есть. Ходатайство о запросе пограничникам, хотя бы… Но, конечно, нам извне это было легче. И быстрее, — снова улыбнулся Влад. — Вот увидишь, завтра на странице Гриши будет пост о том, как суд отказал в мере пресечения! Без указания на тебя, конечно. Для него это тоже — успех. Такое, чтобы отказали полностью, да еще и признали незаконное задержание, нечасто бывает.
— И ему это тоже подарил ты…
— Да затем лавры поделим! — Влад считал, что надо все, что можно, сейчас сводить к шутке. — Нам еще работать и работать. Григорию — подавать в понедельник заявление на твою заявительницу, за заведомо ложные показания. Чтобы в следующий раз даже не думала..! И на Каниса этого тоже. Он уже многих достал, и нас с Гришей тоже. К тому же, надо, чтобы к тебе подойти боялись… — Тон Влада стал серьезным. — Я, конечно, не генерал Аев, у меня батальона подчиненных с оружием нет. Но… пока голова есть, и сделать так, чтобы они поняли: себе дороже выйдет, — могу! На него просто так бы никто не «наехал», а я теперь хочу добиться того же самого…
— Не любишь, когда у тебя отбирают то, что тебе принадлежит? — слабо улыбнулась Марьям.
— Опять ты за свое… — укоризненно покачал он головой. — Мы же договаривались — без вот этого… Но я тебе другое скажу. — Влад подвинул свой стул так, чтобы можно было прижать Марьям к себе. — Когда тогда, в Хасанкале, ты мне рассказала о себе… Ты почему-то тогда подумала, что после этого я тебя… верну Хамзату с Расимом. А я подумал тогда совсем другое. — Он сделал паузу. — «Обидеть больше — не дам!». Если, конечно, сама решишь остаться… — Еще одна маленькая пауза. — Понимаешь, мне уже сорок. А это значит, что жить, скорее всего, осталось меньше, чем уже позади. Тем более, отец умер довольно молодым… А еще… Ты читала Конан Дойля? Помнишь теорию Шерлока Холмса о том, что жизнь каждого человека повторяет историю его семьи?[1] Так вот, это про меня. У отца распалась семья, у меня тоже… Вот, разве что, я с сыном пытался видеться. Кстати, неоднократно замечал такое. У моего приятеля отец женился в восемнадцать, развелся через два года, он сам женился в девятнадцать, развелся через три года, его сын — в восемнадцать, уже два года держится… А еще — подобное тянется к подобному. У меня была… можно сказать, невеста, так она сама с такой же семьи, с такой же историей… Своего отца она даже по имени никогда не вспоминала. Это все… замкнутый круг. Который затягивает, как болото. И я… решил, что сама судьба дала мне возможность все изменить. На те годы, что остались… — Он улыбнулся. — Казалось бы, почему это..? Но почему-то такая мысль мелькнула еще, когда поймал твой взгляд, там, в крепости…
На минуту воцарилось молчание, а затем Марьям высвободилась и встала со стула. На глазах ее стояли слезы, но голос был спокоен.
— От меня, кажется, тюрьмой пахнет… Пойду смою.
— Не так долго ты там пробыла…
— Все равно. Надо…
— А потом?
Марьям с улыбкой махнул рукой в сторону комнаты:
— Благодарить тебя буду! — Она тоже сделала маленькую паузу. — За то, что сделал, и за то, что сказал…
[1] Рассказ Артура Конан Дойля «Пустой дом», Шерлок Холмс говорит о полковнике Моране.